«Беллот против Маунтджоя»

В 1909 году неутомимая американская чета Чарлз Уильям (1865—1932) и Хильда Уоллесы обнаружили материалы судебного процесса «Беллот против Маунтджоя». Чарлз Уоллес родился в Миссури, когда в Америке еще полыхала Гражданская война, а его родной штат всего поколение назад был лишь пограничной территорией. Он получил в Германии докторскую степень и преподавал в Университете Небраски¹. В 1907 году супруги отправились в длительную научную командировку в Лондон, где пробыли до 1916 года. Уоллесы изучили пять миллионов документов в Национальном архиве Великобритании и нашли много ранее неизвестных материалов, вызвавших живейший интерес у шекспироведов-стратфордианцев. В 1909 году, помимо всего прочего, они извлекли на свет божий судебный процесс «Беллот против Маунтджоя», обнаружив в документах шестую собственноручную подпись Уильяма Шекспира — последнюю найденную в XX веке. Это открытие принесло Уоллесам всемирную славу и добавило еще один неоспоримый факт к скудному багажу сведений о жизни Шекспира.

При всем том дело «Беллот против Маунтджоя» не представляет собой ничего необычного. Гугенот Кристофер Маунтджой был хозяином мастерской, делавшей дамские головные уборы, что-то вроде париков. Он жил в районе Криплгейт к северу от Сити (как раз в том месте, где был реализован проект Барбикан). В 1604 году Маунтджой выдал дочь за своего подмастерья Стивена Беллота, а в 1612 году зять возбудил против тестя судебное дело, поскольку тот так и не дал дочери обещанного приданого. Шекспир оказался замешанным в это тривиальное семейное дело только по той причине, что около двух лет, приблизительно с 1602 по 1604 год, жил у Маунтджоев. Он показал на суде, что действительно знаком с той и другой стороной и даже уговаривал Беллота жениться, но деталей договоренности о приданом не помнит. Вот вкратце и вся история. Шекспир подписал свои показания, покинул судебное заседание и место действия. Об этой его роли триста лет никто не вспоминал.

Из мелкой семейной ссоры, в которой роль Шекспира свелась лишь к утверждению, что он все о ней забыл, историки, жаждущие использовать достоверный, хотя и маловажный факт, сконструировали спустя сотни лет горы надуманных предположений о жизни выходца из Стратфорда. Например, многие шекспироведы утверждают, что раз гугенот Маунтджой бежал из Франции, то, значит, у Шекспира, прожившего с ним в одном доме два года, была возможность выучить французский язык. На первый взгляд это вполне возможное умозаключение, но, поразмыслив, приходишь к иному выводу. Многие пьесы Шекспир написал до того, как поселился у Маунтджоев; «Генрих V», например, относится к 1599 году. А судя по этой пьесе, Шекспир уже тогда знал французский язык. Пьесы же, написанные после 1604 года, позволяют сделать одно поразительное заключение: в них Франция совершенно исчезает как место действия, исчезает также и французский язык². Более того, если драматург Шекспир что-то и почерпнул из общения с Маунтджоем, то это были впечатления от страшных рассказов о чудовищных преследованиях гугенотов во Франции, особенно о Варфоломеевской ночи (23—24 августа 1572 года). В ту ночь погибли тысячи французских протестантов, а многие бежали из Франции — среди них была и семья Маунтджоев. Шекспира в этой ситуации можно сравнить с английским писателем шестидесятых или семидесятых годов XX века, которому довелось бы два года прожить в одном доме с еврейской семьей, бежавшей из фашистской Германии. В высшей степени вероятно, что он, наслушавшись леденящих душу рассказов о нацистских гонениях на евреев, несомненно воспользовался бы ими как материалом для своих повестей или драм. Учитывая свойственную Шекспиру способность к сопереживанию, а также популярность и «политическую востребованность» пьес, описывающих преследования протестантов католиками, кажется странным, что ни в одной пьесе Шекспира нет даже намека на страдания Маунтджоев и их собратьев по религии. Некоторые историки утверждают, что активное участие Шекспира в женитьбе Беллота нашло отражение в пьесах «Конец — делу венец» и «Мера за меру», в которых, по словам Хонана, «автор уговаривает закоренелых холостяков жениться»³. Но ведь этот мотив — принуждение строптивого жениха жениться — банальный драматический ход; кроме того, Стивен Беллот, кажется, упрямился не из отвращения к женитьбе как таковой — его волновал размер приданого. Сам Шекспир спустя десять лет под присягой показал, что запамятовал подробности этой истории⁴.

Но вот что в показаниях Шекспира главное: они ни на йоту не приближают нас к пониманию того, какое же отношение Шекспир имел к литературе. Ни один из участников процесса не заикнулся о том, что Шекспир — писатель, даже те, кто хорошо его знал. Шекспир, бесспорно, был актером и совладельцем лондонского театра; поэтому нет ничего удивительного, что он жил в Криплгейте, как, впрочем, и в том, что в 1612 году, когда разбиралось дело, он в судебных документах назван жителем Стратфорда. Дело «Беллот против Маунтджоя» не проливает свет на литературные занятия Шекспира. На них нет ни единого намека. Историки, утверждающие обратное, возводят свои конструкции на пустом месте. Их доказательства образуют порочный круг: они полагают, что просто обязаны увидеть в этом судебном процессе свидетельства литературной деятельности Шекспира, — ведь он должен быть писателем!

Примечания

1. См.: «Уоллесы», глава в кн. Шёнбаума (Ibid. Pp. 464—472).

2. Энтони Холден полагает, что Шекспир, «вероятно, знал их [Маунтджоев] несколько лет, так как дал их имя французскому герольду в "Генрихе V", написанном... в 1599 году» (Holden A. Op. cit. P. 214). Этому нет никаких свидетельств, как и тому, что «он, вероятно, познакомился с ними через своего друга Ричарда Филда... чья жена француженка Жаклин могла ходить во французскую церковь вместе с Мэри Маунтджой» (ibidem). Шекспир, однако, показал на суде, что познакомился с ними не раньше 1602 года.

3. Honan P. Op. cit. P. 327. Пьесу «Конец — делу венец» обычно относят к 1602—1603 годам, но, возможно, это пересмотренный вариант пьесы, написанной пятью или шестью годами раньше (см.: Halliday F.E. Op. cit. P. 29).

4. Шекспир на суде заявил, что по просьбе дочери Мэри Маунтджой убедил Беллота жениться на ней (см.: Honan P. Op. cit. P. 327). Но эта ситуация не походит ни на историю Елены («Конец — делу венец»), ни на приключения герцога Винченцио («Мера за меру»). Профессор Хонан, тем не менее, уверен, что в основе сюжета этих пьес лежит участие Шекспира в деле «Беллот против Маунтджоя» (ibidem). Сюжеты обеих пьес восходят, как было прослежено, к более ранним пьесам.