Введение

Категория авторства — одна из ключевых в литературоведении, можно даже сказать, что литературоведение как наука о художественной литературе возникает в тот момент, когда начинается рефлексия над понятием «автор» и его ролью в произведении. Все остальные традиционные категории, как то: «содержание», «форма», «идея», «отражение», «стиль» и т. д. и т. п. — свойственны любым литературным произведениям, а не только чисто художественным, для которых «автор — носитель напряженно-активного единства завершенного целого, целого героя и целого произведения, трансгредиентного каждому отдельному моменту его»¹. М.М. Бахтин в только что процитированной работе, пожалуй, первым из исследователей поставил проблему авторства с такой глубиной проникновения в художественное произведение и такой широтой охвата литературного материала. Современное литературоведение редко сочетает в себе обе бахтинские координаты, в частности отечественное литературоведение гораздо больше использует категорию В.В. Виноградова «образ автора»², а зарубежное литературоведение, если отрывается от рецепции представлений о смерти автора³ или борьбы с ними⁴, то сосредоточивается на функционировании понятия «автор» в избранном историческом периоде⁵. Однако цельной теории авторства до сих пор не создано, как не создано и цельной его истории.

Данная работа, конечно, не претендует на создание такой цельной теории литературного авторства, а тем более его истории. Мы стремились сосредоточиться лишь на одном моменте теории авторства, а именно на моменте зарождения самой категории. Серьезных работ по генезису категории авторства, насколько нам известно, не существует, и мы вынуждены были продвигаться в этом направлении едва ли не ощупью. В результате в центре темы оказался золотой век английской литературы. С одной стороны, для этого периода всегда осознавалась проблема если не авторства вообще, то уж по крайней мере, автора-драматурга. С другой стороны, несколько парадоксальным образом главным автором английского Возрождения оказывается драматург par excellence — Уильям Шекспир. Парадокс заключается в том, что само авторство этого поэта-драматурга оказалось под вопросом. Мы предположили, что проблема авторства в золотом веке в целом и проблема авторства шекспировского канона — вещи взаимосвязанные, и только в этой взаимной связи они имеют шанс быть решенными.

Шекспировский вопрос или противоречия авторства произведений Великого барда — кость в горле европейской гуманитарной науки, особенно истории и филологии. Причем эта кость так глубоко и так давно сидит в этом горле, попытки вытащить ее столь болезненны и безрезультатны, что в целом академическая наука предпочитает просто не замечать проблемы, а всякий, кто все же стремится ее разрешить, автоматически подпадает под квалификацию безнадежного безумца⁶, маниакально зацикленного на мнимых задачах.

И надо признать, этот отчасти вынужденный прием полного отрицания проблемы в большинстве случаев достигает цели. Ведь альтернативных кандидатов на роль Шекспира довольно много (даже основных с полдюжины, не меньше), и сразу понятно, что пять из шести партий оппозиционеров ошибаются. Сразу понятно потому, что стратфордианская гипотеза и сама держится монолитным единством авторства и от «легальной» оппозиции допускает только одного кандидата на роль Шекспира, несмотря на то что различные традиционные текстологические, а также новейшие лингвистические (в том числе с использованием компьютеров) исследования показывают, что едва ли не половина всех произведений, изданных под фамилией Шекспир, написаны в соавторстве или вообще не тем автором, которого принято называть «Великим бардом»⁷, а значит, имя «Шекспир» — псевдоним в любом случае, даже если большую часть пьес написал человек, родившийся в Стратфорде в 1564 году.

Писательский стиль — это не то же самое, что стиль живописца: художник может иметь свою школу, учеников, которые будут дописывать за мастером или даже создавать отдельные работы в его же ключе. Нечто иное понимается под школой в художественной литературе. Если и стояла «школа» за псевдонимом «Шекспир», то в этой школе было ведущее перо, доминировал один человек. Поэтому в нашем случае обычно говорят не о школе и учениках, а об авторе и редакторах⁸. В целом создание драматических произведений — это всегда в какой-то степени коллективный труд: актерский «материал» обычно уже изначально подразумевается автором, сами актеры в процессе репетиций и исполнения в той или иной степени влияют на текст пьесы⁹. Кроме того, драматургия XVI века в Англии в своих лучших образцах — это и произведения для печати, а при подготовке к печати книги тоже так или иначе редактируются. Но все это не мешает видеть авторское начало любого драматурга, в том числе и Шекспира, единым.

Однако проблема авторства не только в единстве, которое необходимо, разумеется, хотя с определенностью можно говорить об этой необходимости уже на достаточно продвинутом этапе развития авторства. Проблема авторства — в самом понятии, которое всерьез и формировалось Шекспиром. Понятие «авторство» и понятие «Шекспир» в рассматриваемый момент истории настолько тесно взаимосвязаны, что трудно определить, что первично: Шекспир как первый современный автор или приближающееся к современному понятие авторства, возникающее в произведениях Шекспира.

Конечно, формирование понятия индивидуального авторства происходило не только в произведениях Шекспира, в них оно нашло лишь наиболее полное воплощение. Предшественники тут необходимы не меньше последователей. И эти предшественники существовали: они были и отдаленными (исторически вплоть до Античности; географически: эпоха Возрождения в материковой Европе), и ближайшими (Джордж Гаскойн, Джон Лили, Роберт Грин, Эдмунд Спенсер, Кристофер Марло и др. в Англии). На всех доступных нам теоретических перипетиях понятия авторства в связи с Шекспиром мы останавливаемся в первой (вводно-обобщающей) главе, она действительно не только подводит к восприятию последующих глав, в которых теория либо подается сквозь призму текстологического или историко-фактологического анализа (гл. 2, 3, 5, в существенной части гл. 4), либо этому анализу аккомпонирует (гл. 3, 4, 6), но и в значительной степени является обобщением, выводом, сделанным на основании проделанной аналитической работы.

Определимся с терминами. Оставим точки для конца предложений

This will last out a night in Russia
When nights are longest there.
Все это тянется, как ночь в России,
Когда она всего длиннее там.

У. Шекспир. Мера за меру (Пер. Т. Щепкиной-Куперник)

Первые примерно сто лет после смерти Шекспира никто, кроме знавших его лично, не задумывался о его личности. Как мы пытаемся показать уже в первой главе, зрителей и читателей XVII века личность автора интересовала мало, да и понятие литературного авторства еще только начало формироваться. Впрочем, лично знавшие автора тоже вряд ли задумывались о проблемах атрибуции произведений, им написанных, они просто его вспоминали. Но ясно, что память о великом человеке, если ее не закреплять письменно, может пережить самого великого человека лишь на срок жизни того, кто вспоминает¹⁰. А письменных воспоминаний о драматурге Шекспире мы почти не имеем¹¹.

Но это бы еще полбеды. Беда, что нет никаких прижизненных упоминаний о том, что человек из Стратфорда занимался литературным трудом, нет ни письменных, ни печатных свидетельств об этом (все подробности см. в § 1 гл. 2). Практически обо всех мало-мальски известных людях Елизаветинской и Яковинской эпохи такие свидетельства и воспоминания сохранились¹², а о самом великом человеке эпохи не сохранилось ничего, ни письменно, ни печатно.

Уже одно это зияющее палеографическое безмолвие свидетельствует против Шакспера¹³ как реального автора, потому что придумать мотивировку, по которой было бы запрещено упоминать об Уильяме Шакспере из Стратфорда как о Шекспире, будь он действительно Шекспиром, не так-то просто. И предстоит еще попутно выяснить, как удалось запретить писать самому Шаксперу: от его руки до нас ничего не дошло, кроме шести подписей на юридических документах. То есть нужно мысленно очень уж изловчиться, чтобы объяснить, почему он стал persona non scripta (если еще не прошло время создавать неологизмы на латинском языке), или человеком бесписьменным и неописанным. А то, что молчание вокруг Шекспира-человека было не случайным, а преднамеренно организованным, само собой понятно и не требует никаких особых доказательств: случайно можно что-то сказать, проговориться, но замолчать такого человека случайно невозможно. Просто исходя из общих законов функционирования речи, в частности формирования молвы и ее фиксации.

Это глухое молчание шекспировского окружения (отсутствие переписки с Шекспиром, воспоминаний, каких-то юридических документов, связывающих его имя с литературными произведениями, и пр.) если не однозначно свидетельствует о том, что словосочетание William Shakespeare было псевдонимом, а не исходным именем великого драматурга, то значительно увеличивает вероятность этого.

Предположительно, Уильяму Шаксперу довелось сыграть роль живой или возможно посмертной маски, поставившей дополнительный экран между личностью автора и его псевдонимом¹⁴. Это, если рассматривать ситуацию с точки зрения готового, оформленного понятия авторства и с точки зрения сформированного представления о личности. А если рассматривать эти понятия в процессе становления, то стоит говорить не о пассивном экране, а об активном помощнике: маска-псевдоним Шакспер-Шекспир серьезно поработала в самом процессе зарождения авторства. Заведомо неадекватная произведениям фигура практически сразу же выпала из поля зрения как читателей, так и зрителей, и открылись разнообразные возможности создавать образ творца художественного произведения, не зацикливаясь на физическом лице, предположительно стоящим за этим образом.

Но значение Шакспера в комбинациях, использованных Великим бардом в сложных исторических обстоятельствах, связанных в частности и в особенности с зарождением понятия «автор», не должно приводить к банальной идентификации его с самим Шекспиром. При строго научном подходе Уильям Шакспер должен стать даже не первым среди равных претендентов на трон творца шекспировского канона, а равным среди равных, и то исключительно из уважения к традиции.

Обратить пристальное внимание на Шакспера из Стратфорда стоит не потому, что он был Шекспиром (скорее всего, не был), а потому, что он почти несомненно имел к шекспировской истории какое-то отношение. Этого преимущества у него не отнимешь. Никто из претендентов не может похвастаться такой практически априорной связью. Каждый из них имеет шанс стать Шекспиром, но может и не иметь к Шекспиру никакого касательства, кроме того, что претендент жил примерно в то же время в том же уголке Европы.

Итак, предположительно, Шакспер помогал скрывать (или создавать) тайну личности Шекспира. Насколько эта помощь была осознанна, насколько эта помощь была бескорыстна, мы точно не знаем, но то, что Уильям Шакспер вольно или невольно принимал в этом деле участие, едва ли может быть всерьез оспорено. Именно поэтому Шакспер должен быть привлечен как первый свидетель по делу. Во второй главе мы рассмотрим его «показания», которые очень близки к безоговорочному признанию своей вспомогательной роли.

Однако прежде всего подчеркнем методологически принципиальный тезис: необходимо честное, равноправное исследование правомерности притязаний всех кандидатов.

Исходя из этого тезиса и из того, что мы знаем о Шакспере, было бы справедливо с самого начала отказаться от явной или неявной предпосылки: Шекспир (Шакспер) из Стратфорда останется Шекспиром (автором известных пьес и поэм) до тех пор, пока не будет доказано, что Шекспир — это псевдоним кого-то другого. (Такую предпосылку иногда называют, не различая фамилии Шекспир и Шакспер, презумпцией шекспировского авторства.)

Если безусловно исходить из этого общего места шекспироведения, то доказать стратфордианцам, что Шекспир не равен Шаксперу, будет невозможно, потому что трудно представить себе доказательство, которое с абсолютной безупречностью утвердило бы авторство одного из претендентов. Шекспир не встанет из могилы и не скажет, к примеру, я — Марло или я — Бэкон. Автор определенно не оставил никаких обычных письменных свидетельств своего авторства: иначе они давно были бы найдены. Да и что бы это могло быть: черновики пьес? Но как доказать, что он написал эти черновики сам, а не под диктовку?

Любое доказательство, разрешающее тайну четырехсотлетней давности, может быть оспорено, любой отдельный факт может быть сочтен случайным совпадением или назван несущественным. А считать или не считать убедительной ту или иную совокупность фактов (каждый из которых может сам по себе быть подвергнут критике) — это прежде всего дело вкуса и личного взгляда.

Так что во многом это вопрос веры: если мы тверды в вере, что Шакспер и Шекспир — одно и то же лицо, то доказать нам противоположное будет почти невозможно, несмотря на все противоречащие этому факты, но как только мы априорно поставим Шакспера в ряд равноправных претендентов на псевдоним «Шекспир», тут же выяснится, что у некоторых претендентов оснований быть автором шекспировского канона, по крайней мере, не меньше.

Итак, методически предпосылочный тезис номер два: отсутствие абсолютно доказательной атрибуции шекспировских произведений не может автоматически превращать в признанного автора Шакспера из города Стратфорд на реке Эйвон. Традиция останется традицией, но научный взгляд не должен замутняться категорией привычного, если нас интересует истина. Если же мы используем науку как подсобный инструмент для поддержания своей веры, то это совсем другое дело. Только кто же из ученых в этом признается (даже самому себе¹⁵)?!

Первые сомнения в том, что Шакспер — это и есть Шекспир, зафиксированы лишь в последней трети XVIII века¹⁶, спустя примерно 50—100 лет после того, как была выдвинута стратфордианская гипотеза, вернее после того, как были приняты на веру посвящения из Первого фолио (Б. Джонсона и других), тексты явно двусмысленные, подразумевающие вычленение второго, не лежащего на поверхности смысла.

А в середине XIX века появилась первая серьезная гипотеза (Шекспир = Бэкон). И эта гипотеза была главной альтернативой стратфордианству, с учетом ускорения хода истории, очень долго: примерно до 20—30-х годов прошлого века, когда начало сказываться влияние книги Томаса Лоуни «Шекспир, опознанный в Эдварде де Вере...»¹⁷. С тех пор семнадцатый граф Оксфорд становится принцем шекспировской крови, главным претендентом на авторство.

В первом параграфе второй главы («Факты...») мы продолжим наши методические разграничения. Прежде всего важно увидеть разницу между именами Шекспир («Потрясающий копьем», имя, стоящее на всех первых неанонимных изданиях произведений Великого барда) и Шакспер (слово, не обладающее значимой внутренней формой) — фамилией семьи из Стратфорда на Эйвоне. Эта разница имен существует априорно, но традиция не различать эти имена настолько стара, что ее представители с какого-то момента просто перестали признавать эти априорные различия, вернее, они не желали и не желают углубляться в историю и географию настолько, чтобы эти различия стали очевидны. А не желают они углубляться в историю с географией потому, что после такого углубления равенство Шакспер = Шекспир придется доказывать, но убедительных доказательств данного равенства не существует!

Тем не менее мы все-таки попытались это равенство доказать, используя все факты, известные о Шакспере, и пришли к выводу, что единственной логической возможностью признать Шакспера Шекспиром было бы таинственное желание Шакспера скрыть свое авторство. Но это логическое основание как раз и делает Шакспера просто одним из многих соискателей титула Шекспир. Все, кто претендует на этот титул, должны были иметь основания для сокрытия своего истинного имени. Причем для Шакспера такие основания просматриваются, пожалуй, хуже, чем для всех остальных претендентов.

Во втором параграфе второй главы («Поиски альтернативы...») мы пытаемся уложить известные факты о Шакспере в определенную систему. Эта система приводит нас к концепции живой маски (2.1). Идея, конечно, не новая, но редко методически формулируемая. Затем мы переходим к выборочному рассмотрению других претендентов на титул Шекспир. Один из претендентов — наиболее старый и известный — Френсис Бэкон (2.2), а другой — из самых неубедительных, но и самых популярных в России — пятый граф Ратленд (2.3). В конце главы мы приходим к выводу, что простой перебор соискателей неэффективен. Ранние издания произведений Великого барда должны сами если не назвать имя подлинного автора, то помочь нам в его определении.

В первом параграфе третьей главы («Выжившие объективные свидетели: книги») мы рассматриваем два типа первичных публикаций шекспировских произведений (кварто и фолио). Примерно шесть десятков изданий шекспировских кварто (1593—1622) и четыре издания шекспировских фолио (1623—1685) в гораздо большей степени свидетельствуют о псевдонимности, чем о равенстве Шакспера Шекспиру. На последнее равенство указывают только Первое и Второе фолио, но таким двусмысленным образом, что при более или менее углубленном анализе самих текстов эти указания сводятся на нет, а то и приобретают противоположное значение.

Во втором параграфе третьей главы («Парадный титул Первого фолио на общем фоне традиции оформления обложек») мы подробно исследуем титульный лист Первого фолио и замечаем, что он решительно не вписывается в традицию оформления титульных листов английской художественной литературы: писать сверху название произведения, а автора ниже. Этот принцип нарушается крайне редко. Мы тщательно рассмотрели найденные исключения и пришли к выводу, что все они связаны или с псевдонимным авторством, или, в крайнем случае, с ситуацией, когда автор является не только автором, но и героем своей книги. А в Первом фолио оба случая имеют место: Шекспир и очевидный псевдоним тут, и очевидный герой по меньшей мере первой части Первого фолио (посвящения и пр.), а возможно, и прототип многих героев пьес (эту возможность мы рассматриваем в пятой главе).

В третьем параграфе третьей главы («Неформальный титульный лист Первого фолио. Оглавление-каталог. Тайное имя автора?») мы обнаруживаем страницу, которую можно трактовать как дополнительный, непарадный титульный лист Первого фолио, и предлагаем вариант интерпретации приводимого там названия книги, включающего скрытое анаграммой указание на авторство Эдварда де Вера.

Четвертая глава («Скрытое зарождение понятия "автор" в книге Грина "На грош ума..." и его символическая визуализация на обложке этой книги») сначала кратко знакомит читателей с биографией претендента, семнадцатого графа Оксфорда, а потом рассматривает книгу Роберта Грина, в которой имеется первое упоминание о Шекспире, исследует характер этого упоминания в контексте всего произведения, а также демонстрирует момент смены авторской маски, чем подтверждает псевдонимный характер (хотя бы отчасти) имени «Роберт Грин». Большое внимание уделяется также анализу маски льва, изображенной на титульном листе книги, и возможному значению этой маски. Вывод: такая маска вполне могла не только скрывать автора, но и указывать на него. Мы приходим к выводу, что наиболее подходящий объект для указания — Эдвард де Вер.

В пятой главе («Авторство как отражение судьбы создателя художественных произведений: аналоговый сигнал об авторстве») мы уже прямо ищем подтверждения авторства Эдварда де Вера, рассматривая связь его биографии и сюжетов пьес Шекспира. Особенно подробно мы исследуем пьесы на предмет отражения ситуации с авторской живой маской. Аналогий так много, что их вполне можно назвать «аналоговым сигналом» об авторстве.

Для подтверждения этого сигнала мы применили два принципиальных приема анализа: прием углубления, когда одна пьеса рассматривается целиком на предмет подражания жизни и судьбе возможного автора (§ 2 «От пьесы к жизни: "Ромео и Джульетта"»), и расширения: в этом случае мы рассматриваем весь корпус пьес шекспировского канона, стараясь выделить в каждой из них ключевую фабульную схему, то есть такую схему события, которая строит сюжет произведения (§ 3 «Сюжетообразующие фабульные схемы и мотивы»). Выводом из этого полного анализа сюжетостроения шекспировского канона можно считать название концовки параграфа («Ревность как один из важнейших сюжетных мотивов драматургии Шекспира»).

Аналоговый сигнал дополняется цифровым в шестой главе («Авторство как подпись: цифровой сигнал об имени автора шекспировского канона»). Под подписью мы подразумеваем, во-первых, зашифрованное сообщение об авторстве де Вера на плите под памятником в стратфордской церкви Св. Троицы, где от лица Бена Джонсона прямо формулируется равенство Эдварда де Вера Шекспиру. А во-вторых — обнаруженную нами в самом конце Первого фолио цифровую подпись: число 993, в котором зашифровано имя и фамилия автора. Под цифровым сигналом мы имеем в виду вышеуказанную цифровую подпись (993), с одной стороны, и статистические данные стилистического анализа текстов шекспировского канона в сопоставлений с поэзией Эдварда де Вера, произведениями Роберта Грина и других авторов золотого века английской литературы, с другой.

Наконец, в заключении мы приводим наиболее обобщенный алгоритм зарождения категории авторства. История процесса тут концентрируется в краткую теоретическую схему, а теория разворачивается в исторических этапах, начатых золотым веком английской культуры.

Примечания

1. М.М. Бахтин. Автор и герой в эстетической деятельности // Эстетика словесного творчества. М.: Искусство. 1979. С. 14.

2. Хотя категория образа автора в поздних работах В.В. Виноградова и стремится включить в себя представления об авторстве как таковом (см.: Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971). В результате понятие «образ автора» во многих работах последователей как Бахтина, так и Виноградова вообще стало терять специфику. Подробнее об этом см.: Трапезникова О.А. Еще раз об образе автора и его смысловых коррелятах // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2008. № 2. С. 122—125; Рымарь Н.Т., Скобелев В.П. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж: Логос-Траст, 1994. 264 с.

3. См.: Barthes R. The Death of the Author. In Modern Criticism and Theory: A Reader. Ed. David Lodge. London: Longman, 1988. P. 166—172; Foucault, Michel. What Is an Author? In Modern Criticism and Theory: A Reader. Ed. David Lodge. London: Longman, 1988. P. 196—210; During, Simon. Foucault and Literature: Towards a Genealogy of Writing. London: Routledge, 1992.

4. См.: Ильин И.П. Имплицитный автор // Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник / А.В. Дранов и др. / Отв. ред. А.Е. Махов. М.: Интрада, 1999. 2-е изд., испр. и доп. С. 46—48.

5. Kurke L. The Strangeness of «Song Culture»: Archaic Greek Poetry, in: Oliver Taplin (ed.) Literature and the Greek World. Oxford: Oxford University Press, 2000, pp. 40—69; Kimmelman B. The Poetics of Authorship in the Later Middle Ages: The Emergence of the Modern Literary Persona, New York: Peter Lang, 1999; Leader Z. Revision and Romantic Authorship. Oxford: Oxford University Press, 1996.

6. Последним этот диагноз поставил Джеймс Шапиро в своей книге «Оспоренный Уилл»: Shapiro J. Contested Will: Who Wtote Shakspeare? / James Shapiro. New York: Simon and Schuster, 2010. XII, 340 p. См. об этом подробнее: Игорь Пешков. Мировое шекспироведение во внутренних противоречиях и, возможно, накануне решительных перемен // Новое литературное обозрение. № 2 (120). 2013. С. 330—350.

7. Авторы одного из последних текстологических исследований считают с большой долей вероятности написанными в соавторстве 11 пьес только традиционного шекспировского канона (Craig H., Kinney A.F. Shakespeare, Computers, and the Mystery of Authorship. N. Y: Cambridge UP 2009. P. 217—219), а если сюда добавить так называемые апокрифы (пьесы изданные под именем «Шекспир», но позднее шекспировскими не признанные), то около половины всех пьес и получится. Участие в написании шекспировских драм «других» авторов практически доказано для «Тита Андроника», «Меры за меру», «Тимона Афинского», а также для нескольких шекспировских апокрифов. Свежая весть о вероятном соавторе Шекспира пришла из Оксфорда: речь идет о комедии «Все хорошо, что хорошо кончается». См. Laurie Maguire and Emma Smith Many Hands A New Shakespeare Collaboration? // TLS April 19th 2012 (http://www.cems-oxford.org/many-hands). Новость в СМИ (один из примеров): http://www.huffingtonpost.com/2012/04/26/shakespeare-middleton-alls-well_n_1456653.html

8. Новейшие текстологические исследования подтверждают: «Шекспир был, как и его современники, не только писателем, но и редактором пьес» (Craig H., Kinney A.F. Shakespeare, Computers, and the Mystery of Authorship. P. 204). См. также: Muir K. Shakespeare as Collaborator. L.: Methuen and Co. Ltd, 1960; Vickers B. Shakespeare, Co-Author: A Historical Study of Five Collaborative Plays. Oxford: Oxford UP, 2002.

9. См., например: Stern T. Rehearsal from Shakespeare to Sheridan. Oxford: Clarendon Press, 2000.

10. Конечно, существуют еще фольклорные явления: молва, например. Но о Шекспире-Шакспере и молвы-то почти не осталось. Только что легенда о том, что Шекспир играл роль Тени отца Гамлета. Легенда по-своему примечательная, но об этом ниже.

11. Если не считать поздних легенд и анекдотов, а также воспоминаний-размышлений Бена Джонсона о том, стоило ли Шекспиру вымарывать что-то из своих произведений.

12. См., например: Price D. Shakespeare's Unorthodox Biography: New Evidence of An Authorship Problem. Greenwood, 2001. P. 130—131. Автор приводит 10 типов свидетельств о существовании того или иного человека Елизаветинской или Яковинской эпохи и список личностей, которые обладают тем или иным набором этих свидетельств о том, что тот или иной человек занимался литературным творчеством. Из 24 писателей эпохи Шекспира у семи из них этих черт-свидетельств оказалось от 3 до 5 (у одного — 3), у двенадцати — 6—7, у пяти — от 8 до 10 (10 лишь у Бена Джонсона). У Шакспера — 0. Математический анализ этих данных см.: P. A. Sturrock. Shakespeare: The Authorship Question, A Bayesian Approach (www.scientificexploration.org/journal/ jse_22_4_sturrock_2.pdf)

13. О терминологическом различении Шакспера как человека, родившегося и умершего в Стратфорде, и Шекспира как автора шекспировского канона см. гл. 2, § 1.1.

14. Уже Н. Роу, вероятно, мог этот экран приподнять. Стоило лишь произвести исследования по свежим следам ушедшего только что XVII века. Однако Роу не сумел или не захотел этого сделать, а наоборот, фактически припечатал маску к лицу автора и попытался оживить ее в своей биографической справке (1709).

15. Более того, некоторые радикально настроенные стратфордианцы нередко выбирают опережающую риторическую стратегию и спешат обвинить в религиозном подходе сторонников нестратфордианских гипотез. И порой не без оснований: отсутствие научной трезвости — распространенное явление и в нестратфордианских рядах. Однако черты мировой надгосударственной религии присущи все-таки стратфордианству, некоторые антистратфордианцы, скорее, похожи на сектантов.

16. См. Подробнее, например: http://www.shakespearefellowship.org/virtualclassroom/historyofdoubt.htm

17. J.T. Looney. «Shakespeare» Identified in Edward de Vere the Seventeenth Earl of Oxford. Cecil Palmer, 1920.