Человек

Гуманизм эпохи Возрождения опроверг средневековое учение о ничтожестве человека. Он создал философию, вознесшую человека на небывалую высоту. Это проявилось в новом понимании природы человека. Он уже не сосуд греха, каким его считали в средние века, а самое совершенное из творений бога.

Человек прекрасен уже как существо телесное. Тело его — образец совершеннейшего механизма, способного к самым разнообразным действиям, недоступным даже наиболее развитым четвероногим. Художники Возрождения, изучавшие человеческое тело, обнаруживали не только законы анатомического строения, но и гармонию в расположении мышц, органов, членов, всей фигуры в целом. Вот почему даже анатомические зарисовки Леонардо обладают художественностью. Позы и движения также изучались художниками не только с точки зрения естественности, но и с точки зрения красоты. Они открывали ее в каждом шаге, жесте, повороте фигуры или головы. Их этюды были изучением наиболее прекрасного во внешнем облике человека.

Шекспир не устает восхищаться телесной красотой человека. «Царственное величие красоты» (IГVI, V, 3, 70) способно глубоко поразить человека. Подлинные гимны красоте слагает Шекспир в комедии «Бесплодные усилия любви», где эта тема вместе с темой любви является центральной. Речь идет не об абстрактной небесной красоте, а о красоте земной, и воплощением ее является женщина. Бирон восхищен своей возлюбленной:

Кто б мог, на красоту ее лица
Орлиным оком дерзновенно глядя,
Не превратиться тотчас же в слепца?

(IV, 3, 226, ЮК)

Красота — это высшее совершенство мира, и оно воплощено в прелестной женщине, Розалине:

Все краски, слив сверкание свое,
Украсили собой ее ланиты.
Так совершенна красота ее,
Что в ней одной все совершенства слиты.

(III, 3, 232. ЮК)

Красота неотделима от других достоинств. Гамлету его покойный отец рисуется образцом всех человеческих совершенств:

Как несравненна прелесть этих черт;
Чело Зевеса; кудри Аполлона;
Взор, как у Марса, — властная гроза;
Осанкою — то сам гонец Меркурий
На небом лобызаемой скале;
Поистине такое сочетанье,
Где каждый бог вдавил свою печать,
Чтоб дать вселенной образ человека.

(III, 4, 53. МЛ)

Учение гуманистов о том, что человек богоподобное существо, получает здесь совершенно точное выражение. Старший Гамлет уподоблен богам (мы простим Шекспиру, что он смешал воедино греческие и римские божества). Вспомним при этом, что облик каждого из языческих небожителей как в античном, так и ренессансном искусстве наделялся совершенной красотой. Не может быть, чтобы Шекспиру не удалось увидеть ни одного древнего или нового изображения античных богов. Достаточно вспомнить его поэму «Венера и Адонис», пластические образы ее двух героев, чтобы почувствовать, насколько постиг Шекспир античный идеал — в его ренессансном переосмыслении. Но не только эстетически, философски человек был также высоко поднят мыслителями Ренессанса.

В великой цепи бытия, как ее понимали гуманисты, человеку отводится особое место. Он стоит между двумя великими мирами: ниже его — все царство материального, растительный и животный миры; над ним небеса — царство духа. Человек причастен обоим мирам: как существо телесное, он — плоть, материя; как существо духовное, он наделен разумом, который является в нем частицей божественности. Средневековое учение о жизни, признавая за человеком это место, однако отвергало все материальное, как бремя, тяготящее человека и влекущее к грехам. Ренессанс, как известно, реабилитировал плоть, но отнюдь не поставил телесную природу на один уровень с божественной стороной личности — разумом. Гуманисты были в большинстве последователями Платона и ставили духовное начало превыше всего.

Основоположник ренессансного платонизма, флорентинец Марсилио Фичино уже в конце XV века провозгласил, что великая цепь бытия есть не механическая последовательность ступеней и не просто сцепление разных звеньев, а некое единство и оно достигается благодаря духовному началу. А на земле таким духовным началом обладает лишь человек. «Для Фичино человек равнозначен разумной душе, его совершенство обнаруживается в роли, которую он играет как центр и связующее звено всего мира, благодаря бесконечной способности мышления и воли, познания и любви, умения отождествить себя со всеми другими вещами» Пико делла Мир а идол а в речи¹. «О достоинстве человека» пошел еще дальше, выведя человека за пределы вселенской иерархии, поставив его над всеми и дав ему свободу, какою не обладали другие земные существа в пределах цепи бытия. Они были привязаны к тому месту, которое определил для них господь. Лишь человеку, по словам Пико, он не поставил никаких границ, дав ему возможность приобщиться к любому из миров, составляющих вселенную.

Повторяя Пико, Аннибале Ромеи популяризировал его идею: «Божественный творец, еще до сотворения человека уделивший свои богатства пропорционально всем существам и каждой живой твари, предписал им непреложные законы: растениям — произрастание, животным — чувства, ангелам — разум; и вот, не зная, каким образом жизни одарить своего нового восприемника, божественный мастер в конце концов решил создать его таким, чтобы он, не имея никакого предустановления, обладал способностью участвовать во всем, чем каждый удовлетворялся по отдельности. И тогда, призвав человека, он провозгласил: «Живи, о Адам, так, как тебе нравится, и принимай все дары, которые ты ценишь наиболее высоко». Из этого столь щедрого дара и проистекает причина свободы нашей воли; поэтому в нашей власти жить как растение, как животное, как человек и, наконец, как ангел; если человек предается исключительно тому, чтобы есть и насыщаться, он становится растением; если вещам чувственным, то становится грубым животным; если разуму и общительности, то становится небесным существом; если же он посвящает прекрасный дар ума вещам невидимым и божественным, он сам превращается в ангела и в заключение в божьего сына»².

Один известный нам студент Виттенбергского университета был, несомненно, знаком с этим учением:

Что человек, когда он занят только
Сном и едой? Животное, не больше.
Тот, кто нас создал с мыслью столь обширной,
Глядящей и вперед и вспять, вложил в нас
Не для того богоподобный разум,
Чтоб праздно плесневел он.

(IV, 4, 34. МЛ)

Это пишет зрелый Шекспир, но мысль для него была не нова, когда он писал «Гамлета». Она была рано усвоена им и вложена в уста малозначительного персонажа второй части «Генри VI»:

Невежество — проклятие господне,
А знанье — крылья, что несут нас к небу.

(IV, 7, 78)

Хотя мысль здесь выражена афористически, слова сказаны не вообще, а по поводу мятежников, возглавляемых Джеком Кэдом. Враги порядка, а вместе с тем и всякой образованности, они вешают клерка за то, что тот умеет писать, и хотят расправиться с лордом Сейем, который «виноват» в том, что знает латынь. Нарушение порядка идет об руку с невежеством. Разум и знание на стороне порядка, они придают человеку божественность.

Итак, человек стоит в центре мироздания. Оно открыто его взору, и вот как описывает французский гуманист Ла Примоде вид на вселенную, открывающийся взору человека: «Когда я направляю взгляд [...] к небесам и на крыльях размышления наблюдаю их удивительную величину, происходящие на них страшные, грозные и постоянные явления, слепящую яркость, редкую красоту и несравненную силу Солнца и Луны, их неуклонное движение по своим орбитам, а потом с наступлением темноты — бесчисленные прекрасные звезды и другие небесные знаки; когда от этого превосходного и неизменного порядка вещей, в экстазе и восхищении, я обращаю взор ниже, в область стихий, чтобы восхититься и поразиться расположением земли среди вод, причем они вместе составляют одну шарообразную массу или ком, который посреди огромного небосвода выглядит таким маленьким, как кончик иглы, или когда я различаю на земле и водах такое же великое множество прекраснейших растений, разных земных и водных существ, сколько песчинок на морском берегу; когда я наслаждаюсь разнообразием минералов и драгоценных камней, рассматриваю форму, качество и достоинство этих вещей; короче, когда я [...] восхищаюсь обилием замечательных творений под сводом небес, я не могу не поражаться еще больше совершенству человека, для которого все это было создано, установлено и сохраняется в своем существе и движении одним и тем же божественным провидением, всегда сохраняющим свое единое подобие»³.

Мы не можем не поразиться смелости ренессансных мыслителей, когда они перед лицом огромной вселенной, в которую они так пристально вглядывались, прониклись не ощущением малости и ничтожности человека, а сознанием его величия. Это было у них следствием развития знания. Им казалось уже тогда, что человеческая мысль благодаря способности умственным взором охватить безмерность вселенной обнаруживает величие под стать космической беспредельности. Видимо, каждый этап прогресса знания рождает такое мироощущение.

Разум, эта огромная, постигающая мир сила, и делает человека владыкой земли, а с другой стороны, существом, приближающимся к небесным существам. Философия гуманистов различала при этом такие виды умственной деятельности: рассуждение и интуицию. Рассуждение служит для изучения материального мира. Его данные имеют чувственную природу, и посредством рассуждения возможно понять сущность реальных явлений. Иное дело то, что находится вне пределов чувственного знания, — все пребывающее в небесных сферах. Это можно постичь лишь при помощи высшего разума — интуиции. Если конкретное знание имеет вполне земной характер, то знание того, что не имеет материального характера, требует высшей способности отвлеченного мышления, сливающегося с интуицией, и именно это понимали в эпоху Возрождения как чистую интеллектуальность. Ею обладали ангелы, и человек, поднимавшийся на эту ступень мысли, становился ангелоподобным и даже чуть ли не богоравным.

После этого экскурса в философию Возрождения вернемся к тому из героев Шекспира, который, по общему мнению, обнаруживает наибольшие философские способности. Вспомним опять монолог, с которого мы начали эту главу. Тогда мы обратили внимание на то, что части сцены были для зрителей шекспировского театра символами тех сфер или миров, которые образуют мироздание. Теперь обратимся к философской стороне монолога.

Гамлет, стоящий посреди сцены, символизирует Человека, стоящего в центре вселенной. Так же, как человек в учениях гуманистов, он видит перед собой «прекрасное сооружение, землю», «величественную кровлю, выложенную золотым огнем» — небеса. Перед его умственным взором возникает и облик человека, как он рисовался в гуманистической философии: «Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличьях, движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса вселенной! Венец всего живущего!» (II, 2, 315. МЛ).

Здесь каждое слово — сгусток философской мысли эпохи Возрождения. Не только идеи — слова, которыми пользуется Шекспир, рождены этой философией, они — термины, которыми пользовались теоретики гуманизма в своих трактатах.

Беспутный принц Генри, став королем, полностью изменился. От прежней его греховности не осталось и следа, он превратился в образцового монарха, каким его мыслили гуманисты, а такой король должен был следовать не прихотям, не низменным инстинктам, а разуму. Таким и оказался Генри V:

Едва отца дыханье отлетело.
Как необузданные страсти в сыне
Внезапно умерли; и в тот же миг,
Как некий ангел, появился разум
И падшего Адама прочь изгнал.
Преображая тело принца в рай,
Обитель чистую небесных духов

(I, 1, 25. ЕБ)

Чистый интеллект, воцарившийся в теле Генри V, — это качество ангелов, поэтому вся эта комплиментарная тирада, кажущаяся нам просто проявлением обычной для Шекспира словесной цветистости, имеет на самом деле вполне точную основу в концепции человека, разработанной гуманистами.

Примечания

1. Р.О. Кгisteller. Renaissance Thought. Part 2. N.Y., 1965, p. 97.

2. Annibale Romei. The Courtier's Academie. [London, 1598], p. 47. Шекспир мог читать этот перевод.

3. Peter de la Primaudaye. The French Academie. [London, 1586], p. 10—11. Эта книга тоже была доступна Шекспиру.