Приложение 3. Путешествие сэра Невилла во Францию и его параллели

Невилл и вся группа Сейвила наверняка провели не одну неделю во Франции, где встречались с Энтони Бэконом, — сэр Генри, как известно, еще с юных лет хорошо знал французский язык. Побывав на приеме у короля, Невилл с гордостью написал Сесилу, что Генрих IV обнял его как давнего друга. Это означает, что Невилл, возможно, встречался с королем, когда тот был еще Генрихом Наваррским и дружил с Энтони Бэконом; если же исключить давнее знакомство, то можно предположить, что Невилл был известен Генриху как замечательно умный и образованный человек. Сам король не чужд был философии и литературе и, по-видимому, интересовался людьми, обладающими сходным складом ума.

Следует также добавить ряд других, не менее любопытных деталей: граф Эссекс знал Генриха IV и даже сотрудничал с ним; граф Саутгемптон в юности убежал из дома, чтобы помочь Генриху (тогда Наваррскому) стать королем Франции; сам Невилл охотился с королевой и Бироном (другом Генриха IV, французским послом), когда тот посещал Англию. Сэр Генри и его жена жили тогда в доме тестя в Лотбери. Кстати сказать, в 1592 году Киллигрю был женат на молодой француженке, и у Невилла наверняка имелась возможность совершенствовать французский язык.

Теперь становится понятным, почему Елизавета увидела в Невилле идеальную фигуру для дипломатической службы и почему она так настойчиво требовала, чтобы он отправлялся во Францию. Тем не менее Невилл пытался сопротивляться, и королева, надо полагать, была недовольна столь упорным сопротивлением монаршей воле. Она полагала, что Генри Невилла — человека, принадлежащего по крови другой династии да к тому же владеющего производством оружия (она недавно вынудила его продать свое дело и не проявила участия к страданиям его друзей¹), следует удалить как можно дальше от двора. Елизавета благоволила тем, кто ей льстил и безропотно повиновался. Сэр Генри ни тем ни другим ее не радовал. Очень возможно, что в это время (1599) он сочинял «Генриха V», а Эссекс, у которого была своя актерская труппа, как-то содействовал ему. И конечно, оба с большим волнением ожидали открытия театра «Глобус». Невилл, безусловно, мечтал присутствовать на первом представлении «Юлия Цезаря» — пусть даже инкогнито. Ничего удивительного, что он не соглашался принять пост, связанный с отъездом за границу.

Впрочем, отъезд во Францию пошел творчеству Невилла на пользу. Ведь там разворачивается действие многих его пьес. По всей вероятности, ко времени отъезда в Париж он написал большую часть «Генриха V», но очевидно, что узнанные на месте бытовые и топографические подробности должны были добавить достоверности пьесе.

Дыша воздухом Франции, слыша изо дня в день французскую речь, сэр Генри наверняка продолжал и здесь работать над «Генрихом V». Это предположение находит подтверждение в самом тексте пьесы. Взять хотя бы Пролог: в «Хоре» звучат мотивы, вызывающие в памяти картины, которые видел сэр Генри, путешествуя по Франции. Что же говорить о сцене, которая вся написана по-французски, да и упоминание графа Эссекса весьма красноречиво. Прибавьте ко всему этому обещание архиепископа дать Генриху V на военные нужды «сумму, какой королям еще никогда не давали». Это очень напоминает «военную ссуду», коей королева Елизавета осчастливила французского короля. (Она не могла дать ему солдат для войны с Испанией и поэтому послала золото, чтобы Генриху IV было на что содержать свое войско; теперь же Невилл получил указание добиться от французского короля возвращения долга.)

Есть, безусловно, какое-то сходство между ситуацией сэра Генри Невилла и сюжетными поворотами пьесы «Генрих V». Доказательством этого сходства служат письма Невилла, которые сохранил его секретарь и верный друг Ральф Уинвуд; в них встречаются строки, удивительно напоминающие места из этой пьесы.

Невилл выехал из Лондона в Париж в апреле 1599 года. Достигнув Дувра, он остановился в гостинице, где провел несколько дней в ожидании попутного ветра:

«Дувр; 26 апреля 1599

[Роберт Сесил, государственный секретарь] Достопочтенный сэр,
Приехав в Дувр, я получил письмо от помощника, который встретит меня в Дьеппе, письмо отправлено им за два дня до моего прибытия сюда; он сообщает, что монсеньор де Кушон, помощник губернатора Дьеппа, получил сообщение, что все французские корабли застряли в Испании... Жду, когда кончит дуть встречный ветер; как только он повернет, тотчас отправлюсь дальше...

Ваш покорный слуга
Генри Невилл»².

Как раз в тот день, когда Невилл писал это письмо, Роберт Сесил сочинял ему неофициальное послание, которое закончил словами: «Ваш любящий родич и друг». Сесил неоднократно напоминал Невиллу, что дипломатические депеши следует писать в особой манере, поскольку королева всегда читает их; свои частные письма он отправлял иными каналами. Только частной переписке оба доверяли свои чувства — в ней они вспоминали детскую дружбу (нелегкое пребывание Невилла во Франции подвергло их давние отношения тяжкому испытанию).

Попутного ветра не было еще три дня; сэр Генри томился в дуврской гостинице, обеспокоенный мыслями о семье. Услышав, что французский король готовится к путешествию на юг Франции и скоро должен покинуть Париж, Невилл написал: «Мне бы хотелось самому устроить семейство на новом месте до отъезда в столь длительное путешествие»³. Он хотел сам позаботиться о жене и детях, боялся оставить их одних в незнакомом городе. Невилл отчаянно надеялся, что Елизавета не погонит его на юг вслед за королем, а позволит остаться в Париже и ждать королевского возвращения. Но Елизавета не желала, чтобы дипломатические таланты Невилла прозябали втуне, и сэр Генри получил указание, если по прибытии в Париж не застанет там французского короля, последовать незамедлительно туда, где король будет находиться.

Королева проявила изрядное бессердечие! Конечно, Невилл мог бы сообщить в своей депеше о беременности жены, дабы попытаться смягчить Елизавету. Но тогда возникло бы серьезное осложнение: согласно тогдашним английским законам, ребенок, родившийся за пределами Англии, не получал английского подданства. Младенец должен был вот-вот появиться на свет, и, похоже, Невилл собирался скрыть настоящее место его рождения и представить дело так, будто он появился на свет в Дувре.

Затянувшееся путешествие, жизнь в гостинице, боли в желудке, вызванные дурным воздействием дорожной пищи, — все это нашло отражение в «Генрихе V». Генриха V — персонажа пьесы — точно так же задержал «встречный» ветер, и он был вынужден остановиться в Саутгемптоне. Ученые до сих пор гадают, почему драматург сделал эту «ошибку». Ведь настоящий Генрих V тоже, как и Генри Невилл, отчалил из Дувра. Наверное, Невилл опасался, что, если он опишет все, как было на самом деле, сходство между его ситуацией и пьесой будет слишком заметно.

    ХОР
...Король покинул Лондон, и теперь,
Почтенные, мы перейдем в Саутемптон;
Там наш театр, там будете и вы.
Оттуда вас во Францию доставим.
Затем назад примчим, для переправы
Смирив пролив. Мы не хотим нимало,
Чтоб вам от нашей пьесы тошно [offend one stomach] стало,
Но, лишь когда король свой путь пройдет,
В Саутемптон наша сцена перейдет.
        Акт 11, Пролог. (Перевод Е. Бируковой)

А пока король плыл во Францию, в Истчипе умирал в гостинице сэр Джон Фальстаф. Невилл как будто прощался со своей прежней жизнью и, возможно, со своим отцом: тот был во многом похож на Фальстафа — толстяк, любитель шуток и вкусной еды, утративший гибкость суставов от подагры, которая в конце концов и решила его судьбу.

Наконец для Генриха V, как и для Невилла, ветер переменился.

    КОРОЛЬ ГЕНРИХ
Попутный ветер дует. Поспешим!
        Акт II, сцена 2. (Перевод Е. Бируковой)

Затем в пьесе описана буря волнения, вызванная предстоящим плаванием и напоминающая волнение самого Невилла перед отплытием на континент. Бурлящее волнение приглушает тревогу о жене и детях; оно сопровождается воспоминаниями о великолепных артиллерийских орудиях, бывших когда-то его ежедневной заботой, и о флоте, на одном из кораблей которого он плавал в Кадис.

    ХОР
Так наше действие летит вперед
На крыльях реющих воображенья,
Быстрее дум. Представьте, как садится
Король в доспехах бранных на корабль
В Хемптонской гавани, и гордый флот
В сиянье Феба вымпелами веет.
Взгляните вы фантазии очами,
Как по снастям карабкаются юнги;
Свисток услышьте в рокоте нестройном,
Порядок водворяющий; смотрите,
Надул незримый ветер паруса,
Влекущие громады кораблей
Наперекор волнам. Вообразите,
Что с берега вы смотрите на город,
Качающийся на крутых валах, —
Так представляется могучий флот,
В Гарфлер плывущий. Следуйте за ним!
Цепляйтесь мыслью за корму судов;
Покиньте Англию, как ночь, немую,
Которую старухи стерегут
Да старики, утратившие силы. —
Или младенцы, что еще в пеленках:
Ведь каждый, у кого на подбородке
Хоть волосок пробился, поспешает
Во Францию за рыцарями вслед.
Работу дайте мыслям. Перед вами —
Осада города: с лафетов пушки
Разверзли пасти грозно на Гарфлер.
Представьте, что из лагеря французов
Посол, вернувшись, сообщает Гарри,
Что предлагает дочь ему король
И герцогства ничтожные в придачу.
Отвергли предложенье. Канонир
Подносит к пушке дьявольский фитиль.
Все сметено. Игрой воображенья
Прошу восполнить наше представленье.
        Акт III, Пролог. (Перевод Е. Бируковой)

(Насколько нам известно, Шекспир из Стратфорда никогда не покидал берегов Англии.)

Очевидно, что Невилл, когда писал цитированное выше письмо от 26 апреля, думал о французских кораблях, захваченных испанцами. Вот как он описывает размеры плененного флота:

«Дьепп, 3 мая 1599 г., ст. ст. Спешу уведомить Вашу светлость, что я прибыл в этот город 2 мая, проведя в море почти три дня. Губернатор и его помощник оба отсутствовали, но меня с большой пышностью принял главный полицмейстер города, которого зовут монсеньор Фавэ... Касательно захвата французских кораблей, о чем я писал Вашей светлости из Дувра, сообщаю: захвачен весь флот (около ста кораблей), и ему предложено очень веселое развлечение. Теперь об остальном; здесь находится корабль, принадлежащий губернатору города, и его капитан сообщил, что король готовит флот из 38 больших кораблей и 50 галер.

...Здесь теперь невозможно получить другие известия, которые я должен был бы сообщить Вашей светлости. Но все же до меня дошел слух, что герцог Савойский укрепляет границы с Францией, а значит, не горит желанием отблагодарить короля за дарованный ему титул маркиза, но об этом я смогу доложить подробнее из Парижа. Завтра я намерен отбыть отсюда в Руан, где меня ожидает сообщение (я отправил с посыльным запрос м-ру Эдмонсу⁴) о вероятности и срочности отбытия короля. В немногое оставшееся время моего пребывания здесь намереваюсь как можно больше выведать от английских негоциантов касательно сущности и значения таможенных пошлин, которые но договору будут представлены Ее Величеству для одобрения. Надеюсь по прибытии в Париж получить от Вашей светлости ответ на оба моих письма, посланных из Дувра».

По-видимому, известие, которое Невилл должен был сообщить Сесилу, касалось беременности его жены — Роберт Сесил искренне любил Энн Невилл, урожденную Киллигрю, свою довольно близкую родственницу.

Приехав во Францию, Невилл с облегчением узнал, что король Генрих все еще в Париже, хотя скрывает место своего пребывания и живет в доме друга. Что же до пьесы «Генрих V», над которой он продолжает работать, то стиль ее претерпевает некоторые изменения: в ней все ярче проявляется Франция и стилистические особенности дипломатического языка. В депешах Невелла часто появляется слово «касательно» (touching) в значении «в отношении чего-либо». Например: «Касательно государственного флота...»⁵, «Касательно 20 тысяч крон...»⁶ и т. д. Это слово в то время часто употреблялось сотрудниками дипломатической службы. И в первой части «Генриха V» оно тоже возникает то в одном, то в другом месте. Потом автор вдруг перестает пользоваться им, точно испугавшись, что может раскрыть свою тайну.

    ЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ
Его Величеству я предложил
От имени церковного собора —
Касательно французских дел я с ним
Сей день беседовал — большую сумму,
Да нет, огромную, крупнее, чем
Когда-нибудь давало королям
Духовное собранье...

        Акт I, сцена 1. (Перевод Е. Бируковой)

    КОРОЛЬ ГЕНРИХ
Касательно отмщенья, я — не мщу...
        Акт II, сцена 2. (Перевод Е. Бируковой)

    ФЛЮЭЛЛЕН

...Касательно военной дисциплины, касательно происхождения, да и во всех других смыслах, разве я хоть чем-нибудь хуже вас?

Акт III, сцена 2. (Перевод Е. Бируковой)

Заметьте, что Флюэллен чувствует, что слово «касательно» надо пояснить синонимом (В оригинале: «...as partly touching or concerning the disciplines of the war». — Примеч. ред.). Так бывает, когда автор начинает понимать, что специфическая дипломатическая терминология непонятна обычной аудитории, никогда ранее с ней не сталкивавшейся. Кроме особенностей используемой лексики надо отметить и то, что епископ Кентерберийский говорит о деньгах, пожертвованных церковью королю Генриху для войны против Франции. Точно так же французский король получил деньги от Елизаветы на войну против Испании. Именно из-за этой суммы в 20 тысяч крон Невилл был послан во Францию; неудивительно, что в голове у него в то время вертелась мысль о деньгах для ведения войны. И действительно, в «Генрихе V» много говорится о кронах и коронах. Слова French Crown (французская корона/крона) то время имели по меньшей мере три значения: 1) собственно корона королевства; 2) монета; 3) венерическое заболевание. Зная, кто на самом деле был автором пьесы и каковы были обстоятельства ее создания, трудно признать случайным упоминание о «двадцати коронах/кронах» самим Генрихом V:

    КОРОЛЬ ГЕНРИХ

В самом деле, французы могут поставить двадцать французских крон против одной, что поколотят нас. Но англичанину не грех будет вырвать у них эти кроны, и завтра сам король примется за дело.

Акт IV, сцена 1. (Перевод Е. Бируковой)

И, кроме всего прочего, 20000 крон теперь причитались и королеве Елизавете. Что касается третьего значения, то надо иметь в виду, что у Генриха IV была стойкая репутация бабника. Невиллу наверняка казалось омерзительным отношение короля к супруге, равно как и высокое положение королевских метресс при французском дворе.

В пьесе определенное место отведено и французскому послу. Генрих V намерен кое-что выведать о французах до встречи с послами; то же намерение заметно и в письме Невилла Сесилу, которое уже цитировалось:

«В немногое оставшееся время моего пребывания здесь намереваюсь как можно больше выведать от английских негоциантов касательно сущности и значения таможенных пошлин, которые по договору будут представлены Ее Величеству для одобрения».

    УЭСТМОРЛЕНД
Позвать ли нам посла, мой государь?

    КОРОЛЬ ГЕНРИХ
Повременим, кузен. Сначала надо
Решить один вопрос весьма серьезный,
Что Франции касается и нас.
        Акт 7, сцена 2. (Перевод Е. Бируковой)

Невилл всегда хотел точно все знать и настаивал в письмах к Сесилу: королева должна сообщать ему — послу Англии — свои пожелания непременно до переговоров с королем Франции или с его представителями. Имеется еще одно поразительное сходство настроений короля Генриха V и сэра Генри Невилла. В 1599 году умер король Испании, и Невилл получил приглашение на торжественные похороны. Он написал Сесилу, что ехать отказался по причинам весьма веским; впрочем, изложив эти причины, Невилл под конец сообщил, что на похоронах испанского короля все-таки побывал — правда, под чужим именем и переодетым в чужое платье.

«Назначили день торжественных похорон короля Испании, я был приглашен, но отказался на них присутствовать, объяснив, что я очень желал бы почтить память короля, но траурная церемония целиком посвящена почестям королю Испании, который почил, питая не дружеские, а скорее враждебные чувства к Ее Величеству, кои разделяет и его сын. И посему будет очень дурно с моей стороны, если я приму в ней участие. К тому же мое присутствие может испортить торжество: испанский посол будет превозносить главенство и честь своего короля, а я, разумеется, моей королевы; это, конечно, не понравится королю, тем более в такой день.

Мои извинения были приняты с пониманием, и мне предложили укромное место, откуда я мог бы созерцать церемонию, если бы пожелал приехать. Я принял предложение для моих приближенных, но и сам там был под чужим именем, в чем очень раскаиваюсь: более жалкого зрелища не видывал»⁷.

Черный юмор ситуации, в которую попал Невилл (равно как и черный юмор его послания), очевиден: к этому времени он неоднократно вступал в спор с представителем испанского посла, а сколько еще ожидалось подобных столкновений.

Некогда отец Невилла с тайной миссией и под чужой личиной посещал Францию. А дядя Невилла на каком-то празднике явился переодетым в платье Генриха VIII. В роду Невиллов явно имелась артистическая жилка.

Нетрудно заметить сходство Невилла и Генриха V в искусстве перевоплощаться. Перед битвой при Азенкуре Генрих, закутанный в плащ, ходит среди своих солдат, чтобы самому понять их настроение, а возможно, и смягчить недовольство: не все готовы броситься за королем в пекло боя.

    ГЕНРИХ
...Сэр Томас, одолжи мне плащ свой...

    ПИСТОЛЬ
Qui va la?^*

    ГЕНРИХ
Свой.

    ПИСТОЛЬ
Скажи мне толком, кто ты: офицер?
Иль из народа низкого, простого?

    ГЕНРИХ
Я дворянин, — командую отрядом.

    ПИСТОЛЬ
Орудуешь копьем?

    ГЕНРИХ
Вот именно. А ты?

    ПИСТОЛЬ
Такой же дворянин, как император.

    ГЕНРИХ
Так, значит, ты знатнее короля.

    ПИСТОЛЬ
Король — миляга, золотое сердце,
Проворный парень и любимец славы;
Он родом знатен, кулаком силен.
Башмак его целую грязный.
Сердцем Люблю буяна. Как тебя зовут?

    ГЕНРИХ
Гарри Le Roy^**.

    ПИСТОЛЬ
Леруа! Должно быть, корнуэлец ты?

    ГЕНРИХ
Нет, я уэлец.
        Акт IV, сцена 1. (Перевод Е. Бируковой)

Наконец-то мы можем понять, почему автор «Генриха V» так внимательно следил за военной кампанией Эссекса в Ирландии, — он хотел использовать ее как прообраз военных действий в своей новой пьесе.

Ссылка на Эссекса, находившегося в ирландском походе во время написания «Генриха V», дает точную датировку пьесы — она была написана в 1599 году, между 27 марта и 28 сентября, когда Эссекс возвратился в Лондон.

    ХОР
...Как Лондон буйно извергает граждан.
Лорд-мэр и олдермены в пышных платьях,
Как римские сенаторы, идут;
За ними вслед толпой спешат плебеи
Навстречу цезарю-победоносцу.
Так было бы, хоть и в размерах меньших,
Когда бы полководец королевы
Вернулся из похода в добрый час —
И чем скорее, тем нам всем отрадней! —
Мятеж ирландский поразив мечом.
Какие толпы, город покидая,
Его встречали б! Но вполне понятно,
Что многолюдней встреча короля.
        Акт V, Пролог. (Перевод Е. Бируковой)

Этот пролог — бесспорное свидетельство того, что пьеса писалась во время пребывания Невилла на посту английского посла в Париже. «Полководец королевы», разумеется, не кто иной, как граф Эссекс, друг Невилла. Эссекс, конечно, знал о трудностях Невилла. Впрочем, он сам уговаривал Невилла отправиться во Францию, чтобы помимо королевы быть там и его, Эссекса, представителем. Мы не располагаем перепиской Эссекса и Невилла. Ничего удивительного: в Ирландии Эссексу было не до писем. А возвратившись в Лондон, он навлек на себя гнев королевы, и друзья, видимо, решили не переписываться в целях безопасности. В июле 1600 года Невилл — под предлогом нарастающей глухоты — временно вернулся в Англию, и они с Эссексом возобновили личное общение.

В бытность послом во Франции Невилл в письмах Сесилу постоянно спрашивал об Эссексе и ирландской кампании; ответы всегда звучали оптимистично. Даже в Дувр Сесил писал Невиллу об Эссексе — значит, знал, что Невилла это интересует.

«26 апреля 1599

Мы получили известие, что граф Эссекс благополучно прибыл на место, дела там идут, как раньше... Мне стало известно, что королева была бы очень довольна, если бы Вы намекнули королю послать в Англию регалии для возведения... [в рыцари ордена Подвязки]»⁸.

А в частном письме Сесилу Невилл поведал, что говорил об Эссексе с королем Генрихом IV.

«...Он спросил меня, были ли у лорда Эссекса и лорда-адмирала дружеские отношения до его отъезда [в Ирландию]. Я ответил, что не знаю никаких других отношений между ними, кроме дружеских; если и были какие-то другие, то перед отъездом отношения были самые теплые. Еще он спросил: Ваша светлость и лорд Эссекс ладят друг с другом, так же как вы? Эти вопросы показались мне странными, и я ответил, что между Вашей светлостью и лордом Эссексом всегда были добрые отношения, никакого разлада. Он ответил: да, да, он много об этом слышал. Тогда я сказал, у нас, наверное, разный взгляд на то, что советники могут себе позволить; впрочем, думаю, в этом отношении ваш двор мало отличается от нашего. Нет, нет, сказал он, я прилагаю чрезвычайные усилия, чтобы сдерживать их, и дал им понять, что заставлю их жить в согласии, думаю, это наилучший путь и для вашей госпожи королевы...»

Невилл старался не открывать своих карт. Французский король был, очевидно, хорошо осведомлен о партиях, существовавших при английском дворе. Католик лорд-адмирал принадлежал к роду Хауардов и потому был не в самых лучших отношениях с графом Эссексом и с Невиллами. Но сэр Генри не дал королю копнуть глубже: он понимал, что королева желает продемонстрировать европейским правителям единство своего двора. Разумеется, король знал истинное положение дел и видел уклончивость Невилла. Но Сесилу можно было это не объяснять, потому что и он все понимал. Скорее всего, именно поэтому Невилл решился вставить в письмо немного непристойного юмора; с этой его чертой — склонностью к не очень приличным шуткам — мы можем познакомиться только через его пьесы.

«Потом король [Генрих IV] рассказал анекдот. Эрцгерцог женился на инфанте и в первую брачную ночь не смог исполнить супружеские обязанности, о чем и поведал главе францисканцев. Ничего удивительного, сказал францисканец, со слов исповедника эрцгерцога известно, что эрцгерцог до тридцати семи лет не касался женщины. Молю, Ваша светлость, простите, если я, почитая необходимым докладывать обо всем происходящем, несколько более, чем положено, обеспокоил Вас. Засим смиренно откланиваюсь»⁹.

До этого Сесил написал Невиллу, чтобы в частных посланиях он сообщал решительно обо всем. И Невилл, похоже, в ответ решил дать ему понять, что услышанное в кулуарах французского двора лучше все-таки подвергать редактированию!

Далее следуют письма, в которых Невилл сообщает слухи о графе Эссексе и спрашивает, может ли Сесил подтвердить их. Слово bruits («слухи») на дипломатическом языке означало «достоверные слухи»; оно часто встречается у «Шекспира», хотя вне дипломатических кругов употреблялось редко. Вопрос Невилла был вызван сообщением, что 15 мая 1599 года Эссекс одержал победу над графом Коннотом. На это Сесил посоветовал сэру Генри тщательнее сортировать добываемую информацию и доверять только его сообщениям; он также заверил Невилла, что как только получит доброе известие об Эссексе, тотчас сообщит ему. А пока ни в коем случае нельзя допустить, чтобы французы узнали о разносе, который королева учинила Эссексу за то, что он еще ни разу не сразился с ирландцами. Сесил писал:

«...Тут ходит много всяких слухов, о коих я не сообщил Вам... признаюсь, что поступил странно ввиду нашего взаимного уважения... но знайте, если кто-то из Великого Ольстера или Коннота покорится, это будет, как мне известно, выше понимания королевы Англии; одно известно, жители Лемпстера и Пейла готовы нам покориться.

Я сообщил Вам эти подробности не затем, чтобы Вы намекнули им, что нам не так весело и что компания милорда Эссекса не удалась. Ибо он, приехав в Ирландию только 17 апреля, не раньше, совершил бы чудо, если бы усмирил и рассеял армию, состоящую из 16 тысяч пехотинцев и 1300 всадников, и навел порядок в нищей и неспокойной стране в более короткий срок, чем это происходит...»¹⁰.

Осторожный Невилл заверил Сесила: он вовсе не думал пенять ему за то, что тот несколько опоздал с известиями.

«Прошу Вас, сэр, не сомневайтесь, у меня и в мыслях не было упрекать Вас, что Вы не все сообщили мне и я узнал ирландские новости от короля; я о них того же мнения и теперь вижу, что оно справедливо: французский посол подслушал их на Лондонской бирже. Я написал Вам, что я на это ответил. Прошу Вас, поверьте, все, что Вы пишете, я воспринимаю как свидетельство доброго ко мне отношения, а если что и не пишете, так не затем, чтобы унизить мое достоинство»¹¹.

Говоря о стиле, надо отметить, что слог Невилла гораздо изящнее, чем слог Сесила. Дэвид Юм, шотландский философ, позже писал, что сэр Генри обладал самым живым — лучшим в мире — дипломатическим языком. Можно также заметить, что Невилл часто меняет орфографию своего письма — он может на одной странице по-разному написать одно и то же слово. Такого рода примеры вполне характерны для оригинальных текстов Невилла, многие из которых находятся в Национальном архиве. Шекспироведы, изучающие творчество Невилла, веками спорят, наборщики или сам автор так легкомысленно относились к орфографии. Этот вопрос решается просто — настоящего автора больше волновало изящество и легкость слога, чем формальная орфография. Похоже, рука сочинителя не поспевала за мыслью, и он часто писал слово, как оно приходило в голову.

В последнем письме содержалась неприятная новость об Эссексе: граф вернулся из Ирландии и весьма рассердил королеву. Рассказывают, что вернувшийся из Ирландии Эссекс прямо с дороги, весь облепленный грязью, ворвался без доклада в личные покои Елизаветы. Королева как раз одевалась, но, вместо того чтобы выбежать вон, граф замер на месте и дерзко уставился на нее. Вскоре Эссекс был лишен монопольного права взимать пошлину со всех сладких вин. Невилл верно расценил происшедшее как дурной знак. Многие исследователи уверены, что в сонете 125 есть ссылка на это событие.

Я ль не видал искателей почета,
Терявших все в стремлении к нему,
Как добрый вкус вдруг станет нехорош
И позабыт затейной ради сласти?
        Первые две строки — перевод М. Чайковского,
        третья и четвертая — А. Финкеля

Принято считать, что «сласти» и есть намек на «сладкие вина». Совершенно очевидно: Невилла в то время волновали те же вещи, что и автора «шекспировских» пьес; это видно из письма Невилла, посланного из Лондона Уинвуду 2 ноября 1600 года (это был период, когда сэру Генри ненадолго разрешили вернуться в Англию).

«Граф Эссекс все еще не допущен ко двору. На Михайлов день кончился его срок владения монополией на сладкие вина; несколько месяцев прошло в гаданиях, продлят ему монополию или нет. В конце концов ее передали в руки сэра Генри Биллингслея и других, чтобы использовать ее в интересах королевы, а это значит, что королева еще не вернула расположения фавориту, как многие того ожидали. Все же графа здесь ожидают в День коронации. Это будет первый шаг к примирению и допуску ко двору. Но я не очень-то склонен этому верить»¹².

(Елизавета каждый год отмечала день своего восшествия на престол; обычно устраивалось пышное всенародное празднество.)

Невилл по-прежнему не открывал карт: даже Уинвуду (своему другу и секретарю) он не сообщил, что поддерживает отношения с приближенными Эссекса.

Примечания

*. Кто идет? (фр.)

**. Король (фр.).

1. Сэр Генри Унтон, предыдущий посланник королевы во Франции, был другом и соседом Невилла. Любопытно (или показательно), что знаменитую картину, изображающую свадьбу сэра Генри Унтона, часто использует как иллюстрацию к комедии «Сон в летнюю ночь». Свадебный пир в конце пьесы очень напоминает пиршество Унтона. Так что, вполне возможно, конец пьесы Шекспир писал под впечатлением от этого события. Но семейная жизнь несчастного Унтона оказалась недолгой: во Франции у него заболела печень, и он попросил разрешения вернуться домой. Королева не разрешила, и бедный страдалец умер в чужой стране, даже не простившись с молодой женой. Как позднее понял сам Невилл, дипломатическая служба во Франции оказалась для Унтона разорительной. Он купил часть его земель, соседствовавших с его собственными владениями, но не столько затем, чтобы увеличить их, — сэр Генри хотел помочь тяжело заболевшему другу. Смерть Унтона пробудила в нем недобрые чувства к королеве еще до отъезда во Францию. А после того как Елизавета запретила и ему после переговоров в Булони вернуться в Англию, он настроился против нее еще больше. Это, без сомнения, стало непосредственной причиной того, что Невилл с такой готовностью принял участие в заговоре Эссекса.

2. Дувр, 27 апреля 1599 года (см.: Winwood's Memorials. Vol. 1. P. 26; см. гл. 5, прим. 18).

3. Ibid.

4. Томас Эдмондс был другом и протеже Невилла. Королева позволила Невиллу взять его личным секретарем во Францию, что наверняка обрадовало сэра Генри: Эдмондс был завсегдатаем «Митры» и «Русалки» и поэтому много знал об актерах и пьесах.

5. См.: Winwood's Memorials. Vol. 1. P. 55.

6. Ibid. P. 50.

7. Ibid. P. 45.

8. Ibid. P. 17.

9. Ibid. P. 26.

10. Ibid. P. 49.

11. Ibid. P. 45.

12. Ibid. P. 271.