Разделы
Счетчики
Глава 3. «Два знатных родича»
В 1613 г. на закате своей литературной карьеры Шекспир написал две пьесы в соавторстве с Джоном Флетчером.
Флетчер был младше Шекспира на пятнадцать лет и в период между 1606 и 1625 гг. (в 1626 г. он умер) написал самостоятельно и в соавторстве с другими около пятидесяти пьес. Наиболее значительные из них были созданы в соавторстве с Фрэнсисом Бомонтом, так что в истории английской литературы Бомонт и Флетчер практически представляют одно лицо.
Однако сотрудничество Флетчера с Шекспиром почти забыто. Одну из двух пьес, написанных ими в соавторстве («Генрих VIII»), включают в собрания сочинений Шекспира, не упоминая о Флетчере. Напротив, другая пьеса — «Два знатных родича» — в большинстве изданий Шекспира отсутствует.
Но современные шекспироведы не без основания считают, что большую часть этой пьесы написал Шекспир; во всяком случае, в издание Signet Classic Shakespeare она включена. В заголовке пьесы указано: «Уильям Шекспир и Джон Флетчер».
«Автор — Чосер...»
Пьеса начинается с пролога (возможно, написанного Флетчером), в котором указан источник сюжета пьесы. Однажды Шекспир уже поступил так в «Перикле» (см. в гл. 8: «Старый Гоуэр...»), написанном на пять лет раньше.
Невольно закрадывается мысль, что такой подход свидетельствует о неуверенности. Может быть, Шекспир сомневался в ценности своего детища и обратился к авторитету классика, чтобы защититься от критики?
Не поэтому ли Пролог так робко говорит, что надеется на одобрение публики?
... прекрасно, благородно
Ее рожденье: автор был — поэт,
Какого знаменитей в мире нет
От тех краев, где вьется По, как лента,
До берегов серебряного Трента.
Тот автор — Чосер; он нам тему дал.Пролог, строки 10—13 (перевод Н.А. Холодковского)
Джеффри Чосер родился около 1340 и умер в 1400 г. Пик его славы пришелся на годы правления Ричарда II (см. пьесу «Ричард II»). Его жена была не только камеристкой второй жены Джона Гонта (дяди Ричарда II и одного из главных героев одноименной пьесы), но и приходилась сестрой третьей жене Гонта.
Чосера считают первым из великих поэтов, писавших на английском языке (в отличие от существовавших прежде англосакского и норманно-французского), и отцом английской литературы. Поэтому причисление его к самым знаменитым поэтам Западной Европы (раскинувшейся между реками По в северной Италии и Трентом в центральной Англии) не является преувеличением.
Шедевром Чосера являются «Кентерберийские рассказы», опубликованные в последнее десятилетие его жизни. Герои этого произведения двадцать девять человек паломников, направляющихся в Кентербери и по дороге развлекающих друг друга рассказами. Согласно первоначальному замыслу каждый должен был поведать остальным две истории. Из пятидесяти восьми рассказов были написаны всего двадцать три, то есть меньше половины. Однако разнообразие содержания, стилей повествования, характеров героев и выбранных тем делает их настоящей энциклопедией нравов и обычаев средневековой Европы.
Один из паломников рыцарь; его рассказом начинается цикл. Сюжет «Рассказа рыцаря», ставшего источником «Двух знатных родичей», заимствован Чосером из поэмы Джованни Боккаччо «Тезеида».
Это история куртуазной любви — искусной игры между мужчиной и женщиной, придуманной южнофранцузскими трубадурами в эпоху Крестовых походов. По правилам этой игры женщина являлась госпожой и богиней одновременно, а мужчина играл роль ее вассала и почитателя. Он был обязан исполнять любой каприз прекрасной дамы и страдать от мук любви, которая не имела ничего общего с реальной жизнью (тем не менее благодаря любовным романам эта традиция дожила до наших дней). Такая любовь не могла закончиться браком; ей по определению полагалось преодолевать непреодолимые препятствия (например, дама была замужем за другим). Куртуазная любовь выглядела пародией на истинные чувства, пародией на героические подвиги, пародией на поэзию, в ней не было ничего подлинного, одна только трескотня.
В начале своей карьеры драматурга Шекспир довольно добродушно высмеял куртуазную любовь в пьесе «Бесплодные усилия любви». (Куда более сильный удар этому обветшалому идеалу нанес великий испанский роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», первая часть которого была издана в 1605 г. Высмеяв любовь Дон Кихота к Дульсинее Тобосской, Сервантес покончил с куртуазной любовью раз и навсегда.)
В «Двух знатных родичах» Шекспир и Флетчер призывают относиться к культу Прекрасной Дамы всерьез, но мы, люди XX в., уже не способны откликнуться на подобную просьбу. Впрочем, Шекспир на это и не рассчитывает. Похоже, что написанные им сцены предназначены для маскарада. Он стремится создать «зрелище».
«...Что Робин Гуд...»
Внешний блеск и зрелищность пьесы, вероятно, вызваны желанием придать новую жизнь произведениям Чосера. (Примерно так же поступают в наши дни, переделывая пьесы Шекспира в мюзиклы.) По крайней мере, Флетчер в прологе просит публику не тревожить прах Чосера шиканьем и говорит:
О, кто мне даст защиту, кто прогонит
Пустую эту болтовню писак,
Испортивших мои творения так,
Что Робин Гуд серьезней их стократно!Пролог, строки 18—21
Фольклорный герой Робин Гуд стал известен английской публике благодаря множеству баллад, впервые появившихся (по мнению современных литературоведов) при жизни Чосера. Эти баллады были чрезвычайно популярны, однако никто не считал их серьезной поэзией. Современным аналогом этих баллад можно считать очень популярные, но в литературном отношении не имеющие ценности телевизионные вестерны.
«Весны рожденье...»
Считается, что первая сцена пьесы написана Шекспиром. Входит Гименей, древнегреческий бог брака. (Это всего лишь воплощение идеи; ни в одном мифе этот бог не играет главной роли.) Гименея сопровождают нимфы, за которыми следует свадебная процессия — жених, невеста, друг жениха и сестра невесты. На сцене царит веселая, праздничная атмосфера. Пьеса начинается гимном в честь ранних цветов:
Первоцвет, весны рожденье,
Ранний вестник наслажденья...Акт I, щека 1, строки 7—8
Слово Ver (устаревшее «весна») происходит от французского vert — «зеленый». В английском языке есть производные от этого слова: verdure («зелень») и verdant («зеленеющий», «незрелый»).
Выясняется, что жених и невеста — те самые Тезей и Ипполита, свадьба которых описана в «Сне в летнюю ночь». (Некоторые литературоведы считают, что именно «Рассказ рыцаря» вдохновил Шекспира на создание «Сна в летнюю ночь». Описанная Чосером свадьба легла в основу сюжета, придуманного Шекспиром. То же происходит и в данном случае.)
В хорошо известном мифе о Тезее и Пиритое последний решает взять в жены саму Прозерпину, царицу подземного царства. Преданный друг Тезей предлагает Пиритою свою помощь, и они вторгаются в Аид. Благодаря волшебству оба оказываются заперты в креслах, из которых не могут подняться. Похоже, их наказали за дерзость, и такому состоянию не видно конца. Однако Геркулес все-таки освобождает героев. (Правда, в некоторых вариантах он освобождает только Тезея, а Пиритой навсегда остается пленником Аида.)
В этой пьесе у Ипполиты есть сестра, хотя в предыдущей пьесе такой роли нет. Это Эмилия, персонаж не древнегреческих мифов, а средневековой литературы. Именно ей предстоит стать главной героиней «Двух знатных родичей», той самой куклой, вокруг которой будет вращаться сюжет, воскрешающий мумию куртуазной любви.
«...Жестокого Креона...»
Однако не успевает начаться свадьба, как на сцене появляются три королевы. Каждая опускается на колени перед одним из участников свадебной процессии и обращается к нему с мольбой. Первая королева (безымянная и у Шекспира, и у Чосера) падает к ногам Тезея и говорит:
Пред вами здесь три скорбных королевы,
Мужья которых пали жертвой злобы
Жестокого Креона, — их тела
Лежат добычей коршунов когтистых
И пищею слетевшихся ворон
В полях нечистых Фив. Тиран свирепый
Не позволяет нам их трупы сжечь
И в урны пепел их собрать...Акт I, сцена 1, строки 39—44
С Фивами связан знаменитый миф об Эдипе. Отнесенный в младенчестве в горы и воспитанный в другом государстве, Эдип не знал, что он сын фиванских царя и царицы. По дороге в Фивы он случайно убивает царя и, придя в город, женится на царице, то есть убивает собственного отца и женится на собственной матери (отсюда выражение «эдипов комплекс»). От собственной матери у Эдипа было два сына (Этеокл и Полиник) и две дочери (Йемена и Антигона).
Когда раскрылась правда, Эдип ослепил себя и отправился в добровольное изгнание, а Иокаста, его мать и жена, покончила с собой.
Правителем Фив стал младший брат Иокасты Креон. Своим наследником он назначил Этеокла, старшего сына Эдипа. Младший сын Эдипа Полиник, отправленный в ссылку, уговорил нескольких вождей Аргоса (города, расположенного в ста километрах к юго-западу от Фив) возглавить поход против Фив.
В битве приняли участие пять аргосских вождей. К ним присоединились Полиник и Тидей, случайно убивший брата и после этого бежавший из Аргоса. Тидей был отцом Диомеда, знаменитого греческого воина, прославившегося при осаде Трои и ставшего одним из главных героев пьесы Шекспира «Троил и Крессида».
Хотя миф о походе этих вождей называется «Семеро против Фив», однако в «Двух знатных родичах» их число сокращено до трех.
Семеро вождей были разбиты. Одержавший победу Креон, стремясь отомстить врагам (и особенно племяннику Полинику, который изменил родному городу), приказал оставить мертвых аргивян на поле боя и отдать их на растерзание хищным зверям и птицам.
Более страшного наказания для греков не было. Согласно их представлениям, пока тело умершего не сожгут по тогдашнему обычаю на костре, его душа будет скитаться у границ Аида. Отдав такой приказ, Креон совершил святотатство, поскольку считалось недопустимым поступать так даже с ненавистным врагом.
Этот миф лег в основу «Антигоны», пьесы Софокла, одного из величайших древнегреческих драматургов. Антигона, младшая дочь Эдипа, считает, что должна исполнить обряд и похоронить брата Полиника. Она выполняет свой долг, хотя это грозит ей смертью.
Видимо, три королевы пытались повторить подвиг Антигоны, но потерпели неудачу и теперь вынуждены просить Тезея вторгнуться в Фивы, наказать Креона и дать возможность похоронить павших воинов.
«Король был славный Капаней...»
Тезей не остается глух к мольбе, поскольку давно знаком с Первой королевой. Он говорит:
Твой муж — король был славный Капаней:
В тот день, когда с тобою в брак вступал он,
В такое ж время года, как теперь, —
Пред Марса алтарем его я встретил.Акт I, сцена 1, строки 59—61
Смерть Капанея, одного из семерых вождей, выступивших против Фив, была трагической. Он приставил к стене Фив лестницу и начал подниматься по ней, хвастаясь, что теперь даже Юпитер (Зевс) не помешает ему взять город. В ту же минуту Юпитер метнул в него молнию и убил на месте. У Капанея был сын Сфенел, который участвовал в осаде Трои вместе со своим другом Диомедом. Сфенел упоминается в «Илиаде», но в пьесе «Троил и Крессида» отсутствует.
Жену Капанея звали Эвадна; видимо, она и есть Первая королева.
«Шкурой льва Немейского...»
Тезей присутствовал на свадьбе Капанея и Эвадны и восхищался красотой невесты. И не он один. Тезей говорит:
Сам Геркулес, мой родственник, — столь слабый
Пред взорами очей твоих прекрасных, —
Покорно булаву свою сложил
И, шкурой льва Немейского прикрывшись,
Свою вам кротко клятву приносил.Акт I, сцена 1, строки 66—69
Это ссылка на первый подвиг Геркулеса. Герою предстояло убить льва, обитавшего в Немейской долине, в 10 милях (16 км) к юго-западу от Коринфа. Немейский лев был огромным чудовищем, шкуру которого не могло пробить никакое оружие. Геркулес пробовал поразить его стрелами, мечами и палицей, но оружие было бессильно. Тогда он схватил зверя за горло и задушил. А потом освежевал его единственным, что могло прорезать шкуру: собственными когтями льва, острыми как бритвы. После этого он всегда носил шкуру льва, используя ее как щит.
«...Беллоны шлемоносной...»
Тезей велит Первой королеве встать и соглашается выполнить ее просьбу:
О, встань, вдова, прошу!
Молись у ног Беллоны шлемоносной
Ты обо мне, о воине своем!Акт I, сцена 1, строки 74—76
Беллона — не персонаж греческих мифов. Это римская богиня войны (по-латыни «война» — bellum), считавшаяся то ли женой, то ли сестрой Марса. Неподалеку от Рима находился ее храм; там собирался сенат во время переговоров с иностранными послами или торжественных встреч полководцев, одержавших победу над врагом.
«У берегов Авлиды...»
Вторая королева молит Ипполиту, третья — Эмилию. Сестры сочувствуют им, но Тезей (что вполне естественно) хочет продолжить свадьбу, а уже затем вступить в поход против Креона. Королевы и даже Ипполита с Эмилией просят изменить ход событий и сначала победить Креона.
Тезей неохотно соглашается и приказывает своему полководцу:
Сбирай войска; у берегов Авлиды
Меня ты встретишь с половиной рати,
Достаточной и для труднейших дел.Акт I, сцена 1, строки 210—212
[В оригинале: «...у берегов Авлоса». — Е.К.]
Авлос знаменит тем, что там поколением позже собирался греческий флот, чтобы плыть к Трое. Шекспир, не поборов искушения, заставил Тезея собрать свое войско там же.
Авлос расположен на море, в том месте, где материк отделен от огромного острова Эвбея только проливом Еврипид, ширина которого не превышает мили (1,6 км). В этом месте можно было собрать флот, не опасаясь нападения. По прямой от Авлоса до Трои всего-навсего 170 миль (272 км) к северо-востоку.
Но зачем собирать войско в морском порту, собираясь напасть на Фивы, отделенные от Афин лишь сушей и лежащие в 35 милях (56 км) к северо-западу? Предварительный переход в Авлос только усложнял дело. Тем более что Авлос находился в вассальной зависимости от Фив и афинян там наверняка тоже ожидал бой.
«О Паламон, друг милый...»
Действие второй картины происходит в Фивах. Беседуют два фиванских воина. Один из них говорит:
О Паламон, друг милый, мне родной
По сердцу даже больше, чем по крови,
С невинной, неиспорченной душой!
Кузен...Акт I, сцена 2, строки 1—2
Этого молодого воина зовут Аркит. Не стоит упоминать, что ни в одном греческом мифе таких героев нет. Эти персонажи созданы авторами средневековых романов. Они идеальные рыцари — смелые, благородные и беззаветно преданные друг другу.
Видимо, они состоят в родстве с Эдипом, потому что, когда Паламон обличает испорченность и упадок нравов в Фивах и винит в этом одного человека, Аркит сразу же догадывается, о ком идет речь:
Дядя наш Креон.Акт I, сцена 2, строка 62
Тут приходит известие о вторжении Тезея, и два молодых воина, собиравшиеся бежать из Фив, понимают, что обязаны вступить в борьбу с иноземцами.
«Итак, во имя Аполлона...»
Тезей одерживает победу и выручает тела павших воинов. Теперь королевы могут похоронить их, как того требует обряд.
Победа Тезея над Фивами мельком упоминается в пьесе «Сон в летнюю ночь». О трагическом конце Эвадны в «Двух знатных родичах» не говорится. Когда тело Капанея горело на костре, Эвадна поняла, что не переживет разлуки с мужем. Она бросилась в огонь и сгорела заживо.
Но битва имела еще одно последствие. Паламон и Аркит попали в плен к афинянам. Юные фиванцы храбро сражались, однако не устояли перед численно превосходившим противником и были тяжело ранены. Тезей, на которого подвиги юношей произвели сильное впечатление, просит своих лекарей спасти их. Он говорит:
Итак, во имя Аполлона, ради
Любви моей, — что лучшего есть в нас, —
Пусть это все сослужит службу лучшим
Их качествам!Акт I, сцена 4, строки 45—47
Аполлон — бог изящных искусств; видимо, медицина считалась одним из них. (Кроме того, он был богом болезней; именно его стрелы губили жителей города, пораженного чумой.) Асклепий (Эскулап), который в мифах выступает как бог врачевания, был сыном Аполлона.
«Парфянские стрелки...»
Считается, что весь первый акт принадлежит Шекспиру, а большая часть второго, третьего и четвертого актов написана Флетчером.
Паламон и Аркит оправились от ран, но находятся в афинской тюрьме. Их охраняет тюремщик, у которого есть хорошенькая дочка. Оба персонажа безымянны и значатся в списке действующих лиц только как Тюремщик и Дочь тюремщика. Кроме того, есть молодой человек, влюбленный в дочь; в списке он значится как Жених дочери тюремщика.
Два фиванца, приговоренные к пожизненному заключению, оплакивают радости прежней жизни, которые им больше не суждено испытать. К этим радостям относится и охота:
Фиванских верных псов,
Леса родные оглашавших лаем,
Не будем мы, как прежде, громко звать;
Метать не будем острых копий наших
В свирепых вепрей, в ужасе пред нами
Бегущих, как парфянские стрелки,
Не поразим их нашей острой сталью!Акт II, сцена 1, строки 107—110
[В оригинале: «...дрожащих, как парфянские колчаны». — Е.К.].
Парфяне — древний народ, проживавший на территории современных Ирана и Ирака и славившийся своими конными лучниками. Римляне воевали с ними несколько веков и иногда терпели поражения. Видимо, дикий вепрь, утыканный стрелами, действительно напоминал парфянский колчан.
Конечно, эта фраза явный анахронизм. Парфяне сложились как нация в 250 г. до н. э., ровно через тысячу лет после эпохи Тезея. Однако, если перенести сцены с участием Паламона и Аркита в Средние века, упоминание о парфянах перестанет быть анахронизмом.
«...В родстве со мною благородном?»
Однако молодых людей не разлучили; постепенно двоюродные братья начинают понимать, что, пока они вместе, жизнь продолжается. Каждый прославляет их дружбу; связывающую их, и создается впечатление, что их совместное заключение — это блаженство и что такую дружбу невозможно разрушить.
Но тут в саду, примыкающем к тюрьме, появляется Эмилия со своей служанкой. Они собирают цветы, и Эмилия рассказывает миф о Нарциссе.
Юноши, только что клявшиеся в вечной дружбе, видят Эмилию в окно (сначала Паламон, потом Аркит) и тут же (по правилам куртуазной любви) так влюбляются в нее, что от других чувств не остается и следа.
Внезапно друзья превращаются в соперников, и Паламон начинает доказывать, что только он имеет право любить Эмилию, потому что первым увидел девушку и пригласил Аркита полюбоваться ею. Однако Аркит считает, что перед любовью все равны, и говорит:
Так почему ж так злобно, так коварно
Ты смотришь, точно ты мне стал чужим
И не в родстве со мною благородном?
Ее один желаешь ты любить!Акт II, сцена 1, строки 250—252
[В оригинале: «Тогда почему ты ведешь себя так коварно, словно чужой, а немой знатный родич...» — Е.К.]
Именно из этих строк взято название пьесы. Паламон и Аркит — «два знатных родича».
«Посмотрим игры...»
Ссора прекращается, так как Аркита уводят. Вскоре Паламон узнает, что Аркита по просьбе Пиритоя выпустили из тюрьмы, но навсегда изгнали из Афин.
Паламон боится, что, освободившись, Аркит соберет войско, победит афинян и завоюет Эмилию. В свою очередь, Аркит, возвращающийся в Фивы, боится, что оставшийся в тюрьме Паламон найдет возможность ухаживать за Эмилией и добьется ее любви.
Тут Аркит сталкивается с группой крестьян, собирающихся на праздник. Один из них говорит:
Посмотрим игры, а потом — за дело!Акт II, сцена 2строка 36
Здесь, как и в «Сне в летнюю ночь» (еще одной пьесе о свадьбе Тезея и Ипполиты), появляется группа простолюдинов, устраивающих представление в честь Первого мая; похоже, что действие пьесы «Сон в летнюю ночь» также разворачивается в этот период (см. в гл. 2: «Обряды майские...»).
Аркит решает игнорировать приказ об изгнании, присоединиться к поселянам и, прикрывшись маской, участвовать в соревнованиях атлетов, которые проводятся во время праздника Первого мая.
Как и следовало ожидать, он побеждает в состязаниях по борьбе, проходящих на глазах у Тезея и его придворных. Его никто не узнает (у Шекспира маски всегда выполняют свою роль). Аркиту даже удается переговорить с Эмилией и поступить к ней на службу.
«К королю пигмеев...»
Однако Аркиту не везет. Дочь тюремщика, влюбившаяся в Паламона, выпускает его из тюрьмы, но не может освободить юношу от цепей.
Паламон находит Аркита и вызывает его на дуэль, но их прежняя дружба еще жива. Аркит помогает ему спрятаться, приносит еду, вино и напильники, чтобы избавиться от оков. Юноши с умилением вспоминают прежнюю дружбу, но тут всплывает имя Эмилии, и вражда вспыхивает вновь.
Тем временем несчастная дочь тюремщика разыгрывает наедине с собой несколько коротких сценок. Сначала девушка вспоминает свою любовь к Паламону, потом отчаянно ищет юношу, чтобы освободить его от цепей, сокрушается, что не может его найти, боится, что он умер, наконец, лишается рассудка, страстно желая узнать судьбу исчезнувшего Паламона, у нее начинается бред:
Хотела б я
Найти лягушку: мне бы рассказала
Она про все, что нового есть в мире.
Еще хотела б раковину я
Иметь и сделать из нее кораблик;
Как северный иль северо-восточный
Подует ветер, — к королю пигмеев
Я быстро понеслась бы: он отлично
Умеет всем предсказывать судьбу.Акт III, сцена 4, строки 12—16
О пигмеях впервые упоминается в «Илиаде» Гомера. Это карлики, которые постоянно воюют с журавлями (следовательно, они так малы, что журавль может их съесть). Слово «пигмей» происходит от греческого слова, означающего длину руки от локтя до костяшек пальцев; так что рост карликов около тридцати сантиметров. Предполагалось, что они живут где-то в Эфиопии (этим греческим словом называли таинственные земли, расположенные к югу от Египта).
Позднее возобладало мнение, что пигмеи — порождение богатой фантазии древних греков, но, как ни странно, в XIX в. в Центральной Африке действительно обнаружили племена карликов (конечно, ростом не в 30, а примерно в 120 сантиметров).
Вполне возможно, что некоторые из них сталкивались с египтянами, совершавшими военные походы на юг, так как Египет во времена расцвета включал в себя отдаленные земли (например, территорию нынешнего Судана). Вероятно, египтяне брали пигмеев в плен; слухи о карликах (конечно, преувеличенные) проникли в греческие мифы.
Дочь тюремщика с грустью поет песню о девушке, разыскивающей любимого, но потом, теряя последние силы, она с трудом произносит:
Теперь хотела б я, как соловей,
На шип своею грудью наколоться:
Без этого засну я мертвым сном.Акт III, сцена 4, строки 25—26
В мае соловьи поют всю ночь; существует народное поверье, что соловей прижимается к колючке, чтобы боль не давала ему заснуть и заставляла петь не умолкая.
«...Вепрь пред Мелеагром»
Крестьяне репетируют танец, чтобы доставить удовольствие Тезею и Ипполите, отправившимся на охоту. (Это напоминает пьесу «Пирам и Фисба», показанную для развлечения той же пары в «Сне в летнюю ночь».)
Крестьянами командует педантичный школьный учитель, перегружающий свою речь ненужными указаниями. Например, он велит крестьянам спрятаться в чаще и выскочить оттуда по сигналу, чтобы удивить Тезея:
Сейчас же я бросаю шапку вверх, —
И в этот миг, — заметьте хорошенько! —
Вы выскочить пред герцогом должны,
Как калидонский вепрь пред Мелеагром.Акт III, сцена 5, строки 17—19
Согласно греческим мифам, Мелеагр был царем Калидона в Этолии. Его имя упоминается в связи с чудовищным вепрем, посланным Дианой (Артемидой) и опустошавшим тамошние земли. Для охотника на «калидонского вепря» собрали огромный отряд; в него вошли многие герои, в том числе Тезей с Пиритоем.
Во время охоты вепрь выскочил из чащи прямо на Тезея. Тот метнул в чудовище копье, но промахнулся. Афинянин мог погибнуть, но стоявший рядом Мелеагр бросил свое копье более точно, отвлек вепря от его жертвы, а потом убил его.
В данных обстоятельствах упоминание школьного учителя о вепре чрезвычайно неуместно.
«Танец мавританский...»
Когда поселяне занимают свои места, оказывается, что не хватает одной девушки. Поначалу кажется, что представление не состоится, но тут на сцену выходит безумная Дочь тюремщика, и ее немедленно включают в число участников.
Прибывает Тезей со своими спутниками. Поселяне прячутся, и Тезея встречает школьный учитель со словами:
...здесь пред вами стая,
Компания, иль сборище крестьян,
Иль, так сказать, веселый хор крестьянский,
Который хочет танец мавританский Пред господами здесь протанцевать.Акт III, сцена 5, строки 105—107
Шуточный танец «моррис» (буквально — «мавританский») обычно исполняли на празднике в честь Первого мая. Считается, что он возник из какого-то магического обряда, потому что в танце принимали участие мужчины в масках животных, а другие танцоры стреляли в них. Возможно, это был ритуальный танец, посвященный удачной охоте или плодородию, потому что в танце наряду с остальными участвовали Король и Королева мая.
И действительно, школьный учитель упоминает обоих, рассказывая о представлении. Он говорит, что выйдет первым, а потом:
За мной «Князь мая» следует с женой...Акт III, сцена 5, строка 124
В танце участвуют и другие персонажи; фигура одного из них, по крайней мере, настолько колоритна, что невозможно не понять подлинный смысл праздника, посвященного оплодотворению природы. Это комический простак по имени Бавиан. Он снабжен хвостом, напоминающим о происхождении персонажа от хвостатых сатироподобных духов дикой природы. Школьный учитель, чуть ранее проводивший смотр участников, боялся, что простак нарушит границы пристойности, и говорил:
А где же Павиан?
Мой друг, прошу носить свой хвост прилично,
Чтоб дамы не обиделись.Акт III, сцена 5, строки 33—35
[В оригинале: «Бавиан». — Е.К.]
Но ясно, что хвост — не единственный атрибут Бавиана. У него есть и фаллос, причем таких внушительных размеров, что вряд ли удастся скрыть его от взоров стыдливых дам. Тем более что школьный учитель, официально представляя компанию Тезею и его спутникам, сам указывает на то, что в никаких указаниях не нуждается:
За ними «Клоун» плотоядный, «Шут»
И «Павиан» с большим хвостом придут.Акт III, сцена 5, строки 130—131
[В оригинале: «Бавиан с большим хвостом и длинным удом...» — Е.К.]
Возможно, желая завуалировать языческий характер праздника Первого мая и смягчить сопротивление церкви, со временем в танце начали участвовать новые популярные герои вроде Робин Гуда и девы Мэриан (игравших роли Короля и Королевы мая), а также другие участники его шайки. В конце концов, Робин Гуд охотился на оленей и столько лет прожил в лесу, что сам стал напоминать лесного духа. Благородный разбойник — вполне подходящая фигура для праздника, а его популярность делала танец «моррис» более пристойным.
Кстати, почему этот танец называется мавританским? Высказывают предположение, что танец завезли из Испании во время правления короля Эдуарда III (его сын, Черный принц, воевал в этой стране). Согласно данной гипотезе, это был военный танец мавров, а от танца мавров до танца «моррис» один шаг. Согласно другому предположению, участники этого маскарадного танца мазали лица и руки черной краской, в результате чего становились похожими на мавров.
Кстати сказать, танец действительно делает пьесу более зрелищной.
«Кастором клянусь я...»
Аркит и Паламон готовы начать дуэль. Они по-дружески помогают друг другу надеть доспехи, но сражаются всерьез, поскольку по правилам куртуазной любви рыцарь приносит в жертву своей страсти все остальные чувства.
Тезей и его спутники натыкаются на них во время охоты. Тезей разгневан, поскольку дуэли запрещены законом. Еще не разглядев сражающихся, он кричит им:
Кастором клянусь я,
Что оба вы умрете!Акт III, сцена 6, строка 137
Не совсем обычная клятва, потому что Кастор — член неразлучной пары Кастор и Полидевк (Поллукс у римлян). Эти близнецы — идеал братской любви. Оба рождены Ледой и являются братьями той самой Елены, из-за красоты которой началась Троянская война.
Кроме того, Тезей не может клясться Кастором, потому что Кастор и его брат — современники Тезея — пока еще живы и не успели стать богами.
Как бы там ни было, но свою клятву Тезей нарушает. Пиритой, Ипполита и Эмилия просят его позволить воинам решить спор с помощью оружия. Поскольку Эмилия отказывается сделать выбор, но соглашается выйти замуж за победителя (в полном соответствии с законами куртуазной любви), Тезей дает им отсрочку на месяц. Затем каждый прибудет в сопровождении трех друзей и примет участие в поединке за руку прекрасной дамы.
«Светлою Иридой...»
Безумная Дочь тюремщика возвращается домой. Верный Жених приходит справиться об ее здоровье. Он видел, как потерявшая рассудок девушка бродила по лесам, и решил, что она прекрасна:
...светлою Иридой, к нам с небес
Слетевшею.Акт IV, сцена 1, строки 87—88
Ирида означает «радуга»; так зовут богиню, олицетворяющую это явление. Так как радуга похожа на изящный небесный мост, легко представить себе, что это путь с земли на небо. Тем же именем называли вестника, который проделывал этот путь; впоследствии Ирида действительно стала вестницей, приносящей приказы богов смертным и особенно прислуживающей Юноне (Гере).
«Резвый и прекрасный Ганимед...»
Эмилия страдает. Девушка огорчена тем, что либо Паламону, либо Аркиту придется погибнуть из-за нее. Она могла бы предотвратить их смерть, если бы выбрала одного из них, но это невозможно. У нее есть портреты обоих молодых людей. Эмилия рассматривает их и восхищается тем и другим. Об Арките она говорит:
Так резвый и прекрасный Ганимед
Воспламенил любовной страстью Зевса,
И бог похитил юного красавца...Акт IV, сцена 2, строки 15—17
[В оригинале игра слов: wanton означает и «резвый», и «распутный». — Е.К.]
Согласно греческим мифам, Ганимед — прекрасный троянский царевич, в которого влюбился Юпитер (Зевс). Юпитер явился мальчику в виде орла, унес его на небо, где он стал виночерпием богов. Это еще один пример распространенной у богов гомосексуальности (как и в случае Аполлона и Гиацинта — см. в гл. 1: «Пурпурный с белизной цветок...»). На сей раз гомосексуалистом является сам Юпитер.
Использование имени Jove вместо Jupiter широко распространено. Первое имя происходит от латинского слова, имеющего значение просто «бог».
«...Пелопса плечо!»
Эмилия говорит про лоб Аркита, что тот
Возвышенный, красивый, величавый,
Как Гера волоокая! Нежнее
Он округлен, чем Пелопса плечо!Акт IV, сцена 2, строки 20—21
[В оригинале: «Он округлен, как лоб волоокой Геры, и более нежен и гладок, чем плечо Пелопса». — Е.К.]
Пелопс — тот самый сын Тантала, которого отец убил и подал на обед богам (см. в гл. 1: «Таких и сам Тантал не ведал бед...»). Боги сразу поняли, чем их угощают, и не стали есть. Исключение составила Деметра, которая так горевала по исчезнувшей Прозерпине, что по рассеянности съела кусочек плеча мальчика. Боги воскресили Пелопса и заменили отсутствовавшую часть тела пластиной из слоновой кости. Поэтому в литературе плечо Пелопса стало идеалом гладкости.
Но потом Эмилия смотрит на другой портрет и приходит к выводу, что Паламон тоже прекрасен. Нет, сделать выбор выше ее сил.
«Серебряную монету...»
Тюремщик приводит врача к больной дочери. Бедняжка не может говорить ни о чем и ни о ком, кроме Паламона. Она убеждена, что Паламон мертв и что в загробном мире Дидона забудет Энея (см. в гл. 2: «Крепчайшим луком Купидона...») ради Паламона. Упоминание о Дидоне в этой пьесе — такой же анахронизм, как и в «Сне в летнюю ночь».
Кажется, девушка сама думает о смерти, которая позволит ей соединиться с Паламоном в загробном мире. Конечно, это потребует соблюдения определенных ритуалов:
- Вы должны принести серебряную монету на кончике языка, а то вас не перевезут.
Акт IV, сцена 3, строки 19—21
Греки считали, что Харон, паромщик подземного царства, не перевезет душу через реку Стикс, пока ему не заплатят; для этой цели в рот каждому покойнику клали маленькую серебряную монету.
«...Срыванием цветов для Паламона»
Дочери тюремщика кажется, что все наладится, как только она окажется в Елисейских полях:
- ...мы, девушки, которых жизнь погибла, разбита на куски любовью, все придем туда и будем заниматься только срыванием цветов для Паламона. Я наберу для него букет...
Акт IV, сцена 3, строки 24—26
[В оригинале: «...рвать цветы с Прозерпиной. Тогда я наберу для Паламона букет...» — Е.К.]
Аид похитил Прозерпину, когда она рвала цветы, так что это занятие ей вполне подходит.
Выслушав этот бред, врач решает, что вылечить безумие девушки можно только одним способом — пусть она думает, что Паламон рядом. Поэтому он уговаривает Жениха сыграть роль Паламона и делать все, что от него потребуется. Жених соглашается, и Дочь тюремщика принимает его. Излечилась ли она — неизвестно, но для этой пары пьеса заканчивается счастливо.
«Алкид в сравненье с ним...»
Рыцарский турнир под предводительством Аркита и Паламона вот-вот начнется. В пятом акте Шекспир дает волю перу и жертвует всем в угоду зрелищности. Оба воина должны принести клятву богам. Аркит выбирает Марса (Ареса), бога войны, и получает обещание победы в виде короткого удара грома.
Паламон обращается не к Марсу, а к Венере, богине любви (по законам куртуазности это более правильный выбор), и тоже получает знак в виде музыки и появления голубей.
Эмилия молится девственной Диане (Артемиде) и просит даровать победу тому из рыцарей, кто ее больше любит. В ответ с куста падает роза.
Бой разгорается не на шутку, но проходит за кулисами. Сначала по доносящимся оттуда крикам зрители догадываются, что перевес на стороне Паламона, но в конце концов победу одерживает Аркит; Марс выполняет свое обещание.
Тезей чрезвычайно восхищен обоими. Проигравший Паламон заслуживает его похвалу:
Я очарован
Так сильно им, что, кажется, Алкид
В сравненье с ним — кусок свинца простого.Акт V, сцена 3, строки 119—120
Чаще всего у греков было одно имя. Это неминуемо приводило к дублированию, и для определения личности приходилось добавлять к имени либо название родного города, либо имя отца. Про человека могли сказать «Диомед, сын Тидея» или просто «сын Тидея»; это тоже указывало на Диомеда. По-гречески «сын Тидея» — Тидид.
Называть Геркулеса по имени отца было бы затруднительно, так как его отцом был Юпитер, явившийся матери Геркулеса Алкмене в образе ее мужа Амфитриона. Поскольку Амфитрион был классическим рогоносцем, авторы мифов не могли назвать Геркулеса Амфитрионидом. Но выход из положения нашелся: Геркулеса наградили именем в честь деда, отца Амфитриона, которого звали Алкеем. Так он стал Алкидом.
В заключение следует сказать, что битву с помощью Марса выиграл Аркит, однако даму с помощью Венеры получил все же Паламон. Когда ликующий Аркит сел на коня, тот [согласно Чосеру, испуганный фурией, которую по просьбе Венеры вызвал из Аида Сатурн. — Е.К.], сбросил всадника, упал и придавил его. Аркита приносят на сцену, он умирает, успев передать свое право на Эмилию Паламону: Тезей подтверждает, что перед смертью Аркит все же признал, что Паламон первым увидел Эмилию.
Теперь все правила куртуазной любви соблюдены, и можно опустить занавес.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |