Глава 6. «Ричард II»

В финале «Короля Иоанна» юный принц Генрих становится королем Генрихом III, это происходит в 1216 г. Действие «Ричарда II» начинается в 1398 г., почти два столетия спустя. Чтобы понять историческую подоплеку последней пьесы, необходимо изложить события, происшедшие в этом промежутке.

Генрих III, унаследовавший трон в девятилетием возрасте, оставался королем пятьдесят шесть лет и умер в 1272 г. Его сменил на троне сын, Эдуард I. В 1307 г. королем стал его сын, Эдуард II, а в 1327 г. — сын Эдуарда II Эдуард III.

В течение века после смерти короля Иоанна Англия занималась внутренними делами и разбиралась с ближайшими соседями на Британских островах. Это был период относительного изоляционизма. Однако нельзя сказать, что все это время в стране царил мир. В частности, при Эдуарде I английские армии постоянно были заняты делом. В это время был полностью завоеван Уэльс и почти завоевана Шотландия.

Однако французские владения Англии продолжали уменьшаться; о великой Анжуйской империи почти забыли. Когда престол в 1327 г. занял Эдуард III, от нее осталась только часть территории на юго-западном побережье Франции вдоль Бискайского залива, с главным городом Бордо. Она все еще оставалась наследством Элеоноры Аквитанской.

Эдуард III стал королем в пятнадцать лет, но до того успел два года пробыть герцогом Аквитанским и правил сильно уменьшившейся английской территорией вокруг Бордо. Там он впитал в себя французскую культуру и стал считать себя новым Ричардом Львиное Сердце, который в юности тоже правил Аквитанией.

В первые годы своего правления Эдуарду III оставалось только мечтать. Страной управляли его мать и ее любовник Мортимер, но в 1330 г. новый король взял власть в свои руки, заранее решив править страной на рыцарский манер.

Эдуард III всегда считал себя рыцарем. Он был так же романтичен, как и Ричард I, и видел свое предназначение в том, чтобы стать воином-завоевателем. Эдуард укрепил свою власть над Уэльсом и Шотландией (несколько ослабевшую при его отце, Эдуарде II), а потом занялся Францией.

Эдуард не забывал, что он прямой потомок Генриха II (точнее, его прапраправнук), от которого его отделяли четыре короля. Стремясь подчеркнуть это, он стал именовать себя Эдуардом Плантагенетом. Сыновья и внуки Эдуарда также продолжали носить это имя.

Что же касается английских владений во Франции, то они оставались камнем преткновения между двумя народами. Филипп II Август Французский разрушил Анжуйскую империю, однако область вокруг Бордо оставалась в руках англичан. Французы шли на любые интриги, лишь бы завладеть ею. Например, они поддерживали скоттов.

В свою очередь, Эдуард поддерживал города Фландрии и Голландии, которые стремились вести торговлю без помех со стороны французского короля, а потому хотели перейти под власть короля Англии.

В 1328 г. произошло одно важное событие. Король Карл IV Французский умер, не оставив после себя ни сыновей, ни братьев, ни племянников. Однако у него осталась сестра Изабелла, и эта Изабелла была матерью молодого Эдуарда III, который к тому времени уже год как занимал трон. По английской системе престолонаследия именно он должен был стать королем Франции.

Однако встревоженные французы не хотели, чтобы ими правил английский король. Существовала так называемая Салическая правда, принятая еще племенами франков, которые обитали на территории римской Галлии. Согласно этому закону, женщины и наследники по женской линии не имели прав на королевский трон. Однако этот закон никогда не применялся, потому что подобной ситуации в истории Франции еще не было: впервые король умер, не оставив ни сына, ни брата, которые могли бы стать его наследниками.

Сейчас это произошло, и трон перешел к двоюродному брату Карла IV, Филиппу Валуа. Филипп был не таким близким родственником, как Эдуард III, но в отличие от него вел свою королевскую родословную только по мужской линии. Он и стал королем Франции Под именем Филипп VI.

Сначала Эдуард признал нового короля, но, когда разногласия между Англией и Францией из-за Фландрии обострились, английский король предпринял решительные шаги. В 1337 г. он объявил себя законным королем Франции (этот титул британский монарх носит по сей день) и начал готовиться к вторжению, чтобы силой завоевать свой титул. Это стало началом войны, которая вошла в историю под названием Столетней.

Франция была намного больше по территории, богаче и населеннее, и все же Англия была поразительно близка к успеху. И на это были свои причины. Англичане усовершенствовали ратное искусство в войнах с Шотландией и Уэльсом и освоили страшное оружие — длинный лук, позаимствованный у валлийцев. На вид это оружие казалось обманчиво простым. Однако, чтобы правильно им пользоваться, требовалось натягивать тетиву с силой в 100 фунтов (около 46 кг), а для этого были нужны сильные мускулы и долгая тренировка.

Францию же, напротив, раздирали на части действия непокорной и недисциплинированной знати, которая не умела и не обучалась сражаться в строю и считала лук плебейским оружием, пригодным только для трусов и простолюдинов. (Кроме того, не следует забывать, что в период величайших английских завоеваний во Франции шла гражданская война.)

Первый подарок от фортуны Эдуард получил 24 июня 1340 г., когда после нескольких неудачных попыток высадиться во Франции его корабли разбили и практически уничтожили французский флот у Слейса (нынешнее побережье Нидерландов). Эта победа позволила Эдуарду получить контроль над Ла-Маншем (который Англия сохранила по сей день) и, наконец, дала возможность переправить армию во Францию.

К тому времени вторжение стало абсолютно необходимым, потому что прежние безуспешные попытки переправить армию во Францию сделали Эдуарда банкротом, и он был вынужден прекратить выплату долгов. Только во Франции он мог получить богатую добычу и снова стать кредитоспособным.

В 1346 г. Эдуард, перестав рассчитывать на своих слишком осторожных континентальных союзников (которым никогда нельзя было полностью доверять), сам напал на Францию, послав английскую армию в Нормандию. Англичане уже подошли к Парижу, когда французский король наконец сумел организовать оборону.

Затем Эдуард направился на северо-восток; его по пятам преследовала французская армия, численностью вчетверо превосходившая английскую. Англичане свернули к Креси, расположенному в устье Соммы, на клочок земли, уже полвека находившийся под английским владычеством. Первая великая битва Столетней войны состоялась в августе 1346 г. Дезорганизованная и не имевшая способных полководцев французская армия была наголову разбита превосходными английскими лучниками.

После этого Эдуард двинулся к Кале, расположенному на 100 миль (160 км) севернее, и взял его в августе 1347 г. после годичной осады. Кале находится на берегу Ла-Манша прямо напротив Дувра; их разделяют лишь 25 миль (40 км) водной поверхности. Эти победы оказали огромное влияние на боевой дух английского войска; возникла иллюзия, что один англичанин способен победить десяток французов. Долгое время эта иллюзия помогала, но в конце концов подвела: англичане стремились получить слишком много и потеряли все.

После падения Кале война затихла. В 1350 г. Филипп VI умер, и королем стал его сын Иоанн II. Иоанн был воспитан в тех же рыцарских традициях, что и Эдуард, но полководца из него не получилось. Кроме того, Францию ослабила долгая эпидемия чумы, прозванная Черной смертью. (Эпидемия поразила также и Англию, но не столь сильно.)

Эдуард воспользовался этим и провел несколько наступлений, использовав в качестве плацдармов старую базу Бордо на юго-западе и новую базу Кале на северо-востоке. В сентябре 1356 г., через десять лет после битвы при Креси, состоялось второе грандиозное сражение при Пуатье, на западе центральной Франции. Французы снова численно превосходили англичан, снова были неорганизованны и не готовы к действиям английских лучников. Тяжеловооруженные французы попали в засаду, устроенную на болотах. Их стаскивали наземь и брали в плен, как выброшенных на берег китов. Король Иоанн II Французский также попал в плен и был отправлен в Англию.

Стремясь выйти на свободу, Иоанн согласился на требования англичан и в октябре 1360 г. подписал мирный договор в Кале, которым закончился первый этап Столетней войны. Эдуард получал значительные территории в юго-западной Франции, а взамен отказывался от своих притязаний на французский престол.

Однако победа была скорее кажущейся, чем реальной. Англия была ослаблена войной и Черной смертью и не могла удержать завоеванные территории. В 1364 г. престол унаследовал сын Иоанна II, куда более даровитый Карл V, который с помощью своего полководца Бертрана Дюгеклена изрядно потрепал английские владения во Франции и значительно сократил их.

Что же касается Эдуарда III, то он продолжал катиться по наклонной плоскости. Он не был действительно великим королем и одерживал победы только на поле боя. Теперь он предоставил возможность сражаться своим сыновьям и постепенно впал в преждевременный маразм. Умер Эдуард в 1377 г., процарствовав пятьдесят лет.

У Эдуарда III было много сыновей; в этом он был похож на своего великого предка Генриха II. И так же, как у сыновей Генриха, у сыновей Эдуарда возник спор о престолонаследии. Поскольку сыновья Эдуарда и их потомки участвуют в восьми пьесах Шекспира (начиная с «Ричарда II»), перечислим их в порядке убывания старшинства:

1) Эдуард Вудстокский;
2) Уильям Хатфилдский (умер молодым);
3) Лайонел Антверпенский;
4) Джон Гонт (Гентский);
5) Эдмунд Лэнглийский;
6) Томас Вудстокский;
7) Уильям Виндзорский (умер молодым).

Старший, Эдуард, родившийся в 1330 г., был наследником трона. В 1337 г. он стал герцогом Корнуэлльским — первым носителем герцогского титула в Англии. Герцог (Duke) — титул французский; до тех пор англичане пользовались собственным титулом эрл (Earl). (Введение французского титула свидетельствовало о том, что Эдуард считает себя королем не только Англии, но и Франции.) В 1343 г. юный Эдуард был произведен в принцы Уэльские; с тех пор этот титул рано или поздно присваивается старшему сыну правящего короля.

Достигнув зрелого возраста, Эдуард Уэльский стал вести жизнь воина-рыцаря. Хотя, подобно своему отцу, Эдуард не разбирался ни в чем, кроме сражений, одержанные победы сделали принца таким же кумиром англичан, каким был его отец. В конце концов возникла легенда, что Эдуард носил черные доспехи и за это его прозвали Черным принцем. Большинству наших современников он известен только под этим прозвищем, хотя впервые оно было зафиксировано письменно лишь лет через сто после смерти принца.

В битве при Креси Черный принц, тогда еще шестнадцатилетний юноша, командовал правым флангом английской армии. Существует легенда, что, когда правый фланг заколебался и встревоженный английский военачальник предложил отправить туда подкрепления, Эдуард III ответил ему скорее как рыцарь, а не как полководец: «Глупости! Дайте мальчику заслужить его шпоры!»¹

Мальчик действительно заслужил их и в 1355 г. единолично возглавил отряд, посланный во Францию. Именно этот отряд (кстати сказать, по составу скорее французский, чем английский) вступил в бой с армией французов при Пуатье. Именно Черный принц одержал вторую великую английскую победу в Столетней войне, и именно он взял в плен короля Иоанна II Французского.

После подписания мирного договора в Кале Черный принц стал править существенно расширившимися английскими владениями в юго-западной Франции. Однако правителем он оказался никудышным. Эдуард обзавелся дорогостоящим двором, обложил население непомерным налогом, не сделал ни малейшей попытки заслужить любовь подданных, вызвал у них жгучую ненависть к англичанам и сильно облегчил задачу Карла V и Дюгеклена, мало-помалу отвоевывавших потерянные земли.

Видимо, Черный принц понимал, что умеет только воевать, поскольку в 1367 г. он вмешался (причем без всякой надобности) в династическую войну в Испании, которую вели два претендента на престол. Эдуард принял сторону Педро (известного под прозвищем Жестокий) и сделал его правителем страны. Однако после ухода «его чернейшества» Педро быстро свергли. Наградой Черному принцу стало подорванное здоровье, потому что от подхваченной в Испании болезни он так и не оправился.

В 1371 г. принц вернулся в Англию и после долгой болезни умер. Это случилось в 1376 г., за год до смерти его отца Эдуарда III. Его младший брат Лайонел умер еще раньше — в 1368 г.

Таким образом, к моменту смерти Эдуарда III в живых оставалось трое из его семи сыновей. Это были четвертый сын Джон Гонт (тридцати семи лет), пятый сын Эдмунд Л английский (тридцати шести лет) и шестой сын Томас Вудстокский (двадцати двух лет).

В старые времена королем стал бы один из них, но теперь существовал жесткий порядок престолонаследия. Ни один из младших сыновей не мог унаследовать трон до тех пор, пока существовал отпрыск рода старшего брата. Черный принц умер, но оставил после себя сына.

Этого сына звали Ричард; естественно, что такой человек, как Черный принц, обязан был бредить Ричардом Львиное Сердце. Ричард родился 6 января 1367 г. в Бордо и поэтому в дальнейшем именовался Ричардом Бордоским. В момент смерти отца ему было девять лет. Несколько месяцев спустя (в ноябре 1376 г.) дед мальчика Эдуард III сделал его принцем Уэльским, что было равнозначно признанию Ричарда наследником престола.

Когда Эдуард III умер (21 июня 1377 г.), десятилетний принц Уэльский без всяких хлопот стал королем Ричардом II Английским.

Однако править страной десятилетний ребенок не мог, это предоставило его дядьям возможность завладеть властью в стране.

Для страны же провозглашение королем мальчика было настоящим несчастьем, потому что в это время Англия переживала серьезные трудности. Война во Франции вспыхивала то здесь, то там; этого было достаточно, чтобы тратить на нее большие деньги, не одерживая при этом больших побед. Высокие налоги, к которым добавилось опустошение, вызванное Черной смертью, вынудили английское крестьянство поднять восстание — одно из первых крестьянских восстаний в истории Англии.

В мае и июне 1381 г. местные волнения охватили всю Англию. Группа восставших под руководством Уота Тайлера захватила Лондон и удерживала его четыре дня. Король Ричард, в ту пору четырнадцатилетний подросток, встретил их без всякого страха. В решающий момент, когда Уот Тайлер был внезапно заколот и казалось, что толпа вот-вот выйдет из-под контроля, мальчик пробрался в ее гущу и заявил, что хочет стать вождем восставших. Этот смелый поступок предотвратил кровопролитие. Крестьянское восстание было подавлено силой, но это подавление было далеко не таким кровавым, как на континенте. Это было самое значительное событие периода царствования Ричарда II.

Тем не менее король был еще мальчиком, и реальную власть осуществляли за него дядья. Следует указать, что такое положение сохранялось большую часть царствования Ричарда — даже в тот период, когда он давно мог править самостоятельно.

Ричарду II удалось обрести свободу лишь в последние годы своего правления; именно этому времени и посвящена пьеса Шекспира. Однако начинается она сценой, где король беседует с дядей.

«Джон Гонт...»

Действие пьесы начинается в 1398 г. в Виндзорском замке на Темзе, примерно в 20 милях (32 км) к западу от центра Лондона. Этот замок был простой крепостью (построенной еще Вильгельмом Завоевателем в 1070 г.), пока Эдуард III не превратил его в королевскую резиденцию.

Это место так тесно связано с английскими королями, что во время Первой мировой войны королевская семья, решившая отказаться от своей фамилии Сакс-Кобург-Готские (полученной в наследство от немецкого принца Альберта, супруга королевы Виктории), сменила ее на фамилию Виндзорские. Когда в 1936 г. Эдуард VIII отрекся от престола, он стал герцогом Виндзорским.

В начале пьесы Ричарду тридцать один год, но вкус настоящей власти он узнал лишь около года назад. Он долго находился под опекой дядьев и теперь обращается к одному из них с царственной надменностью полноправного короля:

Джон Гонт, почтенный возрастом Ланкастер...

      Акт I, сцена 1, строка 1 (перевод А. Курошевой)

Джон был четвертым сыном Эдуарда III и самым старшим из сыновей, переживших своего отца. Два столетия назад этого было бы достаточно, чтобы унаследовать трон (как Иоанн Безземельный), но времена изменились.

Джон родился в 1340 г., вскоре после того как Эдуард III впервые попытался вторгнуться во Францию, положив начало Столетней войне. Короля и армию сопровождала вся его семья, поэтому Джон родился в городе Генте (сейчас это Бельгия, но в те годы эта местность именовалась графством Фландрским). По месту рождения его называли Джоном Гентским или (в английской транслитерации времен Шекспира) Джоном Гонтом.

Шекспир относится к Джону Гонту с большим пиететом — возможно, потому, что Гонт был предком монархов, занимавших английский престол при жизни самого драматурга. В 1595 г., когда был написан «Ричард II», английской королевой была Елизавета I, приходившаяся Джону Гонту прапрапраправнучкой.

Однако похоже, что реальный Джон Гонт был человеком весьма средних способностей и остался в истории только благодаря тому, что был королевским сыном.

В последние годы царствования Эдуарда, когда король впал в маразм, а Черный принц стал инвалидом, командование английской армией во Франции перешло к Джону Гонту. В 1373 г. он вывел армию из Кале и через всю страну повел ее в Бордо. Французы, у которых не было желания ввязываться в еще одну великую битву, отступили, и Гонт ничего не добился (если не считать того, что половина его армии умерла от голода).

Вернувшись в Англию, Гонт попытался организовать парламентскую партию, которая должна была служить оппозицией партии, созданной Черным принцем. Однако его политическая карьера оказалась такой же неудачной, как и военная. Хотя смерть Черного принца неизмеримо усилила влияние Джона Гонта на впавшего в маразм Эдуарда III, однако скорая смерть короля снова лишила его этого влияния.

Но не денег. Здесь Гонт обладал мертвой хваткой. Он женился на богатой невесте (впрочем, к этому тогда стремились все, но везло лишь немногим). В 1359 г. Джон Гонт женился на Бланш, дочери Генри, первого герцога Ланкастерского. Когда Генри умер, не оставив сыновей, Гонт унаследовал титул и все огромные доходы герцога. Он стал Джоном Ланкастерским и под этим именем был известен своим современникам. Не случайно Ричард в первой же фразе называет его как Джоном Гонтом, так и Ланкастером.

Джон Гонт, или Ланкастер, получал доходы с трети Англии и был самым богатым из подданных короля, однако это не могло компенсировать его природную тупость и полное отсутствие политических талантов.

Так как при дворе юного короля процветали интриги, в которых Гонт совершенно не разбирался, он воспользовался первым же предлогом, чтобы покинуть Англию, и сделал это с радостью.

Предлог оказался династическим. Первая жена Гонта, наследница Ланкастера, умерла в 1369 г., и Джон тут же нашел себе другую выгодную невесту. В 1371 г. он женился на Констанции Кастильской, дочери Педро Жестокого, которого Черный принц возвел на кастильский престол. (Тогда Кастилия была самым крупным христианским королевством на Пиренейском полуострове.)

Однако в 1369 г. Педро погиб в битве, и в 1380-х гг. Кастилией правил Хуан I, сын незаконного брата Педро. Джон Гонт объявил себя законным королем Кастилии, поскольку он приходился Педро зятем. В 1385 г. Гонт снарядил экспедицию в Испанию. Наверняка при этом он считал себя способным добиться такого же грандиозного успеха, как тот, что выпал на долю его отца (вторгшегося во Францию с той же целью).

Если так, то тот ошибся. Экспедиция с треском провалилась. Хуан I разбил Гонта, и тому пришлось подписать договор, согласно которому он отказывался от притязаний на кастильский престол.

Конечно, при этом Гонт получил денежную компенсацию: этот человек умел извлекать материальную выгоду даже из своих поражений. Более того, его юная дочь от жены-испанки вышла замуж за сына короля Хуана (впоследствии короля Энрико III). В 1406 г. внук Джона Гонта стал кастильским королем Хуаном II, но до этого Гонт уже не дожил.

Когда в 1389 г. Джон Гонт вернулся в Англию, он обнаружил, что ситуация изменилась к худшему, но, как всегда, оказался беспомощным перед лицом надвигавшейся катастрофы.

Тем не менее ему удалось уцелеть, и теперь, в 1398 г., он столкнулся с племянником, который, пережив все трудности, ликует, собираясь вести себя как абсолютный монарх.

Конечно, Джон Гонт, теперь уже в преклонном возрасте, не сумел воспрепятствовать этому. Однако не следует переоценивать возраст Гонта. Знаменитая первая строка пьесы звучит так, словно Джон Гонт действительно глубокий старик. Так и считалось в то время — впрочем, как и во времена Шекспира. Следует помнить, что тогда средняя продолжительность жизни составляла в лучшем случае тридцать пять лет и каждый, кому было больше сорока, считался человеком почтенного возраста. (Шекспир и сам умер в пятьдесят два года.)

Однако по современным представлениям Гонт вовсе не так уж стар. В данный момент ему всего пятьдесят восемь.

«...Генри Херфорд»

Ричард обращается к Джону Гонту, представляющему здесь интересы своего сына, который вступил в яростный спор, требующий королевского суда. Король спрашивает:

По долгу и присяге приведен ли
Тобою Генри Херфорд, сын твой смелый...

      Акт I, сцена 1, строки 2—3

[Сейчас это графство Великобритании называется Херефорд. — Е.К.]

Генри, старший сын Джона Гонта, родился 3 апреля 1366 г. в замке Болингброк (графство Линкольншир) и стал известен под именем Болингброк, и на всем протяжении пьесы к нему обращаются как к Болингброку. Он — двоюродный брат короля и старше его на год.

В 1386 г., когда Джон Гонт уехал в Испанию, Болингброк женился на богатой наследнице Марии де Бун. Ясно, что Болингброк унаследовал хватку своего отца. Однако Болингброк был куда более умелым политиком, чем отец; пока Джон Гонт был в Испании, его сын играл очень важную роль в событиях, происходивших в Англии.

Эти события были связаны с Томасом Вудстокским (или просто Вудстоком), шестым сыном Эдуарда III и младшим из троих сыновей, переживших своего отца. Томас Вудсток был самым могущественным из сыновей Эдуарда, уступавшим только Черному принцу. Хотя он был на пятнадцать лет младше Джона Гонта и в момент смерти короля был совсем мальчишкой, именно Томас стал опорой трона. (Кстати, Томаса называли Вудстоком, потому что в 1355 г. он родился в том же замке, что и Черный принц.)

Как и Джон Гонт, Томас Вудсток женился на богатой наследнице, Элеоноре де Бун, отец которой, граф Херефорд [в переводе — Херфорд. — Е.К.] умер, не оставив сыновей, и дочь получила половину его состояния. Элеонора была сестрой той самой Марии де Бун, которая позже вышла замуж за Болингброка. Таким образом, Томас Вудсток и Генрих Болингброк были не только дядей и племянником, но и свояками.

Томас Вудсток был одним из тех, кто активно подавлял крестьянское восстание. Кроме того, в 1380 г. он возглавлял последний большой поход из Кале на Францию. Как и все кампании после Пуатье, этот поход выглядел впечатляюще, но результатов почти не принес.

Тем не менее энергии Томаса хватало и на то, чтобы управлять страной; именно из-за Томаса Джон Гонт отправился в Испанию.

Во время отсутствия Джона Томас оставался за старшего и фактически был некоронованным королем Англии. В 1385 г. он заставил юного короля (которому было тогда восемнадцать лет, и он считал, что способен править самостоятельно) сделать его герцогом Глостером. Так «дядя Том» превратился в Томаса Глостера. (В «Ричарде И» он упоминается именно как Глостер.)

В 1386 г. линии фронта были четко обозначены. Молодой Ричард был убежден, что законный король что-то вроде полубога. Бог сделал его единственным сыном старшего сына Эдуарда III, поэтому он больше не собирался терпеть опеку дядьев, которые всего-навсего младшие сыновья покойного короля. Когда Ричард бросился в самую гущу разнузданной и враждебно настроенной толпы, та расступилась, не посмев прикоснуться к помазаннику Божьему; после этого Ричард уверовал, что он не чета простым смертным. А вот Томас Вудсток в этом не был убежден.

Именно Томас Вудсток обеспечил в парламенте антимонархическое большинство; когда король Ричард восстал против опеки дяди, Томас пригрозил лишить его трона.

Тогда Ричард II создал в парламенте собственную партию, собрав в нее всех, кто был недоволен Томасом Глостером. В августе 1387 г. Ричард решил добиться независимости и обвинил Томаса Глостера и видных членов антимонархической партии в государственной измене.

Конечно, решение было непродуманным. Томас Глостер и его союзники тут же «апеллировали» — то есть обвинили в измене всех друзей короля. Впоследствии Томаса Глостера и других аристократов, предпринявших этот ответный шаг, стали называть «лордами-апеллянтами».

В последовавшей за этим борьбе верх одержали «лорды-апеллянты». Королю пришлось созвать парламент, который применил драконовские меры по отношению к друзьям короля, а некоторых из них приговорил к смертной казни. Ричард потерял друзей и остался беспомощным, а влияние Томаса возросло.

Во время этого сражения между племянником-королем и могущественным дядей Генри Болингброк стоял на стороне дяди, который был также и его дядей и свояком. Иными словами, Болингброк был одним из «лордов-апеллянтов».

Несомненно, Томас Глостер считал его сильным и надежным союзником. В конце концов, если бы Джон Гонт умер в Испании, Болингброк унаследовал бы все богатство и власть Ланкастера. Однако в данном случае две головы оказались хуже, чем одна. Томас действительно был готов низложить Ричарда, но тогда вставал вопрос, кого посадить на место племянника.

Конечно, Томас предпочел бы сам стать королем, но Болингброк ясно дал понять, что логичным преемником Ричарда является Джон Гонт, как старший из оставшихся в живых сыновей Эдуарда III, а следующим по очереди будет он сам, как старший сын Гонта. Томас Глостер не видел смысла в замене слабого короля на умного и решительного Болингброка. Поэтому Ричард уцелел, и кара пала не на короля, а на его сторонников.

Это преподнесло Ричарду хороший урок. Он понял, что нуждается не просто в собственной партии, а в очень большой партии, численно превышающей партию ненавистного дяди и способной нанести сокрушительный удар. Поэтому он несколько лет пытался создать новую группу союзников, представлявшую собой настоящую частную армию.

Более того, Ричард сумел переманить на свою сторону многих «лордов-апеллянтов», пользуясь личным обаянием (которое он при желании мог проявить). В результате Томас Глостер и его главные союзники оказались в изоляции. Но больше всего Ричард обхаживал Болингброка. Лесть сделала свое дело: в решающий момент тот перешел на сторону короля.

Успех вскружил Томасу Глостеру голову; он потерял бдительность и недооценил Ричарда. Застигнутый врасплох, Глостер слишком поздно начал применять контрмеры. Летом 1397 г., встревоженный растущей силой короля, Томас Глостер предпринял еще одну попытку низложить Ричарда, но к тому времени он уже потерял всех своих союзников. Джон Гонт (которого поддержал сын) выступил против с. ой попытки, и она провалилась.

Теперь король Ричард мог нанести удар. В сентябре 1397 г. он приехал в замок Томаса Глостера, внезапно арестовал хозяина и выслал его в Кале. Главные союзники Глостера также были арестованы, а затем либо казнены, либо высланы из страны.

Наконец-то Ричард получил верховную власть и смог вознаградить своих сторонников. Болингброк получил титул своего тестя графа Херефорда. Однако, в отличие от тестя, Болингброк стал герцогом Херефордом. Именно поэтому Ричард называет Болингброка Генри Херфордом в уже цитировавшихся строках.

Однако в 1397 г. Болингброк поддерживал короля не так решительно, как кажется на первый взгляд. О благодарности в политике быстро забывают, а Болингброк находился слишком близко к трону, чтобы не вызвать подозрений.

Сыновей у Ричарда не было, поэтому он, в полном соответствии со строгим порядком престолонаследия, собирался завещать трон потомкам Лайонела, третьего сына Эдуарда III (поскольку сам Ричард был последним представителем ветви старшего сына, а у второго сына наследников не было).

Однако наследники Лайонела не могли тягаться в богатстве, престиже и важности с четвертым сыном, Джоном Гонтом, и его сыном Болингброком. Ричард должен был понимать, что умный и честолюбивый Болингброк подбирается к трону, хотя и не является следующим в очереди; ранее Болингброк уже доказал это Томасу Глостеру. Ричарду II приходилось зорко следить за опасным соперником, чтобы при необходимости успеть принять против него жесткие меры.

«...Герцог Норфольк»

Возможно, эта необходимость уже настала. Ричард чувствует щекотливость положения и спрашивает Джона Гонта, который привел сына:

Чтоб доказать, что правым обвиненьям —
Их выслушать мне было недосуг —
Подвергнут герцог Норфольк, Томас Моубрей?

      Акт I, сцена 1, строки 4—6

Томас Моубрей родился в том же 1366 г., что и Болингброк. Он был другом юности короля (тот был его на год младше), который в 1383 г. сделал его графом Ноттингемским.

Но потом Моубрей сменил ориентацию. Он ревновал короля к другим фаворитам и в пику ему присоединился к партии Томаса Глостера, став одним из «лордов-апеллянтов». Однако экстремистом Моубрей не был, и, когда встал вопрос о низложении короля, он поддержал умеренных, выступивших за предание суду фаворитов короля.

Впоследствии король обхаживал Моубрея так же, как и Болингброка, и тоже добился успеха. Моубрей снова стал другом Ричарда. Стремительно атаковав Томаса Глостера и арестовав его, король отдал дядю под надзор Моубрея. Именно Моубрей, доставив Глостера в замок Кале, стал его тюремщиком. Как и Болингброк, Моубрей был награжден за службу и стал герцогом Норфолкским (или Норфолком) [в переводе — Норфольк. — Е.К.].

Но что произошло с Томасом Глостером? Как-никак он являлся сыном Эдуарда III, и убрать его с глаз долой было просто невозможно. Его должны были судить за государственную измену; ради этого созвали парламент. Но сессия так и не состоялась: из Кале пришла скорбная весть о том, что Томас Глостер умер.

Конечно, в то время внезапная смерть никого не удивляла. Медицина находилась на очень низком уровне, и малейшая инфекция быстро сводила людей в могилу, а подхватить инфекцию, когда о гигиене не имели никакого представления, не составляло никакого труда. И все же смерть Глостера в сложившихся обстоятельствах была настолько выгодна Ричарду (которому было бы трудно доказать факт государственной измены, потому что Глостер пользовался популярностью в парламенте), что тут же поползли слухи: мол, зловредный дядюшка был тайно убит по приказу племянника. Такая же ситуация сложилась, когда Артура Бретонского тайно убили по приказу его дяди, Иоанна Безземельного (см. в гл. 5: «...Своей супруги Бланки предъявишь ты права»).

Чем громче раздавались шепот и слухи, тем неуютнее чувствовал себя Томас Моубрей. Он охранял Глостера. Если бы Глостера действительно убили, то непосредственный приказ убийцам мог отдать только он. В случае подтверждения этого Моубрея ждала смертная казнь.

Но Ричард находился в не менее затруднительном положении. Защититься Моубрей мог бы только одним способом: заявив, что это было сделано по приказу короля. После этого Ричард оказался бы в положении короля Иоанна, который потерял северную Францию отчасти потому, что его обвинили в смерти принца Артура.

Моубрей не мог не понимать, что опасность грозит ему не только со стороны врагов короля, которые ненавидели его за убийство Глостера (если такое убийство действительно имело место, в чем историки не уверены), но и со стороны самого короля. В конце концов, мертвые не говорят; мертвый Моубрей вряд ли мог бы обвинить Ричарда.

Моубрей испугался и принялся искать способ спасения. Он нуждался в союзнике; таким союзником мог стать Болингброк. Они были последними из уцелевших «лордов-апеллянтов», а потому обоим грозила одинаковая опасность. Моубрей обратился к Болингброку.

Но Моубрей ошибся в расчетах. Болингброк решил играть по-крупному. Коготок у Моубрея увяз, и Болингброк тут же этим воспользовался. Для начала он пошел к королю Ричарду, рассказал о своей беседе с Моубреем и обвинил того в государственной измене. Несчастному Моубрею, чтобы опровергнуть обвинение, пришлось назвать Болингброка лжецом.

«Жертвенная, Авеля...»

Ричард попадает в чрезвычайно щекотливую ситуацию. Он вынужден вызвать обоих лордов к себе и выслушать их взаимные обвинения. Больше всего ему нужно, чтобы ссора поскорее закончилась. Он хочет, чтобы дело о смерти Томаса Глостера не только не расследовалось, но даже не упоминалось.

А вот Болингброк хочет обратного. Ему нужно, чтобы об этом деле заговорили как можно громче. Чем больше поднимется шума, тем хуже придется королю, а чем хуже королю, тем лучше ему, Болингброку.

Поэтому после обмена обвинениями Болингброк переходит к делу. Он обвиняет Моубрея в растрате неких общественных фондов и мрачно добавляет:

...он [Моубрей] убийство Глостера подстроил,
Его врагов доверчивых подбив,
И душу неповинную его,
Коварный трус, исторг в потоках крови.
Как жертвенная, Авеля, — та кровь
Из тайников немых земли взывает
Ко мне о правой и суровой каре...

      Акт I, сцена 1, строки 100—106

Убийство Глостера сравнивается с убийством Авеля, жертва которого «от первородных стада его» оказалась угодна Господу, в то время как жертву старшего брата Каина Господь отверг. После этого оскорбленный Каин убил Авеля. Господь, возмущенный этим убийством, говорит: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт., 4: 10).

Впрочем, сравнение неудачно: Томас Моубрей не был родственником Томаса Глостера. Но если Моубрей действовал по приказу короля, это меняет дело. Тогда выходит, что Глостера убил сын его старшего брата, а потому сравнение имеет вполне законную силу.

Можно представить, что во время своей обличительной речи Болингброк смотрит на Моубрея, а когда добирается до сакраментальных слов «жертвенная, Авеля», то поворачивается к королю и смотрит прямо на него. Намек заставляет Ричарда поморщиться и неловко пробормотать:

Как высоко взнеслась его отвага!

      Акт I, сцена 1, строка 109

«...За королевой»

Моубрей делает все, чтобы избежать опасной темы, надеясь продемонстрировать свою верность королю и обеспечить собственную безопасность. Он лаконично и довольно неубедительно отвергает обвинение в убийстве Томаса Глостера, зато начинает красноречиво оправдываться в меньшем преступлении: он не украл общественные фонды.

По его словам, часть средств он выплатил, а часть взял себе, потому что Ричард был ему должен:

А остальную часть, по соглашенью,
В уплату взял себе от государя
По счету крупному с тех пор, как ездил
Во Францию за королевой я.

      Акт I, сцена 1, строки 128—131

Ричард был женат дважды. В январе 1382 г. пятнадцатилетний король женился на шестнадцатилетней Анне Богемской. Она была дочерью короля Богемии (он же Карл IV, император Священной Римской империи), умершего за четыре года до этого. Брак оказался счастливым; народ тоже полюбил Анну. Когда Лондон отказал королю в займе, обиженный король хотел лишить город его привилегий, но по просьбе королевы отказался от этого намерения.

Анна умерла от чумы в 1394 г.; ей было двадцать восемь лет. (В том же году умерла жена Болингброка, которой было всего двадцать четыре. В то время жизнь людей была коротка.)

Ричард переживал сильно и, похоже, искренне. Но короли не могут долго предаваться скорби — особенно если у них нет наследников. Кроме того, с помощью династических браков часто решались иностранные дела.

Война во Франции продолжала тлеть, несмотря на мирный договор в Кале, но к 1388 г. практически прекратилась. Ричард изо всех сил старался продлить срок действия договора, потому что у него не было ни денег, ни желания воевать. Самым легким выходом из этого положения была женитьба на представительнице французской королевской семьи.

Французский король Карл V, смертельный враг Черного принца, умер в 1380 г.; на троне его сменил сын, Карл VI. В 1397 г. дочери Карла Изабелле было всего семь лет, но это не помешало ей стать второй женой Ричарда. Конечно, наследника престола она могла бы произвести на свет лишь через несколько лет, но Ричард был еще довольно молод и мог подождать.

Вести брачные переговоры было поручено Моубрею, и он требовал за это вознаграждения. Впрочем, было за что. Именно после бракосочетания с француженкой Ричард велел арестовать Томаса Глостера. У короля не хватило бы на это духу, если бы он не был уверен, что в данный момент ему не грозит война с Францией и та не предпримет против него враждебных действий.

И все же этот брак оказался непопулярным. Тогда жен-француженок в Англии не одобряли: Франция была врагом, и английские ксенофобы объясняли все беды страны происками французов.

Кое-кто утверждал, что, женившись на француженке, Ричард усвоит французские манеры и пороки, воспримет французские идеи об абсолютной монархии и изменит исконным английским добродетелям. Все это чушь. Ричард давно мечтал об абсолютной власти и не нуждался в том, чтобы эту мысль ему подала семилетняя девочка.

«...В День Ламберта святого, в Ковентри»

Ричард отчаянно пытается прекратить ссору, пока ни Моубрей, ни Болингброк не сказали того, что нанесет непоправимый урон репутации короля. Однако попытка оказывается неудачной. Болингброк намерен, воспользовавшись этой историей, поколебать трон, а Моубрей не принимает обвинения в убийстве без тщательного изучения этого вопроса.

Поэтому Ричард вынужден решать спор по законам рыцарства, то есть с помощью поединка. И правильно делает, потому что в сложном и изощренном рыцарском кодексе можно найти зацепку, выиграть время и придумать выход из этой пренеприятнейшей ситуации.

Взаимные обвинения Болингброка и Моубрея прозвучали в январе 1398 г., всего через четыре месяца после убийства Томаса Глостера. Неизбежные отсрочки, вызванные необходимостью соблюдать рыцарский кодекс, заняли еще восемь месяцев. Однако Шекспир не говорит об этом ни слова. В его хрониках время уплотнено до предела; так он поступает и на этот раз. Драматург заставляет Ричарда сказать соперникам:

Готовьтесь жизнью отвечать за то
В День Ламберта святого, в Ковентри.

      Акт I, сцена 1, строки 198—199

Когда состоится поединок, остается только гадать.

Ковентри — город в графстве Уорикшир, ставший свидетелем важнейшего события в истории англосаксов. В 1050 г. Ковентри входил в часть центральной Англии, которая тогда называлась Мерсией. Женой графа Мерсии была некая Годгифу (впоследствии ее имя было переделано в более благозвучное — Годива). Эта добросердечная женщина уговаривала мужа уменьшить налог, взимаемый им с жителей Ковентри. Наконец граф сказал, что сделает это, если жена проедет по рыночной площади обнаженная. Годива поймала его на слове и проехала площадь верхом на лошади, но длинные волосы полностью скрыли ее наготу.

В XIV в. Ковентри принадлежал Черному принцу. Впоследствии он отошел к Ричарду II и стал королевской резиденцией. Парламент собирался там как минимум дважды.

В Средние века было принято называть дни по именам святых. У церкви было множество святых, приписанных к определенному дню — обычно тому, когда состоялся их мученический подвиг. Ламберт, уроженец Нидерландов, жил в VII в. н. э. Его день — 17 сентября. Таким образом, поединок назначен на 17 сентября 1398 г.

«Брата твоего жена...»

Промежуток между ссорой у короля и встречей в Ковентри Шекспир заполняет сценой в лондонском доме Джона Гонта. Приехавшая к деверю герцогиня Глостер горько оплакивает смерть мужа.

Шекспир не указывает возраст герцогини, но создается впечатление, что она стара и принадлежит к тому же поколению, что и сам Гонт. Однако во время смерти (или убийства) Томасу Глостеру было всего сорок два года. Тогда его жене было тридцать один год; следовательно, сейчас ей тридцать два.

Герцогиня пытается заставить Гонта предпринять какие-то действия, но Джон отказывается. Тогда она красноречиво доказывает, что если убийство принца крови останется безнаказанным, то все остальные принцы тоже не смогут чувствовать себя в безопасности.

Джон знает, что настоящим убийцей является Ричард II, но не может выступить против короля. Он советует невестке терпеть, потому что

То — Божье дело: заместитель Бога,
Наместник и помазанник его,
Виновник этой [Глостера] смерти...

      Акт I, сцена 2, строки 37—39

Эти слова косвенное свидетельство признания полубожественной природы короля, помазанника Божьего, который просто «не способен совершать дурные поступки». Именно такой абсолютной власти и добивается Ричард II. Однако в Англии абсолютизм никогда не имел таких глубоких корней, как в других странах.

Огорченной герцогине остается сказать только одно:

Прощай же: брата твоего жена
С подругой скорбью кончить жизнь должна.

      Акт I, сцена 2, строки 54—55

Так она и поступила, потому что через год умерла в возрасте тридцати трех лет. На всем протяжении истории продолжительность жизни женщин (с которыми обращались как с людьми второго сорта и подвергали страшной опасности частого деторождения) была значительно короче жизни мужчин. И лишь в наше время, когда благодаря медицине уменьшилась опасность родов, проявилась природная выносливость женщин, в результате продолжительность их жизни на несколько лет превысила мужскую.

«Ах, что найдет там Йорк на склоне дней?»

Однако перед уходом герцогиня говорит:

Пусть брат твой, Эдмунд Йорк, привет мой примет.

      Акт I, сцена 2, строка 62

Безутешная вдова хочет, чтобы Йорк посетил ее замок, но потом вспоминает про свой траур и со слезами на глазах говорит, что это не имеет смысла:

Ах, что найдет там Йорк на склоне дней?
Что, кроме голых стен, безлюдных комнат...

      Акт I, сцена 2, строки 67—68

Эдмунд, пятый сын Эдуарда III, был единственным братом Джона Гонта, еще остававшимся в живых. Он родился в королевском замке Лэнгли (графство Херефордшир) 5 июня 1341 г. и по месту рождения именовался Эдмундом Лэнглийским (или просто Лэнгли).

Эдмунд участвовал во французских и испанских кампаниях, но не выиграл ни одного сражения. Он женился на Изабелле, младшей дочери Педро Жестокого. Поскольку Джон Гонт женился на старшей дочери Педро Констанции, братья стали друг другу еще и свояками.

Эдмунд был человеком спокойным и мягким и не принимал участия в дворцовых интригах. Он оставался в хороших отношениях с Племянником и в 1385 г. стал герцогом Йоркским (или просто Йорком). В данный момент Эдмунду пятьдесят семь лет; он всего на год младше «старого Джона Гонта», а потому именуется «добрым старым Йорком» [так в оригинале. — Е.К.]. (Он был единственным из семи сыновей Эдуарда III, которому удалось преодолеть шестидесятилетний рубеж.)

«Милорд Омерль...»

Мы оказываемся в Ковентри, где идут приготовления к поединку. Наблюдает за соблюдением формальностей лорд-маршал, который говорит:

Милорд Омерль, вооружен ли Херфорд?

      Акт I, сцена 3, строка 1

Омерль — это Эдуард, сын Эдмунда Йорка. По месту рождения он именовался Эдуардом Нориджским, но в 1390 г. получил титул графа Ретленда. В тот момент ему было всего семнадцать лет.

Эдуард Нориджский всегда оставался верным сторонником Ричарда — настолько твердым, что после убийства его дяди Томаса Глостера был награжден частью земель покойного и стал именоваться герцогом Альбмарльским (по названию местности в Нормандии). В пьесе Шекспира название Альбмарль, слишком трудное для английского произношения, превращается в Омерль. В этой сцене Омерлю всего двадцать пять лет.

«...Бросил жезл король»

После соблюдения всех формальностей (которые Шекспир описывает очень тщательно) Болингброк и Маубрей останавливаются друг против друга и берут пики наперевес, но тут лорд-маршал восклицает:

Остановитесь: бросил жезл король.

      Акт I, сцена 3, строка 118

Этим жестом король Ричард прекращает поединок еще до его начала, а затем оглашает свой вердикт. Вердикт довольно странный: виновными признаны оба, и обоих приговаривают к ссылке — Болингброка на десять лет, а Маубрея — пожизненно.

Впрочем, если вдуматься, в этом вердикте нет ничего странного: Ричард боится обоих. Моубрей слишком много знал, а Болингброк слишком смел, поэтому король решил одновременно избавиться от обоих. Сохранить столь желанный для Ричарда покой можно было только таким способом: победитель (кто бы им ни оказался) вызвал бы у других желание отомстить ему.

Срок ссылки Болингброка короче, потому что он внук Эдуарда III и сын Джона Гонта, а потому заслуживает более мягкого отношения. По просьбе Гонта эти десять лет уменьшаются до шести. Но это всего лишь уловка. Когда Болингброк окажется за границей, помешать его возвращению будет несложно. Несомненно, именно так и думал поступить Ричард.

Но почему Ричард ждал до последней минуты? Конечно, король решил провозгласить вердикт о высылке обоих, чтобы приобрести имидж сильного короля, заботящегося о благе своего народа. Но зачем дожидаться праздника и в течение восьми месяцев привлекать к поединку внимание всей Англии, а затем отменять схватку?

Следует иметь в виду, что это не выдумка Шекспира. Так написано у Холиншеда.

Может быть, Ричард проявил нерешительность, искал выход до последней минуты и нашел его экспромтом? Или все было наоборот? Может быть, тщеславие Ричарда и уверенность в собственной непогрешимости доставляли ему удовольствие? Может быть, ему нравилось играть роль Бога: сначала довести дело до кульминации, а потом небрежно махнуть рукой и положить ссоре конец?

Чем бы ни был продиктован этот шаг (тщеславием или нерешительностью), однако пользы Ричарду он не принес. Все симпатии тут же оказались на стороне Болингброка и Моубрея. После этого часть англичан посчитала короля трусом, а часть — тираном.

«Родную речь...»

Шекспир искусно вызывает у публики антипатию к Ричарду, играя на национальных чувствах и заставляя обоих изгнанников произнести патетические речи. Моубрей, думая о пожизненной ссылке, говорит:

Ту речь, которой сорок лет учился, —
Родную речь, — оставить должен я.
Мне с этих пор от языка нет пользы,
Как от бесструнной арфы иль виолы...

      Акт I, сцена 3, строки 160—163

На самом деле Моубрею не сорок лет, а тридцать два, но остальное — полная правда. Человеку, знающему один английский язык, предстоит прожить всю жизнь там, где говорят только на других языках. Современным англичанам и американцам трудно представить себе весь ужас этой фразы, потому что в наше время по-английски говорят миллионы людей во всех частях света и на земле не осталось уголка, где никто не знает этого языка.

Во времена Ричарда II по-английски говорили только три миллиона англичан. Редкий иностранец удосуживался изучить этот необычный и малораспространенный язык. Образованные люди предпочитали французский или итальянский, не говоря о латыни. Во времена Шекспира ситуация была немногим лучше.

«...Во льдах Кавказа?»

Болингброку приходится выслушать соболезнования старого Гонта и совет отнестись к ссылке как к добровольному путешествию и радоваться жизни. Но Болингброк с горечью говорит, что для этого ему не хватит фантазии.

О, кто бы мог в руках держать огонь,
Вообразив, что он во льдах Кавказа?

      Акт I, сцена 3, строки 293—294

Кавказом в греческих мифах называли некую гору, находившуюся на восточной окраине известного им мира — восточном берегу Черного моря. В результате теперь Кавказскими горами называется целый горный хребет между Черным и Каспийским морями. Гору Кавказ представляли самым высоким и холодным местом на земле, так что в поэтическом смысле она символизирует чрезвычайный холод.

«И Грин, и Бегот с Буши...»

Омерль, проводивший своего двоюродного брата Болингброка до корабля, возвращается и докладывает Ричарду, что этот опасный человек благополучно отбыл из страны. Ричард внимательно выслушивает его и признается, что Болингброк вызывал у него сильное подозрение. Ссыльный кузен мечтал о троне и пытался завоевать популярность в народе. Ричард говорит:

И сами мы, и Грин, и Бегот с Буши
Заметили, как он учтив был с чернью...

      Акт I, сцена 4, строки 23—24

Чтобы понять, кто такие Буши, Бегот и Грин, нужно вспомнить, что Ричард II (впрочем, как и большинство монархов позднего Средневековья и начала Нового времени) долго пытался доказать, что власть короля выше власти вельмож — гордых герцогов и графов, доходы которых либо равнялись доходам короля, либо превышали их и постоянно боровшихся с королем за равенство в правах.

Власть феодалов высшего ранга уходила корнями в далекое прошлое; герцоги и графы трепетно относились к этой власти и не желали уступать ни пяди. Поэтому Ричард (и вообще любые короли, если только они не были полными тупицами) не симпатизировал советникам из аристократов. Те были слишком гордыми, слишком грубыми, слишком упрямыми, были слишком склонны к интригам, а в трудных ситуациях — и к измене.

Поэтому вполне естественно, что Ричард II и многие другие короли прошлого и будущего искали советников среди мелких дворян и представителей среднего класса. Большой властью такие люди не обладали, а потому были безмерно преданы именно этому королю (другой король их просто прогнал бы).

Еще естественнее было то, что подобных людей вельможи презирали и ненавидели. Чувствуя эту враждебность, приближенные короля, или фавориты, делали все возможное, чтобы обогатиться или приобрести собственность, которая не исчезнет после смерти короля. А король, в свою очередь, награждал их за преданность деньгами, титулами и знаками внимания.

Конечно, эти награды заставляли вельмож ненавидеть фаворитов еще сильнее. Лорды заявляли во всеуслышание, что фавориты разворовывают королевство.

Однако эти фавориты представляли собой удобную мишень. Король, как помазанник Божий, порицанию не подлежал. Зато фаворитов обвиняли во всех смертных грехах, а особенно в том, что они обманывают и развращают короля. Целя в фаворитов, было легко попасть в короля. Когда «лорды-апеллянты» лишили Ричарда фаворитов в начале царствования, он оставался беспомощным в течение десяти лет.

Сэр Джон Буши, сэр Джон Бегот и сэр Генри Грин, упомянутые в этом эпизоде, сначала были второстепенными членами партии Томаса Глостера. Ричард II переманил их на свою сторону так же, как переманил и более высокопоставленных людей вроде Болингброка и Моубрея.

Но с Буши, Беготом и Грином Ричарду было намного спокойнее. Они были сельскими помещиками, не обладали властью и прекрасно знали, что знать их терпеть не может. Их единственным защитником был Ричард, поэтому фавориты чувствовали себя в долгу перед королем и были безмерно преданы ему.

«Нам против взбунтовавшихся ирландцев...»

Похоже, Ричард добился всего, чего хотел. Он расправился с внутренним врагом и сумел избежать неприятностей, не допустив расследования обстоятельств смерти Томаса Глостера. Теперь настал черед врагов внешних. Грин говорит о Болингброке и его попытках завоевать популярность у черни:

Ну, он ушел, а с ним — и эти мысли.
Нам против взбунтовавшихся ирландцев
Пора принять бы меры, государь...

      Акт I, сцена 4, строки 37—38

Долгая и трагическая история Ирландии, в которой Англия неизменно играла роль злодея, началась с вторжения на этот несчастный остров Генриха II.

Восточная часть Ирландии с центром в Дублине находилась под неустойчивой властью англичан, но большая часть острова оставалась свободной и непокоренной еще несколько веков. За два века, прошедшие со времени правления Генриха II, эта власть ослабла, поскольку слишком часто усилия англичан были направлены в другую сторону. Например, Эдуард III был так занят Францией, что смотрел на Ирландию сквозь пальцы.

К времени правления Ричарда II английские колонисты были вынуждены платить дань вождям западных ирландских кланов.

Ричард II воевать не любил и делал все возможное, чтобы сохранить мир, но общественное мнение (особенно мнение знати, которая смотрела на войну как на способ завоевать добычу и «славу») заставляло его предпринимать военные походы.

Например, он был вынужден начать войну с Шотландией, которая получала помощь, оружие и деньги от Франции и использовала их для набегов на северные английские графства. В 1385 г. Ричард повел английскую армию на север и сжег Эдинбург, но кампания оказалась слишком дорогостоящей и закончилась ничем.

Бесконечные волнения в Ирландии предоставили Ричарду еще один шанс одержать победу, и королю пришлось им воспользоваться. В 1394 г. он возглавил большую армию, вторгшуюся в Ирландию. Однако применять грубую силу король не собирался. Он использовал свою козырную карту — дипломатию, лесть и обаяние. Ричард переманил на свою сторону многих ирландских вождей, возглавлявших кланы, пообещав им громкие титулы и земли. Особое внимание он уделил умиротворению Мак-Мэрроу, главы клана Лейнстера — части Ирландии, непосредственно граничившей с территорией, находившейся под контролем англичан.

Этого удалось добиться (по крайней мере, на бумаге), когда Мак-Мэрроу обнаружил, что большинство ирландских кланов его покинуло, и был вынужден уступить. В 1395 г. Ричард счел свою задачу выполненной и вернулся из Ирландии с армией, не понесшей потерь. Его чествовали как героя-завоевателя. Для короля это было в диковинку; видимо, тогда у него сложилось ошибочное впечатление, что воевать с ирландцами легко.

Но иллюзия длилась недолго. Воспользовавшись борьбой Ричарда с оппозицией, Мак-Мэрроу Лейнстерский разорвал подписанный им договор и вновь перешел к военным действиям. В 1398 г. он даже сумел убить английского наместника-короля Роджера де Мортимера.

Терпеть это было нельзя. Ричард собирался вернуться в Ирландию и исправить положение дел. Теперь, когда Моубрея и Болингброка не стало, у него появилась полная возможность выполнить задуманное. Тем более что победоносная кампания в Ирландии могла бы отвлечь народ от разговоров о несправедливости ссылки и подозрительном убийстве Томаса Глостера.

«...Королевство сдать в аренду»

Но существовала одна трудность. Войны стоили очень дорого, а средневековые короли всегда испытывали материальные трудности. Согласно феодальной системе, деньги поступали лордам, а король получал лишь доходы с собственных земельных владений и некоторые дополнительные доходы — например, от таможенных сборов. Недостающие суммы ему приходилось просить у вельмож или купцов, но и те и другие щедростью не отличались. Денег не хватало даже на обычные хозяйственные расходы, тем более что большинство монархов было просто обязано жить на широкую ногу, чтобы производить впечатление на своих подданных и других королей. Собрать же деньги на ведение войны было практически невозможно. (Очень часто для этого приходилось объявлять какого-нибудь богача изменником и конфисковывать его имущество или, одержав победу над врагом, грабить побежденных.)

Разбитого врага, которого можно ограбить, у Ричарда на примете не было, да и с изменниками в тот момент тоже было туго. Он пытается придумать другой способ и говорит:

Придется королевство сдать в аренду...

      Акт I, сцена 4, строки 23—24

Иными словами, ему придется сдать в аренду имения, принадлежащие короне, и другие источники королевского дохода на определенное количество лет, получив взамен твердую сумму наличными. Это то же самое, что получить ссуду в банке под большие проценты. Деньги Ричарду нужны немедленно, но доходы за несколько лет будут намного больше полученной им суммы. При этом король Может многое потерять (если, конечно, война не увенчается победой), а сданные в аренду имения принесут владельцу большую прибыль.

Естественно, Ричард отдаст собственность короны в аренду своим фаворитам, а те, кому прибыли не достанется, придут в ужас от этой процедуры.

«На содержимое казны его...»

Впрочем, при случае Ричард не прочь воспользоваться и другими источниками.

Входит Буши с неприятным известием: Джон Гонт внезапно заболел и просит короля прийти к нему. Ричарда эта новость радует. Он надеется на скорую смерть Гонта, прикидывает, какую часть богатства Ланкастеров можно будет потратить на войну в Ирландии, и говорит:

На содержимое казны его
Мы для войны солдат своих оденем.

      Акт I, сцена 4, строки 61—62

На самом деле Джон Гонт заболел только через четыре месяца после несостоявшейся дуэли Болингброка и Моубрея.

«...Молве про жизнь Италии роскошной»

Действие переносится в лондонский дворец, где умирает Джон Гонт. У его постели сидит последний брат, Эдмунд Йорк. Оба удручены неразумным поведением Ричарда, а больше всего — сдачей собственности короны в аренду его фаворитам.

Йорк порицает дурное влияние, оказываемое на молодого Ричарда, и (как всегда было и будет в истории) осуждает новое поколение за легкомыслие, с которым оно следует иностранной моде вместо того, чтобы придерживаться добрых старых обычаев. (Сейчас это принято называть конфликтом отцов и детей.)

Йорк жалуется, что Ричард не слушает добрых советов:

Нет, льстивым звукам дал заткнуть он уши —
Хвалам, что любят даже мудрецы;
Размерам сладострастным, чью отраву
Впивает юности открытый слух, —
Молве про жизнь Италии роскошной,
Где рабски ищет образцов для мод
Наш ковыляющий за ней народ.

      Акт II, сцена 1, строки 17—23

Упоминание об Италии явный анахронизм; в этих строках выражен не столько национализм Йорка (как-никак дело происходит в 1399 г.), сколько самого Шекспира.

В XIV в., во время правления Эдуарда III, в Италии действительно произошел взрыв интеллектуальной активности. Внезапно отношение художников и писателей к греческому и латинскому прошлому коренным образом изменилось и заставило выполнять собственные работы по классическим образцам. Они назвали этот период эпохой Возрождения (или Ренессанса), а столетия, разделявшие древний мир и нынешнее время, — Средними веками.

Из Италии культура Ренессанса медленно, но верно распространялась на север и запад, ослепляя другие народы своим блеском. Однако Англии она достигла только в XVI в. Иными словами, итальянское искусство, литература, музыка, мода, а самое главное — итальянский образ мыслей покорили Англию не времен Ричарда, а времен самого Шекспира.

Итальянское влияние было бесценно, потому что благодаря ему Англия пережила такой взлет гениальности, равного которому не было и уже не будет. Наступил золотой век английской культуры, лучшим украшением которого стал сам Шекспир.

Но радикальные изменения в области культуры никогда не приносят удовлетворения — даже в том случае, когда люди сами создают их и получают от этого выгоду. Некоторые аспекты итальянского влияния действительно раздражали правящие круги, которые сегодня мы называем истеблишментом. Такие современники Шекспира, как итальянский ученый Галилей, опровергали точку зрения Птолемея и Аристотеля на строение Вселенной, а Макиавелли создал новый идеал политика, не имеющий ничего общего со средневековыми понятиями о рыцарстве и дворянской чести. Шекспир никогда не признавал этих новшеств и в своих пьесах неизменно защищал старые порядки. Кроме того, Англия XVI в. решительно порвала с католицизмом, после чего папистскую Италию англичане воспринимали как «империю зла».

Поэтому в 1595 г., когда Шекспир писал и ставил эту пьесу, старики действительно, покачивая головой, жаловались на засилье всего итальянского, на беспечность молодежи и ее беззащитность перед тлетворным иностранным влиянием. Драматург просто перенес современную ему точку зрения во времена Ричарда, то есть на целых два века назад.

«Трон королей...»

Гонт отвечает ему запоминающейся речью. Он говорит, что своей политикой Ричард губит Англию. Англия, недоступная внешнему Врагу из-за своего удачного островного положения, погибает от внутренней болезни. Его панегирик Англии — самое лиричное проявление национализма Шекспира. Гонт описывает Англию так:

Трон королей, державный этот остров,
Земля величия, жилище Марса,
Подобье рая, сей второй Эдем,
Самой природой созданный оплот,
От войн защита, от чумной заразы,
Счастливейшее племя, малый мир,
Алмаз в оправе серебристой моря,
Которому оно стеною служит
Иль рвом, оберегающим жилище
От зависти не столь счастливых стран;
Благословенный край, отчизна, Англия...

      Акт II, сцена 1, строки 40—50

Но это тоже анахронизм. Здесь описана Англия, находящаяся в блаженной изоляции и придерживающаяся оборонительной тактики, но во времена Гонта английская философия войны носила наступательный характер. За предыдущие полвека английские армии одержали блестящие победы во Франции и вмешались во внутренние дела Испании. А до этого они достигли еще больших успехов. В том же монологе Гонт вспоминает английских королей:

Прославленных за подвиги во имя
Честного рыцарства и христианства
Повсюду, в отдаленных землях, вплоть
До родины упрямого еврейства,
Где искупителя священный гроб...

      Акт II, сцена 1, строки 53—56

Конечно, речь идет о Ричарде Львиное Сердце, который привел свою армию в Святую землю и едва не добрался до Иерусалима.

Но тогда почему в монологе Гонта речь идет об обороне, почему так настойчиво подчеркивается, что Англия, надежно защищенная морями, может уберечься «от зависти не столь счастливых стран»?

Потому что в монологе Гонта речь идет не о времени его смерти, а о времени первой постановки «Ричарда II».

В 1595 г. вся Англия находилась под впечатлением недавно одержанной блестящей победы. Всего семь лет назад, в 1588 г., в северном направлении плыл огромный испанский флот, собиравшийся обрушить свою мощь на Англию. Любой беспристрастный обозреватель пришел бы к выводу, что Испания, самая могучая в военном отношении европейская держава, наверняка победит Англию, к тому времени превратившуюся во второразрядное государство и к тому же балансировавшую на грани гражданской войны.

Однако английские корабли, небольшие, но маневренные, которыми командовали такие опытные и отважные моряки, как сэр Фрэнсис Дрейк, разгромили Непобедимую армаду, одним махом превратив Англию в великую державу. Надо сказать, что немалую помощь оказал и удачно разразившийся шторм.

Легко представить себе гордость, охватившую нацию, которая почувствовала себя непобедимой. Англия действительно должна была казаться ее населению неприступным островом, охраняемым суперменами на суперкораблях. Монолог Джона Гонта, должно быть, заставил публику повскакать с мест. Однако далее Гонт утверждает, что политика Ричарда губит эту славную Англию:

Британия, привыкшая к победам,
Сама себя позорно победила.

      Акт II, сцена 1, строки 65—66

Конечно, после таких слов исчезла всякая симпатия, которую публика, возможно, испытывала к Ричарду (если эта симпатия у кого-то еще сохранялась).

«...Все Гонт исчерпал вмиг»

Свидетелем беседы Джона Гонта и Эдмунда Йорка (в первой части сцены не произнесшего ни слова) является граф Нортумберлендский, представитель гордого и древнего рода Перси.

Уильям де Перси переплыл Ла-Манш с Вильгельмом Завоевателем в 1066 г. и получил огромные земельные владения в северной Англии. С тех пор его потомки жили на севере, периодически отбивая набеги скоттов и устраивая такие же набеги на них.

Члены рода Перси, закалившиеся в этих пограничных войнах, считали себя фактически владыками севера, потому что никакой помощи от центральных властей они не получали. Их позиция сыграла чрезвычайно важную роль в событиях того времени.

Генри Перси сражался при Креси бок о бок с Эдуардом III, а его сын, еще один Генри Перси, стал графом Нортумберлендским (это графство самое северное в Англии и поэтому наиболее уязвимое для набегов со стороны Шотландии). Все реплики этого персонажа в пьесе принадлежат Нортумберленду.

Входит Ричард, и Гонт наконец высказывает племяннику в лицо все, что он думает о его сумасбродствах и неразумной фискальной политике. Король приходит в бешенство и угрожает умирающему дяде. Но тот, защищенный близостью смерти, прямо обвиняет Ричарда в убийстве Томаса Глостера.

Нортумберленд помогает Гонту выйти из комнаты и почти тут же возвращается с известием, что старик умер. Он говорит:

Бесструнный инструмент — его [Гонта] язык;
Слова и жизнь — все Гонт исчерпал вмиг.

      Акт II, сцена 1, строки 149—150

Джон Гонт умер 3 февраля 1399 г. К тому времени Болингброк провел в ссылке уже четыре с половиной месяца.

«...Всю движимость, казну, доходы, утварь»

Ричард холодно выслушивает известие о смерти Гонта. Его волнует только будущая ирландская кампания, для которой все еще нужны деньги. Поэтому он высокомерно заявляет:

И мы, как вспоможение, присвоим
Всю движимость, казну, доходы, утварь,
Которыми владел наш дядя Гонт.

      Акт II, сцена 1, строки 161—163

Это событие огромного значения. Джон Гонт, герцог Ланкастерский, был самым богатым человеком в Англии. После смерти отца его титул и все имущество автоматически переходили к Болингброку. Лишить его наследства можно было только одним способом — обвинив в государственной измене. Однако Болингброка выслали, не предъявив ему такого обвинения.

Конфискация являлась незаконной, но Болингброка в стране не было, и Ричард не смог противиться соблазну присвоить имущество Ланкастера.

«Я — сын последний Эдварда»

Эдмунд Йорк возражает против этого преступления, ссылаясь на особенность своего положения:

Я — сын последний Эдварда...

      Акт II, сцена 1, строка 171

(Это положение ему было суждено занимать еще три с половиной года.)

Йорк перечисляет все несправедливости Ричарда, которые он до сих пор покорно терпел, и добавляет к ним еще одну, о которой до сих пор речи не было:

Чинимые бедняге Болингброку
Помехи в браке...

      Акт II, сцена 1, строки 167—168

Здесь имеется в виду событие, происшедшее во Франции, где Болингброк находился в ссылке.

Французский двор принял его с распростертыми объятиями, и это очень понятно. Болингброк был близок к трону и в случае возобновления войны с Англией мог стать для Франции важным оружием. С его помощью можно было развязать в Англии гражданскую войну, поддержав претензии Болингброка на трон.

Для Болингброка дружба с французами тоже представляла большую ценность, потому что с их помощью он мог не только вернуть потерянное, но и получить корону. Брачный союз мог бы связать Болингброка с французской королевской семьей, что было бы выгодно обеим сторонам. Болингброк был вдовцом и начал готовить брачный контракт с двоюродной сестрой французского короля.

Естественно, Ричард не был заинтересован в этом браке. Нужно было во что бы то ни стало помешать Болингброку установить родственную связь с французским королем. Ричард тут же направил во Францию посла с требованием запретить этот брак, в результате чего работа над брачным контрактом прервалась. В этом и заключались помехи, чинимые «бедняге Болингброку».

Это еще более обострило вражду между двоюродными братьями. Намечавшийся брак показал Ричарду, что Болингброк намерен воспользоваться французской помощью, а Болингброк понял, что Ричард не теряет его из виду.

«...Тысячи несчастий на голову свою»

Эдмунд Йорк говорит, что последняя несправедливость — конфискация имущества Ланкастера и лишение Болингброка наследства — переполнила чашу его терпения. Он предупреждает Ричарда, что это плохо кончится:

Вы навлечете тысячи несчастий
На голову свою, и вы лишитесь
Привязанных к вам тысячи сердец...

      Акт II, сцена 1, строки 205—206

Ричард и сам должен был понимать, что переполнил чашу терпения. Когда речь идет о деньгах, собственности и доходе, можно стерпеть любые обвинения в тирании. Но сейчас речь шла о самом знатном вельможе королевства. Если конфисковать его имущество, не предъявив обвинения в государственной измене (которое все равно не удалось бы доказать), то кто из вельмож сможет чувствовать себя в безопасности? Ричард посягал на безопасность каждого лорда в королевстве, что приравнивалось к государственной измене.

«К графу Уильтширу...»

Однако Ричард страдает манией величия и уже не способен мыслить здраво. Вера в собственную непогрешимость и головокружение от предыдущих успехов мешают ему предвидеть будущее. Он не обращает внимания на обвинения Йорка и тут же приступает к действию:

Ты, Буши, к графу Уильтширу спеши:
Вели ему к нам в Или-Хоуз явиться,
Чтоб присмотреть за этим домом.

      Акт II, сцена 1, строки 215—217

Речь идет о первом графе Уилтшире [в переводе — Уильтшир. — Е.К.], Уильяме ле Скрупе, которого Ричард возвел в графское достоинство в 1397 г. В 1398 г. Уилтшир стал хранителем королевской казны и должен был подготовить документы, требовавшиеся для перевода владений Ланкастера в собственность короны.

Видимо, это не вызвало у Уилтшира возражений, хотя и он, и его отец служили Джону Гонту. Его отец, Ричард ле Скруп (первый барон Скруп Болтонский), был канцлером, то есть главным администратором короля, с 1378 по 1382 г., однако он пытался ограничить мотовство Ричарда II, а потому его уволили.

«...Правителем верховным»

Наконец Ричард готов отправиться в Ирландию. Шекспир, как всегда, уплотняет время; складывается впечатление, что король оставляет Англию сразу после смерти Гонта, но, конечно, понадобилось какое-то время на решение неотложных финансовых задач. На самом деле Ричард отправился в Ирландию лишь в конце мая 1399 г., когда после смерти дяди прошло четыре месяца.

Он обязан кого-то оставить вместо себя, но выбора у Ричарда нет:

Пока нас здесь не будет, назначаем
Правителем верховным дядю Йорка.

      Акт II, сцена 1, строки 219—220

Эдмунд Йорк — единственный оставшийся в живых сын Эдуарда III, второй по знатности человек после короля. Его слово должно было чего-то стоить.

Но он был стар, слаб, нерешителен, и это знали все. Если бы за время отсутствия Ричарда ничего особенного не произошло, Йорк справился бы. Однако, если бы возникли трудности, он был бы беспомощен. Это следовало предвидеть, но Ричард слишком гордился собой и не верил в такую возможность.

«...И восемь кораблей...»

Ричард уходит. На сцене остаются Генри Нортумберленд и два менее знатных дворянина, Росс и Уиллоби. Нортумберленд расстроен. До сих пор граф был на стороне Ричарда, но конфискация владений Ланкастера взволновала его. Он чувствует приближение опасности и говорит об этом остальным. Выясняется, что они тоже нервничают.

Несомненно, действия Ричарда дали Болингброку шанс, и он не преминул им воспользоваться. Болингброк, изгнанный и лишенный наследства, был наказан без всякой вины, и многие лорды поняли, что их может ожидать та же участь.

После смерти Джона Гонта Болингброк вел осторожные переговоры со многими лордами (в случае неудачи ему грозило обвинение в измене) и заключил договор с Нортумберлендом. К времени отъезда Ричарда в Ирландию переговоры были уже закончены. Удобный момент настал: король покинул страну и оставил вместо себя пугало в лице Эдмунда Йорка.

В пьесе все происходит одновременно: смерть Джона Гонта, отъезд Ричарда в Ирландию и высадка Болингброка. Выше уже указывалось, что Джон Гонт умер в феврале, а король отбыл в Ирландию в мае. Болингброк же высадился в Англии в начале июля 1399 г.

Для высадки требовались корабли, потому что от Англии Болингброка отделяло море. Он не хотел получать корабли непосредственно от французского короля, так как это повредило бы его имиджу и создало бы видимость, что он является вражеским агентом. Однако проблема решилась просто. Это становится ясно, когда Нортумберленд делится своей тайной с явно сочувствующими ему Россом и Уиллоби. Он говорит:

...из Пор-ле-Блана, порта
В Бретани, получил я извещенье...

      Акт II, сцена 1, строки 211—218

Итак, выполнить эту задачу взялся не ненавистный французский король, а герцог Бретонский.

Во времена короля Иоанна Бретань входила в Анжуйскую империю. Однако юный герцог Артур Бретонский предъявил права на английский престол и был убит по приказу Иоанна. После этого армии Иоанна пришлось оставить всю северную Францию, а в Бретани появилась новая правящая династия (французская по происхождению и пользовавшаяся поддержкой местного населения). Бертран Дюгеклен, великий французский полководец первых десятилетий Столетней войны, по происхождению был бретонцем.

Однако, когда военное счастье перешло на сторону англичан, в Бретани призадумались и попытались сохранить нейтралитет. Поэтому англичане относились к бретонцам более благосклонно, чем к французам. Бретонский герцог Иоанн V, унаследовавший этот титул в 1399 г., крепко подружился с Болингброком и решил одолжить ему корабли. Это предложение Болингброк мог принять без всякого риска.

Нортумберленд перечисляет сторонников Болингброка, а затем говорит своим слушателям:

Все, получив три тысячи солдат
От герцога Бретонского в подмогу
И восемь кораблей, спешат сюда...

      Акт II, сцена 1, строки 285—287

«Скорей со мною в Ревенсперг...»

Для высадки Болингброк выбирает северный порт на восточном побережье Англии, где он сможет объединить силы с Нортумберлендом и другими северными лордами. Ричарду же, находящемуся на другой стороне Англии, будет трудно перебросить армию на восток, чтобы дать отпор высадившимся отрядам.

Нортумберленд советует лордам отправиться на север и встретить возвращающегося Болингброка:

Тогда скорей со мною в Ревенсперг...

      Акт II, сцена 1, строка 296

Порт Ревенсперг, или Ревенспер (Ravenspur, как обычно пишут в современных словарях географических названий), стоял на песчаной косе, вдававшейся в море севернее устья Хамбера. Ныне его нет на карте; лет через сто после высадки Болингброка косу размыло.

Итак, в июле 1399 г., всего через десять месяцев после высылки из страны, через пять месяцев после смерти отца и примерно через шесть недель после отъезда Ричарда в Ирландию, Болингброк вернулся в Англию с войском.

«...Юный Генри Перси»

Шекспир продолжает уплотнять время; события у него следуют одно за другим. Ричард только что уехал, а королева уже оплакивает его отсутствие и говорит о своих дурных предчувствиях:

Не родилось еще, но в чреве рока
Созрело горе, близится...

      Акт II, сцена 2, строки 10—11

Эта королева — Изабелла Французская, которой на самом деле в ту пору было десять лет. Однако ради усиления драматизма Шекспир вводит ее в число действующих лиц пьесы и делает взрослой женщиной.

Не успевает королева выразить свои дурные предчувствия, как вбегает Грин и сообщает о высадке Болингброка, последовавшей так быстро после отбытия короля (в пьесе, но не в действительности), что Грин еще надеялся перехватить Ричарда.

Слишком поздно. Король уехал, а неверные лорды уже стекаются под знамена Болингброка. Грин перечисляет их, особо выделяя двоих:

Нортемберленд и юный Генри Перси...

      Акт II, сцена 2, строка 53

Это первое упоминание о сыне графа Нортумберлендского [в переводе — Нортемберленд. — Е.К.], который в следующей пьесе станет одним из главных действующих лиц.

Генри Перси родился в 1364 г., то есть был на три года старше Болингброка. В момент высадки Болингброка Генри Перси тридцать пять лет; для того времени это уже средний возраст, так что называть его «юным» можно было только при наличии неуемной фантазии.

Но Шекспир знал, что делает. Для пущего эффекта двух-трех сцен он сделал королеву значительно старше, а Генри, наоборот, омолодил, потому что этому персонажу еще предстоит сыграть важную роль юного сорвиголовы (причем именно юного).

(Кстати говоря, отцу Генри Перси, графу Нортумберленду, в то время было пятьдесят семь лет; он всего на два года младше покойного Джона Гонта и на год младше «доброго старого Йорка». Однако Шекспир, которому нужно подчеркнуть молодость Генри Перси, нигде не указывает возраст его отца.)

Условия жизни в ту эпоху были таковы, что во время высадки Болингброка Генри Перси имел двадцатилетний военный опыт, потому что впервые принял участие в битве, когда ему было всего четырнадцать лет. В последние годы он отвечал за охрану границы с Шотландией и выполнял эту задачу так рьяно и агрессивно, что получил прозвище Хотспер (буквально: «Горячая Шпора»). Так называли всадников, которые, преследуя врага, вовсю пришпоривают лошадь. Подобное прозвище могли дать человеку, ни минуты не сидевшему на месте и не умевшему обуздывать свой гнев; именно таким предстанет перед нами Перси в следующей пьесе. В «Ричарде II» все его реплики произносятся от имени Перси, а в следующей пьесе — уже от имени Хотспера. Это один и тот же человек; в этой пьесе я буду называть его Генри Перси.

Однажды Генри Перси попал в плен к скоттам и был освобожден только за большой выкуп. Король Ричард заплатил за него три тысячи марок — по тем временам сумму громадную. Можно было бы ожидать, что Перси сохранит благодарность к королю (не говоря о том, что он присягал Ричарду на верность). Однако в тогдашней политике (как, впрочем, и в современной) благодарность не принимали в расчет. Генри Перси сразу присоединился к отцу, встав на сторону Болингброка, а не Ричарда.

«Граф Вустер...»

Королева гневно спрашивает, почему Нортумберленда и остальных лордов не объявили изменниками. Грин отвечает:

Мы объявили, а в ответ граф Вустер
Сломал свой жезл и сан сложил с себя,
И к Болингброку слуги все его
Бежали с ним.

      Акт II, сцена 2, строки 58—61

Привычка называть людей их самым громким титулом может сбить сегодняшнего читателя с толку. Граф Вустер занимал пост лорда-стюарда, то есть управляющего хозяйством короля (символом его должности был жезл), и по долгу службы он был обязан выполнять все приказы своего хозяина. Почему же он предал Ричарда?

Все становится на свои места, если учесть, что на самом деле имя графа Вустера Томас Перси и он является младшим братом Нортумберленда. Вместо того чтобы объявлять брата и племянника изменниками, он предпочитает присоединиться к ним. (На самом деле этот человек «сломал свой жезл» лишь через месяц после высадки Болингброка, когда успех восстания был уже предрешен. Вустер был последним из рода Перси, перешедшим на сторону Болингброка.)

«...Явитесь в замок Баркли»

Дело начинает принимать плохой оборот. Герцог Йорк, управляющий королевством, абсолютно не способен справиться с ситуацией. Он сбит с толку, подавлен и слишком стар (хотя на самом деле всего на год старше полного сил Нортумберленда).

Йорк понимает, что север потерян. Вся знать бежит к Болингброку. Какое-то время можно продержаться на западе и дождаться возвращения Ричарда из Ирландии. Поэтому Йорк говорит:

Собрать войска скорей идите, лорды,
И после к нам явитесь в замок Баркли.

      Акт II, сцена 2, строки 117—118

Город Беркли [в переводе — Баркли. — Е.К.] находится всего в 10 милях (16 км) от границы Уэльса. Однако у замка, в котором собирается обороняться Йорк, зловещая репутация. Именно там всего семьдесят лет назад был жестоко убит свергнутый король Эдуард II.

«В Бристольский замок...»

Фавориты начинают разбегаться. Сложившаяся ситуация выглядит ужасно, а они знают, что станут первой мишенью восставших. Нужно немедленно найти убежище. Грин говорит:

В Бристольский замок поспешу я скрыться;
Граф Уильтшир удалился уж туда.

      Акт II, сцена 2, строки 134—135

Бристоль — город примерно в 20 милях (32 км) к югу от Беркли, в то время столица западной Англии. Если падет и он, то не поможет уже ничто. Буши едет вместе с Грином, но Бегот не считает безопасным даже Бристоль. Он говорит:

...к Ричарду в Ирландию я еду.

      Акт II, сцена 2, строка 140

В результате он проживет на свете немного дольше, чем другие фавориты.

«От Ревенсперга в Котсуольд...»

Ясно, что теперь все зависит от Ричарда. Если он вернется быстро и будет действовать решительно, его успех может обеспечить одно то, что он является королем. Этот титул в Англии уважают, а кому по душе, когда его называют изменником? Король — помазанник Божий, и мятеж против него — не просто преступление, а смертный грех. В Средние века слишком хорошо знали, что это такое. Большинство лордов было против Ричарда, но достаточно было одной видимости активных действий, чтобы рядовые воины перестали подчиняться своим командирам.

Поэтому восставшим лордам тоже нужно было торопиться и как можно скорее, еще до возвращения Ричарда, добиться решительной победы. Поэтому они устремились на юго-запад. Тем временем Ричард оставался в Ирландии, а Эдмунд Йорк тщетно пытался собрать на западе все имевшиеся у него силы.

Восставшие, численность которых увеличивается с каждым часом, продвигаются вперед, не встречая ни малейшего сопротивления, и Нортумберленд говорит:

Сколь тягостной, я думаю, дорога
От Ревенсперга в Котсуольд оказалась...

      Акт II, сцена 3, строки 8—9

[В оригинале: «А я-то боялся, что дорога от Ревенсперга до Котшелла (в переводе — Котсуольд, хотя в настоящее время принято транслитерировать это название как Котсуолд) окажется скучной и утомительной». — Е.К.]

Хотя Шекспир использует название Котшелл, на самом деле речь идет о невысоких Котсуолдских холмах, занимающих значительную часть территории графства Глостершир. Ревенсперг отделяет от Глостера и соседнего с ним Беркли, где засел Эдмунд Йорк, 175 миль (280 км) по прямой.

Конечно, Нортумберленд упоминает об этом расстоянии, желая польстить спутнику; он хочет сказать, что беседовать с Болингброком было так приятно, что долгий путь показался коротким. Граф чистит перышки, надеясь, что Болингброк станет королем и щедро оплатит его услуги.

«Я молод и незрел...»

Но так думает не только Нортумберленд. Будущий король должен чувствовать себя в долгу и перед сыном и наследником Нортумберленда. Когда этот сын (он же Генри Перси), посланный к замку Беркли, возвращается из разведки, Нортумберленд представляет его Болингброку, и Перси тут же начинает играть роль, отведенную ему Шекспиром. Он заявляет:

Я предлагаю вам, милорд, услуги
По мере сил, — я молод и незрел;
Но, возмужав, с годами я окрепну...

      Акт II, сцена 3, строки 41—43

Перед нами предстает неоперившийся подросток, а не закаленный ветеран, без устали сражавшийся уже двадцать лет. Это чрезвычайно пригодится Шекспиру в следующей по времени действия пьесе, которую он напишет два года спустя.

«...Подобный Марсу»

Из доклада Перси следует, что у Эдмунда Йорка нет сил оказывать сопротивление, а потому восставшие могут действовать дерзко. 26 июля 1399 г. армия Болингброка осадила замок Беркли. После высадки в Ревенсперге не прошло и месяца.

Когда на сцене появляется Эдмунд Йорк, ему остается лишь хвастаться своими былыми подвигами и жалеть об ушедшей молодости:

Будь юн и пылок я, как в день, когда
Мной и отцом твоим, отважным Гонтом,
Был вырван Черный принц, подобный Марсу,
Из многотысячных рядов французов...

      Акт II, сцена 3, строки 98—101

Это типичное для англичан времен Шекспира безудержное хвастовство, намекающее на то, что трое-четверо англичан способны справиться с толпой французов. На самом деле нет никаких сведений о том, что Джону Гонту и Эдмунду Йорку приходилось выручать Черного принца из беды.

Болингброк говорит с дядей кротко и заявляет, что прибыл в Англию лишь для того, чтобы вернуть свои доходы и титул. Чужого ему не нужно. Спутники поддерживают его. Тут Йорк признает, что с Болингброком обошлись несправедливо, и быстро теряет всякую охоту к сопротивлению.

Йорк заявляет о своем нейтралитете (или, по крайней мере, пытается сделать это), но Болингброку его слов недостаточно. Он хочет, чтобы последний из оставшихся в живых сыновей Эдуарда III, пользующийся большим уважением, присоединился к восставшим. Он настаивает на том, чтобы Йорк проводил восставших до Бристоля, где засели фавориты, и в конце концов герцогу приходится согласиться.

«Милорд, мы ожидали десять суток...»

А что же Ричард II? Шторм задержал корабли, совершавшие плавания между Англией и Ирландией (даже звезды были против Ричарда), и прошли решающие три недели, прежде чем весть о высадке Болингброка дошла до короля. За эти три недели повстанцы объединили свои силы и отправились на юго-запад.

Новость ошеломила Ричарда. Король убедил себя в том, что никто не причинит ему вреда; теперь эта иллюзия развеялась. Но дела приняли дурной оборот еще до высадки Болингброка.

Грубые ирландцы не испытывали никакого почтения перед величием короля. Ричард гонялся за Мак-Мэрроу по болотам, но так и не поймал его. Люди устали преследовать призрак, и королю пришлось вернуться в Дублин несолоно хлебавши. В результате Ричард впал в глубокую депрессию; именно в этот момент он получил известие о вторжении Болингброка.

Король послал одного из своих приближенных, Джона Монтекьюта, третьего графа Солсбери (который не был наследником Уильяма Длинный Меч, Солсбери из «Короля Иоанна»), в Северный Уэльс, отделенный от Ирландии проливом Святого Георгия, с приказом набрать армию. Сам король рассчитывал вскоре последовать за ним, но не мог заставить себя сдвинуться с места. В момент, когда все решало время, он застрял в Ирландии еще на восемнадцать дней. Скорее всего, король просто боялся смотреть в лицо фактам.

Эта задержка оказалась роковой. Солсбери набрал в Уэльсе сорокатысячную армию, но о Ричарде не было ни слуху ни духу. Когда так остро стоял вопрос о жизни и смерти, а от короля не поступало никаких известий, возникал логичный вывод, что король умер — либо погиб в битве, либо утонул в море, либо заболел и отдал богу душу. Лишенная всякой логики причина, что Ричард просто тянет время, никому и в голову не приходила.

Поэтому валлийский капитан, который командует набранной Солсбери армией, говорит:

Милорд, мы ожидали десять суток,
С трудом удерживая земляков;
А все от короля вестей не слышно,
И мы расходимся теперь. Прощайте.

      Акт II, сцена 4, строки 1—4

Солсбери просит подождать еще немного, но получает отказ. Валлийский капитан ссылается на плохие предзнаменования и на то, что его солдаты разбегаются. (Англичане, как правило, изображали валлийцев ужасно суеверными.)

«...Царственного ложа...»

Армия Солсбери перестала существовать, а тем временем повстанцы взяли Бристоль. Буши и Грин схвачены, их ведут на казнь. Чтобы придать этому видимость справедливости, Болингброк обвиняет фаворитов в том, что они обманывали и развращали Ричарда. Среди прочих обвинений звучит и такое:

Своим порочным времяпровожденьем
Расторгли брак меж ним и королевой,
Нарушив царственного ложа мир...

      Акт III, сцена 1, строки 11—13

Это прозрачный намек на то, что между королем и фаворитами существовали гомосексуальные отношения. Когда молодой король окружает себя молодыми фаворитами, подобному обвинению легко поверить; иногда оно действительно подтверждается.

Именно так и было с Эдуардом II, отцом Эдуарда III и прадедом Ричарда II. Эдуард был таким же слабым и сумасбродным королем, как и Ричард. У него тоже были фавориты, ненавистные знати. Против него тоже восставали. Однако то, что Эдуард II состоял в гомосексуальной связи со своими фаворитами, не подлежит сомнению. Оскорбленная королева Изабелла («французская волчица») составила заговор, жертвой которого и пал Эдуард.

Всего за три года до написания «Ричарда II» появилась и была поставлена на сцене историческая пьеса «Эдуард II» Кристофера Марло. Возможно, Шекспир не смог противиться соблазну добавить привкус скандальности пьесе, которой предстояло конкурировать с написанной ранее.

Однако прием был нечестный. «Оскорбленной королеве» в то время было всего десять лет, так что ни о каком «царственном ложе» не могло быть и речи. Следует вспомнить первую жену Ричарда, Анну Богемскую; во всех источниках говорится, что Ричард страстно любил Анну, а она любила его.

«Сразиться с Глендауром...»

Болингброк наблюдает за казнью Буши и Грина и приказывает хорошо обращаться с королевой. Теперь нужно решить, как быть с войском Солсбери (Болингброк еще не знает, что оно разбежалось). Он говорит:

Идем сразиться, лорды,
С Глендауром и подручными его.

      Акт III, сцена 1, строки 42—43

Кельты Уэльса восемь веков сопротивлялись сначала саксам, а потом норманнам. Последним независимым князем Уэльса был Ллуэлин аб Груффидд, который правил Северным Уэльсом во времена Эдуарда 1. Эдуард воевал против Ллуэлина, заставил его подчиниться и в 1277 г. присоединил Уэльс к английской короне. (Впоследствии титул принца Уэльского по традиции присваивали старшему сыну английского короля. Первым его носителем стал малолетний сын Эдуарда, печально известный будущий Эдуард II.)

После этого Уэльс долго пытался вернуть себе независимость. Ллуэлин поднял восстание и был убит в 1282 г. Однако на этом дело не кончилось. Валлийцы продолжали ждать избавителя, который прогнал бы англичан из диких холмов Уэльса.

Казалось, что таким избавителем стал Оуэн Глендаур, хваставшийся тем, что он якобы является потомком древних валлийских князей; похоже, этот человек действительно обладал харизматическим влиянием на своих соотечественников.

Скорее всего, именно он и есть тот «валлийский капитан», который разговаривал с Солсбери в предыдущей сцене. Упоминая валлийское войско, набранное Солсбери, Болингброк говорит о войне не столько с Ричардом, сколько с Глендауром. Шекспир сознательно создает впечатление, что речь идет не о гражданской войне, граничащей с государственной изменой, а о войне патриотической.

«...Елей с помазанного короля»

Наконец в августе 1399 г. Ричард высаживается в Северном Уэльсе близ того места, где его должна была ждать армия Солсбери. Он задержался в Ирландии на десять недель. Эти десять недель стали роковыми. Ричард отбыл из Англии в апогее могущества, став абсолютным монархом, которому никто не смеет противоречить, а по возвращении обнаружил, что у него нет ни армии, ни подданных.

С этого момента на Ричарда обрушивается лавина катастроф и унижений, в результате чего его характер меняется. Отныне он не упрямый молодой король, стремившийся к абсолютной власти и не слушавший ничьих советов, а поэт, воспевавший приближение смерти в самом мелодичном из монологов, написанных Шекспиром. Намеренно лишив Ричарда симпатий публики, драматург так же намеренно возвращает их; в конце спектакля зрители искренне оплакивают человека, который в первой половине пьесы вызывал у них столь же искренний гнев.

Правда, сначала выясняется, что у Ричарда еще сохранились кое-какие иллюзии. Он продолжает считать, что божественная аура еще покажет себя и что первые победы Болингброка объясняются отсутствием в стране короля. Король говорит:

Все воды моря бурного не смоют
Елей с помазанного короля...

      Акт III, сцена 2, строки 54—55

Елей (balm), использовавшийся при коронации, был символом божественной благодати, которая делает помазанного королем и не может быть отнята людьми; во всяком случае, так считает Ричард.

Однако, когда король осознает масштабы катастрофы, эта уверенность покидает его. Появляется Солсбери и сообщает, что накануне армия разбежалась. Затем приходит известие о падении Бристоля и казни Буши, Грина и Уилтшира. Довершает удар то, что герцог Йорк, последняя надежда Ричарда, тоже перешел на сторону Болингброка.

Если раньше Ричард страдал манией величия, то теперь он впадает в глубочайшую депрессию. Более практичный человек рассчитал бы свои возможности и попытался бы сделать то, что в его силах: например, бежать за границу, заручиться помощью и вернуться, как сделал Болингброк. Но Ричард этого не делает. Все, на что он способен, — это взять с собой лорда Омерля и нескольких приближенных и найти ненадежное убежище в расположенном неподалеку замке Флинт.

«...О смерти королей»

Ричарда губит отчаяние. Шекспир показывает, что он ждет самого худшего еще до бегства в замок Флинт. Король ожидает не свержения с престола, а смерти и говорит об этом в трогательном монологе:

Присядем. Пусть расскажут нам преданья
Печальные о смерти королей.

      Акт III, сцена 2, строки 155—156

Его отчаяние вполне объяснимо, но недостойно вождя, который должен вдохновлять своих сторонников, а не наводить на них тоску.

Более того, Ричард не в состоянии объективно оценить ситуацию. Восхваляя смерть, он, однако, любой ценой стремится избежать ее и, чтобы сохранить жизнь, готов перенести любые унижения. Оказавшись в подобной ситуации, Клеопатра покончила с собой, чтобы лишить Октавия Цезаря его величайшего триумфа. Положение Ричарда лучше положения Клеопатры, потому что он законный английский король. Все признают это, даже Болингброк. Болингброк может получить корону только после очень непростых переговоров с Ричардом.

Если бы Ричард не так рьяно предавался отчаянию, он мог бы одержать верх над Болингброком, просто отказавшись участвовать в переговорах и согласившись принять смерть, которой он якобы так жаждет.

«Болингброк на коленях...»

В отличие от Ричарда Болингброк способен правильно оценить ситуацию. Он узнает, что валлийцы разбежались, а Ричард укрылся в замке Флинт.

Болингброк ведет туда свое войско и окружает замок, но что делать дальше? Если Болингброк хочет стать королем, ему недостаточно нанести Ричарду поражение. Он должен захватить короля, не причинив ему вреда, привезти его в Лондон и начать переговоры, добиваясь, чтобы его восшествие на престол выглядело законным. Если Ричард предпочтет смерть плену или, когда его привезут в Лондон насильно, он откажется от переговоров, Болингброк сможет объявить себя королем, но большинство англичан не признает законности этого акта. В результате начнутся восстание за восстанием.

Поэтому Болингброк прилагает такие усилия, чтобы развеять страхи и подозрения Ричарда. Он пытается убедить его, что вернулся исключительно за своим имуществом и не стремится занять более высокое положение. Болингброк посылает Нортумберленда к стенам замка Флинт и просит его сообщить королю следующее:

...возвестите:
Я, Генри Болингброк,
От сердца королю целую руку
И верность предлагаю на коленях
Его величеству, сюда явившись
К его стопам повергнуть меч и власть,
С условьем, чтоб изгнанье отменил он
И возвратил сполна мои владенья...

      Акт III, сцена 3, строки 33—40

Нортумберленд доставляет послание, а униженный Ричард удовлетворяет просьбу Болингброка. Вердикт о ссылке отменен, земли и титул покойного Джона Гонта возвращены его сыну; отныне Болингброк становится Генри Ланкастером.

Конечно, Ричард знает, как на его месте поступил бы сильный король (если бы сильный король вообще мог оказаться в положении Ричарда). Когда Нортумберленд уходит, Ричард говорит Омерлю:

Вернув Нортемберленда, не послать ли
Изменнику наш вызов и погибнуть?

      Акт III, сцена 3, строки 128—129

Омерль отговаривает Ричарда и советует ему выиграть время. Но этот совет бесполезен.

Однако король его принимает. Но если он не в силах рискнуть, предпочтя смерть унижению, то соблазн пожалеть себя слишком велик. Ричард говорит, что отдал бы королевство:

За маленькую бедную могилку,
Безвестную могилку. Или пусть
Меня зароют на дороге людной,
Где все снуют; и подданных стопы
Пусть попирают голову монарха:
Ведь сердце мне они живому топчут...

      Акт III, сцена 3, строки 152—157

В трогательном монологе короля, который всю жизнь был никем, а потом на какое-то время получил абсолютную власть, нет ничего героического. Однако его слова заставляют плакать не только Омерля, но и большинство публики.

Но если Ричард мечтает только о могиле, то почему бы ему не принять смерть и не посрамить таким образом соперника?

«...Фаэтон блестящий»

Болингброк не уверен, что король не окажет сопротивление и не предпочтет погибнуть в бою. Пока Ричард скрывается за стенами замка, Болингброку не видать покоя. Он должен захватить Ричарда живым и невредимым, но окружив его стражей. Если Болингброк хочет стать королем не только де-юре, но и де-факто, Ричарда нужно доставить в Лондон так, чтобы и волосинки не упало с его головы.

Нортумберленд возвращается с новым требованием. Не сможет ли Ричард спуститься во двор крепости и поговорить с Болингброком с глазу на глаз?

Просьба кажется простой и разумной, но на самом деле это требование безоговорочной капитуляции. Ричард делает свой последний свободный выбор. Он принимает решение сойти со стены и говорит:

Вниз, вниз спускаюсь, Фаэтон блестящий,
Не обуздав своих строптивых кляч.

      Акт III, сцена 3, строки 177—178

[В оригинале: «пылающий Фаэтон». — Е.К.]

Метафора идеальная! Герой греческих мифов Фаэтон был сыном бога солнца Гелиоса. Осмеянный друзьями, которые не верили в его божественное происхождение, Фаэтон, сыграв на отеческой любви Гелиоса, получает разрешение целый день править золотой колесницей солнца, в которую впряжены божественные кони.

Однако жеребцы, не почувствовав знакомой твердой руки Гелиоса, начинают беситься. Солнце сходит со своей орбиты, приближается к земле, выжигает широкую полосу поперек Африки и превращает ее обитателей в негров. (Так греческие мифотворцы объясняли существование пустыни Сахары и черную кожу африканцев.) В конце концов Юпитер, спасая Землю от уничтожения, метнул в Фаэтона молнию, и мертвый юноша рухнул вниз.

То же самое произошло и с Ричардом. Он был сыном Черного принца и внуком Эдуарда III, которые были сильными личностями и не давали воли английской аристократии. Однако Ричард, получив возможность править золотой колесницей (то есть получив английскую корону), в конце концов не удержал «строптивых кляч» (то есть лордов): Болингброк метнул в короля молнию, и тот покатился вниз, как «пылающий» Фаэтон.

Ричард понимает, что его согласие спуститься означает капитуляцию, и знает, что последует вслед за этим. Он говорит:

Как должно делать, уступая силе.
Кузен, вы в Лондон держите свой путь?

      Акт III, сцена 3, строки 205—206

«...А на другой — великий Болингброк»

В Лондоне Ричард должен предстать перед судом парламента; сомнений в том, чем кончится этот суд, нет.

Королева, которая находится под домашним арестом во дворце Эдмунда Йорка, слышит разговор садовников, обсуждающих эту тему; они не сомневаются, что Ричард обречен. Она сурово отчитывает их, уверенная, что это невозможно:

Ты, садовод, подобие Адама,
Как грубым языком посмел ты зло вещать?

      Акт III, сцена 4, строки 73—74

Конечно, садовник — коллега Адама по профессии, поскольку «...и взял Господь Бог человека и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт., 2: 15).

Садовник терпеливо объясняет королеве, что происходит в большой политике:

Во власти Болингброка наш король,
И взвешены их жребии: на чаше
Супруга вашего — лишь он один
Да несколько тщеславцев легковесных;
А на другой — великий Болингброк
И вместе с ним все английские пэры,
С чьей помощью того он перевесил.

      Акт III, сцена 4, строки 83—89

Королеве остается только спешить в Лондон; может быть, ей еще удастся увидеть короля.

«...В Кале?»

Сессия парламента началась 13 сентября 1399 г. (за четыре дня до годовщины несостоявшейся дуэли между Болингброком и Моубреем). Она была созвана от имени Ричарда II, который все еще считался законным королем и требовал соответствующего обращения.

Сначала суд рассмотрел ужасное событие, с которого началось падение Ричарда: убийство Томаса Вудстокского, герцога Глостера.

Допрашивают Бегота, последнего из выводка фаворитов короля, и тот сваливает всю вину на Омерля. Он говорит:

Сказали вы: «Ужель моей руке
Из мирного дворца не дотянуться
До дядюшкиной головы в Кале?»

      Акт IV, сцена 1, строки 11—13

Бегот обвиняет Омерля в том, что именно он послал в Кале гонцов с приказом, повелевавшим Моубрею убить Томаса Глостера.

Кале, взятый Эдуардом III в 1347 г., оставался в руках англичан все время ведения Столетней войны и служил военным лагерем, поскольку его было легко снабжать через узкий морской пролив. Оттуда при желании англичане могли совершать набеги на Францию.

После окончания Столетней войны Франция почти полностью очистила свою территорию от англичан, за исключением Кале. Англия цепко держалась за этот жалкий клочок ее былых французских владений.

Англия потеряла Кале лишь в 1558 г., когда королева Мария I втянула Англию в войну, которую вел ее муж, король Филипп II Испанский. Унижение от потери последнего английского владения во Франции было так велико, что королева Мария мрачно сказала: «Когда я умру, все увидят, что на моем сердце написано «Кале».

«Изгнанник Норфольк...»

Затем следует сцена обмена обвинениями и контробвинениями. Омерль отрицает, что отдавал приказ убить Глостера. Одни обвиняют его, другие защищают. Практичный Болингброк предлагает вызвать на суд Томаса Моубрея, герцога Норфолкского, который был тюремщиком Глостера. Сам Болингброк был готов сразиться с ним из-за этого еще год назад.

Епископ Карлайлский — один из немногих, кто имеет смелость публично поддержать Ричарда, — заявляет, что вызывать Моубрея слишком поздно:

Изгнанник Норфольк много раз сражался
В рядах преславных воинов Христа,
И знаменье креста он поднимал
На турок, сарацин и чернокожих;
И, утомлен войною, удалился
В Италию; в Венеции он предал
Земле страны чудесной этой тело...

      Акт IV, сцена 1, строки 92—98

После изгнания Моубрей совершил паломничество в Святую землю. Однако изображать его новым Ричардом Львиное Сердце, который действительно сражался с сарацинами, нет никаких оснований. Крестовые походы закончились сто с лишним лет назад, и никаких христианских воинств в Святой земле тогда уже не было (и не будет еще пятьсот с лишним лет).

После паломничества Моубрей уехал в Венецию и умер там 22 сентября 1399 г., через девять дней после созыва парламента. Его пожизненная ссылка длилась всего год; после этого из всех «лордов-апеллянтов» в живых остался только Болингброк.

«...На лоне Авраама!»

Конечно, самый ценный свидетель — это свидетель мертвый. Болингброк, который приложил немало усилий, чтобы обесчестить и даже убить живого Моубрея, теперь может устроить впечатляющее зрелище. Он говорит о своем мертвом враге:

Блаженный мир его душе блаженной
На лоне Авраама!

      Акт IV, сцена 1, строки 103—104

Выражение «на лоне Авраама» возникло из обычая древних греков есть правой рукой, полулежа и опираясь на левый локоть. Почетный гость обычно садился справа от хозяина; когда он наклонялся влево, его голова почти касалась груди хозяина, то есть «покоилась на его лоне». Таким образом, выражение «покоиться на лоне хозяина» означало «сидеть на почетном месте».

В Евангелии от святого Луки изложена притча о богаче и нищем Лазаре. После смерти обоих богач попал в ад, а нищий — в рай. Используя греческий идиом, Лука (который, судя по всему, был не иудеем, а греком) пишет: «Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово» (Лк., 16: 22).

Это значит, что на небесах нищий Лазарь стал почетным гостем, поскольку на райских пирах он сидит по правую руку от самого Авраама.

В культурах, где не принято есть полулежа, истинный смысл выражения «лоно Авраама» был утерян, и оно стало синонимом понятия «небо», которым остается по сей день.

«...Из Генрихов четвертый!»

Обсуждение убийства Томаса Глостера (которое в действительности продолжалось несколько дней) принесло свои плоды. На самом деле Болингброк не был заинтересован в поисках виновного, суде над ним и вынесении смертного приговора Омерлю (его двоюродному брату и единственному сыну последнего оставшегося в живых сына Эдуарда III). Ему было достаточно взбаламутить воду, чтобы как следует запятнать Ричарда, вызвав серьезное подозрение в том, что король причастен к этому кровавому преступлению. Чтобы свергнуть Ричарда с престола, его нужно было предварительно очернить.

Видимо, так же думал и сам Ричард. Чувство вины и невыносимое давление со стороны тех, кто посадил его в тюрьму, заставляют короля в конце концов отречься от престола и назначить своим преемником Болингброка.

Эдмунд Йорк, который приносит эту новость, советует Болингброку:

Взойди на трон, с которого сошел он.
Да здравствует из Генрихов четвертый!

      Акт IV, сцена 1, строки 111—112

Болингброк с радостью принимает корону; отныне он именуется Генрихом IV. Однако до конца пьесы его реплики по-прежнему будут принадлежать Болингброку.

«Кровь английская...»

Однако это известие радует не всех. Епископ Карлайлский достаточно мужествен и не собирается молчать. Он дерзко называет парламентскую процедуру передачи власти незаконной. Короля судили в его отсутствие, хотя любой преступник имеет право присутствовать на собственном суде.

До сих пор все соответствовало исторической правде, но Шекспир вкладывает в уста епископа Карлайлского грозное пророчество. Тот говорит:

Лорд Херфорд, — королем он назван вами, — Изменник пред законным королем;
Коль коронуете его вы, знайте:
Кровь английская землю утучнит;
От дела подлого века застонут...

      Акт IV, сцена 1, строки 11—13

Конечно, он оказался прав. Пророчества, данные задним числом, всегда сбываются.

Свержение Ричарда, несмотря на отчаянные попытки Болингброка не нарушать закон, нанесло сильнейший удар по строгому порядку престолонаследия. Как только Болингброк стал королем по указу парламента, а не по воле Господа (по праву рождения), даже самый недалекий из лордов понял, что теперь королем может стать кто угодно. Начался век всеобщей борьбы за трон, овладеть которым ничего не стоило, и английская кровь действительно оросила английскую землю.

«Милорд Вестминстер...»

Епископа Карлайла арестовывают за дерзкое поведение. Нортумберленд говорит:

И за измену мы вас здесь задержим.
Возьмите на себя, милорд Вестминстер,
Его стеречь надежно до суда.

      Акт IV, сцена 1, строки 151—153

Милорд Вестминстер — это настоятель Вестминстерского аббатства, самого знаменитого из культовых сооружений Англии. Оно расположено неподалеку от здания парламента; там коронуют английских монархов. Многие монархи похоронены в этом соборе, как и самые знаменитые их подданные.

«...Будем вне подозрений»

Но речь епископа Карлайлского тревожит совесть Болингброка. Он знает, что решение парламента слишком ненадежно, чтобы возводить на нем королевскую власть; впоследствии эти люди всегда смогут заявить, что их заставили участвовать в этом хитростью.

Одного заявления Ричарда о том, что он согласен передать корону преемнику, недостаточно. Он должен лично выступить перед парламентом, сделать это во всеуслышание и при свидетелях подписать акт о своем отречении. Болингброк говорит:

Введите Ричарда, чтоб он при всех
Отрекся от престола: так мы будем
Вне подозрений.

      Акт IV, сцена 1, строки 155—157

Ричард приходит и смиренно делает все, о чем его просят. В прекрасных строках описано, как он берет корону и передает ее Болингброку. В конце концов Ричард узнает правду о самом себе. Он больше не мечтает о королевской ауре, не представляет себе, что на свете существует некий несмываемый елей. Более того, он говорит:

Слезами сам смываю свой елей...

      Акт IV, сцена 1, строка 206

«Иуда предал Христа...»

Сдался ли Ричард или, лишившись всего, сумел преодолеть свою слабость? Ясно, что он отрекся под нажимом, так что его клятвы можно объявить недействительными. Но ему не хватает сторонников. Скольких из тех, кто сейчас стоит и наблюдает за тем, как короля лишают короны, можно привлечь на свою сторону — под давлением жалости или страха или того и другого вместе?

Может быть, кто-то переживает, видя, как обращаются с законным королем? Если Ричард — король милостью Божьей, разве не святотатство нарушать порядок, установленный Господом?

Передавая корону, Ричард пытается вызвать у парламентариев страх. Он вспоминает другой суд, состоявшийся почти четырнадцать веков назад. Эти люди когда-то льстили королю и расточали ему похвалы. Ричард говорит:

Приветствия кричали мне. Христа
Среди двенадцати один лишь предал,
А мне — двенадцать тысяч изменили.

      Акт IV, сцена 1, строки 169—171

Ричард вспоминает эпизод из Библии, когда Иуда предал Иисуса властям, все еще притворяясь преданным учеником: «И тотчас подошел [Иуда. — Авт.) к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал его» (Мф., 26: 49). Этим «иудиным поцелуем» он указал того, кого следует арестовать. Ричард намекает на такую же измену по отношению к нему; только в данном случае его предал не один, а множество людей.

Ричард пытается вселить страх в сердца тех, кто следит за происходящим и оправдывает себя тем, что не принимает участия в активных действиях, а потому ни в чем не виноват. Ричард говорит:

Хоть многие из жалости притворной
И умывают руки, как Пилат, —
На крест вы предали меня, Пилаты,
И вашего греха не смыть воде.

      Акт IV, сцена 1, строки 238—241

Понтий Пилат, римский прокуратор Иудеи, вынужденный осудить Иисуса, сожалел о своем решении (согласно Матфею) и пытался снять с себя ответственность: «Пилат... взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего» (Мф., 27: 24). Но это Пилату не помогло: он вошел в историю с дурной славой.

«...С престола свергнуты законно»

Болингброк не слепой и прекрасно видит опасность. У народа не должно сложиться впечатления, что честолюбивый Болингброк насильно заставил Ричарда отречься от престола. Людям должно быть ясно, что Ричард утратил права на корону, а он, Болингброк, стал королем лишь потому, что стоит ближе всех к трону и просто обязан занять пустующее место. Но почему Ричард утратил права на корону? Не потому ли, что совершил целый ряд преступлений, которые сделали его недостойным имени помазанника Божьего?

Чтобы доказать это, Ричард должен публично признаться в совершении всех преступлений.

Поэтому, когда Ричард передает корону и спрашивает, что еще ему надлежит сделать, Нортумберленд говорит:

Лишь одно: прочесть
Вот эти обвиненья в злодеяньях,
Свершенных вами с вашими друзьями
В ущерб стране и против государства.
Сознавшись в них, вы убедите всех,
Что вы с престола свергнуты законно.

      Акт IV, сцена 1, строки 221—226

И тут Ричард наконец дает себе волю. Все сделанное до сих пор можно оспорить. Но если он сознается в преступлениях, перечисленных в документе, обратной дороги уже не будет.

Пока Ричард ищет выход из положения, Нортумберленд не отстает от него, вновь подсовывая ему документ, и наконец нетерпеливо обращается к нему: «Милорд...»

Для короля (точнее, бывшего короля) мучительно сознавать, что отныне он всего лишь лорд; поэтому он выкрикивает фразу, которая со времени премьеры пьесы навеки ассоциируется с образом исторического Нортумберленда:

Не государь я для тебя, наглец...

      Акт IV, сцена 1, строка 253

Тут не выдерживает даже Болингброк и приказывает Нортумберленду остановиться, на что граф отвечает прямо:

Палата общин будет недовольна.

      Акт IV, сцена I, строка 271

И все же последнее слово остается за Ричардом. От полной катастрофы его спасла одна мелочь: он отказался признаться в преступлениях; таким образом, новый титул Болингброка не безупречен. В конце пьесы становится ясно, что хотя самому Ричарду это ничего не дало, но правление Болингброка превратилось в бесконечную череду гражданских войн; знай об этом сам Ричард, он бы подумал, что это лучше, чем ничто.

Как бы там ни было, но больше ждать Болингброк не может. В конце концов, сессия парламента, созванная для совершенно законной передачи власти, тянется уже две с половиной недели; этого вполне достаточно.

«...В Тауэр»

Болингброк заканчивает слушания и приказывает увести Ричарда. Он говорит:

Пусть кто-нибудь его проводит в Тауэр.

      Акт IV, сцена 1, строка 316

Лондонский Тауэр был королевской резиденцией (и оставался ею во времена Шекспира). В нем находилось множество государственных учреждений, в том числе монетный двор, архивы и одно время даже королевская трапезная. Кроме того, Тауэр являлся тюрьмой для высокопоставленных лиц. В этом нет ничего удивительного, потому что тюрем в современном смысле слова в средневековой Англии не было, а немногие места, где держали людей, которых могли попытаться освободить силой, находились внутри замков и крепостей.

«Коронованье наше...»

Когда Ричард уходит, Болингброк говорит:

Коронованье наше в эту среду
Мы назначаем.

      Акт IV, сцена 1, строки 318—319

Низложение Ричарда 11 датируется 30 сентября 1399 г. Ричард царствовал двадцать два года, но почти все это время не обладал властью. Его свергли через два года и девять дней после сентябрьской смерти Томаса Глостера и через один год и двенадцать дней после сентябрьской несостоявшейся дуэли между Болингброком и Моубреем.

«...Радостный день»

Ричард не ошибся в расчетах. Заговор против нового короля начинает формироваться почти сразу же — во всяком случае, в течение первых недель его правления. Шекспир, всегда стремившийся усилить драматизм, показывает, что это происходит уже во время коронации.

Тем не менее Омерль, например, остается верным королю. Он, епископ Карлайлский и другие готовы на все, лишь бы вернуть корону Ричарду. Тут они солидарны с настоятелем Вестминстерского аббатства.

Аббат осторожно говорит:

Идемте ужинать ко мне; я там
План изложу, что радость, даст всем нам.

      Акт IV, сцена 1, строки 333—334

[В оригинале: «радостный день». — Е.К.]

«Тауэр, на беду воздвигнутый Юлием Цезарем»

Королева прибывает в Лондон и, убитая горем, надеется увидеть Ричарда по пути к месту заключения. Она говорит:

Вот здесь пройдет король дорогой к башне, —
Ее воздвиг на горе Юлий Цезарь...

      Акт V, сцена 1, строки 1—2

Лондонский Тауэр, самое знаменитое из некультовых сооружений Англии, вопреки легенде не был построен Юлием Цезарем. Два похода Цезаря в Англию, совершенные в 55 и 54 гг. до н. э., были всего лишь набегами, так что он не оставил после себя ничего, кроме воспоминаний.

Однако Юлий Цезарь был одним из самых знаменитых людей в истории, и Англия гордилась своей связью с его именем, хотя в результате этой встречи остались только воспоминания о тяжелом поражении.

Самые древние части Тауэра были построены после другого, намного более важного вторжения. Когда Вильгельм, герцог Нормандский, захватил Британию в 1066 г. и стал Вильгельмом Завоевателем, он тут же начал строить форт на окраине Лондона, где можно было бы разместить норманнский гарнизон на случай восстаний горожан. Со временем этот форт превратился в Тауэр.

Хотя королева утверждает, что Юлий Цезарь построил эту крепость «на горе», то есть с дурной целью, во времена Ричарда II Тауэр еще не имел той мрачной репутации, которой он пользовался во времена Шекспира; в этом смысле реплика является анахронизмом. Короли и королевы начали умирать в Тауэре лишь через сто лет.

«Отправитесь вы в Помфрет...»

Но даже Тауэр — слишком ненадежное место для заключения Ричарда; он чересчур близок к центру событий. Болингброк — слишком большой реалист, чтобы не ожидать заговоров, поэтому Ричарда нужно удалить, увезти подальше, чтобы люди о нем забыли. Прочувствованную встречу и прощание Ричарда и королевы, увидевшихся по пути в Тауэр, прерывает злой гений короля Нортумберленд.

Этот грубиян говорит:

Милорд, король решенье изменил:
Отправитесь вы в Помфрет, а не в Тауэр.

      Акт V, сцена 1, строки 51—52

В Помфрете, или Понтефракте, был замок, почти столь же древний, как и лондонский Тауэр, потому что норманнский рыцарь по имени Илберт де Ласи начал его строительство в 1069 г., через три года после завоевания. (В то время норманны строили свои грозные замки по всей Англии с целью контроля захваченной территории; с их точки зрения, такая тактика прекрасно себя оправдывала.)

Разгневанный Ричард предрекает, что Нортумберленд и Болингброк, сейчас объединившиеся против него, рано или поздно перегрызутся:

...будешь недоволен,
Хотя б он дал тебе полкоролевства,
Затем что ты помог взять все;
А он подумает, что ты, умея
Сажать на трон монархов незаконных,
С захваченного трона и его
Сумеешь свергнуть по причине вздорной.

      Акт V, сцена 1, строки 59—65

Конечно, так и случится; опытный наблюдатель сказал бы, что это неизбежно. Можно предположить, что Ричард надеется, что их ссора не заставит себя ждать, и тогда он сможет вернуть себе трон.

История свидетельствует, что Ричарда отправили в Помфрет далеко не сразу после его отречения. Он оставался в Тауэре еще почти месяц и отбыл в Помфрет лишь 28 октября 1399 г.

Что же касается королевы Изабеллы, то она прожила в Англии еще два года и вернулась во Францию в 1401 г. В Англии она провела пять лет, и ей было всего двенадцать, когда она вернулась во Францию. Она была также дочерью французского короля, а потому снова вышла замуж — на этот раз за Шарля (Карла) Орлеанского, графа Ангулемского — и умерла в 1409 г. в возрасте двадцати лет.

«...И Ретлендом его должны вы звать»

Действие перемещается во дворец Эдмунда Йорка, заболевшего с горя, после того как Ричард и Болингброк уехали в Лондон, где первого ждет бесчестье, а второго — триумф.

Здесь допущен анахронизм. Герцогиня Йоркская, Изабелла Кастильская, умерла в 1393 г., за шесть лет до отречения Ричарда; тем не менее она присутствует в последнем акте; судя по всему, этот образ плод чистой фантазии Шекспира.

Входит Омерль, и мать называет его по имени. Но Йорк мрачно говорит:

Он был Омерлем:
Но, с Ричардом дружа, лишился сана,
И Ретлендом его должны вы звать.
В парламенте за преданность его
Монарху новому я поручился.

      Акт V, сцена 2, строки 41—45

Омерль стал герцогом после смерти Глостера. Теперь этот титул у него отняли; он снова стал Ретлендом, всего лишь графом. Однако его реплики в последнем акте по-прежнему принадлежат Омерлю.

Лишение Омерля титула было минимальным наказанием; оно было бы более суровым, если бы Болингброк не решил, что у него и так хватает противников, а потому новые враги в переходный период ему не нужны.

Но в случае повторного проступка Омерль так легко не отделался бы. Йорк быстро узнает, что Омерль-Ретленд принял участие в заговоре настоятеля Вестминстерского аббатства, замышляющего убийство нового короля. (На самом деле заговор был раскрыт лишь в январе 1400 г., через три месяца после свержения Ричарда.)

Эдмунд Йорк понимает серьезность ситуации: он поручился за лояльность сына и будет виноват не меньше, чем он. Йорк собирается ехать к Болингброку, чтобы предупредить племянника и выгородить себя. Пришедшая в отчаяние герцогиня, заботящаяся только о сыне, а не о заговоре, велит Ретленду как можно скорее отправиться к Болингброку, признаться в участии в заговоре и получить прощение прежде, чем ему предъявят обвинение. Отец и сын наперегонки скачут в Лондон, а герцогиня следует за ними.

«...Мой сын беспутный?»

Тем временем во дворце готовятся к пышному рыцарскому турниру, который намечено провести в Оксфорде в честь нового короля. (Именно на этом празднике заговорщики собирались похитить и убить Болингброка.) Но кое-что беспокоит короля больше, чем заговоры. Он спрашивает:

Не знаете ли, где мой сын беспутный?
Три месяца я не видал его,
Он истинная кара для меня.

      Акт V, сцена 3, строки 1—3

Болингброк с горечью говорит, что его сын — завсегдатай кабаков, попал в дурную компанию и якшается со всяким сбродом.

Сын Болингброка, который также носит имя Генри, родился в замке Монмут (на границе с юго-восточным Уэльсом) 16 сентября 1387 г. Его матерью была Мария де Бун; следовательно, Элеонора де Бун, герцогиня Глостерская, приходится ему теткой и двоюродной бабушкой одновременно.

Когда в 1398 г. Болингброка выслали из страны, юный Генри Монмут остался в Англии на попечении Ричарда. Судя по всему, Ричард относился к нему хорошо. Во время неудачной экспедиции в Ирландию он даже возвел мальчика в рыцари.

В октябре 1399 г., всего через несколько недель после коронации Болингброка, юный Генри стал принцем Уэльским. Болингброк стремился к тому, чтобы корона досталась не только ему самому, но и перешла к его потомкам; присваивая мальчику титул принца Уэльского, он делал сына наследником престола.

В январе 1400 г. принцу Уэльскому было всего двенадцать лет. Едва ли в таком возрасте можно было стать завсегдатаем кабаков, а также атаманом всех воров и разбойников.

Здесь Шекспир подчеркнуто ироничен, и эту иронию мог по достоинству оценить каждый зритель того времени. Все знали, что Генри Монмутскому (или просто Монмуту) предстояло стать Генрихом V, величайшим английским героем, рыцарем на троне, автором самых громких побед и идеальным монархом английской истории. Но Болингброка искренне волнует будущая судьба непутевого сына.

Видимо, Генри Монмут в бытность принцем Уэльским изрядно повеселился (а почему бы и нет?), однако позднейшая легенда сильно преувеличила подвиги юного повесы, чтобы подчеркнуть внезапность превращения принца-гуляки в короля-рыцаря. Шекспир использовал эту легенду в полном объеме и написал о принце Гарри (впоследствии Генрихе V) еще три пьесы этого цикла.

Сейчас драматург готовит для этого почву, делая принца старше его возраста. Тот же прием Шекспир применил в одной из предыдущих сцен, значительно омолодив Генри Перси. Если два этих героя станут ровесниками, может возникнуть весьма драматичный контраст.

«...В публичный дом»

Забавно, что именно Генри Перси сообщает королю, что он видел принца и передал ему приглашение на турнир в Оксфорде.

Когда Болингброк спрашивает, что ответил принц, Перси говорит:

Ответил, что пойдет в публичный дом,
Перчатку вырвет у продажной твари
И, этим знаком милости украсясь,
Сильнейшего он выбьет из седла.

      Акт V, сцена 3, строки 16—18

Вряд ли можно красноречивее выразить свое презрение к культу куртуазной любви. Там, где рыцари будут сражаться во имя воображаемых прекрасных дам, принц собирается выступить под знаменем проститутки.

Можно только гадать, почему молодой принц так относится к празднику в честь коронации собственного отца — коронации, которая в конечном счете сделает королем и его самого.

Здесь обнаруживается вражда между королем и принцем, которая станет темой еще двух пьес. Возможно, недружелюбные отношения между человеком, занимающим высокое положение в обществе, и его будущим наследником вполне естественны. В конце концов, наследник может занять место отца только после его смерти; любого короля должно волновать, о чем думает его наследник, не прислушивается ли принц к каждому его чиху. Английская история показывает, что короли и принцы Уэльские почти всегда были врагами.

Но может быть, отношения Генри Болингброка и Генри Монмута определяло не только соперничество за трон?

Может быть, молодой принц искренне любил Ричарда, который обладал несомненным обаянием и хорошо относился к мальчику? Может быть, принц был огорчен свержением Ричарда и его заключением в тюрьму? Болингброк говорит, что он не видел сына три месяца. Возможно, это чистый вымысел Шекспира и перед нами простое совпадение, но именно три месяца прошло после свержения Ричарда.

Кажется, принц так и не сумел оправиться от того, каким способом его отец получил корону, и не научился ценить собственный титул, поскольку считал, что получил его нечестным путем. Ничто не указывает на это, за исключением одного важного монолога в конце третьей пьесы, но все же такая трактовка возможна.

В эпизоде с публичным домом Шекспир впервые обозначает контраст между молодым повесой и Генри Перси, который будет в полной мере использован в следующей пьесе.

Юный воин Генри Перси галантно и дружелюбно обращается к Генри Уэльскому и получает грубый и даже издевательский ответ. Но в конце концов все встанет на свои места.

«О заговор безумный!»

Вбегает запыхавшийся Омерль-Ретленд, торопливо признается в заговоре и просит прощения за то, что было задумано, но еще не осуществилось. Следом входит Эдмунд Йорк и яростно требует казнить своего сына-изменника. Последней появляется герцогиня и умоляет сохранить жизнь тому же самому сыну. Все трое окружают Болингброка.

Современному человеку поведение Эдмунда Йорка, обрекающего на смерть своего единственного сына и наследника, кажется чудовищным. Тем более что это делает слабый человек, сам предавший короля.

Однако по средневековому кодексу чести преданность суверену считалась высшей доблестью мирянина и была идентична современной любви к родине. Я предлагаю сравнивать этот эпизод с эпизодом из современной пьесы, в которой отец обвиняет сына и приносит его в жертву закону, когда этот сын готов предать Соединенные Штаты в военное время.

В конце концов Омерля прощают вторично, но сам факт заговора выбивает Болингброка из колеи. Он взрывается:

О заговор безумный, гнусный, дерзкий!

      Акт V, сцена 3, строка 58

Что делать? Целью заговора является возвращение Ричарда на трон. Хотя Ричард находится в замке Помфрет, он продолжает привлекать к себе внимание и способен наделать немало бед, несмотря на то что сам в заговоре не участвует.

Ричарду следовало бы умереть, но как это сделать? Конечно, убить Ричарда без лишнего шума ничего не стоит, но, если это случится, Болингброк окажется в положении Ричарда, приказавшего убить Томаса Глостера, и короля Иоанна, приказавшего убить Артура Бретонского. Так что же делать?

«Иль друга нет...»

Существует версия, согласно которой Болингброк прибег к способу, который не раз использовался в истории. Подозревают, что в подходящий момент он задумчиво произнес фразу, которую могли подслушать догадливые люди. Когда эти люди сделают свое дело, от них можно будет отказаться.

Согласно Холиншеду, эту реплику Болингброк уронил за столом, и Шекспир следует Холиншеду. Ее услышал некий сэр Пирс Экстон (который ранее в пьесе не участвовал). Сразу после сцены с Ретлендом и его родителями Экстон выходит на сцену и говорит приятелю:

Ты не заметил, что сказал король:
«Иль друга нет, который бы избавил
Меня от этого живого страха?»

      Акт V, сцена 4, строки 1—2

Экстон уверен, что Болингброк говорит о Ричарде II и что друг, который избавит его от бывшего короля, будет щедро вознагражден за этот подвиг. Поэтому он торопится в Помфрет с бандой наемных убийц.

Однако доказательств нет. Есть только одна неуверенная фраза Холиншеда: «Некий писатель, который, кажется, хорошо знал события времен царствования короля Эдуарда, говорил, что...»

Реплика Болингброка «Иль друга нет, который бы избавил меня от этого живого страха?» могла быть заимствована из широко известной легенды о короле Генрихе II. В 1170 г. он произнес эту фразу, имея в виду своего злейшего врага, Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского, который затем был убит в собственном соборе сразу четырьмя королевскими рыцарями.

«Сперва ты должен...»

Подлинные обстоятельства смерти Ричарда покрыты мраком. Конечно, его могли убить по приказу Болингброка, однако вполне вероятно, что он умер от истощения. Либо его уморили нарочно (при этом не остается следов насильственной смерти, которые мог бы заметить чей-нибудь дотошный глаз, а крайнюю худобу можно объяснить диареей), либо он уморил себя сам — то ли не желая до конца жизни сидеть в тюрьме, то ли боясь, что его отравят.

Сцена в замке Помфрет, в которой Ричард появляется на сцене в последний раз, содержит намек на последнее. Когда тюремщик приносит Ричарду еду, тот говорит:

Сперва ты должен, как всегда, отведать.

      Акт V, сцена 5, строка 99

Но еда остается нетронутой. Согласно версии Шекспира, в этот момент в камеру врываются Экстон и его подручные и убивают Ричарда. Это произошло в начале февраля 1400 г., через четыре месяца после низложения Ричарда.

«Город Сайстер...»

Тем временем заговорщики, обнаружив отсутствие Омерля, подозревают, что их предали. Они отказываются от попытки похитить Болингброка, приходят в отчаяние (поскольку им грозит смертная казнь за одно намерение посягнуть на особу короля), собирают своих людей и готовятся оказать сопротивление.

Они бегут на запад, где всего лишь полгода назад пытались удержаться люди, преданные Ричарду. После этого начинается сражение.

В пьесе все это не описано, но сразу после смерти Ричарда действие перемещается в замок Виндзор, где Болингброк рассказывает о ходе битвы. Он говорит:

Гласит последнее известье, дядя,
Про город Сайстер в Глостершире: он
В огне мятежниками истреблен!

      Акт V, сцена 6, строки 1—3

Сайстер — искаженное Сайренстер, город в 20 милях (32 км) к востоку от Беркли, где когда-то Эдмунд Йорк пытался оказать сопротивление Болингброку.

Вскоре прибывает Нортумберленд с известием, что мятежники разбиты, а их предводителей казнили. В числе последних граф Солсбери, который прошлым летом пытался собрать для Ричарда валлийское войско. Настоятель Вестминстерского аббатства тоже убит, но епископ Карлайлский всего-навсего отправлен в тюрьму (где вскоре и умер).

«...Путешествие в Святую землю»

Теперь, когда с последними вооруженными сторонниками Ричарда покончено, остается только сам Ричард. Но и его роль тоже подошла к концу, потому что Экстон привозит гроб с останками бывшего короля. (Тело должны видеть все, иначе наверняка появятся самозванцы, за которыми последует множество обманутых людей, сохранивших верность королю. Это случалось в истории много раз — как до, так и после Ричарда II.)

Это триумф Болингброка и полное поражение Ричарда, но осталось закончить еще одно дело. Никто не должен знать, что Болингброк желал этой смерти, иначе Ричард победит, даже лежа в гробу.

Поэтому король проклинает Экстона, а когда убийца возражает, что он выполнил просьбу самого Болингброка, тот говорит:

Кому яд нужен, яд тому не мил.
Люблю убитого, хоть смерти сам
Ему желал...

      Акт V, сцена 6, строки 38—39

Эту формулу в духе Макиавелли могут понять только придворные, поднаторевшие в государственных делах, но для простых смертных убийство короля (даже бывшего) — ужасное преступление.

Виновен Болингброк или нет, но он должен покаяться. Он должен притвориться, что охвачен скорбью, приличествующей тому, кто действительно любил бывшего короля. Ричарда нужно похоронить с высшими почестями. Мало того, Болингброк дает обет:

В Святую землю я намерен плыть,
Чтоб эту кровь с греховных рук омыть...

      Акт V, сцена 6, строки 49—50

Но обет остался невыполненным — отчасти потому, что у Болингброка не было такой возможности. Королю мешали чувство вины и сомнительные права на престол, из-за которых ему приходилось то и дело раскрывать заговоры.

Но эта финальная фраза о Святой земле прекрасно сочетается с другой фразой о Святой земле, которой начинается следующая пьеса — «Генрих IV» (часть первая); оба произведения Шекспира смыкаются так тесно, что не остается ни малейшей зазоринки.

Примечания

1. Шпоры являются признаком рыцаря и символом рыцарского звания. (Примеч. пер.)

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница