Андрогинность. Эписины Бена Джонсона

Для нашего повествования важнейшее отличие — встроенное в сознание понятие андрогинности, что, разумеется, восходит к господствующему мировоззрению в эпоху Ренессанса и порождает соответствующие поступки и представления, которые нам невозможно понять, не учитывая эту особенность сознания ренессансного человека.

Социум, к которому принадлежал Шекспир, мировозренчески и художественно был в какой-то мере андрогинен. Мужчины-актеры играли в Англии все женские роли; героини в пьесах то и дело переодевались юношами, в них влюблялись титулованные красавицы, а титулованные бояре держали их пажами. В скольких пьесах у Шекспира (и не только у него) мы видим влюбленную барышню, которая, переодевшись в мужское платье, выдает себя за юношу. Хочу подчеркнуть, что во всех этих пьесах переодевание ни в коем случае не дань гомосексуализму — напротив, все эти девицы-красавицы без памяти влюблены в своего героя, и комедии кончаются счастливым двуполым браком.

Самый удивительный пример такого переодевания — пьеса Бена Джонсона «Эписина, или Молчаливая женщина» («Epicoene, or The Silent Woman», конец 1609), где юная девица выходит замуж за мизантропа, который мечтает о жене-молчальнице. Ему находят такую, но новобрачная, «молчаливая женщина», оказалась не только неиссякаемо говорливой, доводя мужа до исступления, но и переодетым юнцом, что спасло беднягу от столь неудобного брака. Пьесу ставили в зимний сезон 1609—1610 года, но скоро запретили. В это время Джонсон пишет маски для королевского двора, он отдает в них должное светским дамам самого высокого происхождения, которые в мире мужчин чувствуют себя вольготно, как равные среди равных. В «Маске королев» (The Masque of Queens, 1612) говорится о королеве и самом близком ее окружении, Джонсон восхваляет их как «сильных андрогинных женщин». А в «Молчаливой женщине» 1610 года осмеиваются воинствующие «синие чулки»: это те же благородные дамы, они бросают в замках мужей и проводят время в ученых беседах в своих лондонских особняках на Стрэнде, образовав что-то вроде женского колледжа. Пьеса поучительна, из нее мы узнаем, как совершались тогда бракосочетания, серьезные и шутейные; как жили знатные господа; с кем водились и как развлекались галантные джентльмены, почитающие себя интеллектуалами. И все эти внешние проявления жизни сильно отличаются от наших, особенно отношения полов. Эписиной в пьесе зовется «молчаливая женщина», оказавшаяся переодетым юнцом.

«Молчаливая женщина» издана немного позже сонетов в 1610 году, а через год с небольшим выходит книга Эмилии Лэйниер, под именем которой скрывается, как доказал Илья Гилилов, графиня Ратленд. Именно на эту пьесу Джонсона должна была отозваться графиня Ратленд («Эмилия») горестными стихами и горячими упреками мужчинам, которые столь безжалостны к женщинам. Это соображение подтолкнуло меня еще раз внимательно вчитаться в комедию — очень уж у меня слепые тексты джонсоновских пьес. В ней действительно есть прямые аллюзии на платонический брак Ратлендов. Хронологическая близость сонетов и пьесы очень важна: именно эта пьеса доказывает, что Шекспир в сонетах мог называть любимую жену — «Смуглую леди» — «sweet boy». Джонсон в тот год по своим причинам возненавидел графиню Ратленд — она не простила его за то, что он в пьяном виде выболтал ее секрет, который она как другу ему доверила. Джонсон умолял ее о прощении (элегия XXXVIII в разделе «The Under Wood»). Графиня была тверда. Слухи дошли до мужа, семья разрушилась. Ополчились на Джонсона и придворные дамы, даже его покровительницы. И Джонсон дал им отпор, написал комедию в характерной злобной манере.

Вот что пишет о ней Дэвид Риггс: «"Эписина" — карикатура на воинствующие "синие чулки", которые, забыв мужей, основали ученый клуб в новом фешенебельном районе, примыкавшем к Стрэнду. "Маска королев" Джонсона дает образы андрогинных дам с сильными характерами, способных играть роли, традиционно закрепленные за мужчинами; но восхвалять женщин, обращая их в мужчин, означало тогда лишать их женственности, и маска опасно колебалась на грани сатиры. Комедия же "Эписина", как и эпиграмма "На придворную шлюху", превращала андрогинную женщину в посмешище»¹. Риггс предполагает, что прообраз героини пьесы — одна из придворных дам, по его мнению — леди Арабелла Стюарт. Прообраз, конечно, существовал, но только леди Арабелла совсем не походит на невесту Мороуза, а вот графиня Елизавета Ратленд, участница женского ученого колледжа, очень походит, если, конечно, сделать скидку на злопыхательство автора. Похожи и ее отношения с мужем. Риггс пишет о сцене развода: «Скандальное обвинение жены в измене только усилило кошмарный образ слабого мужчины, ставшего жертвой сильной особы женского пола, убившей в нем мужское достоинство».

При дворе пьесу встретили, мягко говоря, прохладно. Читаем у Риггса: «Восьмого февраля 1610 года венецианский посол сообщил, что ".пьеса была запрещена. Королева очень недовольна..." ...Неясно, была ли пьеса действительно запрещена. Джон Браун (издатель) внес комедию Джонсона в Реестр печатников 20Иго сентября 1610 года, но не опубликовал; Вальтер Бурр приобрел право издать пьесу в 1612 году... но, ни одного экземпляра кварто этого года не сохранилось. Он (Джонсон — М.Л.) оскорбил высокопоставленную придворную даму, которая была, по-видимому, уязвима, а она ответила ударом на удар, использовав влиятельных друзей»². Думаю, двор вступился не только за леди Арабеллу Стюарт. В пьесе действительно есть против нее выпад, всего один, брошенный мимоходом: в сильном раздражении Джонсон не мог удержаться, оскорбления из него так и сыпались, кто бы под руку ни попался. Но в большей поддержке нуждалась графиня Ратленд, ближайшая подруга графини Бедфорд, негодовавшей особенно сильно. Осмеянная женщина, однако, сама нашла способ достойно ответить обидчику, издала сборник стихов «Славься Иисус Царь Иудейский», посвятив ее придворным дамам — подругам по «ученому колледжу».

Эписины, на этот раз мифические существа, еще раз появятся у Джонсона много позже в маске «Вести из Нового света, открытого на Луне». Это жители острова, находящегося вблизи Луны, они витают в облаках в манифесте розенкрейцеров «Confessio» сказано: Он Бог окружил нас своими облаками и своей защитой так, чтобы нам нельзя было причинять вреда»³ и размножаются неполовым способом. Джонсон над ними посмеивается. Он никогда не писал просто так, что взбредет в голову. И «молчаливая женщина-эписина» оказалась через полтора десятка лет на одном из прилунных островов. На этот раз насмешка была не злая.

Мы знаем андрогинность как герметический термин, знаем ее происхождение. Елизаветинцы не просто знали, это было частью исповедуемого ими (не всеми, конечно) мировоззрения. Тогда случались, разумеется, нечасто, платонические браки. О таком браке писал Джон Донн («Канонизация», «Платонический брак»). И наше восприятие платонических браков, переодетых на сцене героинь в мужском платье, совсем не такое, как у людей той эпохи. Экзальтированными личностями супружество воспринималось как союз родственных существ, представляющих собой андрогинное единство. Простые люди относились к делу проще. Приблизительно так же, как мы.

Эта особенность елизаветинцев особенно необходима для понимания сонетов Шекспира.

Эписины, живущие по соседству с Луной, не могут не привести к мыслям о розенкрейцерах. Если андрогинность — дань старому восприятию мира, то розенкрейцеры, хоть и естественное порождение герметико-кабалистической традиции, говорящей алхимическим языком, вместе с тем и провозвестники Нового знания, Перед тем как перейти к ним, остановимся еще на одной теме, волнующей елизаветинцев.

Примечания

1. Riggs D. Ben Jonson. A Life. P. 154.

2. Ibid. P. 156.

3. Холл М.П. Энциклопедическое изложение. С. 519.