2.3. Сложности с героем: Ромео и его хор. Маски и лица

Кроме «главной героини», в драматургии Шекспира есть и «главный герой», прототип которого, однако, не всегда бывает отображен непосредственно тем или иным персонажем, хотя и такое не редкость: Отелло, Гамлет, Ромео — это лишь хрестоматийные оксфордианские примеры. Но суть не в этом непосредственном отражении в персонажах, суть — в образе автора всего канона, образе, который исподволь формируется у читателя Первого фолио. Проиллюстрируем это пассажем из первого действия анализируемой пьесы:

БЕНВОЛИО

У Капулетти, кроме Розалины,
Твоей зазнобы, будут на балу
Виднейшие красавицы Вероны.
Пойдем туда. Когда ты их сравнишь
С своею павой непредубежденно,
Она тебе покажется вороной¹.

BENVOLIO

At this same ancient feast of Capulet's
Sups the fair Rosaline whom thou so lovest,
With all the admired beauties of Verona:
Go thither; and, with unattainted eye,
Compare her face with some that I shall show,
And I will make thee think thy swan a crow.

Обратим внимание на строки:

      with unattainted eye,
Compare her face with some that I shall show,
And I will make thee think thy swan a crow.

В подстрочном переводе они звучат так: «...незамутненным глазом сравни ее лицо с тем, что я тебе покажу, и я заставлю тебя думать, что твой лебедь — ворона». Тут несколько важных моментов. Во-первых, хор² (а Бенволио один из представителей хорового сопровождения Ромео) заставляет героя смотреть непредубежденно. Весьма актуальная задача и для недоверчиво-ревнивого де Вера. Во-вторых, герою предлагается сравнить уже известное лицо с чем-то неизвестным. В-третьих, в этом случае герой откроет нечто новое, а именно: новое лицо — и поймет, что его лебедь на самом деле просто ворона.

Если учесть, что примерно в то же время в книге Грина говорится о «вороне-выскочке», а лебедем часто называли Шекспира (например, Бен Джонсон в Первом фолио назвал его «лебедем Эйвона»), и с лебедя же начинается авторское посвящение в книге «На грош ума...», то связь вороны и лебедя в «Ромео и Джульетте» (в устах Бенволио) представляется достаточно значимой.

Далее следует:

ROMEO

When the devout religion of mine eye
Maintains such falsehood, then turn tears to fires;
And these, who often drown'd could never die,
Transparent heretics, be burnt for liars!
One fairer than my love! the all-seeing sun
Ne'er saw her match since first the world begun.

Подстрочник:

Если благочестивая религия моих глаз
Породит такую ложь, пусть слезы обратятся в огонь.
А эти, что часто тонут, но никогда не могут умереть,
Прозрачные еретики, пусть сгорят как лжецы!
Некто прекраснее, чем моя любовь! Всевидящее солнце
Не видело еще ей достойной пары с тех пор, как стоит свет.

Означает ли это, что за свою любовь Ромео готов отдать жизнь? Нет, он готов лишиться зрения, если увидит кого-то, сравнимого со своей возлюбленной. А незадолго до того он заявляет:

Tut! I have lost myself; I am not here:
This is not Romeo, he's some otherwhere.

Я потерял себя, и я не тут.
Ромео нет, Ромео не найдут. (1.1.)

То есть он не стал пока героем, который, по Ортеге³, должен следовать самому себе. Ему еще предстоит найти себя как героя.

Обратим здесь внимание на переход от первого лица к третьему. Пьеса, предположительно, написана примерно в то же время, что и книга Грина, которую мы рассматривали в предыдущей главе и в которой тоже (в обращении к читателям) имеется значимый перепад грамматических лиц глагола: от третьего лица к первому. В любом случае обращение к себе в третьем лице (он) — это внутреннее отстранение себя, частичная потеря своего «я», возможно, методическая.

Теперь самое время поговорить о масках. Ромео оканчивает первую сцену словами:

В разрезах черных масок с большей силой
Сверкают лица женщин белизной.
These happy masks that kiss fair ladies' brows, (1.1.232)
Being black puts us in mind they hide the fair.

В четвертом же явлении Меркуцио говорит, имея в виду себя и Ромео:

А если так, будь тоже с ней жесток,
Коли и жги, и будете вы квиты.
Однако время маску надевать.
Ну вот и все, и на лице личина.
Теперь пусть мне, что знают, говорят:
Я ряженый, пусть маска и краснеет.

If love be rough with you, be rough with love.
Prick love for pricking, and you beat love down.
Give me a case to put my visage in. (30)
A visor for a visor! What care I
What curious eye doth quote deformities?
Here are the beetle brows shall blush for me.

Любовь груба с тобой? И ты будь груб с любовью.
Уколом на укол с любви собьешь ты спесь.
Вот случай спрятать облик под забралом.
Для маски маска! Что мне до того,
Как любопытный глаз цитирует изъяны?
Пусть рожа дурака краснеет за меня.

(Подстрочник мой и выделено полужирным здесь и ниже мной. — И.П.)

Хочется уточнить смысл этой «маски», поэтому рассмотрим варианты переводов. Два переводчика почему-то развивают идею «человек в футляре»:

Когда любовь с тобою так сурова,
То сам ты будь с любовию суров;
Коли ее, когда она колюча,
И с ног собьешь, и победишь любовь.
Давайте-ка футляр мне на лицо.
(Надевает маску.)
На маску — маску. Вот так образина!
Пусть надо мной смеются, — мне-то что?
Пусть за меня краснеет этой хари
Нависший лоб.

(Перевод Д.Л. Михаловского.)

За рану — рань ее и победишь.
Ну, дайте же футляр мне для лица. (Надевает маску.)
Личина — на личину. Ну, теперь,
Коль строгий взор во мне изъян заметит,
Пусть за меня краснеет эта харя.

(Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник.)

В оригинале здесь принципиально нечто большее, чем в переводе. Д.Л. Михаловский ближе Б.Л. Пастернака к оригиналу в этом месте. Еще ближе Т.А. Щепкина-Куперник: «Личина — на личину», хотя не уверен, что стоило называть маску-забрало футляром. A visor for a visor! Тут двойная образность: забрало в прямом смысле для забрала в переносном смысле, то есть лица. Тогда, правда, и лицо трактуется как некая личина, естественная маска человека. А с другой стороны, и забрало в переносном смысле приобретает нечто от лица, становится живой личиной. И все эти смыслы достигаются простым повторением слова visor. Забрало для забрала, маска для маски, то есть двойная маска. Вся эта образность выливается в два смысла: ближайший и отдаленный. Первый смысл: всякое лицо есть маска человека, а значит, надевая маску, мы надеваем маску на маску. Второй, скрытый, отдаленный смысл: двойная маска авторства. Шакспер под маской драматурга Шекспира, а автор-драматург — под маской Шекспира-Шакспера⁴! Гениальная «конструкция (frame), которая переживет тысячу своих обитателей» («Гамлет» 5.1.43—44) и которая «простоит до Судного дня!» («Гамлет» 5.1.59—60). Могила автора, гарантирующая его бессмертие!

Очень показательно, что эти слова произносит Меркуцио, — наряду с Бенволио, типичный представитель хора главного героя⁵. (Хотя с точки зрения античных норм — совсем нетипичный, потому что гибнет раньше героя, но этому есть объяснение: хор в этой пьесе оберегает героя, и как только герой теряет своего друга, он сам становится обреченным. Без хора Ромео не жилец! Но именно без поддержки хора он становится трагическим героем⁶.) Как бы то ни было, в момент завязки действия Меркуцио и Ромео вместе прячутся под двойным забралом. Однако, прежде чем они в четвертой картине наденут карнавальные маски, в третьей картине леди Капулетти сообщит о маске еще кое-что интересное:

Read o'er the volume of young Paris' face,
And find delight writ there with beauty's pen;
Examine every married lineament,
And see how one another lends content
And what obscured in this fair volume lies
Find written in the margent of his eyes. (1.3.90)
This precious book of love, this unbound lover,
To beautify him, only lacks a cover:
The fish lives in the sea, and 'tis much pride For fair without the fair within to hide:
That book in many's eyes doth share the glory,
That in gold clasps locks in the golden story;
So shall you share all that he doth possess,
By having him, making yourself no less.

Прочти, как в книге, на его лице
Намеки, ласки и очарованья.
Сличи его черты, как письмена.
Измерь, какая в каждой глубина,
И если что останется в тумане,
Ищи всему в глазах истолкованья.
Вот где тебе блаженства полный свод,
И переплета лишь недостает.
Как рыба — глуби, с той же силой самой
Картина требует красивой рамы,
И золотое содержанье книг
Нуждается в застежках золотых.

Это относится к лицу Париса, разумеется. Лицо как книга — образ известный, но, пожалуй, не очень уместный в устах леди Капулетти. Конечно, достаточно туманно, но все же этот монолог напоминает о Первом фолио: портрет, черты, книга.

Привожу подстрочник:

Прочти весь том Парисова лица,
Найди восторг, вписанный туда пером красоты,
Исследуй каждую из поженившихся черт лица
И посмотри, как от одной к другой прибывает удовлетворение,
А что непонятного (запутанного, спрятанного) в этом прекрасном томе лежит (расположилось),
Найди написанным на полях (границе) его глаз.
Эта прелестная книга любви, этот свободный от обязательств (непереплетенный) любовник (лорд, мастер),
Чтобы украсить (благословить) его, всего лишь не хватает обложки (покрывала):
Эта рыба живет в море, и это очень гордо (и <самке> страстно хочется):
Для (Поскольку) честности бесчестности внутри скрывать,
Что (ту) книга(у) в глазах многих разделяет эту славу,
Которая (Что) в золотых застежках (объятиях) замкнута в этой блестящей (прекрасной, золотистой) истории (сюжете);
Итак, ты разделишь с ним все, чем он владеет,
Имея его, делая себя(,) не меньше?

Просто загадочная строчка: For fair without the fair within to hide. Что это за fair without the fair: Красавица без прекрасного внутри? Но почему тогда нет артикля? Честно без чистоты внутри спрятать что-то? Или речь идет об игре, в которой вполне правильно без лишнего внутреннего благородства (лишних условностей) прятаться (например, под стол)? Или within to hide относится к морю, тогда получается:

Эта рыба живет в этом море, и этим можно гордиться,
Поскольку это нормально без красавицы в нем спрятаться.

То есть до свадьбы плавай себе, где хочешь! В любом случае эти две строчки врезаются в текст несколько произвольно, а без них как раз все вполне, если не понятно, то последовательно. Была бы сонетная рифмовка, можно было бы подумать, что поэт добирал до 14 строк этот монолог, то есть раньше он был сонетом, использованным позже в пьесе. Так нет же! Это никак не сонет в прошлом. Так что же это за рыба в «этом море» и что за море? И до, и после речь идет только о книге (томе), похожей на лицо, и о лице, которое нужно читать как книгу. Непосредственно без этой образности остаются только две последние строчки:

So shall you share all that he doth possess,
By having him, making yourself no less.

То ли вопросительные, то ли утвердительные: имея его, ты разделишь все, чем он владеет, и сделаешься не меньше. Строчки тоже крайне многозначные, однозначными они являются только для кормилицы, способной понимать лишь физиологические смыслы: «поимев его, ты забеременеешь», но это демонстративно неадекватное понимание. Да что там кормилица! Сама леди Капулетти явно не способна понять всего, что говорит. Что значит «на полях его глаз Джульетта должна прочитать нечто спрятанное»? Вообще, разве вопрос стоит так: любит — не любит? Любовью Джульетты никто не интересуется, Парис заведомо влюблен, тут никаких сомнений и тайн нет. Другое дело, что рыбу в море надо поймать, — это мать девушки понимает, возможно, только это она и понимает, да еще две последние строки о том, что надо овладеть состоянием зятя. Это и есть ее уровень понимания, остальные 10 строк поданы как чисто риторическое украшение, оторванное и от текущего действия, и от характера персонажа. Такая подача драматического текста Шекспиру вообще-то совершенно не свойственна. Остается предположить, что это прямой текст автора, причем не столько для зрителя-слушателя (подобные украшения на слух с трудом воспринимаются), сколько для читателя будущего тома сочинений.

Но тогда что это: предвидение или тщательное планирование? Последнее при тогдашней вертикали власти было вполне возможно. В шекспировском описании лица как книги интересно и кое-что другое, возвращающее нас к книге «Грина на грош ума», ориентировочно написанной примерно в то же время, что и «Ромео и Джульетта».

And what obscured in this fair volume lies
Find written in the margent of his eyes. (1.3.90)
....
For fair without the fair within to hide:
That book in many's eyes doth share the glory,
That in gold clasps locks in the golden story...

Эти строки из монолога о лице, которое читается как маска, можно попробовать приложить к книге, в которой впервые сделан намек на Шекспира, и в особенности к маске, изображенной на обложке:

«На полях глаз», а точнее, прямо между глаз (на правом поле левого глаза и левом поле — правого), скрывается то, что дает истолкованье всему, говоря словами перевода Пастернака.

Или, если следовать оригиналу: «Что скрыто в этом прекрасном (честном) томе, ищи написанным на полях его глаз». Пока что мы видим (придется повторить иллюстрацию) некий иконический знак, похожий на изображение рыцаря. А вот и пропущенные в предыдущей цитате строки:

This precious book of love, this unbound lover,
To beautify him, only lacks a cover.

Значение последнего слова (cover): обложка. Причем в таком значении, согласно OED, это слово впервые встречается именно у Шекспира и как раз в рассматриваемой нами пьесе⁷. Однако слово cover можно истолковать и более широко: как нечто покрывающее, скрывающее, выполняющее функции маски (см., например, словарь Апресяна).

Лев с обложки книги «Грина на грош ума...» и центральный фрагмент рисунка

Не хватает маски для биотификации⁸ героя абзаца (кстати, графа), лицу которого посвящен монолог леди Капулетти. Пожалуйста, вот маска льва (подробнее об этом в связи с Эдвардом де Вером см. в гл. 4). Предположим, текст Шекспира предлагает внимательно посмотреть на эту маску и найти на полях ее глаз кое-что важное. Это важное оказывается изображением рыцаря, насколько можно понять.

Примечания

1. Везде, где не оговорено иное, на русском языке «Ромео и Джульетта» цитируется в переводе Б.Л. Пастернака.

2. О своеобразии хора у Шекспира преимущественно на материале другого шекспировского шедевра трагедии «Гамлет» см., например: Igor Peshkov, Galina Shelogurova. Horatio in the structure of Hamlet (On the role of chorus in drama) // Playing Games with Shakespeare, ed. by Olga Kubinska and Ewa Nawrocka. Gdansk, 2004.

3. См. чуть ниже, сноску на с. 386.

4. См. гл. 2.

5. О нашем понимании функции античного хора в «Гамлете» см.: Г.Н. Шелогурова, И.В. Пешков. О роли хора в шекспировском «Гамлете» // Шекспировские чтения — 2004. М., 2006. С. 144—159.

6. Напомним, что и Гамлет становится трагическим по-настоящему героем, когда действует без помощи хора или вопреки хору (Горацио). Подробнее см.: Г.Н. Шелогурова, И.В. Пешков. Хор ratio в «Гамлете» (Античная трагедия героя Возрождения) // Новое литературное обозрение, № 6 (94), 2008. С. 76.

7. Cover b. A defensive or protective covering for the body; a piece of armour; an article of clothing. cover of the eyes: the visor (of a helmet). Obs. c 1300 K. Alis. 2359 He hitte Amanas..In the cubur [? error forcuvur] of the eyghe. 1540 R. Hyrde tr. Vives' Instr. Chr. Wom. i. ix (R.), This apparell..is the couer of antichrist. c. Of a book: (a) The binding, wrapper, or case, as a whole; (b) each of the boards or sides, as in from cover to cover; (c) the quantity of cloth required for a case. 1592 Shakes. Rom. & Jul. i. iii. 88 This precious Booke of Loue..onely lacks a Couer. d. fig. Something that hides, conceals, or screens; a cloak, screen, disguise, pretence. Phr. under (the) cover of.1599 Shakes. Much Ado iv. i. 117 Death is the fairest couer for her shame.

Cover = quiver c. The contents of a quiver; a quiverful. 1599 Shakes. Much Ado i. i. 274 Nay, if Cupid haue not spent all his Quiuer in Venice, thou wilt quake for this shortly. 1623 Webster Duchess Malfi v. ii, Your bright eyes carry a quiver of darts in them sharper than sunbeams.

8. Beatify, v. [a. F. béatifier, ad. L. beâtificâre to make happy.] 1. trans. To make supremely happy or blessed. 1535 Trevisa's Barth. De P.R. iii. iii, The sowle departed from the body is..beatified..with angels. 1860 Pus-ey Min. Proph. 119 He can beatify, because He is Bliss.