Глава 2. «Сон в летнюю ночь»

Название этой пьесы — A Midsummer Night's Dream — задает ей тон. [В русском переводе оно передано не совсем точно. — Е.К.] Слово midsummer означает «летнее солнцестояние», то есть пору, когда в полдень солнце достигает наивысшей точки на небе. По нынешнему календарю это 21 июня. (Согласно современной точке зрения и температурным показаниям, эта дата является не серединой, а астрономическим началом лета.)

В разные времена дата летнего солнцестояния менялась, как менялся и сам календарь. В Англии Днем середины лета (Midsummer Day) по традиции считают 24 июня, когда празднуют день рождения Иоанна Крестителя (Ивана Купалы); с помощью этого нехитрого приема более раннему языческому празднику придается христианский оттенок. Ночь накануне Ивана Купалы называется Midsummer Night.

Существует народное поверье, что сильная жара вызывает безумие. В английском языке есть специальное понятие midsummer madness («безумие середины лета»). Как ни странно, для этого есть основания. Чем выше стоит солнце, тем дольше и интенсивнее его излучение и тем больше вероятность получить солнечный удар, а слабый солнечный удар может вызывать галлюцинации. Следовательно, день летнего солнцестояния является временем, когда с людьми происходят самые странные вещи.

Название, которое дал Шекспир своей пьесе, свидетельствует о том, что он сознательно решил дать волю самой буйной фантазии. Однако оно не означает, что действие пьесы действительно происходит в ночь на Ивана Купалу. В тексте есть одна фраза, позволяющая догадаться о подлинной дате; в результате выясняется, что описанные события происходят намного раньше.

«Прекрасная Ипполита...»

В первой реплике пьесы выражается живейшая радость. Речь идет о скорой свадьбе. Место действия — дворец Тезея, герцога Афинского. Тезею же принадлежит и вступительная фраза:

Прекрасная, наш брачный час все ближе:
Четыре дня счастливых — новый месяц
Нам приведут.

      Акт I, сцена 1, строки 1—3 (перевод Т. Щепкиной-Куперник)

Тезей (Тесей) — знаменитый афинский герой; согласно греческому мифу, он первым объединил всех жителей Аттики в единый народ под властью города-государства Афин. Предполагается, что Тезей принадлежал к поколению, жившему до Троянской войны; следовательно, время действия пьесы можно отнести примерно к 1230 г. до н. э. (Поскольку эта историческая эпоха является самой ранней из описываемых Шекспиром, я расположил данное произведение сразу после «Венеры и Адониса».)

За прошедшие века изобретательные афиняне придумали множество новых сказаний, посвященных жизни своего земляка, и в конце концов он стал вторым героем после Геркулеса по количеству подвигов и пережитых приключений.

Согласно одному из мифов, Тезей совершил поход в страну женщин-воинов. Легенда повествует, что в детстве этим женщинам прижигали левую грудь, чтобы та не развивалась и не мешала им орудовать щитом. Их называли амазонками, что по-гречески означало «лишенная груди».

Тезей разбил амазонок, взял в плен их царицу Антиопу и сделал ее своей наложницей. Потом он женился на Антиопе, она родила ему сына Ипполита. Имя Ипполита прославил на всю Грецию широко известный миф о Федре, безответно влюбленной в своего пасынка.

Со временем широкое распространение получил женский вариант этого имени, и мать юноши Антиопу стали называть Ипполитой. Сделать это было нетрудно, так как существовал миф о другом походе на амазонок, предпринятом Гераклом (Геркулесом), и в этом мифе царицу амазонок действительно звали Ипполита. Шекспир называет Ипполитой царицу амазонок, ставшую женой Тезея, не только здесь, но и в пьесе «Два знатных родича».

В перечне действующих лиц Тезей назван герцогом Афинским. Это анахронизм, поскольку во времена Тезея в Афинах не существовало ни герцога, ни какого-либо аналога этому титулу. Сегодня мы назвали бы Афины царством, а Тезея — царем.

Однако титул «герцог Афинский» возник не на пустом месте. В 1204 г. западные крестоносцы разрушили Византийскую империю, которой тогда правили греки, захватили и разграбили ее столицу Константинополь, кое-как разделили империю между собой и создали новые государства в западном стиле. Одним из таких государств стало герцогство Афинское, в которое входили Афины и Фивы.

Афинское герцогство просуществовало два с половиной века, пока в 1456 г. его не поглотила турецкая Оттоманская империя. Пьеса Шекспира, созданная около 1595 г., была написана всего через 140 лет после этого события, а для публики эпохи королевы Елизаветы титул «герцог» был привычным и естественным. [Следует напомнить, что тут Шекспир идет по стопам Джеффри Чосера, в «Кентерберийских рассказах» которого Тезей назван герцогом Афинским, а его жена переименована из Антиопы в Ипполиту. — Е.К.]

Поскольку главным событием «Сна в летнюю ночь» является свадьба, а речь в этой легкой и веселой комедии идет о любви и влюбленных, можно предположить, что пьеса была написана по случаю свадьбы и впервые показана на свадебном пиру. Шекспироведы пытались догадаться, чья же это была свадьба, и предложили шесть разных версий, не подкрепленных серьезными доказательствами. Наиболее правдоподобными кандидатами, которые могли воспользоваться услугами Шекспира, кажутся уже известный нам граф Саутгемптон и граф Эссекс (фаворит Елизаветы и ближайший друг Саутгемптона). Однако оба женились в 1598 г., а данная пьеса была написана значительно раньше.

«Крепчайшим луком Купидона...»

Веселая свадьба Тезея и Ипполиты — второстепенный сюжет, или «каркас», пьесы. На первый план выступают три других сюжета, включающие совершенно разные группы действующих лиц, искусно переплетенных Шекспиром.

Первый сюжет раскрывается сразу же. Во дворец Тезея врывается группа знатных афинян. Их возглавляет разгневанный Эгей, жалующийся на то, что его дочь Гермия не хочет выходить замуж за молодого человека по имени Деметрий. Гермия упрямо твердит, что любит Лизандра, который не по душе ее отцу.

Сам Лизандр напоминает, что Деметрий раньше любил подругу Гермии Елену и что Елена продолжает отвечать Деметрию взаимностью.

Но все бесполезно. Чувства Термин и доводы Лизандра не мешают Эгею настаивать на своем законном праве выбрать дочери жениха. Тезей решает, что ко дню его собственной свадьбы Термин должна подчиниться воле отца. Иначе ее ждет смерть или пожизненное безбрачие. Затем все уходят, и на сцене остаются только Лизандр и Термин.

Они вынуждены бежать. Лизандр предлагает Термин встретиться в роще неподалеку от Афин и бежать к его богатой тетке, которая живет за пределами Афинского герцогства. Там они смогут пожениться.

Гермия готова встретиться с Лизандром в ту же ночь и выражает свое согласие очень романтически:

Клянусь крепчайшим луком Купидона,
Его стрелою лучшей, золотой,
Венериных голубок чистотой,
Огнем, в который бросилась Дидона,
Когда троянец поднял паруса.

      Акт I, сцена 1, строки 169—174

Купидон — латинский вариант греческого Эрота; оба олицетворяют сексуальную страсть. Самое раннее упоминание об Эроте/Купидоне встречается у греческого поэта Гесиода, творившего в VIII в. до н. э. Там он олицетворяет стихийное влечение, источник всего сущего. Позже Купидона стали изображать юношей, затем мальчиком и в конце концов младенцем, похожим на наших херувимов.

В греческих мифах родителями Эрота называют разных богов; согласно наиболее распространенной версии, это Венера и Марс. Конечно, его считают озорником; это мнение разделяет каждый, кто был свидетелем смешных глупостей, на которые толкает человека любовь. Иногда его изображают слепым, так как любовь способна создавать самые неожиданные и неподходящие пары (неподходящие с точки зрения окружающих, но не самих влюбленных).

Считалось, что у Эрота были лук и стрелы, ибо любовь с первого взгляда (которая иногда возникает внезапно, а иногда кажется такой в воспоминаниях) поражает человека как стрела, вонзившаяся в сердце. В более поздних мифах Купидон обладает двумя видами стрел: стрелы с золотыми наконечниками порождают любовь, а со свинцовыми — ненависть. Но иногда свинцовые стрелы являются атрибутом его спутника, божества по имени Антэрос («противоположный Эросу»).

Голуби были священными птицами Венеры, а потому тоже часто фигурировали в любовных клятвах.

Дидона [в оригинале: «царица Карфагена». — Е.К.] — судя по частоте упоминаний, один из любимых мифологических персонажей Шекспира. Согласно классической легенде, в 814 г. до н. э. она основала в Северной Африке город Карфаген, в последующие века ставший столицей Западного Средиземноморья и долго соперничавший с самим Древним Римом.

Широко известный миф связывает Дидону с троянским героем Энеем. Эней был одним из немногих троянцев, переживших гибель родного города. В одном из эпизодов «Илиады» Эней едва не погибает от руки непобедимого Ахилла, но спасается благодаря вмешательству богов: оказывается, «Зевс желает, чтобы Эней правил уцелевшими троянцами, а потом это делали бы его дети и дети его детей».

Естественно, впоследствии было сложено множество легенд о приключениях Энея после падения Трои. Однако наиболее распространенная из них принадлежит вовсе не греческому, а римскому поэту по имени Публий Вергилий Марон (более известному под именем Вергилий). В правление Августа, первого из римских императоров, относящееся к последним десятилетиям I в. до н. э., Вергилий в подражание Гомеру написал эпическую поэму о бегстве Энея из горящей Трои и его странствиях по Средиземному морю. В честь главного героя поэма называлась «Энеидой».

В конце концов Эней приплывает в Карфаген и знакомится с царицей Дидоной. (Ради соблюдения истины напомним, что Троянская война была в 1200 г. до н. э., а Дидона жила в 800 г. до н. э. Героев разделяют четыре века, но Вергилия это волнует ничуть не больше, чем нас, современных читателей «Энеиды».)

Дидона страстно влюбляется в красивого незнакомца из Трои; их любовь взаимна, и какое-то время кажется, что история закончится благополучно. Но Эней оказывается «фальшивым троянцем» [в оригинале — false Troyan; напомним, что в древнем и средневековом мире слово «троянец» означало человека непоколебимой честности, всегда верного своему слову. — Е.К.] и предает царицу. Боги предупреждают Энея, что ему предназначено плыть в Италию и основать там род, который впоследствии будет править Римом. Поэтому герой уплывает тайком.

Пришедшая в отчаяние Дидона разжигает на берегу погребальный костер, бросается в пламя и умирает, не сводя глаз с удаляющегося корабля. Мало кто из современных читателей сочувствует довольно бледному герою Вергилия. Хотя Вергилий пытается доказать, что Эней, последовавший своему божественному предназначению, поступил праведно, наши симпатии принадлежат смертельно раненной карфагенянке, а не трусливо сбежавшему троянцу. С тех пор Дидона навсегда стала олицетворением брошенной женщины.

Конечно, здесь присутствует и другой явный анахронизм: Термин говорит о Дидоне и Энее, живших после Троянской войны, находясь во дворце Тезея, жизнь которого протекала до этой войны, но это также не имеет для нас большого значения.

«Едва узрит Фебея...»

Входит Елена, закадычная подруга Термин. Видимо, эта дружба уцелела несмотря на то, что Деметрий, в которого безответно влюблена Елена, так же безответно любит Гермиону.

Сочувствующие Елене влюбленные решают рассказать девушке о своем плане бегства и заверить, что отныне ничто не будет препятствовать ее любви к Деметрию. Лизандр говорит, что побег произойдет:

Назавтра в ночь, едва узрит Фебея
Свой лик сребристый в зеркале речном.

      Акт I, сцена 1, строки 209—210

Здесь имеется в виду Феба, древняя богиня луны из классического мифа (она же Титанида).

Лизандр упоминает луну, которая должна осветить ночь; это немного странно, поскольку в самом начале пьесы Тезей говорит, что до наступления нового месяца (т. е. новолуния) осталось всего четыре дня. Это означает, что старая луна превратилась в полумесяц и появляется на небе в считаные часы перед самым рассветом.

Однако следует помнить, что вся волшебная ночь (которая скоро начнется) пройдет при лунном свете. Это действительно очень важно. Нежного света луны достаточно, чтобы все казалось не таким, как на самом деле. Разве с этим поспоришь? А если так, то вместо новолуния наступит полнолуние — несмотря на то что с точки зрения астрономии это невозможно.

Конечно, благие намерения, заставившие Гермию и Лизандра посвятить Елену в свой план, моментально оборачиваются во зло. Елена, потерявшая голову от любви, тут же рассказывает об этом Деметрию, надеясь заслужить его благодарность (увы, тщетно).

«Вся ли наша компания...»

Во второй сцене пьесы возникает третья ветвь сюжета, связанная не с аристократами, а с простыми ремесленниками. Место действия — комната в хижине плотника.

У этих ремесленников нет ничего общего с афинскими аристократами; более того, по всем признакам (вплоть до говорящих имен) это типичные комические англичане, присутствующие во всех пьесах Шекспира. Какой бы национальности и историческому периоду ни принадлежали главные герои, однако выведенные в пьесах простолюдины всегда оставались сородичами и современниками самого Шекспира.

Старший группы — тот самый плотник, в доме которого происходит встреча, — осматривается по сторонам и торжественно вопрошает:

Вся ли наша компания в сборе?

      Акт I, сцена 2, строка 1¹

Плотника зовут Питер Куинс (Quince); в его имени, как и во всех остальных, ясно видна связь имени с профессией ремесленника. В сноске издания Signet Classic Shakespeare указано, что согласно современной английской орфографии это слово пишется quines, означает деревянные брусья, используемые в строительстве, и, следовательно, характерно для профессии плотника. [В переводе Т.Л. Щепкиной-Куперник этого ремесленника зовут Пигва. Словарь Даля толкует это загадочное слово как «дерево и плод Cydonia vulgaris, айва, армуд, квит, гутей». В современном английском языке слово quince действительно означает «айва», однако к профессии плотника оно никакого отношения не имеет. Правильнее было бы назвать этот персонаж Брусом, Бруском или Балкой. — Е.К.]

Другими членами компании являются:

Ник Bottom (Bottom), ткач. Среди многочисленных значений слова bottom имеется и значение «моток пряжи, пасмо». [Щепкина-Куперник называет его Основой. — Е.К.];

Френсис Флут (Flute), «починщик раздувальных мехов». Его имя (буквально: «желобок, выемка, каннелюра, рифля») тоже связано с профессией, поскольку у мехов рифленые, волнистые, гофрированные или желобчатые бока. [Щепкина-Куперник выбирает основное значение слова — «флейта» и превращает Желобка или Рифлю в Дудку. — Е.К.];

Том Снаут (Snout — «носик, выпускное отверстие, сопло»), медник (точнее, лудильщик), занимающийся главным образом чайниками, у которых есть носик. [Переводчица вновь выбирает наиболее распространенное значение слова и называет персонаж Рылом, хотя лудильщику больше подошло бы имя Дудка. — Е.К.];

Снаг (Snug — не только «удобный, уютный», но и то же, что snag — «сучок, коряга, шишка, выступ, шплинт»), столяр; люди этой профессии пригоняют куски дерева друг к другу, но далеко не всегда у них получается что-то удобное и уютное. [Щепкина-Куперник превращает Сучка, Корягу, Сплотку или Шплинта в Милягу.]

Последним в списке значится портной Робин Старвлинг (Starveling — «изможденный, умирающий с голоду, заморыш»). Его имя соответствует старой традиции изображать портных слабыми, трусливыми, женоподобными созданиями. Возможно, причина заключалась в том, что портные шили главным образом одежду для женщин, а в Англии времен Шекспира считалось, что настоящий мужчина никогда не выбрал бы себе такую профессию.

«...Пирама и Фисбы»

Шестеро ремесленников собираются, чтобы сыграть спектакль в честь бракосочетания Тезея и Ипполиты. Пигва объявляет название пьесы:

...пьеса наша — «Прежалостная комедия и весьма жестокая кончина Пирама и Фисбы».

Акт I, сцена 2, строки 11—13

Миф о Пираме и Фисбе известен только благодаря «Метаморфозам» Овидия; других источников не имеется.

Юноша Пирам и девушка Фисба (которую Пигва на простонародный английский лад называет Фисби) жили в древнем Вавилоне в соседних домах и любили друг друга, но не могли встречаться, потому что их родители враждовали между собой. Влюбленные общались только через щель в глиняной стене, разделявшей их участки, и однажды договорились встретиться за городом.

Фисба пришла первой, но ее напугал лев, и она убежала, потеряв при этом свое покрывало. Лев, впоследствии раненный топором, рухнул на покрывало и залил его своей кровью. Появившийся Пирам увидел отпечатки лап льва и окровавленное покрывало. Придя к вполне естественному заключению, он покончил с собой. Вернувшаяся Фисба обнаружила труп Пирама и пронзила себя мечом.

Существует странное сходство между этим сюжетом и сюжетом «Ромео и Джульетты» — пьесы, написанной примерно в одно время со «Сном в летнюю ночь». Может быть, пародия на «Пирама и Фисбу» заставила Шекспира подойти к этой теме всерьез? Или трагедия к тому времени уже была написана, после чего автор добродушно пошутил над собственным творением? Едва ли нам когда-нибудь удастся это узнать.

«Отменно сыграть Еркулеса...»

Эти ремесленники относятся к числу самых удивительных персонажей Шекспира: они наивны, но действуют из лучших побуждений. А самый наивный и одновременно самый рьяный из них Основа. Едва успев узнать название пьесы, он напыщенно заявляет:

Превосходная штучка, заверяю вас словом, и превеселая!

      Акт I, сцена 2, строки 14—15

Поскольку трагическая история Пирама и Фисбы была знакома каждому елизаветинцу, получившему начальное образование, и неизменно доводила до слез чувствительных девушек, эта реплика сразу же выдает Основу с головой. Ткач прикидывается всезнайкой, хотя на самом деле не знает ничего; он дурак, считающий себя умником. Однако махровая глупость не мешает ему быть по-своему очаровательным.

Ремесленники распределяют роли в пьесе; Основе достается роль главного героя. Хотя ткач делает вид, что знает пьесу, вскоре выясняется, что он понятия не имеет, кто такой Пирам. Ему говорят, что Пирам — первый любовник, после чего Основа начинает завидовать возможностям, которые ему предоставили бы другие роли. Вот что он говорит:

...главное мое призвание — роли злодеев. Еркулеса я бы на редкость сыграл или вообще такую роль, чтобы землю грызть и все кругом в щепки разносить!

Акт I, сцена 2, строки 29—31

Основа произносит Ercles вместо Hercules. (Коверкание английских слов необразованными людьми составляет значительную часть шекспировского юмора; конечно, этот фокус был рассчитан на то, чтобы вызвать смех у привилегированной публики.)

Геркулес (Геракл) — величайший из легендарных греческих героев. Он был сыном Юпитера (Зевса), родившимся в результате незаконной связи последнего со смертной женщиной. В результате супруга Юпитера Юнона (Гера) люто возненавидела младенца. За преступление, совершенное в очередном приступе безумия, Геркулеса обязали совершить двенадцать подвигов по приказанию его ничтожного родственника Эврисфея, царя Аргоса.

Мифы о двенадцати подвигах (видимо, вдохновленные прохождением Солнца через двенадцать созвездий зодиака), а также о том, что происходило до, после и в перерыве между ними, постоянно обогащались примерами нечеловеческой силы героя; в результате Геркулес стал самым популярным персонажем греческих мифов и не утратил популярности по сей день.

Поскольку основной характеристикой Геркулеса была грубая сила, приправленная безумием, от исполнителя этой роли требовались низкий и зычный бас, умение изображать гнев, изрыгать угрозы и демонстрировать мощь мускулов.

В не столь талантливых пьесах Елизаветинской эпохи актеры чудовищно переигрывали — часто ради того, чтобы угодить простой публике. Конечно, изобразить Геркулеса без переигрывания было трудно; именно поэтому данная роль являлась пределом мечтаний благонамеренного тупицы Основы.

Возможно, в фразе о желании «землю грызть [в оригинале: «разодрать на части кошку». — Е.К.] и все кругом в щепки разносить» содержится намек на Самсона — израильский аналог Геркулеса. Как-то раз молодой Самсон встретился со львом. «И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва как козленка; а в руке у него ничего не было» (Суд., 14: 6). Ясно, что роль Самсона казалась Основе такой же выигрышной, как и роль Геркулеса.

Затем происходит распределение других ролей; каждый раз действие прерывается стремлением Основы сыграть и эту роль. Ткач предлагает сделать это так, что «у каждого сердце радоваться будет», и успокаивается, лишь услышав, что Пирам — красивый молодой человек с изящными манерами и что сыграть эту роль может только он.

Затем все договариваются устроить тайную репетицию пьесы в пригородном лесу, где посторонние не смогут проникнуть в их планы и испортить сюрприз. (Пригородный лес — это и есть роща, в которой должны встретиться Лизандр и Гермия.)

«Лунная сфера...»

Местом действия второго акта является тот самый лес поблизости от Афин. Благородные и простонародные персонажи туда еще не прибыли, но в лесу есть обитатели. Так мы знакомимся с еще одной ветвью сюжета, сугубо фантастической, так как ее герои — феи и эльфы (пришедшие скорее из кельтских легенд, чем из греческой мифологии, но это никого не смущает).

Акт начинается со встречи двух духов. Более шаржированная фигура спрашивает более благообразную (безымянную фею), куда та идет. В ответе Феи есть такие строчки:

Я блуждаю тут и там,
Я лечу луны быстрей.

      Акт II, сцена 1, строки 6—7

Здесь мы сталкиваемся с астрономическими воззрениями древних греков. Греки считали, что Солнце, Луна и другие небесные тела прикреплены к прозрачным сферам (шарам), вставленным друг в друга. В центре всех сфер находится Земля, которая является сердцевиной и средоточием Вселенной. [В переводе Щепкиной-Куперник слово sphere («сфера») отсутствует. — Е.К.]

Вращение сфер было весьма замысловатым, но не мешало астрономам следить за тем, как перемещаются относительно звезд прикрепленные к сферам небесные тела. Внутренние сферы имели меньший диаметр и вращались быстрее, чем внешние. Луна была прикреплена к самой маленькой, ближайшей к Земле сфере; поскольку та вращалась быстрее всех остальных, скорость перемещения Луны относительно звезд была максимальной. Но Фея хвастается, что может летать быстрее самого быстрого небесного тела во всей Вселенной.

Впервые в геоцентрической системе строения Вселенной усомнился польский астроном Николай Коперник (1543). Дискуссия продолжалась много лет и закончилась не в пользу Коперника, но это произошло уже после смерти Шекспира. Строго говоря, Коперник не отрицал существования сфер (он лишь стремился доказать то, что их центром является не Земля, а Солнце). Закат теории небесных сфер начался лишь в 1609 г., когда Кеплер доказал, что планеты движутся по эллиптическим орбитам.

Следует указать, что Шекспир не являлся сторонником Коперника. В науке он был убежденным консерватором и упорно придерживался взглядов древних греков, о чем свидетельствует частое упоминание небесных сфер в других его пьесах.

«Царице фей...»

Фея продолжает перечислять свои обязанности:

Я служу царице фей,
Круг в траве кроплю росой.

      Акт II, сцена 1, строки 8—9

В наши дни если кто-то и представляет себе фей, то в виде крошечных созданий с крыльями бабочек — иными словами, в виде персонажей детских сказок. Идеальным примером является фея Динь-Динь из «Питера Пэна».

Однако это всего лишь современная, сильно смягченная версия; справедливости ради укажем, что феи из «Сна в летнюю ночь» сыграли важную роль в ее возникновении.

До эпохи Возрождения к феям относились более серьезно. И видимо, правильно делали, потому что представления с их участием возникли из туманных воспоминаний о языческих сельских духах: греко-римских фавнах, сатирах и нимфах, тевтонских гномах, эльфах и кобольдах, кельтских колдунах и «маленьком народе». Все они были проявлением таинственных сил природы, обычно капризных и часто враждебных.

Сохранявшиеся в деревне остатки прежних верований превратились в «бабушкины сказки» лишь тогда, когда католическая церковь, признав их языческое происхождение, объявила им войну.

Обычно у фей были царь и царица, хотя в разных регионах их называли по-разному. (Для единообразия мифологии требуется развитая литература, но, поскольку носителями языческих верований были люди необразованные, часто неграмотные и гонимые церковью, рассчитывать на это не приходилось.)

Самое распространенное из известных ныне имен царицы фей — Титания. Именно его и использует Шекспир. Но оно дошло до нас только благодаря этой пьесе. Насколько нам известно, Шекспир был первым, кто назвал так царицу фей.

Об источнике этого имени можно лишь догадываться. Наиболее правдоподобна ссылка на «Метаморфозы» Овидия, которыми Шекспир так часто пользовался. В одном месте Овидий называет Титанией луну, соотнося ее с Фебой (см. в гл. 1: «Сам бог Титан...»); та же причина заставляет его называть солнце Титаном (см. там же).

Таким образом, луна буквально пронизывает эту пьесу, в ее тусклом свете происходят самые фантастические события. Возможно, Шекспир получал удовольствие оттого, что сделал царицу фей ипостасью богини луны.

«Круг в траве» (буквально: «орбиты, шары или глазницы на зелени») — это круги более темной травы, которые иногда встречаются на полянах. Они возникают в результате деятельности грибов, нити и плодовое тело которых разрастаются во всех направлениях и образуют все более широкие круги или части круга. При наличии толики фантазии нетрудно вообразить эти круги воздушными шарами, на которых летают феи (если считать последних миниатюрными созданиями). Иногда эти круги называют «ведьмиными кольцами».

«Оберон страшно злится...»

Узнав, что собеседница принадлежит к свите царицы фей, комический дух говорит:

Мой царь здесь ночью будет веселиться, —
Смотри, чтоб с ним не встретилась царица!

      Акт II, сцена 1, строки 18—20

[Строка «For Oberon is passing fell and wrath» («Оберон страшно злится...») в русском переводе пропущена. — Е.К.]

Имя Оберон Шекспиром не придумано. Это сделали древние тевтоны. Старинные немецкие легенды рассказывают о целом сонмище духов земли. Главным занятием гномов, или карликов (маленьких уродливых созданий, обычно обладавших злобным нравом), является добыча золота и драгоценных камней. (Именно это и делают персонажи «Белоснежки и семи гномов» Уолта Диснея.) Можно предположить, что легенда о карликах возникла, когда ее автор впервые увидел копавшихся в земле старателей, в основном детей или малорослых взрослых; в шахте или копях небольшой рост являлся преимуществом, так как позволял без помех передвигаться по подземным проходам.

Согласно тевтонским легендам, царем гномов был Альберих, хорошо известный нам благодаря оперной тетралогии Рихарда Вагнера «Кольцо нибелунга», которая начинается «Золотом Рейна» и кончается «Гибелью богов». Альберих — тот самый мерзкий карлик, который крадет золото у дев Рейна (они же русалки). Когда это золото крадут у него самого, карлик проклинает всех будущих владельцев клада; это проклятие регулярно сбывается, постепенно приближая конец света.

У французов имя Альберих смягчилось и превратилось в Оберон. Названный так царь (но уже не гномов, а фей) играет важную роль в известном средневековом рыцарском романе «Гюон Бордоский». Рыцарь Гюон убивает сына Карла Великого; в наказание его отправляют совершать опасные подвиги. Он встречает Оберона, сына самых удивительных родителей на свете: Юлия Цезаря из римской истории и Фата-Морганы из кельтской легенды. (Впрочем, что здесь удивительного? Средневековая французская культура представляет собой смесь фольклора галлов (потомков кельтов) с фольклором римских завоевателей, к которым позже присоединился фольклор германцев (франков), представленных Карлом Великим. Таким образом, встреча Гюона Бордоского с Обероном является встречей франка с галло-римлянином. Впрочем, это не имеет значения; в данной книге речь идет о Шекспире.)

«Гюон Бордоский» около 1540 г. был переведен на английский язык писателем и государственным деятелем Джоном Бучером, вторым бароном Бернерсом. Конечно, Шекспир знал о существовании этой книги и позаимствовал своего Оберона именно оттуда.

Теперь и Оберон, и Титания присутствуют на небесах. Немецко-английский астроном Уильям Гершель, открывший в 1781 г. планету Уран, в 1787 г. обнаружил два ее наиболее удаленных спутника (всего на сегодняшний день их насчитывается пять). Отказавшись от существовавшей тогда традиции называть тела Солнечной системы в честь греко-римских богов, Гершель обратился к Шекспиру и нарек спутники Титанией и Обероном. Оберон — самый дальний из них.

«Милый подменыш»

Причина ссоры между царем и царицей становится известна публике сразу же: неуклюжий дух говорит, за что именно Оберон сердится на Титанию.

Он на нее взбешен, разгневан — страх!
Из-за ребенка, что при ней в пажах
(Похищен у индийского султана),
Она балует, рядит мальчугана,
А Оберон-ревнивец хочет взять
Его себе, чтоб с ним в лесах блуждать.

      Акт II, сцена 1, строки 21—24

Согласно одной из страшноватых сказок, эльфы частенько крали из колыбели здорового и красивого ребенка и заменяли его больным и слабым. Матери, обнаруживавшие таких детей, называли их подменышами. Но главный вред этих сказок заключался не в том, что они попусту пугали родителей, а в том, что при рождении некрасивого, больного или отстававшего в развитии ребенка с ним иногда обращались намеренно плохо, чтобы заставить эльфов забрать его обратно.

В данном случае Шекспир допускает ошибку, называя «подменышем» (changeling) нормального украденного ребенка.

[У Щепкиной-Куперник слово «подменыш» вообще отсутствует. — Е.К.]

Данный монолог содержит одно из многочисленных указаний в тексте пьесы на то, что феи и эльфы — очень маленькие существа; дух говорит, что при встрече Оберон и Титания бранятся так злобно, что

...эльфы все со страху — прочь,
Залезут в желудь и дрожат всю ночь!

      Акт II, сцена 1, строки 30—31

Конечно, при постановке пьесы на сцене лучше всего поручать играть эльфов и фей детям; в эпоху Шекспира считалось, что их роста для этого вполне достаточно. Например, в пьесе «Виндзорские насмешницы» дети притворяются феями, причем достаточно успешно: одураченному герою и в голову не приходит, что они для этого слишком велики. В данной пьесе Шекспир мог сознательно довести размеры сказочных существ до абсурда, чтобы подчеркнуть фантастичность происходящего.

Однако судя по тому, как Шекспир описывает Оберона и Титаник), и тот и другая обладают внешностью взрослых людей.

«...Робин Добрый Малый?»

Тут Фея наконец узнает собеседника. Она говорит:

Да ты... не ошибаюсь я, пожалуй:
Повадки, вид... Ты — Робин Добрый Малый?

      Акт II, сцена 1, строки 32—34

Затем она вспоминает озорные проделки Робина Доброго Малого, но добавляет:

Но если кто зовет его дружком, —
Тем помогает, счастье носит в дом.
Ты — Пэк?

      Акт II, сцена 1, строки 40—41

Тут следует напомнить, что Пэк (согласно мифологии скоттов, царь эльфов) сначала считался злым духом и превратился в простого шалуна лишь по прошествии значительного времени. Именно таким его и изображает Шекспир.

Чтобы избежать проделок духа, или хобгоблина [как у Шекспира, но пропущенного Щепкиной-Куперник при переводе. — Е.К.], нужно было польстить ему, назвать «милым Пэком» [в русском переводе — «дружком». — Е.К.] или использовать эвфемизм «Добрый Малый», добавив к нему имя Робин (уменьшительно-ласкательным от которого является имя Хоб).

В германских легендах встречаются озорные духи земли, повадками очень напоминающие шекспировского Пэка. Их зовут кобольдами. Вполне возможно, что английское слово «гоблин» — это искаженное «кобольд». В таком случае слово «хобгоблин» означает просто «Робин-Кобольд». (Проделок Пэка люди побаивались и были уверены, что тому, кто назовет духа хобгоблином, грозят серьезные неприятности.)

Пэк с гордостью подтверждает это и называет себя шутом Оберона, заставляющим мрачного царя эльфов смеяться над тем, как лукавый дух подшучивает над людьми.

«В образе Корина...»

Едва Пэк заканчивает фразу, как с одной стороны входит Оберон, а с другой — Титания, каждый в сопровождении свиты. Оба рассержены и тут же начинают упрекать друг друга в супружеской неверности. Титания говорит:

...но я знаю,
Как ты тайком волшебный край покинул
И в образе Корина на свирели
Играл весь день и пел стихи любви
Филлиде нежной.

      Акт II, сцена 1, строки 64—68

Тоска по прошлому и простой жизни на лоне природы, которая кажется райской, характерна не только для нашего времени. Городские жители эпохи Шекспира (как, впрочем, и всех предыдущих) тоже ненавидели развращающее влияние города и мечтали об Аркадии — никогда не существовавшей в действительности волшебной стране пастухов и пастушек.

В эпоху Шекспира пасторальные пьесы и поэмы пользовались популярностью; одним из распространенных имен пастуха было Корин. Именно так называет Шекспир пастуха в своей пасторальной пьесе «Как вам это понравится?». А что касается имени Филлида (или Филлис), то это традиционное имя пастушки (кстати говоря, очень удачное, поскольку по-гречески означает «древесный лист»).

Далее Титания обвиняет Оберона в том, что он прибыл из Индии на свадьбу Тезея, потому что в прошлом сам был любовником Ипполиты.

Эти обвинения подразумевают, что Оберон и Титания вполне взрослые люди. Точнее, они могут принимать любой образ (Оберон занимался любовью с Филлидой в образе Корина), но трудно представить себе, что крошечному духу, способному уместиться в желуде, может доставить удовольствие физическое общение с грубыми смертными.

«...Эгмею, Ариадну, Антиопу?»

Оберон, разгневанный обвинениями Титании, в свою очередь обвиняет ее в любви к Тезею и в том, что она заставляла Тезея изменять прежним возлюбленным. Оберон говорит:

Не ты ль его в мерцанье звездной ночи
От бедной Перигены увела?
Не для тебя ль безжалостно он бросил
Эгмею, Ариадну, Антиопу?

      Акт II, сцена 1, строки 77—80

С этими женщинами Тезей встретился, когда совершал свои подвиги. Так, Перигения (Перигена) была дочерью разбойника Сина (Синниса), жившего на Коринфском перешейке. Син пригибал к земле верхушки сосен, привязывал к ним ноги беспомощного путешественника, а затем отпускал деревья, разрывавшие несчастного пополам.

Тезей убил Сина, а затем нашел спрятавшуюся в страхе дочь разбойника. Перигения тут же влюбилась в него. Она родила Тезею дочь, но затем он отдал Перигению одному из своих друзей.

Нимфа Эгла [у Щепкиной-Куперник — Эгмея. — Е.К.] и Антиопа также были возлюбленными Тезея. Следует напомнить, что Антиопой звали ту самую царицу амазонок, которую Шекспир переименовал в Ипполиту.

Конечно, самой известной из покинутых возлюбленных Тезея является Ариадна. Ариадна была дочерью критского царя Миноса, который во времена юности Тезея обложил Афины данью и требовал каждый год присылать ему семь юношей и семь девушек. Их приносили в жертву Минотавру, чудовищу с головой быка. (Данный миф является воспоминанием о легендарных временах, предшествовавших 1400 г. до н. э., когда Крит был величайшей морской державой Средиземноморья. Поклонение быку составляло важную часть религии критян.)

Тезей сам вызвался отправиться на Крит в числе семерых юношей, чтобы раз и навсегда покончить с данью.

Минотавр скрывался в центре лабиринта, столь сложного и запутанного, что никто не смог бы найти выход даже в том случае, если бы ему посчастливилось убить чудовище. (Это также воспоминание греков об огромном дворце в столице Крита Кноссе, имевшем столько помещений, что тогдашние неискушенные греки боялись там заблудиться.)

Дочь Миноса Ариадна влюбилась в Тезея и дала ему волшебный клубок. Разматывая клубок, герой сумел добраться до Минотавра. Тезей убил чудовище, а затем вернулся по собственному следу.

Герой, пообещавший в благодарность жениться на Ариадне, уплывая с Крита, взял ее с собой. Они остановились на эгейском острове Наксос, но, когда Ариадна уснула, Тезей и его товарищи подняли паруса и уплыли в Афины без нее. Почему он так сделал, в мифах не говорится. [Азимов ошибается. Есть миф, согласно которому на Наксосе Тезею явился бог вина и виноделия Дионис и заявил, что Ариадна суждена богами ему, а не афинянину. — Е.К.] Мари Рено очаровательно заполнила этот пробел в своем романе «Царь должен умереть» (King Must Die).

«Злая зима...»

Титания, как и положено женщине, отвергает обвинения, утверждая, что фантазии Оберона порождены ревностью. Она с горечью говорит, что их ссора вызвала смешение времен года (это лишний раз свидетельствует, что феи и эльфы являются духами природы):

...весна и лето,
Рождающая осень и зима
Меняются нарядом, и не может
Мир изумленный различить времен!

      Акт II, сцена 1, строки 111—114

Некоторые шекспироведы видят в этих строчках намек на современность. В 1594—1596 гг. в Англии стояла ужасная погода, и, если пьеса действительно написана в 1595 г., это значит, что Шекспир отразил в ней тогдашнее состояние природы.

В завершение спора Оберон говорит, что все изменится, если Титания согласится отдать ему «индийского подменыша». Титания отвечает резким отказом и уходит в сопровождении свиты.

«А звезды, как безумные, срывались со своих сфер...»

Задетый Оберон решает проучить Титанию. Он зовет Пэка и напоминает ему, как они слушали «песнь сирены». Оберон говорит:

А звезды, как безумные, срывались
С своих высот, чтоб слушать песнь...

      Акт II, сцена 1, строки 153—154

Эти строчки отражают романтическую веру в то, что даже неодушевленная природа откликается на прекрасную музыку. Красноречивее всего эта вера выражена в мифе о греческом музыканте Орфее; Шекспир посвящает ему несколько прекрасных строк в пьесе «Генрих VIII».

Греки считали, что у звезд тоже есть сфера. Звезды не перемещаются относительно друг друга (в отличие от планет); они «неподвижны» и, следовательно, принадлежат к одной и той же сфере. Применение множественного числа (spheres) свидетельствует об ошибке Шекспира, считавшего, что каждая звезда обладает собственной сферой.

Мысль о том, что звезда способна покинуть свою сферу, возникает при виде «падающих звезд»; современникам Шекспира не было известно, что это вовсе не звезды, а частицы материи (иногда величиной с булавочную головку), которые, вращаясь вокруг Солнца, сталкиваются с атмосферой Земли и сгорают в ней от трения о воздух.

«В прекрасную весталку...»

Оберон продолжает:

В тот миг я увидал (хоть ты не видел):
Между луной холодной и землею
Летел вооруженный Купидон.
В царящую на Западе весталку
Он целился...

      Акт II, сцена 1, строки 155—158

Но случилось чудо: стрела Купидона не достигла своей цели:

А царственная жрица удалилась
В раздумье девственном, чужда любви.

      Акт II, сцена 1, строки 163—164

Веста — римская богиня домашнего очага. Главной обязанностью шести ее жриц было поддержание священного огня, который не должен был погаснуть. Возможно, данный культ был порожден воспоминанием о том времени, когда умение разводить огонь считалось труднодоступным искусством, а погасший очаг означал, что людям придется какое-то время есть сырую или холодную пищу. (В наши дни так бывает, когда отключают электричество.)

Жрицы должны были сохранять девственность и быть абсолютно целомудренны. Несоблюдение табу каралось пытками и смертью; за 1100 лет существования культа было зафиксировано лишь двадцать случаев нарушения этого строжайшего правила.

Жрицы Весты (весталки) пользовались огромным уважением, имели множество привилегий и на некоторых церемониях даже шли перед императором. Благодаря им в английском языке слово vesta («весталка») стало синонимом слова virgin («девственница»).

Безусловно, фраза Шекспира о «царящей на Западе весталке» — прозрачный намек на Елизавету I. Королеве в то время было шестьдесят два года. Она правила Англией уже тридцать семь лет и никогда не была замужем. Конечно, безбрачие не равнозначно девственности; у Елизаветы было несколько фаворитов (в момент написания пьесы им являлся граф Эссекс), однако это не мешало подданным считать ее девственницей.

В первые годы царствования отказ Елизаветы выйти замуж вызывал у ее советников большую тревогу, ибо лишал престол наследников. Но время шло, Елизавета старела, рассчитывать на появление наследников уже не приходилось, поэтому оставалось только одно: сделать пресловутую девственность королевы предметом гордости. Ее стали официально именовать Королевой-Девственницей (Virgin Queen); когда в 1580-х гг. первые английские колонисты обосновались на землях, которые теперь являются серединой Восточного побережья Соединенных Штатов, в честь Елизаветы эту территорию назвали Вирджинией.

Конечно, изящное сравнение с «прекрасной весталкой», которую не смог победить даже «вооруженный Купидон» и которая осталась «чужда любви», должно было польстить пожилой королеве, всегда гордившейся своей внешностью и требовавшей, чтобы ее считали красавицей даже в те годы, когда от этой красоты не осталось и следа. Безусловно, перемещение Елизаветы во времена правления Тезея был чудовищным анахронизмом, но это никого не волновало.

«Шар земной готов я облететь»

Стрела Купидона, миновав прекрасную весталку, попала в цветок, который Оберон описывает так:

На Западе есть маленький цветок;
Из белого он алым стал от раны!
«Любовью в праздности» его зовут.

      Акт II, сцена 1, строки 167—168

В наши дни этот цветок чаще называют анютиными глазками. Оберон приказывает Пэку:

Найди цветок и возвратись скорее,
Чем милю проплывет Левиафан.

      Акт II, сцена 1, строки 173—174

Конечно, глупо было бы понять буквально явную поэтическую гиперболу, однако шутки ради напомним, что левиафан — это кит, который плавает со скоростью 20 миль (32 км) в час. Следовательно, лигу [у Щепкиной-Куперник миля. — Е.К.], составляющую 3 мили, кит проплывает за девять минут.

Пэк отвечает:

Весь шар земной готов я облететь
За полчаса.

      Акт II, сцена 1, строки 175—176

Любопытно, что Пэк перемещается в пространстве быстрее современного космонавта, которому на виток вокруг Земли требуется девяносто минут. Чтобы облететь планету за сорок минут [так в оригинале. — Е.К.], нужно двигаться со скоростью 37 500 миль (60 000 км) в час, что составляет немногим более 16 км/с. При такой скорости Пэку было бы трудно оставаться на поверхности Земли; его просто унесло бы в космос.

Однако Шекспир писал за век до того, как Ньютон открыл закон всемирного тяготения. Кроме того, существа, подобные Пэку, вряд ли подчиняются универсальным законам Вселенной, рассчитанным на простых смертных.

Кстати говоря, при указанной скорости за девять минут, данные Обероном, Пэк мог бы достичь точки, удаленной на 27 000 миль (43 000 км), и вернуться обратно. Этого времени ему с лихвой хватило бы, чтобы слетать из Афин в Англию (поскольку именно там Оберон должен был видеть, как Купидон целился в прекрасную весталку). Несмотря на фантастичность пьесы, Шекспир (конечно, бессознательно) дает Пэку достаточно времени.

Оберон собирается использовать сок растения, за которым послал Пэка, как приворотное зелье. Оно заставит Титанию влюбиться в первое попавшееся лесное страшилище и даст Оберону возможность отомстить ей.

«Ты, бессердечный адамант»

Тут на сцене появляется Деметрий, которому Елена рассказала о побеге влюбленных. Он ищет Лизандра и Гермию, собираясь убить первого и вернуть вторую обратно в Афины. Елена следует за ним, хотя неблагодарный Деметрий пытается ее прогнать. Бедная Елена восклицает:

Ты притянул меня, магнит жестокий,
Хоть не железо тянешь ты, а сердце,
Которое в любви верней, чем сталь.

      Акт II, сцена 1, строки 195—197

Одно из значений слова «адамант» в греческом — «непокорный». Так называли таинственное вещество, столь твердое, что его нельзя было ни разрезать, ни сломать; именно в этом смысле оно было «непокорным». Это таинственное вещество действительно было самым твердым из существующих в природе, а именно алмазом, или диамантом. Английское слово diamond — искаженное «адамант».

В Средние века слово «адамант» ошибочно считали производным от латинского глагола adamare — «притягивать» и поэтому стали называть им магнит. Елена правильно использует это слово в обоих смыслах сразу, поскольку Деметрий притягивает ее как магнит, а его жестокое сердце твердо как алмаз.

«Пусть гонится за Аполлоном Дафна»

Деметрий отчаянно пытается сбежать, и продолжающая преследовать его Елена грустно говорит:

Пусть гонится за Аполлоном Дафна.

      Акт II, сцена 1, строка 231

Дафна — нимфа, дочь бога реки Пенея (эта река протекает по Фессалии, области в Северной Греции). Дафну полюбил Аполлон; когда она отвергла его, Аполлон попытался овладеть ею силой. Дафна бросилась бежать; Аполлон погнался за ней. Когда рука Аполлона схватила ее за плечо, Дафна обратилась с мольбой к богине земли Гее, и та превратила ее в лавр.

Елене кажется, что в ее случае миф перевернулся с ног на голову. Подслушивающий разговор Оберон жалеет ее и решает применить эликсир любви не только к Титании, но и к Деметрию. В этой точке сюжетные нити эльфов и влюбленных переплетаются.

Однако Оберон не принимает в расчет еще одну пару афинян, пробравшихся в волшебную рощу. Появляющиеся на сцене Лизандр и Гермия изнемогают от усталости и ложатся спать. Оберон велит Пэку, вернувшемуся с эликсиром любви, смочить глаза афинскому юноше, находящемуся в роще. Пэк находит спящих Лизандра и Гермию, принимает Лизандра за того юношу, о котором говорил Оберон, и смазывает ему глаза соком.

Прибегает Деметрий, преследуемый отставшей Еленой. Измученная Елена обнаруживает Лизандра и Гермию, боится, что они умерли, и будит Лизандра. Околдованный Лизандр видит Елену и тут же без памяти влюбляется в нее.

Елена, уверенная, что над ней издеваются, убегает. Лизандр бежит за ней, и проснувшаяся Гермия обнаруживает, что осталась одна.

«Терновый куст»

На лесную поляну, где спит Титания (ранее погруженная в сон с помощью волшебной колыбельной), приходят афинские ремесленники, чтобы решить, как ставить «Пирама и Фисбу».

Проблем множество, и недалеким людям справиться с ними трудно. Например, Основа опасается, что Пирам, вытаскивающий меч, чтобы покончить с собой, напугает дам, сидящих в зале. А лев напугает их еще сильнее. Основа предлагает написать пролог, чтобы объяснить, что меч безопасен, а лев не настоящий и так далее.

Затем возникает сложность с лунным светом. Будет ли в ту ночь луна? Пигва сверяется с календарем и говорит:

Да, будет луна.

      Акт III, сцена 1, строка 55

Тут Шекспир допускает ляпсус: поскольку пьесу будут играть на свадьбе Тезея, а сам Тезей сказал, что свадьба состоится в новолуние, это означает, что луны на небе не будет.

Впрочем, наличие или отсутствие луны значения не имеет, потому что Пигва находит выход:

...кто-нибудь должен войти с кустом и с фонарем и объяснить, что он фигурирует, то есть изображает лунный свет.

Акт III, сцена 1, строки 59—61

Человек, высоко держащий фонарь, вполне может сойти за луну. Но при чем тут куст, да еще терновый? [У Щепкиной-Куперник — просто «куст». В примечаниях к русскому переводу это никак не оговаривается. — Е.К.]

Слабые тени на диске луны, видные невооруженным глазом, — это «лунные моря» — относительно плоские круглые равнины, окруженные более светлыми кратерами и «лунными горами». До изобретения телескопов природа этих пятен была непонятна, и крестьяне, наделенные воображением, складывали эти пятна в фигуры; чаще всего на луне видели фигуру человека. Его так и называли — «лунный человек».

Почему-то возникло представление, что этот человек был сослан на луну в наказание; считалось, что его преступление описано в Библии. Преступление было совершено в годы странствия израильтян в пустыне на пути в Землю обетованную. «Когда сыны Израилевы были в пустыне, нашли человека, собиравшего дрова в день субботы. И привели его нашедшие его собирающим дрова к Моисею и Аарону и ко всему обществу» (Числ., 15: 32—33).

Далее черным по белому написано, что нарушителя субботы забили камнями до смерти. Тем не менее возникла другая небиблейская версия о наказании, получившая широкое распространение. По этой версии за нарушение субботнего дня человека сослали на луну вместе с собранными им дровами. Дрова постепенно превратились в терновый куст, к которому часто добавляли собаку (то ли из милосердия — чтобы у человека был компаньон, то ли наоборот — чтобы его сопровождал дьявол, который вечно будет мучить ослушника). Вот почему в заключительном акте «Сна в летнюю ночь», когда маленькую пьесу действительно разыгрывают во дворце Тезея, портного Заморыша, играющего Лунный Свет, сопровождает собака.

«У Ниновской гробницы»

Появляется Пэк; позаботившись (как он думает) о Деметрии, он готов смазать соком глаза Титании. Изумленный эльф становится свидетелем репетиции. Основа (играющий Пирама) произносит свою реплику и уходит, а Дудка (играющий Фисбу) кричит ему вслед:

Клянусь, мы встретимся у Ниновской гробницы...

      Акт III, сцена 1, строка 98

Косноязычный Дудка произносит «Ниновской гробницы» (Ninny's tomb) вместо «Ниновой гробницы» (Ninus tomb). Согласно греческой легенде, Нин был основателем Ассирийской империи и ее столицы Ниневии, которую, как считалось, назвали в его честь. Так как действие «Пирама и Фисбы» происходит в Вавилоне, который являлся важной частью Ассирийской империи, упоминание гробницы Нина придавало пьесе местный колорит.

Конечно, представления греков об истории Ассирии сильно искажены. Никакой исторической личности по имени Нин не существовало. Однако существовал древний завоеватель Ассирии Тукульти-Нинурта I, правивший примерно во время Троянской войны. Слава о нем могла достичь Малой Азии, а его длинное имя — укоротиться до первой половины второй части, к которой греки добавили обычное для их собственных имен окончание «-с».

«...Осла из меня сделать»

У озорного Пэка появляется возможность усовершенствовать указания Оберона. Он следует за Основой, ушедшим со сцены, и произносит заклинание, после чего на плечах бедняги появляется ослиная голова. Когда не подозревающий о замене Основа возвращается, его испуганные товарищи бросаются бежать. Крики о том, что он превратился в чудовище, сбивают ткача с толку. Наконец он говорит:

Вижу я их плутни! Они хотят осла из меня сделать. Настращать меня! Кабы могли...

Акт III, сцена 1, строки 121—122

Основа, который, фигурально выражаясь, в течение всей пьесы доказывал, что он осел, теперь приобрел ослиную голову в буквальном смысле слова, но не сознает этого так же, как прежде не сознавал собственной глупости.

И все же, несмотря на глупость, он вызывает симпатию даже в таком виде. Титания, глаза которой смазали соком, просыпается и немедленно влюбляется в Основу, несмотря на его уродливо-комичную внешность. Она приставляет к нему свиту из эльфов, приказывает выполнять все его желания, и Основа, принимающий это как должное, самодовольно позволяет обожать и почитать себя.

«От звука выстрела...»

Довольный Пэк спешит отчитаться перед Обероном. Он описывает сцену возвращения Основы с ослиной головой на плечах и то, как остальные ремесленники бросились врассыпную:

Как гуси дикие, едва стрелок
Покажется, как пестрых галок стая
От выстрелов, крикливо улетая,
В безумии взмывает к небесам...

      Акт III, сцена 2, строки 20—22

Либо Пэк способен с потрясающей ясностью предвидеть будущее, либо ружье во времена Тезея — всего лишь забавный анахронизм.

«...У антиподов»

Довольный Оберон расспрашивает также Пэка об афинских влюбленных, и эльф отвечает, что позаботился и о них.

Но тут появляется Деметрий. Он нашел Гермию, которая на чем свет стоит клянет его за убийство Лизандра. Только смерть могла заставить Лизандра покинуть ее спящей. Она не может представить, что жених сбежал от нее по доброй воле:

Скорей могла бы я себе представить,
Что шар земной возможно пробуравить
И, проскочив через него, луна
Смутит сиянье дня у антиподов.

      Акт III, сцена 2, строки 52—55

Древние греки первыми поняли, что Земля имеет форму шара. (Конечно, это были не греки эпохи Тезея. Первый грек, которому пришла в голову эта мысль, появился через семь с половиной веков после Тезея.) Греки считали, что у людей, живущих на обратной стороне земного шара, ноги, так сказать, направлены вверх, в полной противоположности с направлением их собственных ног.

Следовательно, тот, кто живет на другой стороне земного шара, является «антиподом» («с ногами в обратную сторону»). Впоследствии это название стали использовать для обозначения обратной стороны земного шара вообще.

«Из татарского лука...»

Деметрий яростно отрицает обвинение в убийстве Лизандра, но Гермия бранит его еще пуще и уходит. Уставший Деметрий ложится спать. Оберон, заметивший ошибку Пэка, сердится и посылает эльфа за Еленой, чтобы исправить недоразумение. Пэк, стремящийся ублажить своего сердитого царя, говорит:

Я в путь готов! Смотри, как полетел!
Помчусь быстрее всех татарских стрел.

      Акт III, сцена 2, строки 100—101

Европа и в древние, и в Средние века периодически страдала от набегов орд кочевников, приходивших из степей Центральной Азии. Ее поочередно терроризировали киммерийцы, скифы, сарматы, гунны, авары и мадьяры. Кочевники одерживали победы, превосходя своего противника в подвижности. Сидя верхом на быстрых и выносливых лошадях, они стреляли из луков, метко поражая более неповоротливого противника.

Последними и самыми страшными кочевниками оказались монголы (более известные на Западе под именем татар, хотя сравнительно немногочисленные орды татар всего лишь примкнули к монголам по дороге), в первой половине XIII в. завоевавшие Китай и русские княжества. В 1240 г. передовые отряды «татар» вторглись в Центральную Европу и едва не достигли Адриатики, без труда разбив отряды пытавшихся противостоять им неуклюжих рыцарей в латах и оставив после себя выжженную пустыню.

В 1241 г. в Центральной Азии умер предводитель кочевников [Угедей, третий сын и преемник Чингисхана. — Е.К.]. Непобежденные монголы повернули обратно, чтобы решить вопрос о престолонаследии, и в Европу больше не возвращались.

Однако европейцы надолго запомнили страшные 1240—1241 гг. Они называли всадников не татарами, а «тартарами», считая последних не людьми, а демонами, вырвавшимися из Тартара. «Тартарские» луки и стрелы также остались в памяти; Шекспир мог использовать их как метафору скорости (несмотря на то, что они стали известны европейцам через двадцать пять веков после эпохи Тезея).

«...Вершины Тавра снежной...»

Оберон смазывает соком глаза Деметрия, а Пэк, выполняя приказ, приводит Елену. Однако с Еленой приходит Лизандр, продолжающий находиться под действием сока и умоляющий девушку о любви. Елена по-прежнему думает, что Лизандр издевается над ней. Поднятый ими шум будит Деметрия. Юноша просыпается, тоже влюбляется в Елену и обращается к ней с изысканнейшим любовным посланием:

А белизна вершины Тавра снежной
Черна в сравненье с этой ручкой нежной.
О, дай же мне, о, дай поцеловать
Верх белизны и счастия печать!

      Акт III, сцена 2, строки 141—144

Судя по всему, Елена — белокожая блондинка, что в Средние века считалось идеалом красоты. Ее кожа белее снегов Тавра, горного хребта в Юго-Восточной Малой Азии.

Отвоевав у Римской империи ее западные провинции, представители германских племен стали местной знатью, а кельто-римлян превратили в простонародье. Как правило, германцы были более высокими и светловолосыми, чем кельто-римляне. Поэтому даже через много веков белая кожа, светлые волосы, голубые глаза и высокий рост ассоциировались с красотой и аристократизмом; противоположные черты считались простонародными и уродливыми.

«...Эфиопка!»

Бедная Гермия не может понять, что происходит. Она нашла Лизандра, но тот ведет себя более чем странно. Она робко спрашивает жениха, в чем дело, но прежний нежный влюбленный с презрением отворачивается от несчастной девушки и рычит:

Прочь, эфиопка!

      Акт III, сцена 2, строка 257

Слово «эфиоп» в переводе с греческого означает «обожженное лицо» — лицо, потемневшее от долгого пребывания на солнце. Сначала так называли народы, жившие южнее Египта, а позднее — всех темнокожих африканцев.

Та же причина, которая заставила Лизандра воспевать красоту высокой и белокурой Елены, теперь вынуждает его с презрением относиться к маленькой, смуглой и темноволосой Термин.

Поначалу Гермия не понимает, что случилось, но потом приходит к скоропалительному выводу, что Елена украла ее любовь, и гневно кричит:

Так ты наш рост сравнила перед ним
И похвалялась вышиной своей,
Своей фигурой, длинною фигурой...

      Акт III, сцена 2, строки 290—293

Она бросается на соперницу, угрожая выцарапать ей глаза. Елена в испуге отшатывается, и мужчины бросаются к ней на помощь.

Вышедшая из себя Гермия воспринимает каждую реплику Елены как намек на ее плебейски малый рост. Лизандр, обнаруживший ее слабое место, подливает масла в огонь, бросая Гермии:

...прочь, карлица, пигмейка,
Зачатая на спорынье! Прочь, желудь!
Прочь, бусинка!

      Акт III, сцена 2, строки 328—330

Спорынья (точнее, спорыш) — распространенный сорняк; существовало поверье, что если ребенок съест спорыш, то перестанет расти.

Разгневанные Лизандр и Деметрий, ранее соперничавшие из-за Термин, а теперь из-за Елены, уходят драться. Елена, оставшаяся наедине с Гермией, в страхе убегает; Гермия преследует ее.

«Чернее Ахерона»

Раздосадованный Оберон обвиняет Пэка в том, что эльф сделал это нарочно. Пэк оправдывается, но признает, что результат оказался забавным.

Оберон приказывает ему уладить дело:

Скорее, Робин, ночь им затемни
И затяни все звезды небосклона
Туманной мглой чернее Ахерона;
Соперников упрямых сбей с пути,
Чтоб им никак друг друга не найти.

      Акт III, сцена 2, строки 355—359

Ахерон — название одной из пяти рек, которые, если верить классикам, опоясывают подземный мир. По какой-то неясной причине название именно этой реки стало синонимом слова «Аид».

С наступлением темноты Пэку предстоит завести Лизандра и Деметрия в глухомань, усыпить, восстановить прежние привязанности, убедить в том, что все случившееся было сном, и вернуть всех четверых в Афины живыми и невредимыми.

«Предвестник Авроры»

Пэк соглашается, но предупреждает, что нужно поторопиться:

Быстрей летят драконы черной ночи,
Взошла звезда Авроры в небесах...

      Акт III, сцена 2, строки 379—380

Аврора (греки называли ее Эос) — богиня утренней зари, третье дитя титана Гипериона, сестра бога солнца Гелиоса и богини луны Селены.

Ее предвестницей является планета Венера, сияющая, как утренняя звезда, и появляющаяся над горизонтом за час-два до восхода солнца и наступления рассвета. [Aurora's harbinger («Предвестник Авроры») у Щепкиной-Куперник отсутствует. — Е.К.]

Оберон соглашается, и Пэк выполняет задание, сбивая всех четверых с толку, утомляя и снова погружая в сон. Затем он смазывает соком глаза Лизандру с таким расчетом, чтобы после пробуждения четверки все вновь вернулось на свои места. Или, как говорит Пэк:

Всяк сверчок знай свой шесток,
Всякий будь с своею милой,
Всяк ездок — с своей кобылой,
А конец — всему венец.

      Акт III, сцена 2, строки 461—463

«Джек и Джилл» [отсутствующие в русском переводе. — Е.К.] — расхожая английская поговорка, означающая неразлучную парочку: мужчину и его возлюбленную или жену. Джек — весьма подходящее имя для обозначения всякого мужчины, потому что это уменьшительное от имени Яков (Иаков), та или иная форма которого чрезвычайно распространена во всей Западной Европе (в Англии — Джеймс, в Шотландии — Хэмиш, во Франции — Жак, в Испании — Яго или Диего, в Италии — Джакопо).

Джилл — куда более редкое имя; обычно его считают уменьшительным от Джулиана. Возможно, на него пал выбор, потому что для поговорки требовалось односложное женское имя, начинающееся на «Дж» (хотя лично мне кажется, что для этой цели больше подошло бы имя Joan). Впрочем, это не важно; все мы знаем Джека и Джилл по детскому стишку о том, как они ходили на холм за водой.

Улаживается не только это недоразумение. Оберон встречает Титаник); та, очарованная ткачом с ослиной головой, безропотно уступает Оберону мальчика-индийца. Когда царица кладет себе на колени голову уснувшего Основы, Оберону становится жаль ее. Он освобождает Титанию от чар, приказывает Пэку избавить Основу от ослиной головы и тоже отправить в Афины.

Мир между Обероном и Титанией наконец восстановлен.

«С Геркулесом и Кадмом...»

Теперь, когда все трудности параллельных сюжетных линий преодолены, на сцене вновь появляются Тезей и Ипполита. Они следят за ходом охоты, и Ипполита вспоминает:

В лесах на Крите как-то с Геркулесом
И Кадмом затравили мы медведя
Спартанскими собаками.

      Акт IV, сцена 1, строки 115—117

Мы снова возвращаемся в мир классических древнегреческих мифов. Геркулес действительно был современником Тезея; в некоторых мифах они действуют рука об руку.

Согласно легенде, Кадм был финикийским царевичем. Он приплыл в Грецию, разыскивая свою сестру Европу. Европу похитил Зевс, принявший облик быка, и доставил ее на Крит — тот самый, где впоследствии правил Минос и где обитал Минотавр. Точнее, Минос был сыном Европы.

Кадм так и не нашел Европу (поэтому отправлять его на Крит Шекспиру не следовало). Во время странствий по Греции он основал город Фивы. Согласно греческой легенде, именно Кадм обучил древних греков письменности. Факт любопытный: известно, что алфавит действительно изобрели финикийцы, поэтому то, что греков учил финикийский царевич, весьма правдоподобно.

В данном отрывке упоминается и Спарта. Во времена Тезея это был незначительный город в южной Греции. Но вскоре Спарта прославилась благодаря Елене, красота которой явилась причиной Троянской войны. В более поздние века Спарта стала самым воинственным, а потому и почти непобедимым древнегреческим городом-государством.

«Фессалийские быки»

Тезей говорит, что его гончие той же породы, что и упомянутые Ипполитой «спартанские собаки»:

А псы мои спартанской ведь породы:
По челюстям, по масти их узнаешь.
С подгрудками они, как у быков...

      Акт IV, сцена 1, строки 123—125

[Слово «фессалийские» в русском переводе отсутствует. У Шекспира: «...головы у них с вислыми ушами, сбивающими утреннюю росу; они кривоноги и лакают росу, как фессалийские быки». — Е.К.]

Фессалия — плодородный равнинный район в северо-восточной Греции, значительно отличающийся от расположенной южнее каменистой горной местности, в которой находятся самые знаменитые греческие города, включая Афины, Спарту, Фивы и Коринф. Естественно, в этом месте лошади были бы полезны, а стада коров и быков были бы более упитанными. Фессалийский бык должен быть крупнее и лучше быка, выросшего в других областях Греции.

«Обряды майские...»

В лесу охотники (среди которых и отец Гермии Эгей) находят четверых молодых людей, продолжающих спать там, где их оставил Пэк.

Эгей мрачнеет, пытаясь сообразить, что это значит, но Тезей, представленный в пьесе человеком учтивым и добрым, быстро придумывает самое безобидное объяснение. Он говорит:

Обряды майские свершали, верно,
И, зная, что мы явимся сюда,
Остались здесь дождаться торжества.

      Акт IV, сцена 1, строки 135—136

В древности Майский день, Первое мая был праздником, посвященным природе. К этому времени весна полностью вступала в свои права: деревья покрывались пышной листвой, вырастала трава, и было достаточно тепло, чтобы проводить ночи под открытым небом. Это было время шумного веселья и пирушек молодежи и, без сомнения, время, особенно уместное для подражания способности природы к воспроизведению потомства.

Майский шест, вокруг которого танцевали молодые люди, явно представлял собой фаллический символ. Возможно, в реплике, брошенной Гермией в предыдущем акте, подразумевался именно такой подтекст. Обиженная тем, что ее называют коротышкой, она оборачивается к Елене и говорит:

Как, я мала, раскрашенная жердь?

      Акт III, сцена 2, строка 296

Гермия не только с презрением говорит о высоком росте и худобе соперницы (возможно, фигура у Елены такая же плоская, как майский шест), но и намекает на то, что Лизандр и Деметрий пляшут вокруг нее с низменными намерениями.

Кстати говоря, эта фраза Тезея доказывает, что события пьесы происходят задолго до ночи накануне Ивана Купалы, а именно в Вальпургиеву ночь (накануне Первого мая).

«Валентинов день...»

Должно быть, Тезей в курсе того, как празднуют Майский день, поэтому он с легкой насмешкой говорит афинским влюбленным, разбуженным звуками охотничьих рогов:

Друзья, ведь Валентинов день прошел,
А пташки только начали слетаться.

      Акт IV, сцена 1, строки 142—143

[У Шекспира: «Доброе утро, друзья. Валентинов день прошел: если так, то почему эти лесные птички начали спариваться только сейчас?» — Е.К.]

Конечно, Валентинов день прошел; насколько нам известно, его празднуют 14 февраля. Валентинов день — это память о мученической смерти святого Валентина 14 февраля 270 г. (безусловно, в устах Тезея это звучит чудовищным анахронизмом).

Однако символом любви день 14 февраля стал задолго до смерти нашего доброго святого. Согласно народному поверью, в этот день птицы начинали подыскивать себе пару (именно это и имеет в виду Тезей); после чего можно было приступать к языческим обрядам в честь плодородия. Церковь пыталась придать этому ритуалу христианский характер и смягчить его; была придумана легенда о том, что святой Валентин тайно наделял приданым бедных девушек, чтобы они могли выйти замуж. В результате он стал покровителем романтической любви.

Услышав признание Лизандра, что он собирался бежать с Гермией, Эгей приходит в ярость и требует, чтобы юношу казнили, а Гермия вышла замуж за Деметрия. Однако Деметрий тут же признается, что теперь любит Елену. Тезей вежливо выслушивает их и решает, что любящие пары следует поженить: Гермию выдать замуж за Лизандра, а Елену — за Деметрия.

Тут просыпается и Основа, обнаруживает, что голова вновь высунулась к нему, решает, что все случившееся ему приснилось, и возвращается в Афины к оплакивающим его товарищам. Ремесленники радуются его возвращению и продолжают готовиться к спектаклю.

«Битва с кентаврами...»

Наступил день свадьбы Тезея и Ипполиты. Тезей слышал рассказ о событиях, происшедших в роще волшебной ночью, и склонен считать их фантазиями. Он берет список развлечений, предложенных для свадебного пира, и читает первый пункт:

... «Сражение кентавров», —
Афинский евнух пропоет под арфу.
Не стоит: это я читал жене В честь Геркулеса, предка моего.

      Акт V, сцена 7, строки 44—47

Кентавры появляются во многих древнегреческих мифах. Эти чудовища представляют собой существа с человеческой головой и торсом, соединенным с лошадиным телом. Кентавры считались уроженцами Фессалии: возможно, это представление возникло благодаря тому, что там греки впервые увидели всадников. Южные греки, из поколения в поколение обитавшие в горных ущельях и не привыкшие к лошадям, могли видеть всадников на фессалийских равнинах, когда направлялись в военный поход на север, и по возвращении рассказывали сородичам сказки о кентаврах.

Кентавров изображали варварами, склонными к обжорству, пьянству и распутству. Они были главными героями мифа о свадьбе Пиритоя, друга Тезея (в этой пьесе Пиритой не участвует, но является второстепенным персонажем пьесы «Два знатных родича»).

Пиритой, царь фессалийского племени лапифов, пригласил на свадьбу своих родственников и друзей, среди которых был и Тезей. Кроме того, он позвал кентавров. Однако кентавры быстро напились, устроили пьяный дебош и попытались украсть невесту. Началась битва, в ходе которой лапифы с помощью Тезея прогнали кентавров, перебив многих из них.

Однако евнух не мог петь о битве лапифов с кентаврами, поскольку на свадьбу Пиритоя Геркулеса не приглашали, а Тезей говорит о битве, которая прославила имя его родственника. Впрочем, Геркулес участвовал в нескольких сражениях с кентаврами и неизменно побеждал их.

Тезей называет Геркулеса своим родственником как здесь, так и в «Двух знатных родичах». Оба героя являются праправнуками (по материнской линии) знаменитого Тантала.

«Пьяные вакханки...»

Второй пункт списка гласит:

Как пьяные вакханки растерзали
Фракийского певца в своем безумье.

      Акт V, сцена 1, строки 48—49

Фракийским певцом был Орфей, он так превосходно пел и играл на лире, что затихали дикие звери и даже деревья и скалы, покинув свои места, следовали за ним. Он женился на горячо любимой Эвридике; когда жена умерла от укуса змеи, Орфей спустился в подземный мир, чтобы вызволить ее оттуда. Его музыка была так прекрасна, что тронула ледяное сердце самого Аида. Владыка подземного царства согласился отпустить Эвридику с условием, что Орфей ни разу не оглянется на нее, пока не выйдет на поверхность земли.

Они почти дошли; впереди уже виднелся солнечный свет, когда Орфей внезапно испугался, что его обманули. Певец обернулся, и Эвридика навсегда ускользнула от него.

Безутешный Орфей отправился в странствия. Он встретил пьяных вакханок, совершавших дикие ритуалы в честь Диониса, бога вина и виноделия. Видя, что Орфей не обращает на них внимания, вакханки приняли его печальное молчание за презрение. Женщины растерзали певца и бросили его голову в реку. И голова его плыла к морю, продолжая петь.

«Из Фив...»

Свое отношение к пункту второму Тезей выражает лаконично:

Старо: уж это мне играли раз,
Когда из Фив с победой я вернулся.

      Акт V, сцена 1, строки 50—51

В мифах сохранились свидетельства о победоносной войне, которую Тезей вел против Фив. Заметим, что эта война играет важную роль в пьесе «Два знатных родича», поскольку происходит непосредственно перед свадьбой Тезея и Ипполиты.

«Трижды три Музы»

Третьим номером значится:

Плач Муз, скорбящих о судьбе Науки,
Скончавшейся в жестокой нищете.

      Акт V, сцена 1, строки 52—53

Тезей отвергает это развлечение, как «острую сатиру, негодную для свадебных торжеств».

Девять Муз («трижды три Музы») были дочерьми Юпитера (Зевса) и являлись богинями различных областей знаний.

Некоторые шекспироведы пытались выяснить, на смерть какого ученого намекает Шекспир в этом отрывке. Например, выдвигалась гипотеза, что им мог быть итальянский поэт Торквато Тассо, умерший в 1595 г.

Однако вероятнее всего, что Шекспир просто подшучивал над постоянно звучавшими в то время (как, впрочем, и в наше) жалобами на то, что все катится в пропасть, что великие подвиги остались в далеком прошлом и что вкус публики деградирует. Было забавно показать, что эти жалобы раздавались еще в эпоху Тезея.

Но затем Тезей замечает пункт о «Пираме и Фисбе». Хотя распорядитель увеселений высокомерно отвергает пьесу, как жалкую попытку невежественных ремесленников, а Ипполита боится, что бедняги провалятся, благородный Тезей отвечает, что будет смотреть спектакль, так как то, что сделано от чистого сердца и из чувства преданности, не может потерпеть неудачу.

«Как Лимандр...»

Основа и его товарищи разыгрывают пьесу, которая на самом деле оказывается еще более убогой и смешной, чем на репетиции. Они безбожно коверкают классические тексты. Например, Основа (Пирам) говорит:

Я, как Лимандр, не ведаю измены.

      Акт V, сцена 1, строка 197

Дудка (Фисба) отвечает ему:

И я, пока жива, верней Елены.

      Акт V, сцена 1, строка 198

Имени Лимандр нет в греческой мифологии. Если Дудка действительно имеет в виду Елену, то это должна быть знаменитая Елена Троянская, идеал красоты, ставшая причиной Троянской войны. В таком случае Лимандр должен означать бежавшего с ней Александра (он же Парис).

Впрочем, куда более вероятно, что Основа имеет в виду Леандра, героя широко известной романтической легенды о влюбленном юноше, который по ночам переплывал Геллеспонт, чтоб встретиться со своей возлюбленной, но однажды утонул во время бури. В таком случае героиню зовут не Еленой, а Геро.

«Шафал Прокрусу...»

Основа (Пирам) провозглашает:

Шафал Прокрусу так не обожал.

      Акт V, сцена 1, строка 199

Это искаженные имена Кефал и Прокрида. Так звали героев трогательного мифа о любящих супругах. У заядлого охотника Кефала было копье, не знавшее промаха. Он каждое утро уходил на охоту, и наконец Прокрида решила пойти за мужем, чтобы проверить, не встречается ли он с другой женщиной. Кефал, разгорячившись во время охоты, прилег отдохнуть и призвал ветер, чтобы тот охладил его. Прокрида, которой показалось, что он обращается к женщине, вышла из своего убежища. Кефал инстинктивно метнул свое смертоносное копье и убил ее.

«Вы, три сестры...»

Пьеса о Пираме и Фисбе заканчивается сценой ужасной смерти двух героев: сначала Пирам, а потом Фисба кончают с собой. Рыдающая над трупом Пирама Фисба восклицает:

Вы, три сестры, сюда скорей,
С руками молока белей;
Теперь они у вас в крови:
Вы нить шелковую любви
Порвали беспощадно.

      Акт V, сцена 1, строки 338—343

«Три сестры» — это судьбы (мойры, римские парки), управляющие всеми событиями в жизни; с их решениями не могут спорить ни люди, ни боги. То, что их три, вполне естественно: поскольку время делится на прошлое, настоящее и будущее.

Киото, представляющая прошлое, прядет нить жизни; иными словами, она сама создает новую жизнь, заставляя человека родиться. Лахесис, управляющая нитью, представляет настоящее и события, происходящие в данный момент. Ужасная Атропос — это будущее, так как в ее руках ножницы, и она перерезает нить, после чего человек умирает.

Куда более важную роль судьбы играют в трагедии «Макбет».

«Упряжка трехликой Гекаты»

Пьеса в пьесе заканчивается танцем, и вдоволь насмеявшаяся публика отправляется спать.

Остается лишь финал, разыгрываемый эльфами. На сцену выходит Пэк и говорит, что с наступлением ночи эльфы и феи вернутся опять.

Мы ж Гекате вслед летим,
И, как сны во тьме, мы таем;
Но пока везде чудим.

      Акт V, сцена 2, строки 13—15

Геката [в оригинале — tripte Hekate — «трехликая Геката». — Е.К.] была одна из титанид греческой мифологии, но после битвы, в результате которой титанов заменили Юпитер (Зевс) и другие более поздние боги, Геката перешла на сторону Юпитера и сохранила свою власть. Возможно, она стала еще одним воплощением луны.

В поздних мифах появились три богини луны: Феба, Диана (Артемида) и Геката. Иногда всех трех объединяли в «трехликую Гекату» и изображали ее с тремя лицами и шестью руками.

Создатели поздних мифов пытались объяснить разницу в именах тем, что Феба является богиней луны на небесах, Диана — богиней луны на земле, а Геката — богиней луны в подземном мире.

Связь с подземным миром принижала Гекату и делала ее богиней волшебства и магии. Поэтому эльфы, летевшие за «упряжкой трехликой Гекаты», не просто следовали за белыми конями, влекшими колесницу луны (иными словами, по ночам были более активны, чем днем), но и разделяли ее колдовскую власть.

Во времена христианства колдовство и магия преследовались, поэтому Геката опускалась в иерархии богов все ниже, пока не стала кем-то вроде царицы ведьм. Именно так она изображена в «Макбете».

Входят Оберон и Титания с остальными эльфами. Они произносят краткие заключительные монологи и читают заклинания, которые должны принести счастье всем молодоженам, участвующим в пьесе (а также новобрачным, присутствовавшим среди публики, если «Сон в летнюю ночь» действительно был представлен на праздновании бракосочетания). Затем Пэк читает эпилог, и пьеса заканчивается.

В пьесе нет и намека на трагический конец любви Тезея и Ипполиты; я понимаю, что говорить о грустном после веселого нехорошо, но из песни слова не выкинешь.

Амазонки, оскорбленные тем, что Тезей похитил их королеву, напали на него. Они потерпели поражение, но Ипполита, сражавшаяся на стороне мужа против своих бывших подданных, погибла.

Примечания

1. С нумерацией строк не было бы никаких проблем, если бы речь шла только о стихах (как в «Венере и Адонисе» или первой сцене «Сна в летнюю ночь»). Тогда нумерация могла бы быть фиксированной и сплошной. Но когда речь идет о прозе (с которой мы сталкиваемся сейчас впервые), номер строки зависит от выбранного типа шрифта и ширины полей. Количество прозаических строк в разных изданиях разное; в результате меняются номера и стихотворных строк, если те перемежаются прозой в одной и той же сцене. В этой книге я использую нумерацию, принятую в издании The Signet Classic Shakespeare. Если у читателя другое издание, ему придется, образно говоря, частенько заглядывать вправо и влево от указанного номера, но нужная строка окажется неподалеку, так что разыскать ее будет нетрудно.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница