Свобода благо и зло

Вопрос о «свободе» ставят в драме два персонажа — Ариэль и Калибан. Решение принимает Просперо. Стремление Ариэля к свободе Просперо считает законным, и требуя от Ариэля все новых добрых и полезных дел, он обещает дать ему свободу. По мнению Шекспира, наука и искусство требуют свободы для развития способностей человека к творчеству. Например, в 66-м сонете Шекспир в числе мучительных для него бедствий упоминает зависимость искусства от правителей: «...язык искусства связан властями». Столь же определенно говорит и Монтень о стремлении науки, философии и всех видов искусства к независимости от внешней власти, вспоминая, какого разнообразия достигли философия и искусство в Греции и Риме (E., II, 12, 286).

Реальная картина, с которой были знакомы и Монтень и Шекспир, отличалась от желаемой — и наука и искусство подчинялись духовной и светской власти. В «Буре» Ариэль сначала был в рабстве у Сикораксы, потом должен был служить доброму и мудрому правителю. Свобода — естественное состояние Ариэля, потому Просперо лишь на время заставляет его служить своим целям. Таким образом, творческие силы представлены здесь как нечто сверхчеловеческое, таинственное, как непостижимый дух исканий, воображения, порождающего все виды искусства.

Если стремление Ариэля к свободе является благом, так как способствует развитию творческих сил в жизни общества, то стремление к свободе Калибана мудрый правитель волшебного острова считает опасным, и события подтверждают правоту Просперо.

Шут Тринкуло, увидев Калибана, мечтает о том, как это «чудовище», будь оно показано в Англии, помогло бы Тринкуло разбогатеть. Дворецкий Стефано сразу же начинает «приручать» дикаря, который будет подарком для любого императора. Сначала он дает испуганному Калибану глотнуть из бутылки. Благодаря «божественному напитку» Стефано превращается в глазах Калибана в бога и повелителя. Калибан вовлекает новых «богов» в заговор против Просперо, уговаривает Стефано сжечь книги Просперо, размозжить ему голову бревном, пока он спит. Итак, в «низах» общества возникает заговор против «тирана» Просперо ради «свободы» для проявления грубых и низменных инстинктов.

Вскоре, однако, Стефано и Тринкуло занялись примеркой роскошных одежд, которые развесил на их пути Ариэль. Калибан умоляет их не отвлекаться от цели и сначала «совершить убийство». Стефано возвращается к бунтарским идеям, только услышав о красоте Миранды. Тогда он объявляет, что согласен убить Просперо, взять в жены Миранду и стать королем острова и фальшиво напевает:

Смейтесь над ними, глумитесь над ними.
Глумитесь над ними и смейтесь над ними:
Ведь мысль свободна!

      (Б., III, 116—118, Избр., 610, пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник)

Очень комично звучит в устах пьянчуги-дворецкого припев «Мысль свободна!»

Вопрос о трактовке Шекспиром понятия «свобода» в драме «Буря» запутан в одной из статей, где отношения Просперо, Калибана и Ариэля истолкованы как отношения отца и детей, и если Ариэль стремится к свободе для возвращения к естественному состоянию «невинности», то Калибан якобы хочет освободиться от рабства¹. Однако попытки воспринимать Калибана как сторонника «свободы» несостоятельны, ведь Калибан готов отдать Стефано и весь остров, и свою свободу и готов целовать ноги новому господину и королю. Он радуется только освобождению от всякого труда и мечтает о том, как он сможет побить Тринкуло за его насмешки.

«Бунт» пьяных слуг и дикаря едва не закончился гибелью мудреца и волшебника — такой поворот сюжета несомненно говорит и о скептическом отношении Шекспира к идее возвращения человека к естественному состоянию, и о том, что он разделял опасения гуманистов, как бы народные мятежи не привели к гибели культуры. Мятеж изображен у Шекспира по-разному в зависимости от исторических обстоятельств: оправданным является всеобщее восстание против тиранов Ричарда III и Макбета, двойственную оценку вызывают мятеж Кэда в хронике «Король Генрих VI» и восстание дворян в хронике «Король Ричард II», осуждены мятежные феодалы в драмах «Король Генрих IV» и «Король Генрих V». В драме «Буря» затея Калибана предстает как нелепое, бессмысленное и глупое действие, это не восстание, не серьезный мятеж, даже не бунт низов, а всего лишь преступный замысел глупцов и невежд. В аллегорической форме Шекспир сатирически изобразил стремление к свободе от труда и долга, от всяких сдерживающих начал порядка и этики, от доводов здравого смысла и человечности. Принуждение для людей, подобных Калибану, Стефано и Тринкуло, примененное чарами Просперо, выступает как общественная необходимость.

В драме есть моменты, связанные с темой воспитания и относящиеся к воспитанию молодых героев пьесы — Миранды и Фердинанда. Один из критиков когда-то заметил, что Миранда способна вызвать восхищение у мужчин в большей мере, чем у женщин. Действительно, Миранда привлекательна такими качествами, как женственность, искренность, чистота, непосредственность в выражении чувств, доброта и беззащитность. Миранда выросла вдали от людей, воспитана мудрым отцом, но воспитана «книжной» мудростью, а не общением с разными людьми, не опытом и знанием жизни, а потому ей всегда нужен защитник. Такое воспитание, полагает Шекспир, придает героине неотразимое обаяние, но при этом создает столь редкостный характер, что он назвал героиню «Миранда», что означает «вызывающая изумление» (латинское minis значит «удивительный, восхитительный», но также «странный, причудливый»).

Весьма интересны методы воспитания, применяемые Просперо. В некотором отношении его система напоминает рассуждения Монтеня о воспитании среди простых сельских тружеников и о воспитании женщин. В главе «О том, что трудности распаляют наши желания» (II, 15) Монтень предписывает женщине сдержанность, скромность, умение скрывать любовь, убегать от преследований, намеренно воздвигать преграды перед поклонником. Это нужно для нее самой — ведь все, что легко достигнуто, мало ценится. Исходя из тех же принципов, Просперо создает препятствия перед Мирандой и Фердинандом, зная, что любовь, преодолев трудности и выдержав все испытания, будет прочнее и ценнее. Он заставляет Фердинанда заниматься физическим трудом, ради любви к Миранде принц соглашается таскать бревна и признается, что даже тяжелый труд становится удовольствием, когда его выполняешь ради любимой. Просперо знает, что жалость — союзница любви, что Миранда, желая помочь юноше, сильнее его полюбит. И наконец, Фердинанд говорит Миранде, что стремится к браку с той же страстью, с какой раб мечтает о свободе... Миранда кажется ему совершенством.

Просперо, узнав о любви Фердинанда, призывает его к сдержанности: если до священного обряда брака «развяжешь узел девственности», тогда «бесплодная ненависть, презрение с горечью во взгляде и раздоры осыплют брачное ложе столь отвратительными сорняками, что вы оба его возненавидите» (T., IV, 1, 15—22). Фердинанд заверяет его, что он стремится к спокойному союзу, к прекрасному потомству и долгой жизни, а потому его честь никогда не растает перед вожделением. Достаточно прочесть суждения Монтеня о любви и браке, чтобы уловить в них много сходства с позицией Шекспира в тот период, когда его дочери выходили замуж, — предполагают, что тема брака и любви в «Буре» отражает некоторые биографические моменты в жизни семьи Шекспира.

В конце пьесы Просперо прощается с силами природы, которые были ему подвластны. В его обращении «Вы, эльфы холмов, ручьев, озер и рощ», сказалось знакомство Шекспира с текстом «Метаморфоз» Овидия в переводе Артура Голдинга². У Овидия Медея произносит заклинание, она перечисляет таинственные, грозные, могучие явления природы, которую хочет себе подчинить. Шекспир сохраняет общий характер монолога, многие слова и стиль перевода Голдинга, но заканчивает монолог прощанием Просперо с этой «грубой магией». Просперо вспоминает о своем могуществе: он мог заставить померкнуть солнце, вызвать грозу и ветер, вскрыть могилы и разбудить спящих. Но теперь он отречется от магии, он сломает свой жезл, зароет его глубоко в землю и утопит свои книги. Просперо возвращается в мир людей (T., V, 1, 33—57).

Это решение Просперо некоторые критики воспринимали как отказ от борьбы со злом. Прав, однако, В. Узин, возражавший против тезиса о «примирении» Просперо и Шекспира с жизнью, какая она есть³. Просперо — гений, мыслитель, ученый, овладевший тайнами природы, творец, овладевший тайнами искусства, оказывает мощное воздействие на людей. Там, где бессильны чары искусства, он применяет принуждение и насилие с помощью науки. Он восстановил справедливость, изобличил преступление, вызвал раскаяние и сделал людей лучше, он вернул себе власть, обеспечил счастье дочери. Прощальные монологи Просперо содержат признание, что волшебная власть Просперо заключена прежде всего в искусстве театрального представления, и потому правы исследователи, увидевшие в драме желание Шекспира как бы подвести итог своему творчеству и пояснить задачи искусства в обществе.

Отказ Просперо от магии нужно воспринимать как признание того, что даже власть гения имеет пределы. Просперо — живой человек из плоти и крови, подчиненный законам природы, смертный среди смертных людей, рано или поздно он исчезнет как все в мире, материальное и духовное. Философский вывод Шекспира во многом близок мыслям Монтеня о единстве природы, о связи духовного и материального в вечном и бесконечном мироздании — примеры подобных рассуждений Монтеня встречаются во многих главах его «Опытов».

* * *

Анализ «Бури» и сравнение ее с «Опытами» приводят нас к выводу, что в этой аллегорической драме Шекспир выражает мечты гуманистов об идеальном устройстве общества, что он сочувствует благородным стремлениям исправить людей и избавить их от страданий. Вместе с тем он не разделяет восхищения Монтеня жизнью диких племен, показывает, что мечты о возвращении к естественному состоянию невозможно воплотить в жизнь.

Шекспир противопоставляет утопическим проектам Гонзало деятельность Просперо и тем самым утверждает, что цель человечества — не возвращение назад, к «естественному» состоянию, к свободе от труда и знаний, а путь вперед — к овладению тайнами природы и искусства. Одна из главных мыслей Шекспира в этой драме — утверждение могущества знаний, накопленных человечеством. Шекспир, возражая против некоторых идей Монтеня, высказанных в главе «О каннибалах», в то же время соглашается с общим философским выводом Монтеня о могуществе науки, открывающей все новые тайны природы.

Примечания

1. Siskin C. Freedom and loss in the «Tempest». — Shakespeare survey, 1977, vol. 30, p. 148—149.

2. Текст перевода Голдинга и примечания в: Shakespeare W. The Tempest / Ed. by H.H. Furness, p. 234—235.

3. Узин В. Последние пьесы Шекспира. — В кн.: Шекспировский сборник. 1947. М., [1948], с. 203—204.