«Макбет», или Зараженные смертью

Кто это весь в крови?..1 («Макбет»)

В «Макбете» продолжает действовать тот же Великий Механизм, что и в «Ричарде III». Может, даже более обнаженный. Подавление бунта приблизило Макбета к трону. Он может стать королем, и, значит, он вынужден стать королем. Он убивает законного правителя. Он вынужден убить и свидетелей преступления и тех, кто подозревает о нем. Он должен убить сыновей и друзей тех, кого убил раньше. Потом вынужден убивать всех, потому что все против него:

Возьми побольше конницы, обрыскай
Окрестности и вешай всех, кто трусит.
Подай доспехи.²

В конце убивают его самого. Он прошел весь путь по большой лестнице истории.

«Макбет», если изложить его содержание, ничем не отличается от королевских трагедий. Однако пересказ обманчив. В противоположность Хроникам, история не показана в «Макбете» как Великий Механизм. Она показана как кошмар. Механизм и кошмар — это всего лишь разные метафоры той же борьбы за власть и корону. Однако отличие метафорики — это разница взглядов, даже больше: иная философия. История, показанная как механизм, пленяет хотя бы самой своей трагичностью и неизбежностью. Кошмар — ужасает и парализует. В «Макбете» история показана через личностный опыт. И преступление тоже показано через личностный опыт. Оно — решение, выбор и необходимость, оно заносится на личный счет и должно быть совершено собственными руками. Макбет сам убивает Дункана.

История в «Макбете» — как кошмарный туман. И все в нее проваливаются, словно в кошмар. Механизм приводится в действие, и потом он тебя перемалывает. Бредешь сквозь кошмар, и он подступает к горлу.

Макбет говорит:

Я так уже увяз в кровавой тине,
Что легче будет мне вперед шагать,
Чем по трясине возвращаться вспять.³

История в «Макбете» липкая и густая, как кровавое месиво. После пролога с тремя ведьмами — подлинное действие «Макбета» начинается со слов Дункана:

Кто это весь в крови?⁴

В кровь тут погружены все: и убийцы, и жертвы. Погружен в кровь мир. Говорит Дональбайн, сын Дункана:

    Ведь тут за каждой
Улыбкою — кинжал. Чем ближе нам
По крови человек, тем больше алчет
Он нашей крови.⁵

Кровь в «Макбете» не просто метафора — она присутствует материально и физически, сочится из тел убитых. Она остается на руках и лицах, на мечах и кинжалах.

Говорит Леди Макбет:

Один лишь ковш воды — и смыто все,
И станет нам легко.⁶

Но эта кровь не смывается ни с рук, ни с лица, ни с кинжалов. «Макбет» начинается и кончается резней. Крови все больше. Все обагрены ею. Она заливает сцену. Без образа мира, залитого кровью, постановка «Макбета» всегда будет фальшивой. В Великом Механизме есть что-то от абстракции Жестокость Ричарда — в смертных приговорах. Большинство из них приводятся в исполнение за сценой. Смерть, преступления, убийства в «Макбете» конкретны. История в «Макбете» — конкретная, осязаемая, телесная и удушающая; история — это хрипение умирающего, взмах меча, удар кинжала. Писали, что «Макбет» — трагедия честолюбия, и писали, что «Макбет» — трагедия ужаса. Это неправда. В «Макбете» только одна тема, монотема. Эта тема — убийство. История сведена к своей простейшей форме, к одному образу и одному разделению: на тех, кто убивает, и тех, кто убит. Честолюбие здесь — замысел убийства и программа убийства. Ужас — это память об убийствах, которые были, и страх перед неизбежностью нового преступления. Большим убийством, настоящим убийством, убийством, с которого начинается история, является убийство короля. Потом уже нужно убивать и убивать. До тех пор, пока тот, кто убивает, не будет убит сам. Новым королем станет тот, кто убил короля. Так в «Ричарде III» и в королевских трагедиях. Так и в «Макбете». Громадный каток истории приведен в движение и давит поочередно всех. Но в «Макбете» череда убийств не является логикой механизма, есть в ней что-то от ужасного разрастания ночного кошмара.

    МАКБЕТ

Который час?

    ЛЕДИ МАКБЕТ

Уж ночь и утро спорят, кто сильнее.⁷

Большинство сцен происходит ночью. Присутствуют все времена ночи: поздний вечер, полночь и бледный рассвет. Ночь здесь постоянно присутствует, ее неустанно и настойчиво вспоминают и называют; в метафоре: «Не будет утра для такого "завтра"!»;⁸ в мизансценах: вносят, зажигают и гасят факелы; в самом течении действия и в неожиданных, как всегда у Шекспира, прозаических и потрясающих реалиях: «Надень для сна рубаху...».⁹

Это ночь, из которой изгнан сон. Ни в одной трагедии Шекспира не говорится столь много о сне. Макбет убил сон. Макбет не может уже заснуть. Во всей Шотландии никто уже не может заснуть. Нет уже сна, есть только кошмары.

Когда же их огрузшие тела
Двум трупам уподобит свинский сон...¹⁰

От этого сна, густого и липкого, в котором возвращается явь и который не дает забвения, от сна, который — всего лишь мономысль о преступлении, от сна, который не сон, а кошмар, обороняются не только Макбет и Леди Макбет. Этот сон-кошмар терзает и Банко.

Сон тяжкий, как свинец, меня долит,
Но спать я не решаюсь. — Силы блага,
От грешных приходящих ночью мыслей
Меня оберегайте.¹¹

Отравлен сон и отравлена пища. В мире «Макбета», наиболее маниакальном из всех миров, которые сотворил Шекспир, убийство, мысль об убийстве и страх перед убийством пронизывает всё. В трагедии только две большие роли, но третье действующее лицо трагедии — это мир. На лица Макбета и Леди Макбет мы смотрим дольше, и потому нам легче их запомнить, но на всех лицах — та же гримаса, они искажены той же тревогой. Все тела одинаково измучены. Мир «Макбета» герметичен, и нет из него выхода. Даже природа в нем приобретает характер кошмара. Она такая же мутная, густая и липкая. Состоит из трясины и призраков.

    БАНКО

То — пузыри, которые рождает
Земля, как и вода. Но где ж они?

    МАКБЕТ

Развеял воздух, словно ветер вздохи,
Их плотские обличил.¹²

Ведьмы в «Макбете» — часть пейзажа, они из той же материи, что и мир. Верещат на распутье и подстрекают к убийствам. Земля дрожит, словно в лихорадке, сокол заклеван в полете совой, лошади ломают ограды, мчатся как бешеные, бросаются одна на другую, грызут и кусают. Нет в мире «Макбета» ни одного просвета, нет ни любви, ни дружбы, нет даже влечения. Вернее, влечение тоже отравлено мыслью об убийстве. Между Макбетом и Леди Макбет много темных дел. Каждая из этих крупных шекспировских фигур — со множеством доньев. Шекспир никогда не бывает однозначным. В их союзе — у которого нет детей или дети которого умерли, — мужчиной является она. Она требует от Макбета совершения убийства как подтверждения мужественности, почти как любовного акта. Во всех высказываниях Леди Макбет повторяется та же тема-мания:

      Отныне
Я любовь твою ценю не выше. [...]
Его задумав, был ты человеком...¹³

Между этими супругами — сексуальный угар и большое эротическое поражение. Но это не самое важное для интерпретации трагедии, хотя, быть может, это решает расстановку двух главных ролей.

Нет трагедии без осознанности. Ричард III — это осознанность Великого Механизма. Макбет обладает осознанностью кошмара. В мире, где убийство навязывается как судьба, принуждение и внутренняя необходимость, существует только одна мечта: мечта об убийстве, которое прервет череду убийств, которое явится выходом из кошмара и освобождением. Ведь хуже убийства сама мысль, которая тяготит: об убийстве, которое нужно совершить, от которого невозможно бежать.

Макбет говорит:

О, будь конец всему концом, все кончить
Могли б мы разом. Если б злодеянье,
Все следствия предусмотрев, всегда
Вело к успеху и одним ударом
Все разрешало здесь — хотя бы здесь,
На отмели в безбрежном море лет,
Кто стал бы думать о грядущей жизни?¹⁴

Террорист Чен из «Человеческой судьбы» Мальро произносит одну из самых ужасных фраз, написанных в середине XX века: «Мужчина, который никогда не убивал, — девственник». Фраза эта означает, что убийство есть познание, так же как познанием является любовный акт, согласно Старому Завету, и что опыт убийства непередаваем, как не передаваем опыт любовного акта. Но фраза эта означает также, что совершение убийства изменяет того, кто убил, что с той минуты он становится кем-то другим и иным становится для него мир, в котором он живет.

Макбет говорит после первого убийства:

    ...для меня теперь
все стало прахом в этом бренном мире,
где больше нет ни щедрости, ни славы.
Вино существования иссякло...¹⁵

Макбет убил, чтобы сравняться с миром, в котором убийство существует, в котором оно возможно. Макбет убил не только затем, чтобы стать королем. Макбет убил, чтобы утвердить самого себя. Он выбрал между Макбетом, который боялся убить, и Макбетом, который убил. Но Макбет, который убил, уже другой Макбет. Он уже не только знает, что можно убить, — он уже знает, что должен убивать.

    ЭДМОНД

Приспособляться должен человек
К веленьям века. Жалость неприлична
Военному. [...]

    ОФИЦЕР

Я не вожу телег, не ем овса.
Что в силах человека — обещаю.¹⁶

Это сцена из «Короля Лира». Эдмонд приказывает убийцам повесить Корделию в тюрьме. Преступление — дело человеческое. Убийство — дело человеческое. Что может человек? Этот ницшеанский вопрос впервые поставлен в «Макбете».

    ЛЕДИ МАКБЕТ

Иль ты боишься быть в делах таким же,
Как и в мечтах? [...]

    МАКБЕТ

Будет!
Я смею все, что смеет человек,
И только зверь на большее способен.

    ЛЕДИ МАКБЕТ

Но разве зверь тебе твой план внушил?¹⁷

Это разговор перед убийством Дункана. После убийства Макбет уже будет знать. Человек не просто может убить. Человеком является тот, кто убивает. Только тот. Как собака — это животное, которое ластится и лает. Макбет вызывает к себе убийц и приказывает убить Банко и его сына.

    ПЕРВЫЙ УБИЙЦА

Нет, мы люди.

    МАКБЕТ

О да, людьми вас числят в общем списке.
Как гончих, мопсов, пуделей, овчарок,
Борзых и шавок — всех равно зовут
Собаками... [...]

    ВТОРОЙ УБИЙЦА

    Мы все исполним,
Мой государь.¹⁸

Это один из пределов опыта, которого достигает Макбет. Первое дно. Можно его назвать опытом Освенцима. Преодолен первый порог, потом все легче. «Все лишь пустяки», «all is but toys». Но это только часть правды о Макбете. Макбет убил короля, ибо не мог смириться с Макбетом, который боится убить короля. Но Макбет, который убил, не может смириться с Макбетом, который убил. Макбет убил, чтобы выйти из кошмара, чтобы покончить с ним. Но кошмаром является именно необходимость убийства. Кошмарность кошмара — это именно то, чему нет конца. «Как ночь ни длится, день опять придет».¹⁹ Ночь, в которую погружается Макбет, становится все глубже. Макбет убил от страха и дальше убивает от страха. Это другая часть правды о Макбете. Но и это еще не вся правда.

«Макбет», может быть, самая глубокая трагедия Шекспира. Но Макбет не является характером. По крайней мере, в том смысле, в каком характер понимался XIX веком. Таким характером является Леди Макбет. Все в ней выгорело, кроме жажды власти. Она продолжает пылать, уже пустая. Она мстит за свое поражение — поражение возлюбленной и матери. У Леди Макбет нет воображения. Поэтому она с самого начала в согласии с собой. И потом она не может убежать от себя. Макбет обладает воображением. И задает себе те же вопросы, которые задавал себе Ричард III. Но с первой минуты. С первого убийства. «Быть тем, кто ты есть, значит не быть никем, если не можешь быть им без опаски».²⁰

Перевод не слишком строг, но перевод такой же плотный, как шекспировская фраза, почти невозможен: «To be thus is nothing; but to besafely thus».

Макбет с первых сцен определяет себя через отрицание: является для себя тем, которого нет; не является тем, который есть. Он пребывает в мире, как в пустоте, он только тот, кем мог бы быть. Макбет только выбирает себя, но с каждым выбором становится сам себе все более чужим и более ужасным.

    Сам дух его чумной
Клянет себя за то, что в нем живет.²¹

Формулы, которыми Макбет пробует себя определить, удивительно похожи на язык экзистенциалистов. Быть — это для Макбета многозначно, оно имеет, по меньшей мере, двойственное значение; является постоянно раздражающим противоречием между существованием и сутью, между бытием «для себя» и бытием «в себе».

Он говорит: «...and nothing is But what is not» («...и ничего не существует кроме того, чего, впрочем, нет». («Макбет», I, 3.)²²

В дурном сне мы одновременно являемся собой и не являемся собой; не можем согласиться с собой, так как принять себя — значило бы принять действительность кошмара, принять, что за кошмаром ничего нет, что после ночи не наступит день.

Макбет говорит после убийства Дункана:

    Лучше б мне
Не знать себя, чем знать, что́ я содеял!²³

Макбет переживает иллюзию собственного существования, поскольку не хочет признать, что мир, в котором он живет, необратим. Этот мир для него — кошмар. Для Ричарда быть — значит завладеть короной и убить всех претендентов. Для Макбета быть — значит убежать, жить в другом мире, где:

Спи, бунт... [...]
Ликуй, Макбет! В сиянии венца
Земным путем пройдешь ты до конца,
Назначенного смертным.²⁴

Фабула и закономерность истории в королевских трагедиях и в «Макбете» — одна и та же. Но Ричард принимает законы истории и мирится со своей ролью. Макбет же мечтает о мире, в котором не будет убийств, все убийства будут забыты, в котором мертвые раз навсегда будут погребены в земле и все начнется заново. Макбет мечтает о конце кошмара и все глубже погружается в кошмар. Макбет мечтает о мире без преступлений и все больше погружается в преступления. Последняя надежда Макбета — что мертвые не поднимутся.

    ЛЕДИ МАКБЕТ

Но смертными их создала природа.

    МАКБЕТ

Да, нам на счастье, плоть их уязвима.
Воспрянь же духом...²⁵

Но мертвые поднимаются. Появление на пиру призрака убитого Банко относится к самым примечательным сценам в «Макбет». Призрака Банко видит только Макбет. Больше никто. Комментаторы усматривают в этой сцене воплощение страха, ужаса Макбета. Призрака нет; призрак — это привидение. Но шекспировский «Макбет» — не психологическая драма второй половины XIX века. Макбет мечтал о последнем убийстве, об убийстве, которое положит конец убийствам.

Теперь он уже знает: такого убийства нет и быть не может. И это третье и последнее из открытий Макбета. Мертвые возвращаются. «Последовательность времени — обманчива... Больше всего мы боимся будущего, которое возвращается», — этот афоризм Станислава Ежи Леца — из атмосферы «Макбет»:

Уж если тех, кто погребен, могилы
Обратно шлют, пусть нам кладбищем служит
Утроба коршунья.²⁶

Макбет — многократный убийца, Макбет — купающийся в крови, не мог примириться с миром, в котором существует убийство. На этом, быть может, основано мрачное величие этой фигуры и подлинный трагизм истории Макбета. Макбет долго не хотел принять действительность и неизбежность кошмара, не мог смириться с собственной ролью. Ощущал ее как чужую. Теперь уже он знает все. Знает, что из кошмара нет выхода, что это судьба и доля человека или — говоря языком более современным — ситуация человека. Иной не дано.

Я как медведь на травле, что привязан
К столбу, но драться должен.²⁷

Макбет перед первым преступлением, до убийства Дункана, верил, что смерть может прийти преждевременно или с опозданием.

Умри я час назад, я жизнь бы прожил
Счастливцем...²⁸

Теперь Макбет уже знает, что смерть ничего не меняет, не может ничего изменить, что она так же абсурдна, как жизнь. Ни больше, ни меньше. Макбет впервые не боится.

Давно я незнаком со вкусом страха...²⁹

Бояться уже нечего. Он может наконец примириться с собой. Ибо понял, что любой выбор — абсурден, или, вернее, — никакого выбора нет.

    Дотлевай, огарок!
Жизнь — это только тень, комедиант,
Паясничавший полчаса на сцене
И тут же позабытый; это повесть,
Которую пересказал дурак:
В ней много слов и страсти, нет лишь смысла.³⁰

В первых сценах трагедии речь идет о Кавдорском тане³¹, который предал Дункана и стал на сторону короля Норвегии. После подавления бунта он был схвачен и приговорен к смерти.

    Он простился с жизнью
Достойнее, чем жил. Он принял смерть
Так, словно долго смерть встречать учился, —
Отбросив, как безделицу пустую,
Ценнейшее из благ земных.³²

Тан Кавдора не выступает в «Макбете». Знаем только, что он изменил и был казнен. Почему его смерть так ярко выделена, так подробно описана? Зачем она нужна была Шекспиру? Шекспир не ошибается в своих экспозициях. Смерть Кавдора, которая открывает пьесу, необходима. Она будет сравнена со смертью Макбета. Смерть тана Кавдора — это смерть в духе Сенеки, смерть стоическая, в ней ощущается холодное безразличие. Перед гибелью Кавдор спасает то, что еще можно спасти: лицо и достоинство. Для Макбета жесты не имеют значения, он уже не верит в человеческое достоинство. Макбет прошел сквозь весь свой опыт до конца. Ему осталось только презрение. Понятие человека рассыпалось и не осталось ничего. В финале «Макбета», так же как в финале «Троила и Крессиды», как в финале «Короля Лира», катарсис отсутствует. Самоубийство — это протест или признание вины. Макбет не чувствует себя виновным, и у него нет причин для протеста. Он лишь может перед собственной смертью утянуть за собой в небытие побольше живых. Это последняя дань абсурдности мира. Макбет еще не может взорвать мир. Но он может до самого конца убивать.

Зачем примеру римского глупца
Мне подражать, на свой же меч бросаясь?
Пока я жив, разумнее губить Чужие жизни.³³

Примечания

1.

What bloody man is that?
      («Макбет», I, 2.)

2.

    ...skirr the contry round;
Hang those that talk of fear. — Give me mine armour.
      («Макбет», V, 3.)

3.

I am in blood
Stepp'd in so for, that, should I wade no more,
Returning were as tedious as go o'er.
      («Макбет», III, 4.)

4.

What bloody man is that?
      («Макбет», I, 2.)

5.

There's daggers in men's smiles: the near in blood, The nearer bloody.
      («Макбет», II, 3.)

6.

A little water clears us of this deed:
How easy is it, then!
      («Макбет», II, 2.)

7.

    MACBETH

What is the night?

    LADY MACBETH

Almost at odds with morning, which is which.
      («Макбет», III, 4.)

8.

O, never shall sun that morrow see!
    «(Макбет», I, 5.)

9.

Get on your nightgown.
      («Макбет», II, 2.)

10.

    ...when in swinish sleep
Their drenched natures lie as in a death...
      («Макбет», I, 7.)

11.

A heavy summons lies like lead upon me,
And yet I would not sleep: merciful powers,
Restrain in me the cursed thoughts that nature
Gives way to in repose!
      («Макбет», II, 1.)

12.

    BANQUO

The earth hath bubbles as the water has,
...whither are they vanish'd?

    MACBETH

Into the air; and what seem'd corporal melted
As breath into the wind.
      («Макбет», I, 3.)

13.

    ...From this time
Such I account thy love. [...]
When you durst do it, then you were a man.
      («Макбет», I, 7.)

14.

If it were done — when 'tis done — then 'twere well
It were done quickly; it th'assassination
Could trammel up the consequence. [...]
    ...that but this blow
Might be the be-all and the end-all here,
But here upon this bank and shoal of time,
We'ld jump the life to come.
      («Макбет», I, 7.)

15.

      ...from this Instant
There's nothing serious in mortality:
All is but toys: renown and grace is dead;
The wine of life is drawn.
      («Макбет», II, 3.)

16.

    EDMUND

...know thou this, that men
Are as the time is, to be tender-minded
Does not become a sword. [...]

    OFFICER

I cannot draw a cart nor eat dried oats;
If it be man's work, I'll do't.
      («Король Лир», V, 3. Здесь и далее цитируется в переводе Б. Пастернака.)

17.

    LADY MACBETH

Art thou afeard
To be the same in thine own act and valour
As thou art in desire? [...]

    MACBETH

    Prithee, peace:
I dare do all that may become a man;
Who dares do more is none.

    LADY MACBETH

What beast was't, then,
That made you break this enterprise to me?
    («Макбет», I, 7.)

18.

    FIRST MURDERER

We are men, my liege.

    MACBETH

Ay, in the catalougue ye go for men;
As hounds, and greyhounds, mongrels, spaniels, curs,
Shoughs, water-rugs, and demi-wohres, are clept
All by the name of dogs. [...]

    SECOND MURDERER

We shall, my lord,
Perform what you command us.
      («Макбет», III, 1.)

19.

The night is long that never finds the day.
      («Макбет», IV, 3.)

20. Котт цитирует польский перевод Кристины Бервиньской («Макбет», III, 1.) В переводе Б. Пастернака:

«Не стоит царствовать, когда престол Непрочен под тобой».

У М. Лозинского и Ю. Корнеева — примерно то же. (Примечание переводчика.)

21.

...all that is within him does condemn
Itself for being there.
      («Макбет», V, 2.)

22. Котт цитирует польский перевод К. Бервиньской, близкий к шекспировскому парадоксу (дословно: «ничто не является ничем, кроме того, чем не является»). У Пастернака — весьма далекое от оригинала:

И жизнь передо мной заслонена
Плодом воображенья, небылицей.

У М. Лозинского:

    ...разум
Удушен грезами и поглощен
Несуществующим.

У Ю. Корнеева — не ближе:

Ум [...] свел всю жизнь к пустой мечте. (Примечание переводника.)

23.

To know my deed 'twere best not know myself.
      («Макбет», II, 2.)

24.

Rebelion's head, rise never. [...]
and our high-placed Macbeth
Shall live the lease of nature, pay his breath
To time and mortal custom.
      («Макбет», IV, 1.)

25.

    LADY MACBETH

But in them nature's copy's not eteme.

    MACBETH

There's comfort yet; they are assailable;
Then be thou jocund.
      («Макбет», III, 2.)

26.

If charnel-house and our graves, must send
Those that we bury back, our monuments
Shall be the maws of kites.
      («Макбет», III, 4.)

27.

They have tied me to a stake. I cannot fly,
But, bear-like, I must fight the course.
      («Макбет», V, 7.)

28.

Had I but died an hour before this chance.
I had liv'd a blessed time.
      («Макбет», II, 3.)

29.

I have almost forgot the taste of fears.
      («Макбет», V, 5.)

30.

    Out, out, brief candle!
Life's but a walking shadow; a poor player,
That struts and frets his hour upon the stage,
And then is heard no more: It is a tale
Told by an Idiot, full of sound and fury,
Signifying nothing.
      («Макбет», V, 5.)

31. Тан — старинный шотландский титул, соответствовал английскому барону.

32.

    ...nothing in his life
Became him like the leaving it; he died
As one that had been studied in his death
To throw away the dearest thing he owed
As 'twere a careless trifle.
      («Макбет», I, 4.)

33.

Why should I play the Roman fool, and die
On mine own sword? whiles I see lives, the gashes
Do better upon them.
      («Макбет», V, 8.)

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница