Глава 5. Макбет и проблемы кесарева сечения («Макбет»)

«"Макбет" — самая известная из пьес Шекспира. О ней трудно сказать что-то новое или оригинальное. Я лишь попытаюсь рассмотреть несколько очевидных вопросов, связанных с тремя темами в шекспировской пьесе: темой убийства, темой времени и судьбы и темой трех общностей, то есть мира света, мира тьмы и злобы и мира человеческой души, находящегося где-то посередине и тяготеющего к обоим полюсам» — такими словами начал 21-ю лекцию в Нью-Йоркской школе социальных наук У.-Х. Оден, великий англо-американский поэт и эссеист. Лекция была прочитана 19 марта 1947 года.

Но действительно ли о трагедии «Макбет» невозможно сказать что-то новое?

Вот как выглядит история «Макбета» в традиционном шекспироведении.

Время написания. Здесь существуют всего две версии. Брандес считает, что трагедия была написана в 1604—1605 годы, а все остальные — Аникст, Пуришев, Комарова — в 1606-м. Шёнбаум же вообще воздерживается от точного указания года.

Время первой постановки. Аникст относит это событие к 1606 году, Брандес — к 1610, а Шёнбаум называет точную дату — 20 апреля 1611 года.

Время первой публикации. Брандес утверждает, что пьеса была опубликована «после смерти» Шекспира (в кварто 1622 года или в утраченном издании?), Аникст и Шёнбаум считают, что «Макбет» впервые появился лишь в Великом Фолио 1623 года (потому что не знают о существовании кварто 1622 года?).

«Текст трагедии дошел до нас только в издании фолио 1623 года, — сообщается в примечаниях к современному изданию¹. — Большинство комментаторов предполагают, что это сокращенный сценический вариант, в котором выпущены многие места. В тексте немало опечаток и темных мест, поэтому позднейшие издания изобилуют исправлениями и "улучшениями"».

«Написана трагедия очень быстро — летом 1606 года, последние сцены, по мнению исследователей, свидетельствуют о спешке, как будто Шекспир стремился ее закончить к определенному сроку. Время создания устанавливают по намекам на события 1605—1606 годов. Этих намеков довольно много, хотя действие происходит в Шотландии XI века. Некоторые моменты в речи привратника вызывали ассоциации с процессом над иезуитом Гарнетом (март 1606 года), напоминали о дешевизне зерна летом и осенью 1606 года».

Итак, ныне исследователи убеждены, что Шекспир был подобен советским драматургам или киносценаристам, создававшим образы Александра Невского или Ивана Грозного! Как будто это были «диссидентские» послания, где в подтексте и между строк можно было «прочитать» аллюзии на современность, параллели с биографиями современных тиранов.

Значит, Шекспир, обращаясь к сюжетам иностранной (шотландской) истории XI столетия, по существу пытался намекать зрителям на какую-то проблематику, связанную с судилищем, обвинявшим иезуита Гарнета! То есть метафорически (диссидентски) и аллегорически изображал актуальную проблематику? Но зачем бы в протестантской Англии надо было изображать явного врага (католика-иезуита) аллегорически, под прозвищем Макбета? Почему нельзя было изобразить подсудимого реалистично?

Далее нам сообщается:

«Источником Шекспиру служили "Хроники Англии, Шотландии и Ирландии" Рафаэла Холиншеда. Шекспир использовал сведения о правлении короля Дункана, о воцарении и правлении Макбета, о гибели короля Даффа от руки Донвальда, а также многие факты из других частей сочинения Холиншеда».

Посмотрим, что ныне пишут комментаторы шекспировских текстов относительно историчности образа Макбета.

«Макбет правил в Шотландии в середине XI века. Его царствование, длившееся 17 лет, считалось временем процветания. Исторический Макбет захватил трон силой, но не путем убийства, а в ходе междоусобной войны, жертвой которой стал впоследствии и сам.

Основой сюжета явилась история о цареубийстве феодалом Дональдом шотландского короля Даффа из "Хроник" Холиншеда. История подверглась существенной переработке: Шекспир сконцентрировал события во времени, изменил для большей драматичности ряд деталей, кардинально переработал образ Макбета и ввел леди Макбет, мельком упомянутую в хронике. Сцена пророчества у Холиншеда имеет эпизодический характер, у Шекспира сцены колдовства получили детальную прорисовку и придали пьесе особый колорит.

"Макбет" — одна из наиболее мрачных трагедий Шекспира. Если "Отелло" — трагедия ревности, то "Макбет" — трагедия честолюбия. Шекспир мастерски показал в ней, как червь честолюбия разъедает душу прекрасного, великого человека, толкает его на путь преступления и губит. Даже перед смертью прозрение не приходит к герою и не примиряет его с жизнью — и надежда на светлое будущее не просветляет финала»².

В традиционной истории Англии и Шотландии король Макбет (1040—1057) описан как мудрый правитель, который хоть и участвовал в междоусобиях своего времени, но все-таки не был таким беспредельным честолюбцем и отъявленным отморозком, готовым на любые преступления, каковым описал нам его в своей драматургии Шекспир.

Уже в XX веке английские историки развернули целую пиар-кампанию за «реабилитацию» Макбета, обвиняя Великого Барда в том, что он оклеветал шотландского короля и способствовал утверждению в общественном сознании ложного представления о замечательном историческом персонаже³. Заметим между делом, что до XX века почему-то английские интеллектуалы нисколько не переживали из-за таких «клеветнических» утверждений. И в XVIII, и в XIX столетиях никто не использовал этот упрек в исторической недостоверности применительно к Шекспиру.

Уж как ни старался Вольтер, например, и он почему-то «умолчал» об этом «грехе» Великого Барда! А ведь великий просветитель и энциклопедист до самой своей смерти искал «компромат» на Шекспира, обращался к академиям и ВСЕМ НАЦИЯМ с призывом оградить культуру от влияния этого «варвара» и «дикаря»! Уж Вольтер-то должен был воспользоваться возможностью заклеймить еще раз британского драматурга, раструбив на весь свет о том, что этот «кровавый мясник» попирает историческую истину, нагло дискредитирует шотландскую историю, умножает читательское и зрительское невежество!

Но Вольтер почему-то не воспользовался такой возможностью. Возможно, причиной такой «деликатности» служило элементарное незнание истории Шотландии?

Но мог ли Вольтер не знать хотя бы в общих чертах историю Англии и Шотландии? У нас есть основания думать, что это так. Ибо переписка Вольтера с Горацио Уолполом свидетельствует о том, что Вольтер имел даже весьма смутное представление о шекспировском времени. Причем это касалось не каких-то второстепенных подробностей и третьестепенных деталей, а главной информации о главных персонажах истории. Например, Вольтер был убежден в том, что английская королева Елизавета, в царствование которой и расцвел гений Шекспира, имела двух любовников — графа Лейстера и лорда Дадли. И только Уолпол объяснил «просветителю» в письме, что граф Лейстер и лорд Дадли — одно и то же лицо! Кстати, именно в это время (1768) Уолпол работал над историей Генриха VII, воцарившегося в Англии в 1485 году первого Тюдора! Так что мы можем думать о том, что в вольтеровское время (1768) интеллектуалам Просвещения не была достаточно хорошо известна даже история Британских островов XV века! Поскольку ее еще только создавали. Что ж тогда говорить об истории века XI?

Ну а тогда становится понятно, почему Вольтер не взял на вооружение «дело Макбета». Он не мог обвинить Шекспира в исторической недостоверности, ибо этой «достоверности» (традиционной истории XI века) еще просто не существовало в написанном виде!

Из вольтеровских текстов, например, следует, что он в 1725 году посетил Англию и ознакомился там с «драматургией» Шекспира. Сам Вольтер впоследствии утверждал, что именно он и открыл ПЕРВЫМ для гуманитарного сообщества Европы Шекспира, которого он называл дикарем с проблесками гения, а шекспировский канон сравнивал с навозной кучей, в которой есть несколько жемчужин.

Во время турне в Англию, говорит нам биография Вольтера, «просветитель» сподобился даже увидеть театральную постановку трагедии «Юлий Цезарь»! Однако она его не впечатлила.

Вернувшись во Францию, Вольтер представил на суд публики переводы нескольких «отрывков» из Шекспира. Позднее, уже в 1740-х, во Франции опубликовали и некоторые из трагедий Великого Барда в переводах на французский («Отелло» и «Гамлета», например). Но поскольку уже тогда на взгляд «просветителей» в этих варварских текстах было много сумасбродного, дикого и лишнего, то издатели и редакторы французских текстов Шекспира сами эти тексты нещадно покромсали и внесли в них порядочное количество отсебятины. Из хороших побуждений, естественно: чтобы не травмировать утонченный вкус французской читательской аудитории. Таким образом, из биографии Вольтера мы видим, что и в середине XVIII века драматургия Шекспира еще не являлась фактом театральной жизни Европы, пьесы не были поставлены еще ни в одном европейском театре!

Однако Вольтер, несомненно, сыгравший колоссальную роль в распространении шекспировской драматургии с помощью антипиара, возмущался пьесами Великого Барда не без оснований: ведь и он тоже имел дело не с аутентичными текстами гениального британца, а с новейшими изданиями, явившимися культурной публике в результате изысканий островных шекспироведов! Известно, что маститые филологи Туманного Альбиона только в 1709 году начали заново издавать шекспировское наследие, и в этих изданиях, которые следовало бы назвать переделками, продемонстрировали свое непонимание исходных шекспировских текстов. Приделали к пьесам самодельные списки действующих лиц — в Первом фолио их не было. Расчленили кое-какие сцены на две (например, последнюю, 7-ю сцену «Макбета» разбили на две — теперь в последнем акте мы видим 8 сцен). «Уточнили» некоторые шекспировские фразы — дескать, в Первом фолио они были неправильно набраны...

И с этими «новациями» предъявили шекспировские тексты современникам, в числе которых был и Вольтер.

Эти британские «пьесы-переделки» перекочевали к французским переводчикам, которые в свою очередь тоже кое-что в них сократили, поправили, дописали. Затем эти французские переделки перекочевали к немецким филологам, которые тоже внесли свою лепту в искажение уже дважды искаженных текстов. Затем совместными усилиями французских и немецких просветителей этот, с позволения сказать, Шекспир добрался и до российских филологов, начавших организацию сценического дела в Санкт-Петербурге. Поэтому россияне впервые увидели шекспировского «Гамлета» в стихотворном изображении Сумарокова, который вообще представил содержание трагедии, как революционно-героическую лав-стори с хэппи-эндом — свадьбой Гамлета и Офелии.

Однако с «Макбетом» таких метаморфоз в России долго не происходило. Впервые история шотландского короля-тирана, серийного убийцы XI века, была предъявлена российской театральной общественности только в 1861 году! Хотя в течение всего XIX века видные поэты проявляли определенный интерес к наследию Шекспира — им интересовались Карамзин, Грибоедов, Кюхельбекер, Жуковский и другие.

В 1802 году А.И. Тургенев перевел «Макбета», но В.А. Жуковский подверг этот перевод критике и посоветовал автору исключить из текста сцены с ведьмами и место о «пузырях земли» — переводчик уничтожил сделанное вообще. Жуковскому многое казалось «фантастическим» в Шекспире — например, в разговоре с немецким шекспиристом Л. Тиком наш поэт называл Гамлета непонятным чудовищем, и его собеседник безрезультатно пытался донести до Василия Андреевича представление о величии Барда, читал вслух «Макбета»... И позднее, в 1825 году, Кюхельбекер, например, «предлагал В.А. Жуковскому осуществить совместный перевод "Макбета", но Жуковский не заинтересовался этим проектом»⁴. Кюхельбекер и его современники работали с немецкими переводами Шекспира.

История российского шекспироведения свидетельствует о том, что наши отечественные поэты и исследователи тоже имели дело с тенденциозными переделками европейских коллег, «прояснявших» образ Макбета до той степени, которая и доныне позволяет считать героя безусловным кровавым злодеем.

Теперь, если взглянуть на аутентичный шекспировский текст «Макбета» в Первом фолио (1623)⁵, можно убедиться: там нет списка действующих лиц, а среди действующих лиц нет героя по имени Дункан. И конечно же, в тексте Первого фолио нет того «темного» места, над которым ломают головы шекспироведы всего мира — а именно заявления о произведенной в XI веке медицинской операции — кесаревом сечении!

Комментаторы трагедии уклоняются от объяснений того, каким образом в текст шекспировского времени попал этот «анахронизм». И это понятно: с одной стороны, во времена Макбета вряд ли шотландская медицина обладала такими медицинскими технологиями, а с другой стороны, ничего не известно о том, что Шекспир обладал прогностическим даром и мог провидеть эту практику родовспоможения как рутинное дело.

Не обращали бы внимания и читатели на это историческое несоответствие в гениальном произведении Великого Барда, если бы эта «загадка» не была одним из сюжетообразующих элементов, «выстреливающих», как повешенное на стене ружье, в финале пьесы.

Поразмышляем над этим необычным «темным» местом «Макбета», тем более, что в начале нашего эссе мы получили из уст У.Х. Одена указание на то, что тема убийства и тема времени — две основные темы из трех.

Вот как передают соответствующие строки наши переводчики.

«Макдуфф из чрева матери ножом исторгнут» (М. Лозинский).

«Макдуфф из чрева вырезан, а не рожден» (А. Кронеберг).

Таким образом трагедия «Макбет» дает нам возможность датировать великое изобретение науки! Ведь в основополагающих образах трагедии — ходящий Бирнамский лес и Человек, не рожденный женщиной, — нам практически описан (датирован относительно) момент первого успешного случая «КЕСАРЕВА СЕЧЕНИЯ»!

«Раньше название Кесарева сечения неправильно связывали с легендой о рождении при помощи подобной операции римского диктатора Гая Юлия Цезаря», — сообщает БСЭ.

Но все-таки если и не сам он появился на свет хирургическим путем в I в. до н. э., то, возможно, он этот метод «изобрел»? Однако ни современники, ни потомки ни словечка не сказали о том, что такая практика имела место начиная с дохристианской эпохи. Да и сейчас не удается найти точного указания на момент, когда была сделана первая операция такого рода — спасение плода из чрева матери путем хирургического вмешательства.

Любой человек, обладающий мало-мальским воображением и грамотностью в объеме средней школы, поймет: попытки извлечь плод из чрева матери могли предприниматься лишь в двух случаях.

Первый. Если мать внезапно погибла, а находящийся рядом врач имеет шанс быстрым вскрытием брюшной полости и стенки матки извлечь на свет ребенка. Попытаться снасти хотя бы младенца. Но подобные случаи были редки, потому что должны были одновременно случиться два маловероятных события: внезапная гибель матери и оказавшийся рядом врач со скальпелем.

Другой случай был более распространенным. Необходимость хирургического вмешательства возникала в тех случаях, когда процесс родов затягивался из-за неправильного расположения плода. Тогда тоже невозможно было сразу же браться за скальпель — при отсутствии наркоза, обезболивающих средств и антибиотиков (не говоря уж о специальных иглах и нитях) прикоснуться к страдающей роженице скальпелем, значило просто зарезать ее! Убить ее, ввергнув в болевой шок!

Значит, нужно было ждать момента, когда роженица будет уже агонизировать и только тогда быстро пускать в ход скальпель! И если ребенок еще не погиб во чреве от асфиксии, то сохраняется минимальный шанс его спасти! И то для такого хирургического вмешательства требовалась недюжинная решительность и истинно «цезарева» воля!

В русской истории мы не находим свидетельств того, что кто-нибудь ранее XVIII века пытался произвести «кесарево сечение». Да, русские женщины частенько умирали в родах. Погибала мать, погибал младенец. Не было случаев искусственного извлечения плода из чрева роженицы. Первый такой сюжет мы встречаем лишь в царствование Екатерины Великой!

Первая супруга наследника, цесаревича Павла, великая княгиня Наталья Алексеевна (бывшая принцесса Гессен-Дармштадтская Вильгельмина) в апреле 1776 года ждала рождения ребенка.

У постели роженицы была сама Екатерина, повивальная бабка, а также врачи-иностранцы. Роды затягивались.

Некоторые из медиков предложили сделать роженице «операцию». Однако окружающие сомневались и медлили. В конце концов операция (видимо, «кесарево сечение») была сделана как раз с целью спасти плод, так как консилиум пришел к выводу, что уже умирающую мать спасти не удастся. Увы, и плод был мертв.

Значит, делаем мы вывод, в 1770-х годах в России навыками «кесарева сечения» владели уже несколько хирургов (иностранцев) и никто другой таких практик не применял. Это медицинское ноу-хау еще не выходило за пределы покоев венценосных особ.

А получается, что для Шекспира это открытие уже было «древним», известным 500 лет? То есть самые продвинутые в мире хирурги народились в Шотландии XI века?

Странные, прямо скажем, отношения сложились у Великого Барда с временами и научными изобретениями. Из начала XVII века он как бы заглядывает в будущее — во вторую половину XVIII века, а потом изображает «операцию» будущего в шотландской древности, как истинно шотландское ноу-хау XI века. Ведь развязка трагедии «Макбет» на этом и построена: Макдуфф уже знает о «кесаревом сечении», а непродвинутый тиран Макбет даже представить себе не может, что кто-то может быть рожден с помощью хирургического вмешательства...

Значит, люди, которые до XVIII века не знали даже о системе кровообращения, не имели четкого представления о строении брюшной полости человека, которые еще в XIX веке исповедовали единственную научную философию «Бог дал — Бог и взял», спокойно относились к тому, что в их время медики-христиане наносили по женскому телу удар ножом или мечом? Причем точно знали необходимую силу удара? Знали, что произведут этот садистский удар «ювелирно»? Исключительно «снайперски» рассекут ткани брюшины, стенку матки? И при этом точно не рассекут младенца?

А сама роженица, видящая, что к ней подходит человек с мечом или ножом в руках, с истинно христианским смирением будет молиться? Требовать священника? Или от ужаса начнет сопротивляться? Таковым и было христианское таинство рождения?

Наши энциклопедии утверждают, что роженицу с рассеченным чревом, если бедняга-мученица все-таки не испускала дух в руках живодеров-акушеров, оставляли в покое. И вроде бы некоторые даже выживали. Рассеченные ткани иногда сами срастались.

Как это может быть — вправе спросить любой нормальный человек? Прежде чем такие ткани срастутся, тысячу раз в раны попадет инфекция, заражение крови будет гарантировано. Да и сама кровь из ран, само кровотечение не сможет быть остановлено!

Значит, игл медицинских нет?⁶ И сшивочных материалов тоже? И анестезия, антисептики, антибиотики также отсутствуют? И при этом все чудесным образом «срастается»?

Еще один шекспировский анахронизм, явленный в «Макбете» — воинские звания в шотландской армии. Как только не обозначают наши переводчики Макбета, Банко, Макдуффа, Росса... Военачальники, полководцы, вожди, таны... Утверждают, что в средневековой Шотландии были такие местные звания — таны. А ведь в аутентичном шекспировском тексте, в Первом фолио, воюющие герои имеют вполне понятное звание — капитан (captain). Каждый может в этом убедиться — ведь сканированный текст издания 1623 года вывешен в Интернете!

Однако и здесь, в случае с воинскими званиями, мы убеждаемся — история, как наука, не допускала и не допускает существования шотландских капитанов в XI веке, поэтому, видимо, британские «улучшатели» Шекспира выдумали и растиражировали каких-то вымышленных танов. На континенте, в Европе, звание капитанов, как командиров рот и более крупных подразделений, было введено во французской армии в XIV веке, через три столетия после жизни исторического Макбета⁷. В России же звание капитан появилось уже в послешекспировское время⁸.

Таким образом и здесь получается, что приоритет в изобретении воинских званий Шекспир отдавал шотландцам: французы только через три века «проснулись» и заимствовали шотландский опыт, ну а еще через три века после французов «изобретение» добралось до России...

Шекспир в «Макбете» выглядит как шотландский патриот, отстаивающий первенство этой страны и в медицине, и в военном строительстве⁹.

Но что звания?

Особые отношения с временами и практикой военного дела Шекспир демонстрирует и в области артиллерийского искусства.

В частности, в «Макбете» упоминаются «пушки мощности двойной». Чтобы создать такие пушки, требовалось создать порох. В шекспировское время, в истории Англии начала XVII века вроде бы упоминается Пороховой заговор. Но ничего не сказывается о британских пушках двойной мощности.

Наши энциклопедии сообщают нам, что примитивные «пушки» были созданы в XIV веке! Стреляли каменными и железными ядрами. Следовательно, изобретатели пороха китайцы не сообщали вездесущим агентам британских торговых компаний секрет своего древнего научного прорыва вплоть до шекспировского времени, когда историки зафиксировали Пороховой заговор.

Русская же история, как всегда, запаздывает и «изобретает велосипед» — русский порох появляется, похоже, при Петре Великом: именно он впервые в русской истории по случаю взятия Нотебурга «пропиарил» изобретателя пороха Бертольда Шварца. Петр впервые поместил на одном из щитов, украсивших празднование славной «виктории» — поверх Сатурна и Фортуны — изображение реального человека.

Нынешние историки пишут, что Бертольд Шварц — фигура легендарная. Но триста лет назад просвещенные «преобразователи», видимо, думали иначе. И появление на щите портрета не мифологического, а реального персонажа, изобретателя русского (а не китайского!) пороха, ясно свидетельствует о том, что победа Петра на Неве была одержана благодаря оружию «нового поколения», которым враг еще не обладал. Так Шварцу воздавались почести, а уж где он создавал свое «ноу-хау», это нам знать ныне не дано.

Так что Шекспир, помещающий в шотландскую «древность» XI века пушки мощности двойной, видимо, обладал эксклюзивными знаниями конца XVII или уже XVIII века! Коли уж помещал эту «древность» в XI век христианской веры! Поскольку в его время никаких английских пушек двойной мощности не было еще изобретено, да и китайцы все еще занимались не массовым производством пушек, а массовым производством праздничных петард... В каком патентном бюро Шекспиру удалось отыскать описание шотландского изобретения XI века — пушки с двойной мощностью? Неизвестно.

Как видим из приведенных примеров, тема времени и судьбы (судьбы человека и судьбы изобретений), о которой говорил поэт У.-Х. Оден, весьма причудлива в изображении Шекспира: в «Макбете» он приписывает эпохе главного героя фантастические изобретения в медицинском и военном деле, а самой судьбе злодейского короля Шотландии — прямую связь с этими фантастическими явлениями. Куда более фантастическими, чем театрализованные шоу средневековых ведьм.

Тем более интересно было бы посмотреть и на то, что имел в виду У.-Х. Оден, формулируя вторую важную тему «Макбета» — «свет, тьма, злоба и мир души».

Действие трагедии «Макбет» происходит в военное время. Король Шотландии Дункан находится в Форресе. Где-то далеко на севере, в Файфе, идут боевые действия. Мятеж поднял изменник Макдональд, против него воюют полководцы Дункана — Банко и Макбет. Макбет побеждает Макдональда, но изменнику на помощь приходит норвежский король, которого тоже Макбет заставляет отступить и заплатить выкуп.

Макбет, тан Гламисский, получает в награду еще и титул тана Кавдорского. Об этом он узнает, еще не доехав с докладом-рапортом к Дункану: встретившиеся на его пути ведьмы предрекают Макбету ВЫСШУЮ власть. При этом они говорят кое-что и о будущем Банко. В соответствии с их прогнозами Макбет станет королем, но не сможет создать свою династию. А вот Банко наоборот, королем не станет, но именно его дети взойдут на королевский трон.

Прибыв к Дункану, Макбет принимает почести, высшая из которых — приезд в замок Макбета самого шотландского короля с сыновьями. Дункан на радостях объявляет наследника трона — старшего сына Малькольма.

В замке Макбета славный шотландский вождь и задумывает убить Дункана и самому стать королем. Его замыслы активно поддерживает супруга, леди Макбет. Еще бы! Ей же тоже хочется поносить королевскую корону!

Ночью Леди угощает стражников Дункана снотворным (алкоголем). После этого в соответствии с разработанным планом Макбет проникает к ложу короля и убивает почетного гостя. Правда, «забывает» вложить ножи в руки спящим стражникам — а это важный пункт, ибо тогда стражников-изменников можно и обвинить в убийстве. Эту маленькую шероховатость ликвидирует Леди — она самолично отправляется в спальню короля и инсценирует нужные улики: мажет кровью лица спящих стражников, вкладывает в руки им окровавленные ножи...

Однако в соседней спальне спят сыновья Дункана. Макбет и Леди подозревают, что юноши слышали звуки их ночных передвижений.

Утром за пределами замка Макбета тан Росс беседует о погоде со Стариком. К ним является еще один вождь, Макдуф. Он желает видеть Дункана — он и обнаруживает труп. Как и мечтала чета Макбетов, он приходит к выводу, что убийцами являются стражники, которых убил, убедившись в сообщении Макдуфа и не справившийся с яростью, сам Макбет.

Остановимся на 4-й сцене второго акта. Здесь мы видим пространство, которое находится «за пределами» замка Макбета. То есть, говоря аллегорически, Макбет не в курсе тех переговоров, которые ведутся втайне от него. В переговорах участвуют Росс и безымянный Старик.

Росс — это один из главных героев, тоже, как и Макбет, «военачальник». О чем же он беседует с таинственным Стариком, только один-единственный раз и появившимся в трагедии для этой беседы?

Хоть герои и шотландцы, но ведут они себя вполне по-английски: беседуют о погоде. Этому Старику минимум 80 лет. Но и он за 70 лет своей жизни, которые он помнит хорошо, не видел такой «страшной ночи», которая миновала.

Эта та ночь, где и совершилось еще неизвестное читателю и «зрителю» (а может быть, и самому Макбету) злодейство — убийство короля Дункана.

Росс отвечает Старику:

Да, дед, ты видишь небо,
Как бы смутясь игрою человека,
Мрачит его кровавые подмостки.
Уж день, а ночь бродячий светоч гасит.
Всевластна ль ночь, иль стыдно дню, но тьма
Хоронит лик земли, лишенный ласки живого дня.

(М. Лозинский)

Взгляни-ка, дедушка: и небеса
Как будто хмурятся на дол кровавый,
Где оскорбил их человек. Теперь

Давно уж день, а над лампадой неба
Витает ночь. Не царство ль тьмы настало?
Иль стыдно дню лобзанием обычным Лицо земное озарить?

(А. Кронеберг)

Как видим, оба русских переводчика, ясно изображают нам полное солнечное затмение.

И именно из разного понимания этих строк как бы следуют две возможности прочтения аллегории. Потому что «витает ночь» подразумевает, что все-таки видны звезды. Но если при этом героям видны и «кровавые подмостки», то все-таки никаких звезд нет и затмение не совсем полное.

Так что в принципе в этом месте трагедии заложены как бы два варианта «солнечного затмения» — и полное, и неполное. И если Шекспир это «знал», то, видимо, он и хотел сказать, поместив сюда смысловое противоречие, что напрасно соратники короля Дункана думали, что затмение «полное», то есть что им удалось-таки скрыть от Макбета свою задумку о временной передаче власти ему, как узурпатору. Нет — ему видны «кровавые подмостки». Иначе говоря, Шекспир хотел показать нам, что весь этот «тайный» заговор Макбету известен — то есть сам Макбет распознал замысел заговорщиков!

А это означает, что мы наткнулись на след того, что в шекспировской драматургии, в ее «скрытом» содержании, рассказана нам не история злодейств Макбета, а история злодейских действий ПРОТИВ Макбета!

Сыновья Дункана, подозревающие, что следующими мертвецами станут они, бегут из замка Макбета. Старший, Малькольм — в Англию, младший, Дональбайн — в Ирландию. Бегство обоих бросает на них тень — как будто они испугались разоблачения в том, что именно они и заказали убийство отца.

Поскольку никаких других наследников Дункана нет, то власть переходит Макбету, он становится королем Шотландии — его «избирают».

Но все-таки Макбет помнит о том, что основоположником новой династии должен стать не он, а Банко. Поэтому подозревает, что Банко его может так же убить, как он сам убил Дункана. Поэтому Макбет нанимает киллеров, и они убивают Банко, сыну же Банко удается скрыться от убийц.

Убийство опять происходит за «пределами замка Макбета», в парке, где и сидят в засаде киллеры. Сидят они там вечером, что и подтверждают слова первого убийцы: «Закат еще горит полоской света». В этот момент и слышен голос приехавшего Банко. Он обращается в пространство: «Дай нам огня, эй!»

Ясное дело, что в час заката, когда еще солнце освещает землю, никаких факелов не требуется. Тем не менее появившийся Банко идет рядом с сыном Флинсом, в руке у которого факел.

Банко говорит сыну: «А ночью будет дождь». То есть идут оба явно не в ночное время, а в вечернее, когда еще горит закат. Ночь еще впереди. При нападении убийц факел, видимо, падает, и второй убийца его гасит. Поэтому третий убийца спрашивает: «Кто это загасил огонь?» И если б действительно наступила полная тьма, как бывает ночью, то третий убийца вряд ли бы увидел, что «лежит один». А его подельники не смогли бы сосчитать «ран» на теле убитого — впоследствии в отчете они заявляют, что ран было двадцать, и все — «в голову».

В таких словах излагает эту коллизию М. Лозинский. Теперь посмотрим, сохранились ли эти смыслы и противоречия у Кронеберга.

В его переводе тоже «еще играет на западе вечерняя заря». И тоже Банко требует «огня», несмотря на хорошее освещение! И тоже Банко говорит о том, что ночью будет дождь. И тоже после «убийства» Банко факел гасится. И снова после погашения факела якобы во тьме герои видят, что «убит один отец».

Что же все это означает? И при чем здесь «факел»?

Это означает, что Шекспир нам описал солнечное затмение, причем частное. Вот что он нам показал.

Сначала парк, где находятся убийцы, хорошо освещен. Сами убийцы и не думают зажигать факелов, поскольку на дворе не ночь, а еще светлый вечер. Потом солнце частично затмевается и внезапно темнеет, поэтому Банко и просит «огня»! Однако вскоре «факел» оказывается Флинсу ненужным — ибо затмение через четверть часа (максимум) завершается и вновь становится светло. Поэтому уже без всякого факела Флинс спокойно убегает от «убийц». А убийцы могут без помех разглядывать одну лежащую фигуру и без факела пересчитывать на ней «раны», определяя при этом, что нанесены они именно в «голову».

Применив такой «образ действия», мы видим, что в данной сцене не только образно, поэтически, изображено неполное солнечное «затмение». Но изображено оно и «политически». То есть само политическое будущее Банко «затмевается» (в связи с объявлением его мертвым), но затмение этого «солнца» тоже «частное», ибо сын-то его, продолжатель династии и будущий король, жив-здоров.

Второе солнечное затмение мы обнаружили в третьей сцене третьего акта.

Но если смерть таких «прекрасных» героев, как Дункан и Банко, астрономически изображается с помощью солнца, то, вероятно, смерть такого «непрекрасного» героя, как Макбет, мы увидим с помощью луны?

Вечером, когда во время пира убийцы отчитываются о проделанной работе, является и ПРИЗРАК Банко. На Макбета это явление производит сильное впечатление — он похож на безумного. Гости не понимают его речей, ибо никакого призрака не видят.

К тому же проявляет себя изменником Макдуф: он уезжает в Файф и отказывается явиться ко двору Макбета.

Макбет вновь приходит к ведьмам. Макбету являются видения: Голова в шлеме, Окровавленный младенец, Дитя в короне с деревом в руке¹⁰.

Первое видение (Голова) сообщает Макбету, что ему надо опасаться Макдуфа.

Второе видение (Окровавленный младенец) сообщает, что Макбета не может победить ни один человек, рожденный женщиной.

Третье видение (Дитя) сообщает Макбету, что он будет побежден в бою на Дунсинанском холме, если на него пойдет Бирнамский лес.

(Все три видения, как впоследствии выясняется, связаны с образом будущего убийцы Макбета — Макдуфа).

Ведьмы исчезают. Макбет решается устранить Макдуфа.

Но поскольку Макдуф предусмотрительно сбежал уже в Англию, то киллеры вырезают его семью — жену и сына.

Далее действие переносится в Англию. Здесь, при дворе английского короля, уже собралась макбетовская «оппозиция» — Малькольм и Макдуф. Вскоре к ним присоединяется и еще один шотландский беженец — тан Росский. Кроме того, оказывается, при дворе английского короля Эдварда обитает еще один «родственник» покойного Дункана — его брат Сивард.

И снова мы в Шотландии. В королевском дворце (где живет Макбет) оказывается Врач, призванный придворной дамой, озабоченной состоянием здоровья леди Макбет. Леди, оказывается, уже помешалась: лунатически бродит ночами, бредит о каком-то тревожном воспоминании, беспокоится о чистоте своих рук. Шотландский врач, понаблюдав больную, ставит диагноз: врачебная помощь не поможет, нужен священник.

Этот ночной диагноз помещен в пятом акте (первая сцена), максимально близко к финалу. Если здесь и принимается какое-то «политическое решение» (диагноз), то оно касается исключительно Леди, и в сцене ничего не говорится о будущем самого Макбета. К тому же ночные «лунатические» хождения бывают лишь при полной луне. Остальные семь сцен пятого акта вообще описывают дневное время, когда ведутся боевые действия под Дунсинаном, и потому не могут служить предметом нашего рассмотрения.

Тогда мы задаем себе вопрос: почему в единственной ночной сцене пятого акта нам астрономически показано «решение судьбы» леди Макбет, и не показано «решение» судьбы ее мужа-короля?

Мы вправе сделать вывод о том, что в отношении Макбета уже принято решение! Значит, мы возвращаемся назад и ищем его в четвертом акте?

Там всего три сцены. В первой мы видим Макбета на рандеву с ведьмами в пещере. Время действия не указано, но находящиеся за пределами пещеры друзья короля сообщают ему, что ведьм они не видели, а мимо них проскакали три вестника. То есть за пределами пещеры явно не ночное время, и все хорошо видно.

Во второй сцене мы видим лишь тана Росского да жену Макдуфа с сыном, которых пришли ликвидировать убийцы. Так что и здесь вряд ли ночь, ибо ребенок не спит. Да и о Макбете практически ничего не говорится.

Остается последняя, третья сцена. Действие там происходит в Англии, во дворце английского короля, где проживает в эмиграции наследник Дункана Малькольм. Здесь нам и показано решение о «политической судьбе» короля Макбета. Здесь, в ходе консультаций между Малькольмом, Макдуфом и Россом, вырабатывается политическое решение — идти освобождать Шотландию от короля-тирана (Макбета).

Время этой эпохальной беседы Шекспир не указал. В принципе, беседа могла происходить и днем, и ночью. Врагов-то поблизости нет, а только спасители-англичане. В том числе и врач, заглянувший на минутку к шотландским заговорщикам.

Шекспир дает нам возможность думать, что беседа героев происходит днем, а скорее даже ранним утром. Ибо английский король-чудотворец только-только вышел к своим пациентам. Ведет прием больных. Не может же он заниматься своей целительской деятельностью по ночам?

Однако некоторые детали текста заставляют нас усомниться в том, что дело происходит днем. Видимо, это все-таки ночь. И ночь безлунная. Ибо почему-то английский принц Малькольм сначала «не узнает» своего боевого соратника Росса, хотя еще в первой сцене трагедии, в первом акте, нам показано общение Малькольма и Росса. Да и впоследствии, в замке Макбета, они не раз встречались. Да и Макдуф знаком с Россом, поскольку жена Макдуфа приходится Россу кузиной, что нам показано в предыдущей сцене.

Почему же Малькольм и Макдуф дружно «не узнают» Росса? Потому что, видимо, темно, и дело происходит безлунной ночью. Можем ли мы считать, что так нам и показано «лунное» затмение?

Тогда мы должны будем впоследствии увидеть, что тень Земли, легшая на лунный диск начинает смещаться, и месяцевидная луна начинает освещать заговорщиков. И, следовательно, не исключено, что Шекспир найдет способ нам это показать. Как свидетельство того, что «политическое решение» принято.

Вот последние строки этой сцены. Их произносит Малькольм.

Слова, вполне достойные мужчины.
Пойдемте к королю. Войска готовы.
Теперь простимся — и на битву. Макбет
Созрел для гибели — и меч небесный
Уж занесен. Пусть доживает день свой;
Ночь безрассветная уже близка.

(А. Кронеберг)

Вот речь мужчины.
Пойдемте к королю. Войска готовы.
Простимся с ним. Макбет созрел: пора
Стряхнуть плоды и промысел всевышний
Избрал орудья. Сбрось душевный гнет:
Пусть ночь длинна, а все же день придет!

(М. Лозинский)

Итак, в переводе Кронеберга мы видим прямое указание на «меч небесный» — то есть на то, что на небе находится серповидная луна. И появилась она там лишь после того, как луна была полностью закрыта земной тенью (затмилась) и заговорщики не могли даже признать друг друга. Вот в таком «астрономическом» формате Шекспир нам показал принятие «политического решения» относительно будущего Макбета. Вернее, относительно отсутствия всякого политического будущего.

Для него вскоре наступит «ночь безрассветная», то есть бесконечное политическое небытие, где для него уже никогда не будет «солнца». То есть королевской короны, которую символизировало солнце для Дункана и Банко.

В переводе Лозинского мы видим, что астрономическая метафора Шекспира передана в русской версии как тот же небесный меч, но в «религиозном» смысле, как будто это «орудие провиденья». В оригинале — высшие силы: powers above.

Это свидетельствует о том, что в шекспировском контексте содержался не только политический смысл, но и религиозный. Что тоже для нас очень важно. Ибо наш традиционный Шекспир жил как раз в эпоху религиозных войн, и это были войны за католическую «вселенскую» (единую) церковь. Сама череда этих войн в традиционной истории называется Эпохой Контрреформации.

Так что если наш читатель еще не забыл о том, что Шекспир избирал Макбета для изображения в трагедии именно для того, чтобы вложить туда некоторые намеки на суд над иезуитом Гарнетом, то, возможно, этот религиозный (контрреформационный) смысл и должен быть драматургом показан.

Но теперь мы должны все-таки понять, почему это «лунное» затмение помещено в четвертом акте, а не в пятом.

Так Шекспир мог нам показать, что на самом деле для англичан и Малькольма истинным «решением», то есть главным решением, являлось решение судьбы леди Макбет. Поэтому следствием решения о короле Макбете стал поиск решения для определения будущего его жены. Ей все-таки голову не отрубали, заботились и о том, чтобы рядом с ней не было режущих и колющих предметов, старались ее «лечить» — даже врача специально вызывали.

То есть практически нам показали, что решение политической судьбы (будущности) леди Макбет неразрывно связано с решением о будущности ее мужа.

Поэтому мы должны будем и в сцене с лунатичкой-королевой найти свидетельства того же самого «затмения», которое символизировало свержение Макбета.

И такое «затмение» можно найти в сцене, где Леди ходит со свечой по замку.

Заботливый Врач, наблюдавший больную, спрашивает у Дамы, «где она достала свечу?». Из этого следует, что в предыдущие ночи Леди передвигалась по замку без свечи. Вела свои тайные записи тоже без нее, ибо полная луна хорошо освещала помещение. Зачем же в данном случае, на третью ночь, Леди вооружилась свечой? Потому что, видимо, в какой-то момент луна «затмилась» и писать без лунного света стало невозможно. Ну а, написав нужное, Леди и пошла спокойно спать.

Так что здесь мы при вдумчивом чтении снова видим указание на «лунное затмение». И это то же самое затмение, которое ранее определило судьбу самого Макбета.

Это третье «затмение», разнесенное на две сцены (как бы разрубленное надвое, показывающую разницу статусов супругов), вполне выявляет свой аллегорический (политический и религиозный) смысл.

И относится оно, видимо, к 1057 году, когда Макбету «отрубили голову».

Следом мы видим местность близ Дунсинана, где собрались сторонники Макбета и военные силы, собранные в Англии противниками Макбета. Сам Макбет находится в замке Дунсинана. Рядом с ним врач и приближенные.

Враги Дункана собрались возле Бирнамского леса. Малькольм предлагает соратникам срезать ветви деревьев и украситься ими (закамуфлироваться).

Макбет, приготовившийся отражать нападение врагов, получает известие, что леди Макбет скончалась. Единственное его чувство — сожаление о том, что не вовремя умерла. В этот момент приходит гонец и сообщает, что на Дунсинан идет Бирнамский лес!

Убедившись, что это так, Макбет устремляется из замка в поле, чтобы сражаться с врагом! Он ведь уверен в том, что победить его не сможет ни один человек, рожденный женщиной!

В бою Макбет убивает сына Сиварда.

Затем встречается в поединке с Макдуфом, они сражаются. Но тут выясняется, что Макдуф и есть то самое чудо природы, о котором говорили ведьмы. Человек, не рожденный женщиной. А не рожден он ею потому, что из чрева «ножом исторгнут».

Деморализовав таким образом Макбета, Макдуф предлагает королю сдаться и угрожает тем, что выставит его на «позорище» (посадит в клетку) и на холсте напишет: «Смотрите на тирана».

Но Макбет сдаваться не намерен. Не согласен землю «целовать у ног Малькольма». Он и Макдуф уходят со сцены, сражаясь.

А на последней странице трагедии победитель Макдуф приносит новому королю Шотландии Малькольму трофей — голову Макбета.

Мы пересказали очень кратко ход событий в трагедии Шекспира «Макбет». Мы специально выделили названную поэтом У.-Х. Оденом вторую важную тему трагедии: «Свет, тьма, злоба души». Мы постарались показать читателю, что эта в прямом смысле темная — ибо главные события происходят во тьме ночной — пьеса имеет и внятную астрономическую составляющую, связанную с взаимодействиями света и тьмы, с движениями Солнца и Луны. Мы нашли три четко описанные астрономические явления: два солнечных затмения и одно лунное. Показанные Шекспиром небесные (астрономические) события — символы политических решений.

Теперь посмотрим, как их разместил Шекспир в биографии Макбета.

Первое солнечное затмение (почти полное), если это образ смерти короля-солнца Дункана, видимо, произошло в 1039 году, ибо только в 1040 году королевская корона перешла к Макбету. Само «затмение», как видим, означает некую политическую коллизию, в результате которой сходит с политической арены персонаж (Дункан): он «затмевается полностью», с необходимой фазой 12 градусов. И политический смысл этого затмения не так уж неясен — ведь в дальнейшем власть предсказана не его детям, а детям Банко.

Второе солнечное затмение (частное) помещено ближе к середине пьесы и, соответственно, ближе к середине правления Макбета — как образ смерти Банко, героя безусловно «солнечного», положительного; может быть, это событие произошло в 1046 году.

Третье затмение, лунное, — как фактическое событие смерти Макбета, произошло в финале трагедии, в 1057 году, но спланировано оно было, а точнее, просчитано как политическое решение и как легко просчитываемые даже древними астрономами лунные затмения немного раньше, как это и показано Шекспиром в тексте трагедии.

Таким образом, мы видим три хорошо описанных астрономических события с интервалами в 7 и 11 лет.

Этот астрономический сюжет, как последовательность небесных событий, превосходно известен историкам — ведь именно он лежит в основе всей древнегреческой истории! А сама эта древнегреческая история намертво привязана к фундаментальному труду очевидца и участника Пелопонесской войны — к «Истории» Фукидида. Фукидид — автор безупречной репутации, добросовестный хронист, дотошный писатель, жил в V веке до н. э. В его «Истории» четко описаны наблюдавшие им затмения с интервалами в 7 и 11 лет.

Первое — полное солнечное затмение (видны звезды) — происходит летом, второе — частное солнечное затмение — происходит в марте-апреле, третье — лунное затмение — происходит в конце лета.

Правда, сам Фукидид не сообщил никаких конкретных дат, к которым были бы привязаны описанные им события. Эти даты, годы затмений и самой Пелопонесской войны, высчитывали уже математики шекспировского времени! И хотя в конце концов даты Фукидидовских затмений были вычислены и приняты научным сообществом, но только специалисты ныне знают, что общепринятое решение обладает существенным дефектом: первое солнечное затмение 3 августа 431 года до н. э. вовсе не является полным, как то описывал Фукидид.

Но можно ли найти среди множества небесных событий другие варианты, удовлетворяющие описанию Фукидида? Можно ли вообще найти в обширном перечне солнечных и лунных затмений, которые математики нынешнего времени высчитали едва ли с момента сотворения мира, Фукидидовскую триаду, соответствующую заданным жестким условиям?

Увы, до сих пор это никому не удалось.

Если не считать Шекспира.

Ведь именно он в «Макбете» нам и показал затмения Фукидида — два солнечных (полное — Дункан, частное — Банко) и лунное (Макбет). С необходимыми по условиям Фукидида интервалами и 7 и 11 лет, с соответствующими привязками к временам года.

Вот данные современной астрономии:

ПЕРВОЕ солнечное затмение (полное) — 22 августа 1039 года.

ВТОРОЕ солнечное затмение (частное) — 9 апреля 1046 года.

ЛУННОЕ затмение — 15 сентября 1057 года.

Мало того, что шотландский патриотизм Великого Барда продиктовал ему приоритет родины Макбета в средневековом изобретении «кесарева сечения», мало того, что этот же патриотизм продиктовал драматургу фантастические новации в артиллерийском деле, так еще и самые точные Фукидидовские затмения Пелопонесской войны Шекспир умудрился вычислить и описать как символы поворотов в политической борьбе королевских фамилий средневековой Шотландии.

Поистине фантастические картины нарисовал нам гениальный британец и в теме «времени», и в теме «света, тьмы, злобы души».

...Но у нас есть еще третья тема пьесы — первая и главная в деле понимания существа изображенного драматургом, тема убийства.

Разумеется, объем эссе не позволяет полностью проанализировать все детали такого суперсложного текста, но нам сейчас важнее найти некоторые принципы, которые заложил в текст автор. Каковы же эти принципы? Один из них вполне очевиден: в системе ложных утверждений каждое отдельное утверждение — тоже ложно.

Трагедия «Макбет» — система ложных утверждений.

В трагедии «Макбет» каждое отдельное утверждение ложно.

Например, утверждение о практике «кесаревых сечений» в Шотландии XI века — ложное утверждение (наука это подтверждает).

Например, утверждение о наличии капитанов в средневековой армии — ложное утверждение (наука это подтверждает).

Например, утверждение об изобретении шотландскими артиллеристами в Средневековье «пушек мощности двойной» — ложное утверждение (наука это подтверждает).

Например, утверждение о наблюдении затмений Фукидида в шотландских небесах через полторы тысячи лет после фактического да еще за тысячи миль от него — ложное утверждение (наука это подтверждает).

Например, утверждение о том, что Бирнамский лес, как и любой другой лес, может ходить — ложное утверждение (наука это подтверждает).

Разве пять приведенных примеров — не система?

На каком же основании мы думаем, что в этой системе шестое утверждение будет истинным?

Шестое утверждение, видимое нам в трагедии: король Макбет — серийный убийца XI века. Это тоже ложное утверждение — и историческая наука с этим согласна, она сообщает нам, что Макбет не был злодеем, тираном и убийцей. То есть подтверждает, что король Макбет не был «кровавым мясником».

Поэтому принцип изображения, избранный Шекспиром для создания «Макбета» можно сформулировать так: «Вы читаете о том, чего не было».

Не было в Средневековье кесаревых сечений, Шотландия не создавала пушек двойной мощности, затмения, видимые в древнем Средиземноморье, не могли наблюдаться на Британских островах через полторы тысячи лет... Ну и в продолжение этой системы утверждений: король Макбет никого не убивал!

Ну что ж, путем простых логических операций мы пришли к неутешительному выводу: Великий Бард зачем-то фальсифицировал биографию невинного шотландского короля. Почему мы пришли к такому выводу? Да только потому, что уверены: в тексте трагедии изображены преступления Макбета! Но изображены ли они в трагедии?

Давайте попробуем перечитать хотя бы начало пьесы.

В пьесе «Макбет» мы наблюдаем почти математически выверенную композицию. Недаром У.-Х. Оден называл эту трагедию одним из пяти шедевров Великого Барда. Таким образом, мы должны понять, что в ней нет ничего случайного, ошибочного и неверного.

Поэтому мы должны увидеть в первых сценах трагедии то, что называется в математике «дано». То есть некоторые условия задачи, которую требуется решить. Итак, рассмотрим три первые сцены (первого акта).

Первая сцена — очень короткая, здесь нам даны три персонажа. Это — ведьмы. Они собрались в укромном местечке, чтобы сговориться о предстоящем шоу: они собираются встретить вечером в степи Макбета и намерены как-то воздействовать на него. Мы пока еще думаем, что эти персонажи — женщины. Но из дальнейшего текста (третья сцена) мы узнаем, что это бородатые мужчины в женских платьях.

В коротком диалоге этих трех «актеров» мы слышим некоторые важные понятия. Это — шифровки. Комментаторы считают, что эти нечитаемые понятия означают имена ведьм, поэтому в переводах мы видим какую-то Жабу (лягушку) и какого-то Кота (переводчики передают смысл как Царапка или Мурлыка). Видимо, это кликухи, псевдонимы, сценические имена трех мужчин, наряженных женщинами.

Жаба (лягушка) и Кот (черный?), с одной стороны, заставляют читателя думать, что речь идет об атрибутах (ингредиентах) колдовского варева, дурманящего зелья. И только потому мы так думаем, что в первой сцене еще не знаем, что перед нами — мужчины.

С другой стороны жаба (лягушка), если речь идет о какой-то акции, планируемой мужчинами, отсылает читателя к известной коллизии войны мышей и лягушек — приписываемой Гомеру поэме, которую Шекспир использовал и при написании «Гамлета».

Кот же как подельник жаб (лягушек) в данном контексте выглядит как враг Макбета: в первой сцене четвертого акта, в последней встрече ведьм с Макбетом мы вновь сталкиваемся с каким-то странным мяуканьем кота в вересковом лесу у пещеры. Таким образом, поскольку мы знаем, что в вересковых лесах дикие коты не водятся, можно сделать вывод: этот Кот имел вполне человеческий облик. Но какие герои трагедии скрылись за условными именами, за кличками?

Поскольку в Первом фолио Шекспира отсутствует список действующих лиц, то нам приходится слепо доверять филологам, которые впоследствии такие списки составили. Среди героев трагедии есть вельможа по имени Cathnes — наши переводчики передают его имя разнообразно: Кайтнес, Катнесс... Однако мы видим, что именно этот герой мог иметь прозвище Cat (Кот). Интересно, что голос Кота Шекспир упоминает только два раза: в первой сцене первого акта и в первой сцене четвертого акта. И на протяжении четырех актов мы вообще ни разу не видим вельможу по имени Cathnes. Он появляется под своим именем только в последнем акте, в момент развязки в Дунсинане: он является как руководитель антимакбетовской оппозиции, вместе с другими вельможами ждущий подходящего момента предать короля Макбета. Вместе с ним как заговорщики показаны Ментис, Ангус и Леннокс. Так что, видимо, один из них и имел кликуху Жаба.

Но скажем и еще об одном «золотом» словечке, которое мы встречаем в разговоре на первой сходке заговорщиков, переодевшихся в женские платья. Это слово — резня. На вопрос первой ведьмы, когда состоится встреча, вторая отвечает: «Как только отшумит резня» (Лозинский). Другой переводчик (Кронеберг) передает эту строку так: «Когда кровавый стихнет бой». В оригинале: «When the Hurley-hurley's done, When the Battaile's lost, and wonne». Как видно из текста, в нем ничего не сказывается о резне и крови. Однако слово «баталия» переводчики прочитывают, как «кровопролитие» с применением колющего и рубящего оружия. Почему? Потому что во второй сцене речь идет о ранах, погибших воинах и отсеченной (отрезанной) голове мятежника. А разве покойники и обезглавленные враги не могут быть названы жертвами резни?

Таким образом, в условиях задачи прочтения Макбета мы видим с первых строк следующее. Дано: некоторые шотландцы пользуются условными именами и тайно ведут враждебные действия в «чужих» одеждах — против своего земляка, Макбета. Они участвуют в каких-то «баталиях», но эти тайные действия не являются кровавыми, хотя и встроены в какой-то сценарий как продолжение операции по возвышению Макбета.

Посмотрим же на вторую сцену первого акта, где главным действующим лицом, чистосердечно признающим эту задачу — возвысить Макбета, — является король Дункан.

Донесение о победе над мятежником Макдональдом привозит Дункану окровавленный Старшина (Солдат¹¹ или Сержант). Что это за персонаж? Он появляется только один раз, и впоследствии мы его более не увидим. Однако именно он сообщает Дункану о том, что Макбет «от пупа до челюстей вспорол» (Лозинский) тело мятежника и «голову его воткнул над башней» («пока ему до шеи головы не раскроил» — Кронеберг)¹².

Оригинальная фраза из Первого фолио: «Till he unseam'd him from the Naue toth Chops», — точному переводу не поддается, поэтому ее трактовки так разительно и отличаются в разных переводах. В переводе Кронеберга мы видим небольшой смысловой изъян: все-таки если Макбет раскроил голову мятежника до шеи, то есть на две половинки, то эту голову было уже затруднительно «воткнуть» на башню — разваливалась бы надвое. То же самое касается и того варианта, что череп мятежника был расщеплен до челюстей. Это уже кровавое неопознаваемое месиво — а надо ж было для устрашения на башню помещать целехонькую голову, чтобы все видели и узнавали «тирана». Более искусно вышел из положения Лозинский: если тело мятежника вспороть от пупа до челюстей, голова все-таки остается целой и узнаваемой, и ее можно отсечь для водворения на башню.

И это уже настоящая «резня»; более того, она весьма натуралистично описывает то, что мы понимаем под словосочетанием «кесарево сечение». Но возможно ли осуществить «кесарево сечение» в случае убийства мятежника (капитана Кавдорского Макдональда) — и главное, зачем? Чтобы в результате такого псевдомедицинского вмешательства появился тот, кто «не женщиной рожден»?

Мы знаем, что в финале трагедии наряду с ходящим Бирнамский лесом (инсценировкой) нам показан и герой Макдуф, который объявляет себя жертвой «кесарева сечения», а проживает он как раз там, где и бунтовал распоротый от брюха до глотки мятежник Макдональд — в Файфе. То есть, видимо, Макдуф и «рожден» этим мятежником мужского, а не женского пола, то есть является его сыном.

Таким образом, мы видим, что изображение вспоротого живота (кесарева сечения) применительно к мужчине-мятежнику является таким же образом (образом действия), как и ходящий Бирнамский лес. То есть это ложное утверждение, данное в самом начале трагедии, как заданное условие прочтения. Но ложное утверждение — натуральное убийство Макбетом-мясником мятежника — влечет за собой и следующие несложные следствия.

Мятежник Макдональд остался жив.

Макбет не проливал крови Макдональда.

То есть бывшие и будущие «баталии», как их называли ведьмы, не являются «резней» в натуральном смысле, это — образы действия. Бескровные интеллектуальные битвы за власть. И неизвестное никому из живущих шекспировское выражение «from the Naue toth Chops» — видимо, неизвестное условное и, может быть, жаргонное выражение, обозначающее то, что в христианской православной речи означает формула «лишить живота». То есть, возможно, жаргонный перевод с «греческого», если мы еще помним о том, что Шекспир зачем-то поместил в текст трагедии описание древнегреческих затмений Фукидида. Обратим внимание и на то, что «Челюсти» и «Брюхо» показаны Шекспиром как имена собственные, а возможно — как аллегории имен собственных, как их эмблемы. То есть безусловно — не физиологически.

Однако пора задуматься и над вопросом о том, что это за Старшина является перед Дунканом с донесением о боевых заслугах Макбета?

Старшину мы видим только в переводе Лозинского, в переводе Кронеберга перед Дунканом держит речь какой-то раненный Солдат. В других переводах мы видим эпизодического героя под именем Сержант. А как же показан этот герой в Первом фолио Шекспира? Он обозначен как «Bleeding Captain». Реплики его даны от сокращенного «Сар», в этой же сцене капитанами названы Макбет и Банко, которых впоследствии Шекспир также показывает как сокращенных капитанов — «таны».

Но что же за окровавленный капитан явился перед Дунканом? Несомненно, это разжалованный капитан Кавдора Макдональд, мятежник, покрытый условными «кровавыми» ранами, требующими лечения. Он-то и расписывает всевозможными красками победу Макбета и свою смерть, не обращая внимания на собственные разрубленные череп, челюсти и глотку.

Но, спросит читатель, как Макдональд мог явиться к Дункану после отсечения Макбетом его головы и водружения ее на башню? Очень просто — ведь «лишение живота» мятежником акт символический, Макдональд просто перестал быть капитаном и явился к Дункану якобы разжалованным. Ведь и сам Дункан говорит, что впредь Кавдор изменять не будет, ведь и сам Дункан велит еще одному подельнику ведьм — вельможе Россу — казнить мятежника, который, следственно, еще жив.

Дункан велит Россу сообщить Макбету, что на освободившуюся вакансию назначен он, Гламисский тан. Это мы и видим в следующей, третьей сцене, где Макбета приветствуют ведьмы, одна из которых и величает его уже Кавдорским таном (капитаном). Несколько озадаченный Макбет, встретивший якобы бородатых женщин-ведьм, говорит: «Но тан Кавдорский жив и процветает» (Лозинский)... Любители костюмированных представлений и мастера кровавого визажа Ангус, Росс и подыгрывающий им Банко начинают что-то лепетать о том, что, дескать, да, мятежник Макдональд жив, но уличен в измене и будет казнен... Собственно, это и означает, что никаких вспарываний живота и отсечения головы мятежника в прямом, натуральном смысле не было — эти сообщения всего лишь метафоры образов действия.

Таким образом, уже в первых сценах Шекспир нам показывает вполне ясно и определенно, что «трагедия Макбета» — это в прямом смысле трагедия человека, которого вовлекают в какие-то властные структуры «бойцы невидимого фронта»: они инсценируют фантастическое возвышение Макбета путем инсценировки фантастических событий и внушают несчастному честолюбцу, что его действия ведут к реальным смертям людей.

Добавим к этому, что являющиеся в женских и мужских костюмах противники Макбета действуют под непосредственным руководством Малькольма — этот герой, который побывал «в плену» в Файфе (то есть действовал вместе с Макдональдом), которого мы видели в Форресе при встрече с «окровавленным» капитаном Макдональдом и который собирал в английской эмиграции антимакбетовскую оппозицию, который в конце концов и получил власть в Шотландии, — этот герой при первом своем появлении в трагедии, опубликованной в Первом фолио, назван так: «King Malkolm». Тот, кто знает английский в минимуме, без труда поймет, что еще до появления на сцене Макбета мы имели дело с Королем Малькольмом. Видимо, это и был король Англии, чудотворец Эдвард, лечивший заговорщиков во тьме ночной средствами нетрадиционной медицины того времени — золотыми червонцами. Попросту говоря, тайно подкупавший сторонников Макбета.

А как же король Шотландии Дункан? Персонажа с таким именем в Первом фолио читатель не найдет...

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что на протяжении всей пьесы, как мы и предполагали ранее, действует принцип: «Вы читаете о том, чего не было». Не было шотландского короля Дункана, не было шотландского принца Малькольма, не было ведьм и их пророчеств, не было кровавых действий в Файфе, к которым был причастен Макбет. Эти сообщения — метафоры образов действий.

Соответственно и все дальнейшее — убийство Дункана, убийство Банко, явление призрака Банко, убийство леди Макдуфф, ходящий Бирнамский лес, не женщиной рожденный победитель Макбета — метафоры образов действий, а не реальные события¹³. Это «маски» этапов и поворотов в ходе интеллектуальной битвы Англии (символической) за присоединение, поглощение соседней северной территории, которая в трагедии символически названа Шотландией.

Исторические анахронизмы Шекспира свидетельствуют не о том, что он плохо знал историю, поскольку не имел высшего образования. Они являются опорами сложной многослойной композиции трагедии.

Первый слой смыслов — современная Шекспиру история Англии, события 1605 года, связанные с судебным процессом, обвиняющим иезуита Гарнета. Этот слой смыслов хоть и весьма зыбок, но его наличие признано традиционным шекспироведением.

Второй слой смыслов — история Шотландии XI века, опирающаяся главным образом на имена Макбета, Макдуфа (исторического Дуффа), Макдональда (исторического Дональда) и Короля (исторического Дункана), а не на конкретные события. Поэтому респектабельное шекспироведение признает, что Шекспир не воссоздал исторический сюжет — Великий Бард взял лишь некоторые его элементы и использовал их весьма вольно и причудливо и собственно историческую составляющую этого слоя смыслов подал как откровенный вымысел. То есть если «Трагедия Макбета» и является исторической пьесой, то написана она не о герое шотландского Средневековья.

Третий слой смыслов — древнегреческий. Мы уже говорили о том, что Шекспир «вычислил» самые точные значения трех затмений Фукидида и изобразил их в пьесе, описывающей англо-шотландскую борьбу за власть. Но поскольку Фукидид наблюдал свои затмения в ходе Пелопонесской войны (V век до н. э.), то есть основания думать, что условная англо-шотландская борьба за власть нам показывает аналогичный сюжет, имевший место на греческой территории — как конфликт Афин и Спарты. Так нам указано на место действия и на сражающиеся там воинства, оба они — греческие.

Территория Древней Греции в дохристианскую эру простиралась вплоть до Индии, и мы бы затруднились понять, о каком древнегреческом сюжете идет речь, если бы не нашли в самом тексте трагедии конкретного географического указания: ведь одна из ведьм, как самый точный источник информации, сообщает, что «шкипер» поплыл в Алеппо на «Тигре», а жена «шкипера» таскает каштаны из огня — то есть ведет очень опасную игру. Соответственно, на условном языке шифровки, нам сообщается, что шкипер Макбет отправился в Форрес, а его жена (леди Макбет) сама готовит для мужа провокацию, не позволяя это делать другим. Другие — это известные нам мужчины в костюмах ведьм, один из которых собирается плыть в решете туда, где произойдут важные события. Плыть в Алеппо (Форрес) из Шотландии далековато, и как свидетельствует «Батрахомиомахия» Гомера и «Гамлет» Шекспира, самостоятельно передвигаться по морям и океанам могут лишь лягушки (жабы) и раки. И если герой-ведьма собирается плыть в решете, то явно он принадлежит к воинству мышей. Да, он и сам утверждает, что поплывет «крысой бесхвостой»¹⁴.

Город Алеппо был известен миру еще с библейских времен из биографии Авраама. Позднее, в преддверии Троянской войны, в XIV—XIII веках до н. э. городом Алеппо правили хетты — в Трое, по утверждению Шекспира в трагедии «Троил и Крессида», одними из шести крепостных ворот были Хеттские ворота. Позже Алеппо (Халеб) стал ключевым пунктом на главном маршруте караванов, идущих через Сирию к Багдаду. С IX по VII век до н. э. город находился под контролем Ассирии, и был известен под именем Халман. Затем в VI веке до н. э. им владели персы и Селевкиды. В 333 году до н. э. Алеппо был захвачен Александром Македонским и управлялся греками в течение 300 лет в составе империи Селевкидов¹⁵.

Таким образом, отождествление Форреса с Алеппо переносит нас мысленно на территорию Малой Азии, в регион боевых действий, связанных с историей Троянской войны, Пелопонесской войны и многих других важных исторических событий. То, что шкипер Макбет плывет на «Тигре», то есть якобы на каком-то корабле, — тоже метафора. Мы знаем, что Макбет «плывет» не по морю, а по вересковой степи под чутким руководством Банко — и недаром, видимо, позднее невидимый убийца Дункана сравнивается Макбетом с «гирканским тигром»¹⁶. Это происходит в ночь убийства Дункана, после встречи Макбета во дворе замка с Банко... Убийство, разумеется, тоже было инсценированным, и глубокий анализ сцен, описывающих это вымышленное злодеяние, указывает на Банко как автора инсценировки — Шекспир надеялся, что не только мы распознаем этот «спектакль», но и утверждал, что его распознал сам Макбет!

С Гирканским тигром древние сравнивали Пирра (Неоптолема), сына Ахилла, героя Троянской войны. И именно от Пирра и Ахилла вел свой род, как он сам утверждал, Александр Македонский. Посмотрим, не указал ли в трагедии «Макбет» Шекспир в дополнение к географическим подсказкам на Троянскую и Пелопонесскую войны еще и подсказку на греко-персидские войны Великого Александра?

Александр Македонский — безусловный победитель и великий завоеватель. Одной из величайших побед Искандера стала битва при палестинском (филистимском) городе Газе — македонскому полководцу пришлось два месяца осаждать город, который защищали персы.

Непобедимому воителю пришлось, как пишут историки, подкапывать стены и одновременно насыпать земляные валы вровень с ними — эти действия привели к «проломам» и обрушению цитадели — и первым проник в город Газу македонец Неоптолем. Не Пирр ли это в новой инкарнации Александра Македонского?

Но кто же из военачальников противостоял Искандеру, кто защищал Газу? Газу защищал полководец Бетис.

«В одной из вылазок осажденных Александр был ранен. Стрела из катапульты пробила щит, панцирь и плечо. Рана не угрожала жизни, но оказалась весьма болезненной.

Когда подрытая стена во многих местах частично рухнула, македонцы пошли на приступ, пробиваясь через проломы и по лестницам взбираясь наверх. Жители Газы отбили 3 приступа, но отразить 4-й у них не хватило сил. Первым взошел на стену гетайр Неоптолем, за ним перебрались и другие македонцы, которые затем разбили ворота и впустили внутрь все войско. Мужчины Газы продолжали биться, погибая каждый на том месте, где был поставлен. Раненый военачальник персов Бетис попал в плен»¹⁷.

В 80-х годах XVI века французский философ Мишель Монтень написал и издал свои знаменитые «Опыты»¹⁸. В эссе «О том, что нельзя судить, счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер», Монтень пишет: «Царей Македонии, преемников великого Александра, мы видим в Риме писцами и столярами, тиранов Сицилии — школьными учителями в Коринфе».

Значит, сам Александр умер в 33 года и был положен в «золотой гроб»? А сыновья Искандера оказались в Риме? Причем один был писцом (историком?) а другой столяром (строителем, строящим «троянских коней?»). И никто из них не пытался даже вернуть власть в Македонии?

Посмотрим, что пишет Монтень в эссе «Различными средствами можно достичь одного и того же»:

«Александр, превосходящий храбростью всех когда-либо живших на свете и обычно столь милостивый к побежденным врагам, завладев после величайших усилий городом Газой, наткнулся там на вражеского военачальника Бетиса, поразительное искусство и доблесть которого он имел возможность не раз испытать во время осады. Покинутый всеми, со сломанным мечом и разбитым щитом, весь израненный и истекающий кровью, Бетис один еще продолжал биться, окруженный толпой македонян, теснивших его. Александр, уязвленный тем, что победа досталась ему столь дорогой ценой, — ибо помимо больших потерь в его войске, его самого только что дважды ранили, крикнул ему: "Ты умрешь, Бетис, не так, как хотел бы. Знай: тебе придется претерпеть все виды мучений, какие можно придумать для пленника". Бетис не только сохранял полную невозмутимость, но больше того, с вызывающим и надменным видом молча внимал всем этим угрозам».

Ну что ж, думается, именно здесь, при виде этой цитаты, читатель вспомнит, что Монтень почти слово в слово описал нам содержание финальной сцены трагедии «Макбет».

То есть Шекспир использовал еще один «греческий» сюжет, почти дословно разложив на реплики Макдуфа и Макбета цитату из «Опытов» Монтеня, изданного уже к тому времени и в Англии.

Далее Монтень говорит, что Александр требовал, чтобы Бетис преклонился и молил, но Бетис молчал. Тогда Александр решил извергнуть из него «стоны»: проколоть пятки Бетису, привязать его к колеснице и волочить живым за ней, раздирая и уродуя тело.

Очень живенькая сценка, не менее живенько напоминающая нам об Ахилле и его несчастной ахиллесовой пяте. Как видим, изложенная с помощью несомненных «аллегорий». Ибо, видимо, «ахиллесова пята» и рана в пяту уже ко времени Монтеня обрела «символический» смысл, отсылающий к Троянской войне.

И фактически в свернутом виде показывала какую-то тайную «технологию» — ибо какой же нетайный смысл имело прокалывание пяток для реального воина, тело которого раздирается волочением по земле? Ровно никакого, кроме символического. Поэтому Монтень, рассказывая об Александре, фактически говорил нам, что он отсылает нас к жизнеописанию кого-то из «древних» своих друзей, живших относительно недавно. При этом предмет его обожания пользовался технологиями Троянской войны.

Но фактически Монтень отсылает нас здесь даже не к одному, а к двум персонажам Троянской войны. Это сам Ахилл, который якобы и обладал своей ахиллесовой пятой. Но может быть, его «пятой» и был главный защитник Трои Гектор, которого как раз Ахилл и собирался привязать к хвосту коня и волочить по земле за своей колесницей?

Сюжет об осаде города Газы и смерти полководца Бетиса, пересказанный Курцием и Монтенем, Шекспир тоже использовал лишь частично: мы не видим в трагедии «Макбет» проколотых пяток сраженного шотландского тирана, не видим его волочения по земле. В финале трагедии мы видим Макдуфа, вносящего голову убитого Макбета.

Наши переводчики, вероятно, не могут себе представить, чтобы шотландские дворяне, полководцы, вельможи втаскивали на сцену кровоточащие головы королей, храбро вцепившись в их мертвые шевелюры... Поэтому наши переводчики деликатно «поправляют» Шекспира: кто пишет ремарку: «Вносит голову Макбета на копье», — а кто: «Вносит голову Макбета на шесте».

Однако мы, читатели, знаем — с первой страницы трагедии, с показанного нам в самом начале капитана Макдональда, голову которого отрубили в Файфе, после чего он еще долго ходил и говорил, что и это «отрубание головы» — лишь образ действия. Макбет не погиб, он просто перестал быть королем, перестал быть главой своих подданных, а уж шотландцы они, англичане, персы, греки, македонцы или филистимляне... Этого знать нам не давно.

Все шекспировские этнонимы — этнонимы условные. Мы можем только фантазировать и предполагать, что искажение исторических шотландских имен было вызвано стремлением драматурга показать привязанность «греческой» проблематики к одной из современных ему политтехнологий борьбы за власть, поэтому и появились в трагедии неисторические герои с составными именами: Макдональд — македонец Дональд, Макдуф — македонец Дуфф, Макбет — македонец Бетис, перс по национальности, а македонец по прописке, служащий на территории Македонии, то есть во владениях Александра Македонского.

Вместе с Макбетом—Бетисом, как пишет Википедия, «народ филистимлян с тех пор исчез из истории», то есть линия наследования королевской власти, как и «предсказывали» степные бородатые вещуньи в летних сарафанах, потомству Макбета не была уготована. Город Газа, названный Шекспиром Дунсинан, был заселен другим народом.

Но ведь и второе должно было сбыться — то есть наследовать королевский трои должен был отпрыск Банко. А поскольку мы знаем, что на шотландском троне оказался английский король-чудотворец Малькольм (Эдвард), то остается только прийти к единственно возможному выводу: отцом Малькольма был не ряженый «актер» Дункан, а соперник Макбета — Банко. Он и был заинтересован в том, чтобы возвести своего сына на трон. Он это и сделал.

Добавим еще один штрих к образу Банко, запросто беседующему с ряжеными в женские юбки ведьмаками и любящему эффектно являться в сценическом балахоне Призрака.

Как и в других трагедиях Шекспира, мы наблюдаем в «Макбете» интересное явление: рядом с «древнегреческими» включениями-отсылками обнаруживаем и «древнеримские» включения-отсылки.

Так в самом начале мы видим, что противники Макбета подобострастно называют его «супругом Беллоны» — то есть мужем римской богини войны.

Так в воображении Макбета, прячущегося во дворе замка в Инвернесе в ночь инсценированного убийства Дункана, его псевдосоратник Банко, как «дозорный волк», крадется «Тарквиниевой хищною походкой» — то есть походкой римского военачальника Секста Тарквиния.

Да и сам Макбет в финале своей трагической истории противопоставляет себя Банко, не хочет, подобно «римскому глупцу», бросаться на свой меч; здесь, как утверждают комментаторы, Макбет вспоминает о Марке Порции Катоне и Марке Бруте — оба противника Юлия Цезаря покончили жизнь самоубийством, бросившись на свой меч. Оба — римляне. Возможно, и Банко бросился на свой меч — то есть инсценировал самоубийство.

И если это предположение специалистов верно, то Макбет не собирался уподобляться поклонникам римских традиций, а предпочитал умереть в бою, с оружием в руках.

Как видим, текст пьесы, которую Шекспир назвал «Трагедия Макбета» — очень сложен по своей композиции. Он многослоен. В нем заключено несколько исторических сюжетов, эти сюжеты использованы частично, фрагментарно, утилитарно — для создания неизвестного для нас сюжета исторической борьбы 1605 (1606?) года.

Этот таинственный сюжет, непрочитываемый нами, драматург намеренно усложнил и облек в многомерные метафоры. И все-таки, спустя почти сто лет, когда, видимо, был снят гриф секретности с материалов, описывающих эти события, маститый шекспиролог Николас Роу в 1709 году, а вслед за ним и прочие «улучшатели» шекспировского канона, сочли текст трагедии слишком «прозрачным», они «затемнили» изображенное в «Макбете». Поэтому в последующих изданиях окровавленного капитана называли Старшиной, Солдатом или Сержантом, капитанов Макбета и Банко обозначали в списках действующих лиц как мифических «танов», хирургов, призванных лечить раненных «жертв» кесарева сечения, называли врачами и английских докторов богословия переименовали во врачей...

Они же, неутомимые «улучшатели» шекспировского канона, подарили миру бессмертное «поэтическое выражение»: «Вот здесь, на этой отмели времен». С тех пор шекспироведы и гадают, что означает это поэтическое украшение, измышленное филологом Льюисом Тиббальдом?

Гадать не придется, если прочитать в Первом фолио аутентичную шекспировскую фразу, в которой нет никакой отмели (scoal), а есть вполне внятная школа (school). Но, видимо, «улучшателям» шекспировского канона школа времен, в которой прошел жесткое обучение политтехнологиям Макбет, казалась еще слишком откровенным обозначением искусства борьбы за власть. Искусства борьбы, секреты которого все-таки хотелось сохранить в тайне от читателей...

Но за триста лет эти ухищрения померкли, и теперь мы видим какую-то весьма драматическую страницу мировой истории во всей ее красе.

Где происходили события, запечатленные в трагедии «Макбет»? Если бы Шекспир жил в конце XVIII века, когда было внедрено в медицинскую практику России «кесарево сечение», мы бы могли думать, что трагедия изображает историю возвышения и гибели в Дун-синане (Новом Иерусалиме) патриарха Никона, «короля» греческой веры... Но Шекспир, как уверяет респектабельное шекспироведение, жил в начале XVII века и описывал события буквально по горячим следам — поэтому мы будем считать, что в «Макбете» описаны события 1605-го или 1606 года.

Думаем, из возможных вариантов локализации этих событий будущие исследователи закономерно исключат поиск макбетоподобных сюжетов в истории российского Смутного времени, а мы пожелаем им отыскать истинный сюжет трагедии, включающий английскую, шотландскую, ирландскую, норвежскую, греческую, македонскую, афинскую, персидскую, римскую составляющие с помощью напутствий, которые мы приведем ниже.

Это цитаты из статьи крупнейшего философа герменевтики XX века Ханса Георга Гадамера — «Текст и интерпретация»¹⁹:

«Литературный текст — не только фиксация произнесенной речи. Оп почти не отсылает к уже сказанному слову. Это влечет герменевтические следствия. Интерпретация здесь — не чистое средство к новому сообщению первоначального выражения. Литературный текст как раз потому представляет собой особенную градацию текста, что он не указывает на исходное ведение разговора, а, напротив, предписывает любые повторения и варианты ведения разговора; ни один разговор не может вполне выполнить то предписание, которое представляет собой поэтический текст. <...>

Неслучайно слово "литература" содержит оценочный смысл, так что отнесение к литературе представляет собой отличительный признак. Текст такого рода представляет не чистое фиксирование речи, а овладевает своей собственной аутентичностью. Если он, кроме того, еще и вырабатывает характер речи, так что принадлежащее ему одновременно проступает сквозь него и нацелено лишь на то, что ему сообщает речь, то в нем язык самым исконным способом проявляет себя. <...>

Литературный текст, кроме того, имеет и свой собственный статус. Его языковая явленность как текста требует возвращения оригинального звучания слова, но так, что оно не отсылает к исходному говорению, а предполагает новое, идеальное говорение. Сплетение смысловых связей никогда не создается исключительно в тех отношениях, которые существуют между основными значениями слов. Как раз второстепенные смысловые отношения, которые не связаны с теологией смысла, придают литературному предложению объем. <...>

Сопутствующие смыслы, которые колеблются вместе с основным значением, хотя и придают языку иное измерение — литературный объем — только благодаря тому, что они подчиняются единству смысла речи, позволяют прозвучать иным смыслам. Игра слов — не просто игра многозначности или поливалентности слова, из которого образуется поэтическая речь, — в них, напротив, играют друг против друга самостоятельные единства смысла. Так, игра слов разбивает единство речи и стремится быть понятой на более высоком уровне — уровне рефлексии смысла».

И еще одно важное замечание. Оно принадлежит выдающемуся философу XX века Рене Генону. Генон пишет: «Ненависть к тайне, по сути, есть не что иное, как одна из форм ненависти ко всему, что превосходит "средний" уровень, и к тому, что отменяет единообразие, которое хотят навязать всем; в самом современном мире между тем есть тайна, которая лучше сохраняется, чем всякая другая: это тайна невероятного начинания по внушению, которое произвело и которое поддерживает современное состояние сознания, которое его конституировало и, можно было бы сказать, его "сфабриковало" таким образом, что оно может только отрицать существование и даже возможность этого, что, разумеется, есть лучшее средство, и средство поистине "дьявольской" ловкости для того чтобы эта тайна никогда не могла быть раскрыта»²⁰.

Возможно, к числу таких нераскрытых тайн следовало бы отнести и «Трагедию Макбета», героя, которого отправили в политическое небытие актерствующие бойцы невидимого фронта, действующие под псевдонимами и кличками на захватываемой чужой территории. Шекспир нам показал, как независимый прокурор, неприглядную «политическую кухню», на которой заваривали кашу мошенники и самозванцы, собираясь на сходках в безлюдных вересковых зарослях или на вражеских явочных квартирах, где чудотворцы в медицинских халатах содержали «общак», червонцами из которого помогали подданным героя стать предателями.

Шекспир нам показал под именем Макбета редкого героя, который сохранил мужество и до последнего момента своей жизни бился за суверенитет родной земли, оказавшись в окружении соотечественников, страдающих нравственным помешательством и ведущих страну к самоуничтожению. «Нравственное помешательство — психическая болезнь, при которой моральные представления теряют свою силу и перестают быть мотивом поведения. При нравственном помешательстве человек становится безразличным к добру и злу, не утрачивая, однако, способности теоретического, формального между ними различения. Неизлечимо» (Энциклопедический словарь Ф. Павленкова. СПб., 1905).

Шекспир нам показал в точном соответствии с требованиями «Поэтики» Аристотеля истинно трагический путь великого и прекрасного героя, не запятнавшегося себя ни корыстолюбием, ни кровопролитием, ни капитуляцией перед противником. Древнегреческий философ так определил различие меж трагедией и комедией: «Последняя стремится изображать худших, а первая — лучших людей, нежели ныне существующие»²¹.

Тот, кого изобразил Шекспир в своей трагедии, — безусловно, лучший человек своего времени. Жаль, что это время и этот герой сами стали жертвами «кесарева сечения» мировой истории...

Примечания

1. Шекспир Вильям. Трагедии. СПб.: Лениздат, 1993.

2. Весь Шекспир. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

3. Собственно то же самое происходит и по отношению к Ричарду III, так мастерски показанному Шекспиром злодеем.

4. Шекспировские штудии-IX: К 444-летию со дня рождения Шекспира. http://www.rus-shake.ru

5. First Folio.

6. Существуют предания о том, что такое хирургическое родовспоможение было известно друидам, но был ли друидом Макбет? — Авт.

7. Капитан (позднелат. capitaneus) — офицерское звание в вооруженных силах большинства государств. Появилось в Средние века во Франции; в России — в XVI веке (для иностранных офицеров). В СССР было введено с 1935 года, dic.academic.ru

8. В России звание капитана начинает употребляться в XVI веке как звание командиров «иноземных» рот; в 1630 году устанавливается как звание командиров рот в полках «иноземного строя» и закрепляется в этом качестве в Уставе 1647 года. До 1647 года звание по статусу было выше поручика и ниже квартермистра, затем — выше поручика и ниже полкового сторожеставца (майора). Указом 1680 года в капитанов переименовываются стрелецкие сотники, с этого времени капитан по статусу выше поручика и ниже майора. С момента создания русского флота и до 1713 года звание капитана существовало на флоте, приравнивалось к званию армейского полковника и по статусу до 1706 года было выше лейтенанта и ниже шаутбенахта, в 1706—1713 годах — выше лейтенанта и ниже капитан-командора. http://itaka.stv.ru/wiki

9. Но поскольку шкипер Макбет «плывет» по вересковой степи, как утверждают всезнающие ведьмы-разведчики, то, возможно, капитан — это капитан корабля? — Авт.

Капитан — флотское воинское звание, соответствует званию полковника; в англоязычных флотах эквивалентом является «капитан» (англ. Captain). http://ru.wikipedia.org

10. Переводчики уклоняются от того, чтобы перевести «дерево», как «генеалогическое древо», хотя далее Макбету и показывают именно генеалогию Банко. — Авт.

11. «Солдат» в переводе А. Радловой. Трагедия о Макбете. Перевод А. Радловой // Шекспир В. Полн. собр. соч. В 8 т. / Под ред. А.А. Смирнова. М.; Л.: Academia, 1936. Т. 5.

12. Оригинальная фраза из Первого фолио: «Till he unseam'd him from the Naue toth Chops». Но переводчики работали с «улучшенным» филологами текстом, который выглядит так: «Till he unseam'd him from the nave to the chaps». Другие переводы: «Сержант: Но туловище пополам рассек» (Корнеев); «Сержант: Но, череп расщепив до челюстей» (Соловьев); «Сержант: Его от брюха распорол до глотки» (Рапопорт); «Сержант: Но раздвоил его одним ударом, / А головой украсил частокол» (Флоря). http://www.rus-shake.ru/translations/Macbeth/title/

13. Подробно проанализировать эти эпизоды не позволяет ограниченный объем эссе. — Авт.

14. Трагедия о Макбете. Перевод А. Радловой // Шекспир В. Полн. собр. соч. В 8 т. / Под ред. А.А. Смирнова. М.; Л.: Academia, 1936. Т. 5.

15. http://ru.wikipedia.org

16. Гиркания, Hyrcania, γρκανια, страна в Азии, ограниченная с севера и запада Каспийским морем и Мидией; с востока — Маргианой, с юга — Парфией — древнеперсидская Вегркана, то есть земля волков. http://slovari.yandex.ru

Гиркания — в древности название местности вдоль южного и юго-восточного берега Каспийского моря, нынешние персидские провинции Гилян, Мазендеран, Голестан (по данным ЭСБЕ — Мазендеран и Астрабад). При Дарии I Г. была соединена с Мидией; впоследствии вместе с Парфией образовала отдельную сатрапию. Александр Македонский без усилий покорил эту страну, завладев главным ее городом Задракартой (вероятно, нынешний Астрабад. http://www.wikiznanie.ru/ru-wz

17. Его жестокую казнь описал Курций: через пятки еле дышавшего Батиса были продеты ремни, его привязали к колеснице, и кони потащили его вокруг города, а Александр хвалился тем, что, придумав такую казнь врагу, он подражает Ахиллу, от которого сам вел свой род. http://ru.wikipedia.org

18. Монтень М. Опыты. М.; Л.: Изд. АН. СССР, 1958—1960.

19. http://www.fidel-kastro.ru/filosofy/gadamer/gadamerl.htm

20. Генон Р. Царство количества и знамения времени. Беловодье, 2003.

21. Аристотель. Поэтика / Пер. М.Л. Гаспарова // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. — М.: Мысль, 1983. Т. 4.