Разделы
Счетчики
Глава 1. «Венера и Адонис»
«Венера и Адонис» — наиболее мифологическое и наиболее удаленное от исторических событий произведение Шекспира. Именно поэтому я начинаю с него.
«Герцогу Соутемптону...»
У «Венеры и Адониса» есть посвящение:
- «Его милости Генри Райотсли, герцогу Соутемптону [в оригинале: «графу Саутгемптону». — Е.К.], барону Тичфилду».
Посвящение (перевод Б. Томашевского)
Саутгемптон — хорошо образованный и богатый молодой человек, принятый при дворе королевы Елизаветы I в 1590 г., когда ему еще не исполнилось и двадцати лет. Вскоре он стал щедрым меценатом поэтов, среди которых был и Шекспир.
Есть предположение, что премьера одной из ранних пьес Шекспира — «Бесплодные усилия любви» — прошла в доме Саутгемптона и была показана его друзьям и гостям. Если это так, то она должна была доставить Саутгемптону большое удовольствие; его денежное подношение автору, предназначенное для завершения некоей покупки (так, по крайней мере, сообщается в одном источнике), составило тысячу фунтов — сумму по тем временам огромную. Поэтому неудивительно, что посвящение «Венеры и Адониса» графу Саутгемптону такое цветистое.
Тем не менее нам, знающим, что Шекспир — величайший гений, а Саутгемптон — всего-навсего богатый молодой человек, чудится в этом посвящении что-то плебейское. Например, Шекспир притворяется озабоченным, что
- ...свет осудит меня за избрание столь сильной опоры, когда моя ноша столь легковесна...
Посвящение
Неужели он действительно сомневался в своем таланте или настолько переоценивал этого молодого человека? Конечно нет. Может быть, он позволил себе сарказм? Это было бы слишком рискованно, а вся биография Шекспира доказывает, что безрассудством он не отличался. Скорее наоборот.
Значит, Шекспир всего лишь льстил меценату с туго набито мошной? Возможно. В это легко поверить. Именно так изъяснялись тогдашние поэты со своими покровителями, но все же больно думать, что Шекспир тоже был вынужден соблюдать этот унизительный обычай.
Объективности ради следует упомянуть, что это посвящение могло быть продиктовано гомосексуальным влечением и что пером Шекспира водила любовь. Такое тоже возможно. Многие исследователи считают, что почти все 154 сонета Шекспира написаны именно в эту пору его жизни. Большинство сонетов посвящено молодому человеку; возможно (но не обязательно), этим человеком был Саутгемптон1. Содержание двадцатого сонета кажется типично гомосексуальным. Он начинается так:
Лик женщины, но строже, совершенней
Природы изваяло мастерство.
По-женски ты красив, но чужд измене,
Царь и царица сердца моего.(Перевод С. Маршака)
Однако окончание сонета отрицает прямые обвинения в гомосексуальности:
Тебя природа женщиною милой
Задумала, но, страстью пленена,
Она меня с тобою разлучила,
А женщин осчастливила она.
Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью.
В пьесах Шекспира есть несколько эпизодов, которые можно трактовать как гомосексуальные; складывается впечатление, что Шекспир относился к таким отношениям с большим сочувствием. Это крепкая мужская дружба, за которую можно пойти даже на смерть, как делает Антонио ради Бассанио в «Венецианском купце». Таковы страсть Люция к Фиделе в «Цимбелине» и сцена, в которой Орландо волочится за Ганимедом («Как вам это понравится»).
Но мы слишком мало знаем о жизни Шекспира, чтобы делать столь категоричные выводы. Догадкам о гомосексуальных наклонностях Шекспира и о том, насколько он потакал им, суждено оставаться всего лишь догадками.
«Первенец моей фантазии...»
Далее в посвящении Шекспир пишет:
- ...если этот первенец моей фантазии окажется уродом, я буду сокрушаться о том, что у него такой благородный крестный отец...
Поэма «Венера и Адонис» была напечатана в апреле 1593 г., когда Шекспиру исполнилось двадцать девять лет. Он уже зарекомендовал себя как актер и драматург, переделывавший и приспосабливавший для сцены старые пьесы. Им были полностью (или практически полностью) написаны три части «Генриха VI»; возможно, к тому времени он уже создал две комедии: «Комедию ошибок» и «Бесплодные усилия любви». Весьма вероятно, что в этот период он писал еще две пьесы: «Тита Андроника» и «Ричарда III».
Однако эти произведения были предназначены для сцены, а не для чтения; они были изданы много лет спустя. Но «Венера и Адонис» стала первым из напечатанных сочинений Шекспира и была «первенцем его фантазии» только в этом смысле.
_ Кстати, похоже, что Шекспир обратился к эпической поэзии только из-за вынужденного безделья. С середины 1592 до середины 1594 г. лондонские театры были закрыты из-за распространившейся почти по всей стране эпидемии чумы, и Шекспир использовал время вынужденного безделья для написания «Венеры и Адониса» и «Лукреции».
«Адонис...»
Поэма начинается рано утром, когда Адонис собирается на охоту...
Как только диска солнечного пламя
Швырнул в пространство плачущий восход,
Уже Адонис на охоте с псами...
Увлекшись ловлей, он любовь клянет.Строки 1—4
Адонис — греческий вариант семитского бога растительности. С тех пор как люди начали обрабатывать землю, ежегодно утешала мысль о том, что хотя осенью растительность умирает, однако весной она возрождается вновь. Были придуманы ритуалы, персонифицировавшие смерть и возрождение; должно быть, земледельцы таким образом стремились выразить свое почтение перед Природой (напомнить о себе на тот случай, если Природа окажется забывчивой), заставляя ее продолжать свое дело. В конце концов возникла уверенность, что только тщательное ежегодное соблюдение ритуала обеспечит плодородие почвы и обильный урожай, от которого зависит само существование людей в голодную зиму.
В этом смысле тип мифов, к которому относится миф о Венере и Адонисе (значительно отличающийся от оригинала благодаря изощренному воображению более поздних классиков), отражает историю возникновения земледелия. Его можно связать с событием огромного исторического значения, состоявшимся примерно за семь тысяч лет до Троянской войны: именно тогда люди стали сознательно выращивать дикую пшеницу и собирать урожай. Это произошло у подножия гор Загрос (современный западный Иран).
Примерно за две тысячи лет до нашей эры шумеры воплотили сельскохозяйственный цикл в виде ритуала смерти и воскресения бога Думузи; земледельцы ежегодно праздновали его смерть-возрождение. Позднее этот миф и ритуал, с ним связанный, переняли вавилоняне и ассирийцы — семитские народы, которые вслед за шумерами заселили междуречье Тигра и Евфрата. На семитском языке Вавилонии имя бога растительности звучало как Таммуз.
В мифе о Таммузе бог после смерти спускается под землю, и вся растительность умирает вместе с ним. Скорбящей богине (в разных источниках называемой то сестрой, то матерью, то женой Таммуза) удается спасти его. В наиболее распространенном варианте мифа спасительницу (жену или возлюбленную бога) зовут Иштар.
Страстные обряды по Таммузу были особенно привлекательны для женщин. Их эмоциональное напряжение находило разрядку в слезах и крайних выражениях скорби, символизировавших смерть бога. Но когда священнослужители криками возвещали о том, что Таммуз возродился, слезы сменяла почти оргиастическая радость.
Суровые древнееврейские пророки с трудом удерживали израильских женщин от участия в этом языческом обряде. Возможно, легенда о дочери Иеффая свидетельствовала о попытке решить проблему, превратив данный обряд в патриотический праздник. Израильский военачальник Иеффай, отправляясь на сражение с аммонитянами, дал клятву принести в жертву первого человека, который выйдет приветствовать его по возвращении. Этим человеком оказалась его единственная дочь. Далее в Библии поясняется: «И вошло в обычай у Израиля, что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина, четыре дня в году» (Суд., 11:39—40).
Однако эта ханжеская уловка не помогла. Пророк Иезекииль, перечислявший во время вавилонского плена грехи тогдашних евреев, говорил, что даже в самом Иерусалимском храме «сидят женщины, плачущие по Фаммузе» (Иез., 8: 14).
В каком-то смысле Таммуз остался в иудейском сознании навсегда. Вавилоняне назвали в честь этого бога один из месяцев, и пленные евреи, воспринявшие вавилонский календарь, восприняли и название месяца. И в наши дни один из месяцев еврейского календаря (приходящийся на вторую половину июня и первую половину июля) называется таммуз.
Ритуалы умирающего и возрождающегося бога встречаются и в греческих мифах. Таков миф о богине плодородия Деметре, дочь которой похитил Аид, бог подземного царства. Когда Персефона спускается в подземное царство, вместе с ней умирает и вся растительность, но в конце концов Деметре удается выручить дочь (при условии, что часть года та будет проводить с Аидом, а часть с матерью). Похоже, что древнегреческие тайные обряды, известные как элевсинские мистерии, предусматривают празднование этой смерти-воскресения (включая воскресение человеческой души после смерти тела).
Поскольку в результате взаимообмена культуры греков и восточных семитов сближались, Таммуз со временем был причислен к сонму греческих богов и стал Адонисом.
В изменении его имени нет ничего необычного. Любая культура относится к имени бога трепетно, поскольку считает наименование объекта практически эквивалентным самому объекту. Прикосновение к имени собственным языком и дыханием считается святотатством, поэтому приходится прибегать к иносказаниям. Вместо имени Таммуз употребляют слово «Господь» (так же в Библии называют Яхве).
Семитский эквивалент слова «Господь» — «Адонаи», и именно это название, а не Таммуз было воспринято греками. Они добавили к нему конечное «— с», которое было неотъемлемым окончанием греческих имен собственных, и в результате получилось «Адонис».
В вавилонском мифе возлюбленной Таммуза была Иштар; вполне естественно, что ее имя тоже должно было перекочевать в греческий миф. Греческим эквивалентом Иштар была Афродита, богиня любви и красоты.
Согласно греческому мифу, Адонис был сыном ассирийского царя Фии (у греков — Феникса) Ассирийского. Конечно, в реальной истории такого царя не существовало, но это указывает на вавилонское происхождение мифа. Следовательно, можно догадаться, что место действия поэмы Вавилон, хотя Шекспир нигде его не называет — возможно, не придавая этому никакого значения.
Матерью Адониса была Мирра, дочь все того же царя Фии. Девушка, питавшая кровосмесительную страсть к отцу, сумела обманом пробраться в его постель, в результате чего она забеременела. Когда потрясенный отец узнал правду, он хотел убить дочь, но боги сжалились над ней и превратили в мирровое дерево.
При повреждении коры мирровое дерево выделяет горький смолистый сок, или мирру (смирну). (Слово «мирра» по-арабски означает «горький».) Этот сок ценится как благовоние, косметическое средство и бальзам. (Он был одним из трех даров волхвов младенцу Иисусу: «...и, открывши сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (Мф., 2: 11).)
На воздухе сок густел и превращался в капли смолы, которые назывались «слезами»; считалось, что это слезы Мирры, оплакивавшей свое злодеяние. (Отсюда следует, что эта часть мифа возникла из желания объяснить, почему дерево как бы источает слезы.)
В греческом мифе мирровое дерево, в которое превратилась Мирра, через девять месяцев треснуло, и на свет появился младенец Адонис. Афродита (которая и внушила Мирре роковую страсть) почувствовала угрызения совести и спасла Адониса. Она положила мальчика в коробку и на время отдала Персефоне, богине подземного царства. Персефона, заметившая красоту ребенка, отказалась возвращать его; возникла ссора, закончившаяся решением Зевса, что Адонис будет по очереди жить у каждой из богинь.
Здесь снова оживает легенда о зиме (Адонис у Персефоны) и лете (Адонис у Афродиты); однако в греческом варианте к ним добавляется история запретной любви.
Так, по крайней мере, гласит миф, записанный Аполлодором — афинским поэтом, жившим во II в. до н. э. Но Шекспир использует другой источник. Он изображает Адониса взрослым мужчиной, ни словом не упоминает о его происхождении и отражает в поэме лишь конец мифа, следуя варианту Овидия.
Полное имя римского поэта Овидия (судя по всему, любимого классического автора Шекспира) — Публий Овидий Назон. Приблизительно в I в. до н. э. он написал свое самое знаменитое произведение, пересказав в латинских стихах те греческие мифы, которые были посвящены превращениям («метаморфозам») одних живых существ в другие.
В книгу Овидия, получившую название «Метаморфозы», вошел и миф об Адонисе, так как его мать была превращена в мирровое дерево.
«Венера мрачная...»
В заключительных строках первой строфы Шекспир представляет нам второго члена мифического дуэта:
Его Венера мрачная догнала
И, словно дерзкий жалобщик, пристала.Строки 5—6
Заметьте, это не Афродита, как назвал бы ее Шекспир, если бы следовал произведению греческого поэта Аполлодора. В поэме, как у Овидия, используется римское имя богини.
Религия Древнего Рима была довольно примитивной, с множеством достаточно скучных богов и богинь, которых нельзя было сравнивать с утонченными божествами куда более развитых греков. Но с III в. до н. э. на римлян все большее влияние оказывает греческая культура, и волей-неволей они подпадают под обаяние прекрасной и замысловатой греческой мифологии. Бросить своих божеств римляне не могли, а потому пошли на компромисс: отождествили их с греческими (хотя прямого соответствия между теми и другими не было) и пересказали греческие мифы, использовав римские имена.
Ниже приводится перечень главных богов и богинь в их римском и греческом вариантах.
| Римский | Греческий | |
| Юпитер | Зевс | глава богов |
| Юнона | Гера | его жена |
| Минерва | Афина | богиня мудрости и ремесел |
| Диана | Артемида | богиня луны и охоты |
| Меркурий | Гермес | посланец богов |
| Марс | Арес | бог войны |
| Вулкан | Гефест | бог огня и кузнечного ремесла |
| Венера | Афродита | богиня любви и красоты |
| Нептун | Посейдон | бог моря |
| Веста | Гестия | богиня домашнего очага |
| Дис | Аид | бог подземного царства |
| Церера | Деметра | богиня плодородия и земледелия |
| Прозерпина | Персефона | богиня подземного царства |
Кажется, один из основных богов вообще не имел римского эквивалента; в этом нет ничего странного, поскольку изо всех древнегреческих божеств он являлся самым греческим. Это был Аполлон, бог юности и изящных искусств (позднее поэзии, а также солнца). Поэтому римляне использовали его греческое имя. Кроме того, они называли бога подземного царства Аидом, или Плутоном, предпочитая его собственному Дису, так как последний вызывал страх, не пользовался популярностью и лишний раз поминать его имя не следовало.
Римляне изменили имена двух персонажей греческих мифов — смертных героев, игравших важную роль в произведениях Шекспира. Самым великим и могучим греческим героем был Геракл, которого римляне называли Геркулесом. А самого хитроумного — Одиссея, прославившегося во время осады Трои, — они называли Улиссом.
Средневековая Европа знала греческие мифы в пересказах римских авторов (того же Овидия) и поэтому использовала только римские имена. Шекспир ни разу не упоминает оригинальных имен древнегреческих богов.
Я отношусь к этому с пониманием, хотя и скрепя сердце, потому что пользоваться греческими именами при пересказе древнегреческих мифов было бы куда правильнее. Для облегчения мук совести мне придется время от времени параллельно называть греческие имена, чтобы напомнить читателю об их существовании.
Шекспир значительно отступает от первоисточника — по крайней мере в одном отношении. У него Адонис неохотно отвечает на любовь Венеры. «Увлекшись ловлей, он любовь клянет», поэтому Венера в силу крайней необходимости вынуждена изменять привычкам своего пола: проявлять инициативу и даже использовать силу, как какой-нибудь «дерзкий жалобщик».
Впрочем, такие прецеденты встречались в греческой мифологии. Примером может служить Гермафродит, сын Гермеса и Афродиты. Его любила нимфа ручья Салмакида, но юноша остался холоден и отверг ее любовь. Когда однажды Гермафродит купался в ее ручье, нимфа совокупилась с ним. Испугавшись, что это больше не повторится, она обратилась к богам с мольбой навсегда сделать их единым целым.
Ее мольба была услышана, и Гермафродита наградили гениталиями обоих полов. Впоследствии слово «гермафродит» вошло в английский язык и стало использоваться для обозначения патологической бисексуальности.
Однако куда более известный пример приводит в этой поэме сама Венера. Она жалуется на холодность Адониса, обвиняет юношу в себялюбии и предупреждает, что того может ожидать судьба Нарцисса:
Так и Нарцисс погиб в одно мгновенье,
В ручье свое целуя отраженье.Строки 161—162
Легенда о Нарциссе гласит, что нимфа Эхо по приказу Юпитера должна была занимать Юнону продолжительной и праздной болтовней, пока сам Юпитер ухаживал за другими нимфами. Когда Юнона узнала об обмане, она наказала Эхо, лишив ее голоса и позволив повторять лишь последние услышанные нимфой слова.
Затем несчастная Эхо влюбилась в Нарцисса, красивого юношу, не желавшего любить кого бы то ни было. Нимфа пыталась ухаживать за ним, но, поскольку она могла повторять только его последние слова, нетерпеливый Нарцисс бежал от нее так, что бедняжка совсем зачахла, и в результате от нее остался только голос.
Но в один прекрасный день Нарцисс увидел в чистом ручье свое отражение. Прежде юноша никогда не видел своего лица, а потому принял отражение за чужое лицо и влюбился в него. Нарцисс пытался говорить с отражением, но тень отвечала молчанием; иными словами, он «отверг сам себя». Попытавшись поцеловать свое отражение, Нарцисс утонул; в результате наш словарь пополнился словом «нарциссизм», означающим болезненную самовлюбленность.
Изобразив Адониса равнодушным к Венере, Шекспир получил возможность использовать свой поэтический дар для воспроизведения не столь заезженной темы, как мужское поклонение женской красоте. Он обращается к теме куда более трудной и менее знакомой — женскому поклонению мужской красоте.
Таким образом, если мы согласны, что в творчестве Шекспира присутствует явный гомосексуальный компонент, посвящение поэмы молодому Саутгемптону является лишним доказательством давнего поклонения ее автора мужской красоте и неоднократных просьб о любви, на которую не ответили (и не могли ответить) взаимностью.
«Бог войны...»
Венера говорит, что на ее просьбы о любви редко отвечают отказом:
Меня молил, как ныне я взываю,
Сам бог войны суровый о любви...Строки 97—98
В одном из самых знаменитых мифов о Венере/Афродите рассказано о ее романе с Марсом/Аресом. Этот миф изложен в «Одиссее» (эпической поэме Гомера о странствиях Одиссея). Супруг Венеры — Вулкан/Гефест, уродливый и хромой бог кузнечного ремесла. Поэтому Венера готова ответить на ухаживания Марса.
Вулкан, подозревая Венеру в супружеской неверности, придумывает механизм, с помощью которого на супружеское ложе падает непробиваемая сеть, чтобы застать Марса и Венеру на месте преступления. Замысел удается, и разгневанный Вулкан призывает других богов стать свидетелями бесстыдного поведения жены. Увы, боги не столько сочувствуют Вулкану, сколько завидуют Марсу.
«Сам бог Титан...»
Солнце стоит уже высоко, и,
Заметив, где скрываются они,
Сам бог Титан, от зноя разомлелый,
Мечтал отдать Адонису коней,
А сам — к Венере — и улечься с ней.Строки 177—180
Согласно греческим мифам, Зевс и близкие ему божества не всегда правили миром. До них существовали древние боги, вытесненные новыми. (Возможно, в этих мифах отражено вытеснение греческими племенами коренных обитателей Балканского полуострова.)
Предводителем этих древних богов, которых звали титанами, был Кронос (у римлян — Сатурн).
Одного из титанов, бывшего богом солнца, звали Гиперион. С точки зрения мифологии это автоматически делало его отцом Гелиоса (по-гречески — «солнце»). Поэтому в классической литературе для обозначения солнца использовали оба имени. Поскольку оба бога являлись титанами, то и солнце можно было именовать Титаном.
Солнце всегда изображали в виде пылающей золотой колесницы, запряженной несколькими дикими огненными скакунами. Именно эта картина стояла перед мысленным взором Шекспира, когда он описывал завистливого Титана, мечтающего, чтобы Адонис поскорее взял в руки поводья, уехал и дал ему возможность возлечь с Венерой.
В поздней греческой поэзии богом солнца стал Аполлон. В других произведениях Шекспира для обозначения солнца используется и это имя. Титанида Феба, сестра Гипериона, была богиней луны; согласно мифам, Аполлон являлся ее внуком по материнской линии. Он унаследовал древнее родовое имя и стал именоваться Фебом или Фебом-Аполлоном. Слово «Феб» Шекспир также использует для обозначения солнца.
«Сирены голос...»
Мольбы Венеры вызывают у Адониса лишь досаду. Богиня, домогаясь любви, мешает юноше отправиться на охоту, а тем временем жеребец Адониса замечает кобылу и обрывает узду. Адонис не может поймать его и бранит Венеру, обвиняя ее в случившемся.
Венера жалуется, что пострадала дважды: Адонис на какое-то время прекратит общение с ней, а когда все же заговорит, то примется бранить ее. Вот ее слова:
Сирены голос губит нас опять,
Терзалась я, теперь изнемогаю.Строка 429
У древних греков были мифы о юных красавицах, называвшихся сиренами. Сирены отдыхали на прибрежных скалах и пели голосами неземной красоты. Плывшие мимо моряки подпадали под их чары, сворачивали к берегу, и их корабли разбивались о скалы.
Видимо, поначалу сирен считали духами ветра, уносившими души умерших, а потому иногда изображали их с телами птиц. Но ветер на море опаснее, чем на земле, поэтому сирен все чаще отождествляли с морем и в конце концов стали изображать в виде существ, у которых верхняя половина тела женская, а нижняя — как у рыбы.
Эти русалки («морские девы») сидят на скалах, расчесывают длинные волосы и поют, приманивая моряков к смертельно опасным скалам. В знаменитой немецкой поэме «Лорелея» описано именно такое создание.
Поэтому, когда Венера говорит о том, что у Адониса голос русалки, она имеет в виду, что этот прекрасный голос сулит ей гибель.
«Таких и сам Тантал не ведал бед...»
День клонится к вечеру; наконец Адонису удается вырвать у Венеры обещание, что она оставит его в покое после одного поцелуя. Юноша целует ее, но объятия Венеры такие крепкие, что ему с трудом удается вырваться. Затем Адонис признается, что на следующий день он отправится охотиться на вепря (дикого кабана).
Эти слова повергают Венеру в ужас; опасная погоня может закончиться смертью Адониса. Она душит юношу в объятиях, отчего оба падают на землю. Поза благоприятствует любви, но, к огорчению Венеры, Адонис не замечает этого.
Таких и сам Тантал не ведал бед:
В Элизиум вошла — а счастья нет!Строки 599—600
Тантал — пелопоннесский царь, который был близок с Юпитером/Зевсом и другими богами. Боги приглашали его на свои пиры, и однажды он пригласил богов к себе. По какой-то причине (возможно, желая испытать их божественное всеведение) он подал пировавшим гостям блюдо, приготовленное из мяса собственного сына. Боги были потрясены. Они вернули мальчику жизнь, после чего Юпитер убил нечестивца молнией. Затем Тантала отправили в Тартар, расположенный ниже обители мертвых Аида и предназначенный для сурового наказания закоренелых преступников.
В наказание Тантал должен был вечно стоять по шею в воде и страдать от жажды. Стоило ему наклонить голову, как уровень воды понижался. Он умирал от голода, окруженный плодовыми деревьями, но стоило ему протянуть руку, как ветви, отягощенные соблазнительными плодами, поднимались. Отсюда возникло выражение «танталовы муки».
Страдания Венеры, наконец добившейся желаемого, но увидевшей, что Адонис не намерен воспользоваться преимуществом своего положения, не уступают мукам Тантала. Она находится в Тартаре, хотя держит в объятиях Элизиум (греческий вариант рая).
В поэмах Гомера сказано, что Элизиум (Элизий, или Елисейские поля) находится на дальнем западе, в малоизученных (а потому полных чудес) западных районах Средиземноморья, где почившие герои вкушают вечное блаженство. Более поздним авторам пришлось перенести рай за океан, потому что первопроходцы достигли западной оконечности Средиземного моря, но Элизиума там не обнаружили. Греческий поэт Гесиод, творивший веком позже Гомера, говорит об «Островах Блаженных», лежащих где-то в Атлантике.
Через шесть веков после Гесиода познания древних в географии улучшились настолько, что римский поэт Вергилий был вынужден разместить Элизиум под землей и сделать его частью царства Аида, предназначенной для удовольствия. Там царила вечная весна. Цветы, гроты и фонтаны днем освещало нежаркое солнце, а ночью — знакомое созвездие. Праведники вели в Элизиуме бесконечную счастливую жизнь, отдыхая на ложе из упругой травы и душистых цветов.
«Диана...»
Венера уговаривает Адониса охотиться на лис или зайцев, не столь опасных, как дикие вепри. Адонис дарит богине поцелуй, но обнаруживает, что не может высвободиться из ее крепких объятий. Наступление ночи огорчает юношу, потому что ему будет трудно найти дорогу. Однако Венера и это использует, чтобы воспеть его красоту.
От губ твоих спешит Диана скрыться,
Чтоб поцелуем ей не соблазниться.
Теперь причина темноты ясна:
Стыдясь, луна свои лучи застлала...Строки 724—728
Титаниду, бывшую богиней луны, звали Феба. Однако у ее брата, бога солнца титана Гипериона, был не только сын Гелиос, но и дочь Селена. По-гречески «селена» означало «луна», и в мифологии это имя часто использовали вместо слова «Луна», если речь шла о небесном теле.
Однако более поздние поэты называли богиней луны Диану/Артемиду, сестру Аполлона. У нее было еще одно имя — Синтия, поскольку считалось, что родиной Артемиды была гора Синтия на небольшом островке в Эгейском море. Аполлона тоже называли Синтием, но куда менее часто.
Диана наиболее убежденная девственница среди греческих богинь. Таким образом, слова Венеры означают следующее: Адонис может потерять дорогу и заблудиться в ночной темноте; ночь темна, поскольку луна прячется, боясь, что при виде прекрасного лица Адониса не сможет противиться искушению поцеловать его, а поцелуй заставит ее нарушить строгое целомудрие.
«Пурпурный с белизной цветок...»
Тщетно уговаривает Венера Адониса. Он отправляется охотиться на вепря и погибает. Испуганная Венера находит его:
Из капель крови, по земле разлитой,
Пурпурный с белизной цветок возник,
Ей бледность щек его напоминая,
Где кровь уже застыла, не стекая.Строки 1167—1170
Согласно мифу, цветком, выросшим из крови, был анемон; внешний вид цветка стал второй причиной, заставившей Овидия включить анемон в «Метаморфозы».
Однако это не единственный цветок, возникший из крови смертного, любимого богами.
Существует миф о прекрасном спартанском царевиче Гиацинте, возлюбленном Аполлона. (Древние греки относились к мужской гомосексуальности не просто терпимо, но с нескрываемым одобрением и прощали своим богам это пристрастие.) Бог западного ветра тоже любил Гиацинта; когда Аполлон и Гиацинт упражнялись в метании диска, этот бог из ревности направил диск в голову мальчика и убил его. Из крови Гиацинта вырос цветок, получивший его имя, на его лепестках есть пятна, напоминающие две первые греческие буквы имени Гиацинт; по странному совпадению, эти буквы означают «скорбь».
«Держа свой путь на Пафос...»
В версии Шекспира история Адониса заканчивается трагически. Последняя, 199-я строфа звучит так:
Назад к своим голубкам серебристым
От мира страшного она спешит...
Их запрягает, и в полете быстром
Ее по небу колесница мчит,
Держа свой путь на Пафос — там царица
Навек от всех решила затвориться.Строки 1189—1194
Нежность, любвеобильность и белизна делают голубей идеальным символом романтической любви, а потому их связывают с Венерой. Шекспир упоминает о голубях Венеры во многих своих произведениях.
Пафос — город на западном побережье острова Кипр, один из центров культа Венеры. Именно поэтому ее иногда называют «пафосской богиней», а иногда — Кипридой.
Однако в греческом мифе легенда об Адонисе не заканчивается его смертью и скорбью Венеры. В полном соответствии с идеей смерти-воскрешения, Венера направляется к Юпитеру и убеждает его заключить договор, по которому Адонис будет пол года принадлежать богине подземного царства Прозерпине, а пол года — Венере. Поэтому Адонис умирает и воскресает каждый год, как и положено богу растительности, воплощением которого он является.
Примечания
1. Сонеты Шекспира и несколько приписываемых ему небольших поэм в данной книге не рассматриваются. Они чрезвычайно эмоциональны, написаны на основе личных впечатлений и имеют совсем не ту подоплеку, ради раскрытия которой написана эта книга.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |