«Генрих V»

Тут содержится явный намек на графа Эссекса, который был отправлен подавлять ирландское восстание. Это легко позволяет датировать пьесу первой половиной 1599 года, поскольку именно тогда все и случилось. Упоминание Эссекса в пятом, а не в первом акте показывает, вероятно, что его отъезд в Ирландию произошел во время написания пьесы. В начале завершающей тетралогию исторической хроники архиепископ Кентерберийский и епископ Илийский обсуждают возможное принятие билля, который отнимет у церкви половину их владений, а также заставит ежегодно вносить в казну большую сумму. Этот билль должны были принять еще при Генрихе IV, только происходящие междоусобицы помешали этому. Священники обеспокоены опасностью, но надеются на короля, который так резко изменился после прихода к власти, который чтит веру и церковь.

Король уже потребовал через послов у Франции несколько герцогств, упирая на права своего прадеда Эдуарда III, начавшего Столетнюю войну. Сейчас же он просит архиепископа Кентерберийского разъяснить ему, препятствует ли притязаниям на французскую корону Салический закон, отнимающий у женщин права на наследство (Эдуард III был внуком и единственным оставшимся в живых прямым наследником французского короля Филиппа IV по материнской линии). Удивляют заявления некоторых шекспироведов, пишущих о запутанности прав (это слово иногда берется в кавычки) Генриха V. Архиепископ подробно и убедительно объяснил, что Салический закон не может иметь отношения к Франции, поскольку Салийская земля была захвачена франками через четыреста двадцать лет после смерти короля Фарамонда, которому приписывают принятие этого закона. Он также упомянул, что Пипин Короткий основывал свои права на французскую корону как потомок дочери Лотаря, что Гуго Капет, отнявший власть у Карла Лотарингского, прямого потомка Карла Великого, лживо производил свой род от Лингары, правнучки основателя династии Каролингов. Наконец, Людовик X (на самом деле, Людовик IX — Шекспир повторил ошибку Холиншеда) сделал законной династию Капетингов, лишь доказав, что его род восходит от бабки к дочери свергнутого Карла Лотарингского. К этому оставалось только добавить, что Салический закон, лишая женщин права наследовать землю, не лишал их права передавать наследство. Без сомнения, Генрих V, прямой потомок Филиппа IV, имел полное право на французский престол, незаконно захваченный побочной династией Валуа. Генрих доволен таким обоснованием; его беспокоит лишь возможное нападение шотландцев — тем более, что такое уже было в самом начале Столетней войны. Мнения присутствующих расходятся: Уэстморленд вспоминает пословицу: «Коль хочешь Францию сломить, сумей Шотландию разбить»; дядя короля, герцог Эксетер, считает, что война с Францией не помешает одновременно противостоять нападению шотландцев. Особенно активно выступает за возобновление давно уже прервавшейся Столетней войны архиепископ Кентерберийский, который видит в этом спасение от пагубного для церкви билля (дать деньги на войну с Францией церковь уже обещала). Появляются французские послы. От имени дофина они отказываются от передачи герцогств и передают в подарок мячи для тенниса. Окончательное решение Генриха начать войну уже им принято.

Во втором акте Генрих доказывает, насколько он превосходит своего отца, бесспорно, бывшего незаурядным правителем. Он не допускает заговора, а с самого начала приказывает арестовать и отдать под суд готовящихся к нему Скрупа, Кембриджа и Грэя. Сомневаться в реальности заговора не приходится: враги короля сами признаются в своей вине, причем делают это не ради спасения.

Эксетер отправляется в Париж, где сообщает французскому королю и дофину о требовании Генриха на французскую корону, передавая родословную таблицу.

Третий и четвертый акт посвящены военным действиям. В числе английских воинов приятели Фальстафа — Бардольф, Пистоль и действовавший вместе с ними в «Виндзорских насмешницах» Ним. Они вызывают не только комическое впечатление, но и презрение.

Им противопоставлена другая, гораздо более привлекательная троица — шотландец Джеми, ирландец Мак-Моррис и уэльсец Флюэллен. Явно именно эти герои вдохновили Редьярда Киплинга на цикл рассказов о трех солдатах тех же национальностей. Как и у Шекспира, они говорят ломаным английским языком.

Бардольф и Ним оказываются повешены за воровство. Надо отметить, что они никогда не были друзьями короля (Генрих дружил только с Фальстафом и Пойнсом).

Французы изображены карикатурно. В «Короле Джоне» Шекспир отказался от такого подхода, но сейчас он вновь показывает французов такими, как в «Генрихе VI», где исключение при всем своем несоответствии принятому образу составляла только Жанна д'Арк. В «Генрихе V» еще большее исключение составляет другая девушка — принцесса Маргарита.

Большую роль играет ночная сцена перед решающей битвой при Азенкуре. Переодетый Генрих беседует с солдатами, старается вдохновить их. Вот здесь ему и помогает «беспутная юность» — он прекрасно знает простых людей. Это действительно народный король.

Тогда же, оставшись один, он произносит свой главный монолог о тяжести королевской власти, завершая его словами:

Ничтожный раб вкушает дома мир,
И грубому уму не догадаться,
Каких забот монарху стоит отдых,
Которым наслаждается крестьянин.

Как далек он от тех королей, которые видели во власти способность наслаждаться! Шекспир создает образ «идеального правителя», которому посвятил свой трактат гуманист Томас Элиот (это сходство отмечалось Э. Гретером).

При описании сражений Шекспир прибегает к тому же методу, который он применил, изображая смерть Фальстафа. Сражения не показываются, как это делалось раньше, но представление о них остается очень ясным. Еще в начале пьесы Хор говорил о пробуждении у зрителей воображения.

После одержанной победы Генрих уезжает в Лондон, но затем вновь возвращается во Францию, чтобы заключить мир и жениться на принцессе Маргарите. На это согласны и французский король, и королева Изабелла.

Разговор Генриха со слабо владеющей английским Маргаритой показывает Генриха и остроумным, и искренним.

В этой сцене, как и в некоторых других, встречаются французские слова и фразы. Все это вполне допустимо при постановке. Странно выглядит лишь четвертая сцена третьего акта, в которой придворная дама Алиса обучает Маргариту английскому языку. Вся сцена написана по-французски; исключение составляют лишь некоторые английские слова в искаженном французском варианте. Представить такую сцену сыгранной в спектакле совершенно невозможно. К тому же, она выглядит не слишком логично. Нет еще ни английской победы, ни планов на брак Генриха с Маргаритой. Зачем принцессе учить английский язык? Это не объясняется.

Напрашивается вывод, что в первоначальном тексте сцена отсутствовала и была добавлена посторонним лицом при издании Первого фолио (кварто 1600 года представляло собой искаженный пиратский текст). Возможно, было увеличено количество французских слов и в других сценах.

В финале Хор говорит, явно намекая на «Генриха VI»:

И стал младенец Генрих королем,
И Англии и Франции владыкой,
За власть боролись многие при нем, —
Отпала Франция в разрухе дикой.
Все это представляли мы не раз;
Примите ж ныне милостиво нас.

Лоуренс Оливье в фильме «Генрих V», 1944

Кеннет Брана в фильме «Генрих V», 1989