Отсутствие образования

Вопиющая непригодность Уильяма Шекспира на роль автора приписываемых ему сочинений проявится наиболее ярко, если представить, что Первое фолио и другие работы, носящие его имя, вышли анонимно, как, скажем, «Письма Юниуса»^*, и их автор остался неизвестным, навсегда дав пищу для споров. В этом случае никто никогда не предложил бы в качестве претендента на авторство Уильяма Шекспира из Стратфорда. Многие (в том числе многие нынешние апологеты Шекспира), несомненно, сказали бы, что автор — аристократ, представитель высшего класса елизаветинской Англии, гордящийся родственными связями; споры велись бы (как, собственно, и ведутся сейчас) вокруг фигуры, подобной графу Оксфорду или Фрэнсису Бэкону, которые уже очень давно главные претенденты на авторство. Почти наверняка можно сказать, что Шекспир из Стратфорда не был бы назван автором «шекспировских» произведений. И если бы кто-то вдруг предположил, что автор анонимных произведений — владелец театра и актер, родившийся в Стратфорде, то его подняли бы на смех, а критики поспешили бы напомнить, что Шекспир был малообразован и не имел связей ни при дворе, ни в политических кругах, чего бесспорно нельзя сказать об авторе пьес. Убожество среды, в которой вырос и жил Шекспир, отсутствие документов, свидетельствующих о том, что он писал пьесы и стихи, стали бы для подавляющего большинства ученых вескими причинами не включать его в список претендентов на авторство. Короче говоря, никто никогда, начиная с первых публикаций пьес и по настоящий день, не назвал бы Шекспира автором «шекспировских» произведений, если бы они так и остались анонимными.

Те, кто последние сто пятьдесят — двести лет сомневался в том, что Уильям Шекспир из Стратфорда — автор произведений, носящих его имя, постоянно указывали на вопиющие противоречия и нестыковки в дошедших до нас сведениях о его жизни. Это, по-видимому, и породило вопрос: мог ли Шекспир и правда быть автором? Пожалуй, в самое серьезное противоречие вступают писательское мастерство и эрудиция автора, с одной стороны, и скудное образование актера из Стратфорда — с другой. Мы точно не знаем, где учился Шекспир, — предполагают, что в местной грамматической школе (Новая королевская школа на Чёрч-стрит в Стратфорде), поскольку его отец Джон Шекспир, как житель города, имел право учить сына в городской школе. (Архивы XVI века этой школы не сохранились; единственное указание, кроме самоочевидного предположения, на то, что Шекспир посещал школу, — строка из первой биографии Шекспира, написанной Николасом Роу (1709): «Он какое-то время обучался в школе»¹.) Но если Шекспир и ходил в школу, то лет пять, не больше — с семи до двенадцати. Позже у его отца начались финансовые затруднения, и он перестал быть членом городского совета. Многие шекспироведы считают, что Шекспир расстался со школой как раз в этот период. Так, во всяком случае, считает Николас Роу. А Джон Обри предполагал, что подросток Уилл часто работал вместе с отцом, который «какое-то время занимался ремеслом мясника»².

Знания, которые Шекспир мог получить в стратфордской школе, хотя и были в каком-то отношении разнообразными, привели бы в отчаяние современных теоретиков образования. Вообразите себе картину: классная комната полна уставших мальчишек, которые часами, с шести утра до половины шестого вечера — правда, с переменами между уроками — зубрят латинские тексты и грамматику³. Непослушных учитель бьет по поводу и без повода. По-видимому, юный Шекспир в конце концов прочитал Библию и латинских классиков, таких, как Цицерон и Вергилий, но пользы от этого, вероятно, было немного: ученики, которых не учили мыслить самостоятельно, тупели и никаких способностей не проявляли, кроме разве что способности к овладению латинской грамматикой. То, чему учили в школе, не имело никакого отношения к свободным искусствам или хотя бы к одной из множества областей (от новых открытий в естествознании до юриспруденции), которые, судя по пьесам, были так хорошо знакомы автору шекспировских пьес. Но, пожалуй, особенно важно то, что все или почти все уроки, на которых присутствовал Шекспир, шли на латыни, и главная их цель заключалась в том, чтобы ученик хотя бы в какой-то мере овладел этим языком. Нет нужды напоминать, что Шекспир не отличался хорошим знанием латыни, зато родным языком владел как никто, хотя английский в школе не преподавали и на уроках на нем не говорили. Так как же подобная школа могла поспособствовать тому, чтобы Шекспир стал величайшим в мире писателем? Это пытаются объяснить биографы-стратфордианцы: они (правда, не все) предполагают, что один из постоянно меняющихся учителей обратил внимание на исключительные способности ученика и стал давать ему дополнительные уроки. По мнению Парка Хонана, это был Томас Дженкинс, выпускник Оксфорда, преподававший в стратфордской школе с 1575 по 1579 год, — он, «по-видимому, и познакомил Уильяма с "Метаморфозами" Овидия или со знаменитым [переводом] Артура Голдинга»⁴. Это предположение не имеет документального подтверждения⁵. Стратфордские преподаватели учили десятка два мальчишек механически заучивать тексты по одиннадцать часов в день, шесть дней в неделю. Так была ли у них возможность, было ли время давать еще и дополнительные уроки?⁶

Семья Шекспира вряд ли укрепляла в нем тягу к знаниям. Отец был неграмотным, из чего, похоже, следует, что в отчем доме не имелось ни одной книги. Нет ни одного очевидного свидетельства, что мать, Мэри Арден, умела писать. На документе о продаже дома в 1579 году она, вероятно, хотела поставить вместо подписи инициалы: S.M., но ошиблась и написала M.S.; рядом стоит ее имя, написанное рукой писаря. «Маленький, аккуратный, довольно сложный знак, — пишет Хонан, — в нем буква S написана почерком грамотного человека; в букве M (если действительно пытались написать эту букву) недостает последнего завитка»⁷. Среди жителей Стратфорда (около тысячи трехсот человек), похоже, только викария и школьных учителей можно было назвать в какой-то мере образованными людьми. И почти наверняка большинство горожан были неграмотны. В городке не было библиотеки, книжного магазина, даже школы второй ступени.

Но, пожалуй, самое главное — это фундаментальная цель образовательной политики, которую ставила местная элита: воспитать и укрепить в подрастающем поколении единомыслие. На протяжении девяноста лет, предшествовавших школьным годам Шекспира, Англия пережила низвержение династии и связанную с этим смуту, смену религий, экономический кризис, предательство, бесчисленные войны за пределами страны; власти предержащие всех уровней, особенно на местах, не чувствовали себя в безопасности и во всем подозревали угрозу. Целью государства стало внедрение в местные сообщества интеллектуального, политического и религиозного единообразия, дабы нигде не могли возникнуть очаги инакомыслия и возможного мятежа. Шекспировские же произведения одушевлены, как ни странно, совершенно иными понятиями: их автор обладает исключительной способностью сопереживать всем своим героям и воспринимать их как обычных людей — будь они женщинами, иностранцами, католиками, евреями или маврами. Это шло вразрез с английской черно-белой концепцией мира, которую он должен был усвоить на уроках в стратфордской школе. Биографы предположили, что Шекспир, будучи католиком, — он мог им быть, хотя это не так уж и вероятно, — с сочувствием относился к бедственному положению социальных изгоев, но его пьесы, с чем согласны многие шекспироведы, на протяжении всего его творчества, и особенно в последние годы, имеют явно протестантскую направленность⁸.

Но, может быть, обширные познания и словесное мастерство Шекспир приобрел уже после окончания стратфордской грамматической школы? Приходится огорчить приверженцев этой гипотезы: нет никаких свидетельств в пользу того, что Шекспир продолжал где-нибудь учиться после двенадцати лет. В двух английских университетах, Оксфорде и Кембридже, а также в Иннз-оф-Корт (четыре юридические корпорации, которые считались «третьим университетом») сохранились списки всех обучавшихся в те годы студентов. Шекспир не числится ни в одном. Если он автор пьес, носящих его имя, то источники его исключительных познаний остаются по большей части неизвестными.

Вот все, что нам известно о формальном образовании Шекспира, предполагаемого автора «шекспировских» произведений. Но это находится в вопиющем противоречии с его литературным наследием, и именно эта несовместимость — в основе Шекспировского вопроса. Во-первых, словарь драматурга и поэта Шекспира несравненно богаче словаря всех других английских писателей. Он насчитывает около восемнадцати тысяч слов — в два раза больше, чем словарь Мильтона — а Мильтон был одним из самых выдающихся выпускников Кембриджа того времени, — и, наверное, раз в пять больше, чем словарь нынешнего образованного человека. Шекспир ввел в английский язык около полутора тысяч новых слов — больше, чем какой-либо другой писатель в истории английского языка. Среди них не только архаизмы, но десятки обычных современных слов: addiction, assassination, birthplace, circumstantial, cold-blooded, courtship, dawn, denote, dialogue, discontent, divest, downstairs, dwindle, не говоря уже об alligator, amazement, bandit. Можно, если угодно, и дальше продолжить в алфавитном порядке: embrace, employer, eventful; и в самом конце: well behaved, widen, worthless, zany; а в середине еще хотя бы eyeball, outbreak, hurry, luggage, retirement. Можно, пожалуй, сказать, что нет ни одного образованного носителя английского языка, который не употребил бы в течение двух-трех часов ни одного «шекспировского» слова или даже нескольких. Вполне вероятно, что в прошлом столетии — да и в столетия, предшествующие ему, — во всех без исключения книгах, журналах, газетах имелось слово, а может, и не одно, придуманное Шекспиром. К тому же существует бесчисленное количество выражений, принадлежащих Шекспиру, которые многими воспринимаются просто как крылатые слова, но первый раз они появились именно в его произведениях. Среди них: into thin air — «[исчезнуть] бесследно», time-honoured — «освященный временем», be-all and end-all — «начало и конец всего», pith and marrow — «самая суть», seamy side — «изнанка», shooting star — «метеор, падающая звезда», the dogs of war — «бедствия войны» и десятки других.

Но это еще не все. Шекспир был не только непревзойденным мастером создавать новые слова и фразы, он обладал обширной ученостью, был в курсе последних достижений европейской науки и культуры. Он невероятно много читал и как никто знал античную и современную литературу на многих языках. В его произведениях встречаются цитаты и перифразы из более чем двухсот авторов классической древности и более поздних. Из них немногих — в основном античных — Шекспир мог изучать в стратфордской школе. Список книг, которыми он пользовался в работе, включает те, что еще не были переведены на английский язык, и таких много. Например, сюжет поэмы «Обесчещенная Лукреция» основан на «Фастах» Овидия, не существовавших в то время в английском переводе. Исследователями определены десятки непереведенных латинских авторов, чьи работы Шекспир читал в оригинале. Хотя Шекспир был всемирно ославлен Беном Джонсоном как «плохо знающий латынь, а еще хуже греческий», он был знаком также с творчеством многих поэтов Древней Греции. Даже ортодоксальные стратфордианцы признают, что автор «шекспировских» пьес читал сравнительно новые книги на французском, итальянском и испанском языках, переводов которых на английский еще не существовало. Среди них «Трагические истории» Бельфорэ, сборник новелл «Пекороне» Сера Джованни из Флоренции, «Диана» Жоржа де Монтемайора и «Эпития и Гекатоммихи» Чинтио⁹. Довольно странно, что Шёнбаум — пожалуй, самый видный специалист и знаток жизни Шекспира, известный тем, что категорически отрицает все «еретические» теории авторства, — пишет, между прочим, что «Шекспир не имел доступа к переводам» этих и других работ, но при этом не дает никаких объяснений, как же в таком случае он мог их читать и использовать в работе над пьесами.

Но, если Шекспир прекрасно читал на древнегреческом, французском, испанском и итальянском, где он, бедный бродячий актер, мог получить эти знания? Где мог добыть столько малоизвестных книг — ведь публичных библиотек тогда не было, как не было и у него самого, насколько известно, никаких книг дома? Бесспорные свидетельства того, что Шекспир проштудировал огромное множество книг на иностранных языках, поражают, и стратфордианцы никак не могут это объяснить. Взять хотя бы один пример. Дайана Прайс указывает, что в тех местах, где Шекспир в «Ромео и Джульетте» отступает от поэмы Артура Брука, к которой трагедия восходит (а это четыре важных эпизода), он следует за «Историей двух благородных любовников» Луиджи да Порто. А ни английского, ни даже французского перевода «Истории» не существует¹⁰. Где мог Шекспир ее прочитать? Где мог достать? И почему обратился к сочинению да Порто, а не к хорошо известному переводу на английский язык «Трагической истории Ромеуса и Джульетты», вышедшему в 1562 году? Все, кто занимался источниками произведений Шекспира, хорошо знают, что с этой проблемой сталкиваешься десятки раз: несомненно, что автор пьес — широко образованный и начитанный лингвист, в распоряжении которого богатейшая библиотека с книгами на многих языках, и он, не испытывая недостатка во времени для чтения и писания, постоянно пользуется ими, когда работает над своими творениями. Кроме того, книги в библиотеке Шекспира, судя по всему, собирались в течение долгого времени — там были и весьма старые издания, и те, что совсем недавно вышли из-под пресса европейских типографий.

В самом деле, где и каким образом бродячий актер из Стратфорда, чье формальное образование закончилось в двенадцать лет (а в школе его не учили современным европейским языкам), мог — подумайте только! — доставать, читать, использовать множество самых разных дорогостоящих книг, которые надо было не только прочитать, но и осмыслить? Этого ортодоксальные биографы никак не могут объяснить — в отсутствие точных свидетельств они постоянно прибегают ко всяческим домыслам. Вполне вероятный, с их точки зрения, источник шекспировских знаний — Ричард Филд, сын стратфордского кожевенника. В 1579 году он переехал в Лондон и стал одним из самых крупных английских печатников. Филд зарегистрировал в 1593 году поэму Шекспира «Венера и Адонис» и опубликовал в 1594-м его же «Обесчещенную Лукрецию», а в 1601-м издал «Феникса и Голубя». То, что Филд был преуспевающим лондонским типографом и знал Шекспира, — в этом сомнений быть не может. Но биографы идут дальше и говорят, что Филд был главным источником книг для Шекспира. «Вполне вероятно, что он заимствовал любую необходимую книгу у своего издателя Филда»¹¹, — заключает Р.Ч. Черчилль, изучив книги, которые издавал Филд со своим компаньоном. «Полагаю, что Шекспир черпал сведения (точные и не очень) или из ранних пьес на ту же тему или из книг и брошюр, которые брал у Филда»¹². А Кэтрин Данкен-Джонс, обычно не знающая колебаний, пишет: «Вполне возможно, даже очень вероятно, что Шекспир регулярно использовал типографию Филда в Блэкфрайерсе, недалеко от Лудгейта, как читальный зал и даже, возможно, писал там. Это открывало доступ к историческим источникам, которые ему были нужны»¹³. Шекспир, конечно, мог напечатать в типографии Филда поэмы по просьбе настоящего автора, но трудно поверить, что занятой актер со скудным образованием имел достаточно времени и ума, чтобы читать толстенные фолианты, которые могли быть у Филда.

Однако теория и сама по себе хромает. Мы не знаем, было ли в типографии Филда большинство тех редких, загадочных книг на иностранных языках, которые читал автор шекспировских произведений. Скорее всего, у Филда были только те книги, которые он сам печатал, а его контора не действовала как многопрофильная библиотека, имевшая широкий подбор литературы. Сторонники этой теории не объясняют, как и для чего Филд приобрел десятки книг, прочитанных Шекспиром, которые сам не издавал. Бэконианец Н.Б. Кокбёрн очень точно изложил недостатки этой теории:

«Типография у Филда была маленькая, и книги он печатал но заказу других издателей, так что вряд ли они выставлялись напоказ в его конторе. Из тех книг, что он издавал сам, одна греть — теологического содержания. Можно сказать, что он издал совсем немного книг, которые были нужны Шекспиру. (Для подробного ознакомления с бизнесом Филда см.: A.E.M. Kirwood in The Library, 4th series, xii (1931), pp. 1—39.)»¹⁴.

Вот еще одна неразгаданная загадка: как Шекспир мог читать и понимать книги на иностранных языках, — ведь нет никаких свидетельств, что он знал их? И еще одна беспочвенная гипотеза — Шекспир, дескать, пользовался библиотекой какого-нибудь аристократа¹⁵. О Бене Джонсоне известно, что он брал книги в библиотеке Фрэнсиса Бэкона¹⁶. То, что нет сведений о том, как книги попадали к Шекспиру, — а он читал куда больше Джонсона, — само по себе интересно. Но куда интереснее то, что вообще нет никаких подробностей литературной карьеры Шекспира. Единственный аристократ, образованный представитель знати, с которым, похоже, Шекспир был связан, — граф Саутгемптон; ему посвящены две шекспировские поэмы — «Венера и Адонис» (1593) и «Обесчещенная Лукреция» (1594). Но нет никаких документальных свидетельств, что Саутгемптон когда-нибудь видел Шекспира (разве что на сцене), а тем более что он предоставил в распоряжение актера свою библиотеку. Еще менее вероятно, что Шекспир, третьеразрядный актер, мог иметь доступ к богатейшей библиотеке лорда Бёрли, который был ни много ни мало премьер-министром. Разумеется, документальных свидетельств этому нет, и возможность такого покровительства станет совсем ничтожной, если вспомнить, что пьесы Шекспира, написанные после 1595 года, чрезмерно политизированы, отмечены проэссекскими настроениями, а «Ричард II», как известно, исполнялся в «Глобусе» накануне восстания Эссекса.

Существует еще и логическая загадка: как и когда Шекспир читал книги, служившие источником для его пьес? Шекспир, как полагают, каждые несколько месяцев курсировал между Лондоном, где играл в театре, и Стратфордом, где жила семья и где он постоянно вкладывал во что-то деньги, чтобы не бедствовать на старости лет. Допустим, что в Лондоне он все же пользовался какой-нибудь богатой библиотекой, но какие источники он мог найти в Стратфорде? Стратфордианцы уверяют, что он брал книга в гипотетической библиотеке Ричарда Филда или у лондонского вельможи, не задумываясь над тем, мог ли обладатель книга позволить увезти ее за тридевять земель, в Уорикшир. Но, может, Шекспир в Стратфорде не писал? Это не согласуется с тем фактом, что начиная с 1604 года, а может, и раньше он проводил большую часть времени дома и продолжал сочинять пьесы. Вопрос, где и как Шекспир из Стратфорда доставал и хранил сотни книг, необходимых для работы, причем многие на иностранных языках, ждет разумного объяснения. Но биографы Шекспира по-прежнему молчат.

Еще труднее, пожалуй, объяснить, откуда у Шекспира такое знание Европы, особенно Франции и Италии. Его поразительная осведомленность о знаменитых итальянских городах и дорогах, которые их связывают, неоднократно комментировалась учеными, и знатоки Италии не раз высказывали предположение, что Шекспир несомненно бывал в этой стране. Среди тех, кто уверен, что в молодости Шекспир путешествовал по Италии, антистратфордианцев единицы; все остальные — шекспироведы, уверенные, что пьесы писал актер, родившийся в Стратфорде¹⁷. Д-р Эрнесто Грилло, известный итальянский шекспировед, живущий в Англии, пишет: «Мы вынуждены прийти к выводу, что Шекспир должен был посетить Милан, Верону, Венецию, Падую и Мантую»¹⁸. Действие четырнадцати пьес Шекспира полностью или частично происходит в Италии, большинство этих пьес — комедии. Многочисленные топографические подробности, по мнению специалистов, ошеломляюще точны, их мог запечатлеть только очевидец. Взять хотя бы два примера. В «Укрощении строптивой» (акт I, сцена 1, строка 42) сказано, что некто «сошел на берег в Падуе». А так как Падуя стоит не на море, то эти слова кажутся ошибкой. Но Грилло пишет, что во времена Шекспира Ломбардия была изрезана сетью рек и каналов и путешественники предпочитали водный путь — дороги были плохие и небезопасные из-за разбойников. Падуя тоже была связана с морем каналами¹⁹. В «Венецианском купце» (акт III, сцена 4, строки 53—54) Порция говорит: «...спеши / к траджетто, обыкновенному парому, что плавает в Венецию» (ivith imagin'dspeed / Unto the traject, to the common ferry / which trades to Venice). Итальянское слово traghetto значит «паром», который перевозил путников с материка в город. И в кварто, и в фолио слово написано с ошибкой: tranect — наборщики, надо полагать, его никогда не слыхали. Шекспир дает ему объяснение — он, как видно, знал, что английская публика слова не поймет. Карл Эльзе, немецкий шекспировед XIX века, заметил, что Шекспир не мог встретить его ни в одной книге²⁰.

До Второй мировой войны самые крупные биографы Шекспира нередко писали, что драматург безусловно бывал в Италии, — настолько убедительны говорящие об этом свидетельства. Сэр Сидни Ли (переработанное издание труда «Жизнь Шекспира», 1915 год) и даже сэр Э.К. Чемберс разделяли мнение, что Шекспир, возможно, посещал Италию в 1592—1595 годах, когда, вероятно, были написаны четыре пьесы, действие которых происходит в этой стране²¹. Уже в XVI веке в Италию каждый год ездили сотни англичан, и потому нельзя априори отрицать, что актер из Стратфорда мог побывать там. Отрицать-то, может, и нельзя, да только Шекспир почти наверняка в Италии не был. Историки исследовали паспортные записи, хранящиеся в Национальном архиве (Public Records Office) в Лондоне, — в них регистрировались все англичане, выезжающие за границу За их передвижениями по Европе зорко следило английское правительство, по обыкновению желавшее знать, не зреет ли где мятеж и кто подстрекатели. В архивах нет сведений о том, что Шекспир путешествовал за границей. Если бы они были, об этом давно знал бы весь мир: стратфордианцы трубили бы на каждом углу — вот оно, доказательство, что Шекспир написал эти пьесы! (Следует отметить, что вы тщетно будете искать в биографиях упоминание того печального факта, что сведений о путешествиях Шекспира за рубежом нет ни в одном архиве.) Но, может, он ездил в свите богача либо знатного джентльмена? Слуги и домочадцы не всегда регистрировались. Однако и этому нет никаких документальных подтверждений. Поездки в Италию — прообраз «гранд-туров», ставших такими популярными в XVIII веке и позже, — часто длились месяцы, иногда годы, и наверняка требовалось несколько месяцев, чтобы добраться из Англии до той цепочки городов на севере Италии, в которых драматург наверняка побывал. Когда же Шекспир удосужился туда съездить? В «утраченные годы» (1582—1590), когда надо было содержать растущую семью и когда, по мнению некоторых, он был учителем, клерком в юридической конторе, владельцем коновязи в Лондоне и, конечно же, актером очень занятой бродячей театральной труппы? Или, как полагает Чемберс, в начале девяностых? Лондонские театры были закрыты из-за чумы с февраля 1593-го до июня 1594 года. Но как раз в это время Шекспир сочинял свои поэмы — «Венера и Адонис» (опубликована в апреле 1593 года) и «Обесчещенная Лукреция» (вышла в мае 1594 года) — и, кажется, еще несколько пьес.

Столкнувшись с отсутствием не только свидетельств, но и сколько-нибудь правдоподобного обоснования самой возможности поездки Шекспира в Италию, почти все современные биографы Шекспира просто замалчивают возникшую несообразность. Они даже не пытаются объяснить, откуда мог черпать Шекспир столь точные знания о мельчайших географических подробностях Италии, так ярко описанных в его пьесах²².

Шекспир из Стратфорда был актером, его отец — неграмотным мясником, перчаточником и торговцем шерстью в маленьком провинциальном городке; в то время как автор пьес и поэтических произведений был явно знаком с придворной жизнью и политическими кругами елизаветинского времени, на равных общался и даже дружил с представителями высшей знати. Все, кто подвергает сомнению авторство Шекспира, указывают на это противоречие — на то, что малообразованный человек столь низкого происхождения просто не мог писать так, как писал Шекспир. И никто из людей подобного происхождения не мог обращаться с сильными мира сего так, как обращался Шекспир, — рано или поздно такая наглость была бы наказана. Многие шекспироведы, пожалуй, даже большинство, считают, что сонеты Шекспира автобиографичны и что несколько первых сонетов адресованы Генри Ризли, графу Саутгемптону (1573—1624). Саутгемптон, властный и влиятельный аристократ, в детстве и юности был подопечным лорда Бёрли, который, как уже говорилось, фактически исполнял роль премьер-министра. В сонете 10 (строка 11) автор просит адресата, предположительно графа Саутгемптона, жениться и произвести сына — «меня любя, создай другого я» (перевод А. Финкеля^**). Неоднократно указывалось: в высшей степени сомнительно, чтобы в елизаветинской Англии актер и сын мясника из заштатного городишки мог советовать могущественному графу жениться и родить сына «из любви ко мне». Да и весь тон сонета диаметрально противоположен уничижительной лести, с какой написаны посвящения Саутгемптону в двух поэмах.

То же относится и к сонету 125, который начинается словами: «Велика ль честь мне балдахин нести / Над властелином в день больших торжеств?» (Weren't aught to те I bore the canopy, / With my extern the outward honouring). Очевидно, что «балдахин» — это церемониальное покрывало, которое несут над головой короля самые знатные вельможи во время важнейших государственных церемоний — например, в день коронации. Автор говорит, что ему полагается нести балдахин, но он его не нес; впрочем, это для него не имеет никакого значения²³. Совершенно очевидно, что Шекспир из Стратфорда из-за своего низкого социального статуса не мог быть приглашен «нести балдахин» во время церемонии. Ортодоксальные шекспироведы и по сей день не могут объяснить, что все-таки означают первые сроки этого сонета²⁴.

Та же история с Полонием. Существует мнение, что прообразом Полония, премьер-министра в «Гамлете», был лорд Бёрли, государственный казначей Англии, умерший в 1598 году, за четыре года до первой постановки «Гамлета»²⁵. После смерти лорда Бёрли пост государственного казначея унаследовал его сын сэр Роберт Сесил. И опять маловероятно, что такой человек, как Шекспир из Стратфорда, мог позволить себе создать пародию на ведущего английского политика — даже тщательно его замаскировав. Человек, не принадлежащий к правящей аристократической верхушке, едва ли имел возможность так хорошо узнать государственного казначея и уж тем более не мог осмелиться задеть столь чувствительную и потенциально опасную тему.

Юриспруденция еще одна область, в которой Шекспир, учитывая его образование и круг занятий, оказался неправдоподобно осведомлен. Крупные юристы, включая именитых судей и видных ученых-правоведов утверждают, что пьесы Шекспира демонстрируют фантастическое знание юридической теории и практики. Поразительная осведомленность Шекспира в правоведении отмечается многими его биографами, начиная с Эдмонда Мэлона²⁶. Кое-кто даже высказывал предположение, что Шекспир изучал право в одной из академий Иннз-оф-Корт. Эдгар Фрипп, известный историк литературы начала XX века, писал:

«Современные драматурги употребляют юридическую терминологию, и некоторые даже весьма щедро, но делают это совершенно иначе, чем Шекспир. Правовые термины они используют от случая к случаю, в стилистических целях и нарочито. У Шекспира же они постоянны, естественны и порой непроизвольны. У Шекспира нет ни одного сколько-нибудь длинного отрывка, в котором не проявился бы дух юстиции. Знание законов безотчетно стекает с его пальцев»²⁷.

Это мнение Фриппа впоследствии часто повторяли. Более того, предположение, что в «утраченные годы» Шекспир какое-то время работал клерком в юридической конторе, стало весьма популярным.

Но беда в том, что нет никаких свидетельств в пользу этой гипотезы, нет документов, проливающих свет на то, каким образом Шекспир приобрел юридические познания, рассыпанные по страницам его произведений. Сохранились объемистые книги, где регистрировались все, кто учился в Иннз-оф-Корт, но имени Шекспира нет ни в одной из них. Он мог бы служить клерком в юридической конторе, но никаких записей об этом тоже нет. Если предположить, что Шекспир все-таки поработал клерком, то он, несомненно, должен был заверять и подписывать юридические документы, но таких документов никто в глаза не видел. И еще один весьма серьезный вопрос: если Шекспир приобрел практические навыки юриста, то есть приобщился к одной из самых значимых профессий среднего класса, обеспечивавшей материальное благополучие, то почему он бросил эту стезю и стал бродячим актером?

Впрочем, хотя многие специалисты и считают познания Шекспира в области права огромными, большая группа авторитетных юристов подвергает сомнению то, что он был дипломированным законником. В настоящее время главенствует точка зрения, что Шекспир не получил систематического юридического образования. Джон Лайт, генеральный прокурор штата Коннектикут, писал в 1914 году: «...он никогда не изучал право как научную дисциплину»²⁸. О. Гуд Уилсон придерживается того же мнения: «Те, кто считает Уильяма Шекспира из Стратфорда автором приписываемых ему работ, в большинстве своем уверены, что косвенные свидетельства не дают основания утверждать, что он изучал юриспруденцию или когда-либо практиковал в этой области»²⁹. Шекспир обладал превосходным знанием имущественного права, но его знание законов, по мнению одного адвоката начала XX века, «было неточным и неглубоким»³⁰. Тем не менее Шекспир, «по-видимому, из первых рук знал, как работает полиция и мировые судьи»³¹.

Так обстоят дела. Кто бы ни был автор произведений Шекспира, он должен был хорошо знать юриспруденцию, особенно имущественное право и работу местных служителей правопорядка (вспомните карикатурный образ судьи Шеллоу). Вполне может быть, что он приобрел какие-то юридические навыки, но диплома юриста у него не было. Шекспир из Стратфорда этим предположениям удовлетворяет: он действительно занимался куплей-продажей недвижимости — правда, в довольно скромных размерах и после 1597 года, а к тому времени были уже написаны многие пьесы, включая комедию «Венецианский купец» с ее знаменитой сценой в суде. Отец Шекспира был в Стратфорде мировым судьей и бейлифом (мэром). Но сын его, в отличие от отца, никогда не занимал никаких административных или юридических постов: когда Шекспир вернулся в Стратфорд, никто не предложил ему стать судьей, хотя он уже был вполне состоятельным по стратфордским меркам человеком, получившим собственный герб³². Надо отметить, что среди родственников Шекспира не было юристов. Это еще раз подчеркивает вопиющее противоречие между тем, что нам известно о жизни этого выходца из Стратфорда, и тем, что можно извлечь из самих пьес об их авторе.

Но дело обстоит неладно не только с юриспруденцией. Пьесы Шекспира поражают разнообразием знаний во многих других областях — от соколиной охоты до садоводства и геральдики — чему тоже нельзя найти объяснения в жизни стратфордского Шекспира. Эти области знания в его время были крепко связаны с высшими слоями английского общества, с придворными кругами, куда провинциальный актер, представитель низшего класса, не имел доступа. Но, пожалуй, самая поразительная загадка — научные познания Шекспира, особенно в астрономии. Пьесы Шекспира, к примеру «Гамлет», полны того, что один профессор-астроном назвал «скальпельным знанием астрономии»: Шекспир знал о гелиоцентрической теории Коперника и даже о красных пятнах на Юпитере, которые, как полагают, были обнаружены лишь в 1664—1665 годах. Вполне возможно, что астрономы разглядели их в телескоп гораздо раньше, еще в XVI веке³³. Хорошо известен (и часто упоминается) еще один факт: по меньшей мере, в девяти пьесах, написанных Шекспиром до 1608 года, упоминается система кровообращения человека, а об этом фундаментальном открытии анатомии было официально объявлено Уильямом Гарвеем в 1616 году, то есть в тот год, когда умер Шекспир³⁴. Может ли быть, чтобы Шекспир, чье школьное образование завершилось в двенадцать лет, в дальнейшем простой актер, знал (или захотел узнать) новые открытия в астрономии или анатомии? И мог ли он задумываться над тем, где и как можно эти знания получить?³⁵

Многие биографы Шекспира, столкнувшись с такими трудностями, объявили «семь утраченных лет» тем периодом, когда Шекспир путешествовал за границей, изучал правоведение, был школьным учителем. «Иные предполагают, что в эти годы, от которых не осталось документов, Шекспир был подмастерьем, солдатом, матросом, студентом-медиком, печатником, садовником, "книжным червем", шпионом, секретарем или учителем в каком-нибудь знатном доме. Но "утраченные годы" не резиновые, — справедливо пишет Дайана Прайс, — все эти предполагаемые занятия, если сложить их цепочкой, займут не семь лет, а семью семь»³⁶. И дальше она замечает, что, хотя Шекспир не мог заниматься всем перечисленным (и даже какой-то его частью), он все же должен был каким-то образом получить свои невероятные познания. Это даже отдаленно не согласуется с жизнью стратфордского Шекспира, сначала молодого провинциала, обремененного семьей с тремя маленькими детьми, а потом актера, которому приходится часами зубрить роли и каждый день играть на сцене, а иногда бродить с труппой по градам и весям, — словом, человека ограниченных средств, не имеющего ни одной свободной минуты.

Да, трудно представить себе, как стратфордский Шекспир сумел приобрести требуемый жизненный опыт и знания в те годы, которые предшествуют написанию пьес и поэм, приписываемых ему. Пытаясь как-то объяснить совокупность знаний, заключенных в его пьесах, биографы — в отсутствие документальных свидетельств — выдвигают все новые и новые догадки и предположения. Это приводит нас ко второму важнейшему обстоятельству, заставляющему усомниться в авторстве Шекспира, — полному отсутствию документов, прямо связывающих актера из Стратфорда с произведениями, которые ему приписывают.

Примечания

*. Политические памфлеты, ставшие знаменитыми под этим названием, публиковались в лондонском журнале «Паблик адвертайзер» в 1769—1771 гг., в самый разгар обвинений оппозиции в адрес правительства короля Георга III. Автор «Писем», скрывавшийся под разными псевдонимами, в том числе и под псевдонимом Юниус, остался неизвестен. — Примеч. ред.

**. Указания на переводы произведений Шекспира здесь и далее даны переводчиком. — Примеч. ред.

1. Цит. по: Holden A. William Shakespeare: His Life and Work. London, 1999. P. 40.

2. Цит. по: Chambers E.K. William Shakespeare: A Study of Facts and Problems. Oxford. 1930. Vol. 2. P. 252 («XIII. John Aubrey (1681)».

3. См.: Honan P. Shakespeare: A Life. Oxford, 1999. Pp. 44—45.

4. Ibid. P. 52.

5. To же утверждает Ф.Э. Холлидей в серьезном, насыщенном фактами исследовании (см.: Halliday P.E. A Shakespeare Companion 1564—1964. London, 1964): «Дженкинс был валлийцем, это он, вероятно, прототип сэра Хью Эванса из "Виндзорских проказниц"» (р. 253). Но, согласно Парку Хонану, «Дженкинс был лондонец... сын старого слуги сэра Томаса Уайта, основателя колледжа Сент-Джон в Оксфорде» (Honan P. Op. cit. P. 51).

6. Если бы школьный учитель действительно обратил особое внимание на Шекспира, он был бы представлен на получение университетской стипендии, как было с юным Кристофером Марло, сыном сапожника из Кентербери. Но Шекспир среди стипендиатов не значится; в университете он никогда не учился.

7. Honan P. Op. cit. Pp. 14—15.

8. См.: Hamilton D.B. Shakespeare and the Politics of Protestant England. Hemel Hempstead, 1992.

9. Дайана Прайс (См.: Price D. Shakespeare's Unorthodox Biography: New Evidence of an Authorship Problem. Westport, CT, 2001. P. 248) цитирует Сэмуэла Шёнбаума (см.: Shoenbaum S. Shakespeare's Lives. Oxford, 1991. P. 103.) В своей превосходной книге Прайс весьма убедительно рассказывает о чудовищных трудностях, встающих перед теми, кто пытается доказать, что именно Шекспир из Стратфорда написал произведения, которые ему приписывают. См. также книгу Джона Мичелла: Michell J. Who Wrote Shakespeare? London, 1996. Pp. 23—26. Или любую другую работу антистратфордианцев, например Чарлтона Огборна: Ogburn Ch. The Mystery of William Shakespeare. London, 1988. Pp. 239—242. Это, пожалуй, самая заметная из недавних работ оксфордианцев.

10. Д. Прайс (см.: Price D. Op. cit. P. 248) цитирует Селму Гутман (см.: Guttman S. The Foreign Sources of Shakespeare's Works. New York, 1947. Pp. 121—122).

11. Churchill R.C. Shakespeare and His Betters: A History and a Criticism of the Authorship Question. London, 1958. P. 176.

12. Ibid. P. 178.

13. Duncan-Jones K. Ungentle Shakespeare: Scenes from His Life. London, 2001. P. 115.

14. Cockburn N.B. The Bacon Shakespeare Question: The Baconian Theory Made Sane. Wimbledon, 1998. P. 85.

15. См.: Churchill R.C. Op. cit. P. 175. Согласно еще одной гипотезе (упомянута в: Cockburn N.B. Op. cit. Pp. 85—86), Шекспир пользовался библиотекой Джона Стоу. Документальных свидетельств этому нет.

16. См.: Churchill R.C. Op. cit. P. 175.

17. См.: Grille E. Shakespeare and Italy. Glasgow, 1949; Elze K. Essays on Shakespeare. London, 1874; Lambin G. Voyages de Shakespeare en France et en Italie. Geneva, 1962; Roth C. The background of Shylock // Review of English Studies. IX (1933). Pp. 148—156. Довольно длинный список подобных трудов приведен в работе итальянского исследователя д-ра Ноэми Магри: Magri N. Places in Shakespeare: Belmont and thereabouts // De Vere Society Newsletter. June 2003. См. также: jolly E. Voyages de Shakespeare et France et en Italie: an overlooked masterpiece // Ibidem.

18. Grillo E. Op. cit. P. 133. Грилло пишет: «С некоторой долей вероятности можно предположить, что его поездка могла состояться в период между осенью 1592-го и летом 1593 года»; в Лондоне тогда свирепствовала чума.

19. См.: Cockburn N.B. Op. cit. Pp. 705—706.

20. Ibid. P. 710. См. также: Michell J. Op. cit. P. 223.

21. Chambers E.K. Op. cit. Vol. 1. P. 61. О возможной поездке Шекспира в Италию см. также очерки Ноэми Магри (Noemi Magri), венецианской исследовательницы, опубликованные в кн.: Malim R., ed. Great Oxford: Essays on the Life and Work of Edward De Vere, 17th Earl of Oxford, 1550—1604. Tunbridge Wells. 2004. Pp. 45—106.

22. Следует отметить, что подробное знание Шекспиром Италии как небо от земли отличается от его незнания Дании и Эльсинора. В первом издании «Гамлета» (Первое кварто, 1603 год, далее Q1) Шекспир, описывая Данию, допустил довольно много погрешностей. Второе издание (Второе кварто, 1604 год, Q2) было существенно переработано, в нем выверены датские реалии. Вполне возможно, что автор в промежутке между Первым и Вторым кварто либо посетил Данию, либо почерпнул необходимые сведения из бесед с королевой Анной Датской, женой Якова I, или с кем-нибудь из ее свиты. Иногда автором шекспировских пьес называют Роджера Мэннерса, пятого графа Ретленда (1576—1612), несмотря на то что первые пьесы появились, когда тому было всего четырнадцать лет. Летом 1603 года он был в Эльсиноре в качестве полномочного представителя английского двора на крестинах наследника королевского престола и мог послужить для Шекспира источником информации (см.: Michell J. Op. cit. Pp. 212—213, 220—222). Грилло также противопоставляет отличные знания географии Италии и «географическое невежество» в отношении французских городов (см.: Grillo E. Op. cit. P. 146).

23. См.: Price D. Op. cit. P. 270, a также точку зрения Бренды Джеймс, изложенную в этой книге.

24. См., например, комментарий Стивена Бута, в кн.: Booth S. ed., Shakespeare's Sonnets. New Haven, CT, 1977. Pp. 429—430; некоторые комментаторы объясняют, что имеется в виду религиозная процессия, например таинство евхаристии.

25. Обычная, часто высказываемая точка зрения. Она кажется вполне убедительной, но не все ее принимают. Так, сэр Израил Голланц (Israel Gollancz) безосновательно считает, что прототип Полония — польский государственный деятель и епископ Вавржинец Гослицкий (см.: Jenkins H., ed. The Arden Shakespeare: Hamlet. London, 1982. Pp. 421—422).

26. См.: Cockburn N.B. Op. cit. P. 338.

27. Fripp E.I. Minutes and Accounts of the Corporation of Stratford-upon-Avon. Oxford, 1921. P. Iviii.

28. См. превосходный труд: Phillips O.H. Shakespeare and the Lawyers. London, 1972. P. 182.

29. Ibid. P. 186.

30. Ibid. Pp. 186, 188—189.

31. Ibid. P. 64—67.

32. В елизаветинской Англии мировых судей назначал лорд-наместник графства или лорд-канцлер. Судьи разбирали не очень серьезные правонарушения на квартальных сессиях и на уровне каждого графства являлись коллективным высшим администратором местного самоуправления. В каждом графстве было несколько десятков (а иногда и больше) мировых судей; в большинстве своем это досточтимые местные землевладельцы, крупные собственники или священники. Многие (как судья Шеллоу) не имели юридического образования.

33. См.: Usher P. Shakespear's support for the new astronomy // The Oxfordian. 2002. No 5. October. Pp. 132—146. Питер Ашер — профессор в отставке, в прошлом заведующий кафедрой астрономии и астрофизики Пенсильванского университета.

34. Ibid. P. 143.

35. Одна из гипотез заключается в следующем: Шекспира познакомил с астрономией Томас Диггс (1545—1595), выдающийся математик, переписывавшийся с Тихо Браге (см. работу Ашера); его сын Леонард Диггс (1588—1635) написал восторженную элегию для Первого фолио Шекспира. Найдена одна-единственная нить, связывающая Шекспира с Диггсом: в 1603 году мать Леонарда Диггса вышла замуж за Томаса Рассела из Стратфорда (1570—1634), которого Шекспир в завещании назначил своим душеприказчиком. Но стоит отметить, что замужество это состоялось через восемь лет после смерти ее первого мужа Томаса Диггса. И нет прямых свидетельств, что Шекспир из Стратфорда встречался когда-нибудь с Томасом Диггсом и его сыном. Высказывалось также предположение, что Шекспир мог узнать о последних научных достижениях в области астрономии в Грешем-колледже в Лондоне, но науками, в том числе астрономией, там не занимались. Читайте дискуссию о «колледже Грешема и его роли в зарождении английской науки» в кн.: Feingold M. The Mathematicians' Apprenticeship: Science, Universities and Society in England, 1560—1640. Cambridge, 1984. Pp. 166—189.

36. Price D. Op. cit. P. 256.