В шутку или всерьез?

Идейные мотивы и конфликтные ситуации комедий в той или иной мере связаны с реальными противоречиями жизни. Ученому, сидящему над текстами пьес Шекспира в тиши кабинета, может показаться, что такие мотивы дают ключ к толкованию комедий Шекспира. И так уже случалось не раз, когда полностью отвлекались от простого факта, что эти пьесы писались для сцены и автор имел перед собой задачу создать основу для веселых спектаклей. Тот, кто увлечется разбором интересных тем, затрагиваемых Шекспиром, и пренебрежет театральной стороной комедий, потеряет верное направление. Да, серьезные мотивы, несомненно, имеются в комедиях Шекспира. Более того — они подчас составляют фундамент их сюжета. Но спросите себя: что вы думаете и чувствуете на хорошем представлении шекспировской комедии? Неужели вас не охватывает дух веселья, ощущение того, что жизнь прекрасна не только потому, что все в ней правильно устроено, но и потому, что даже препятствия и нелады, комический характер которых очевиден, вносят в нее момент радости, когда человеку удается преодолеть их. Да и сами треволнения, переживаемые влюбленными, в комедиях вовсе не кажутся такими тяжелыми нам, зрителям, потому что мы видим скрытое от героев движение их судьбы к лучшему. У нас нет сомнений, что все кончится хорошо, и мы не слишком волнуемся за них.

«Укрощение строптивой» — пьеса в пьесе; это — комедия, которую актеры играют перед Слаем, жертвой грандиозного розыгрыша. Повторяю: играют, и все пьесы, принадлежащие к жанру комедии, в большей или меньшей степени несут в себе это игровое начало.

Об этом в первую очередь говорит самый характер сюжетов, взятых из романов и новелл, принадлежащих к авантюрной или пасторальной литературе. Даже там, где фабула содержит бытовые элементы, Шекспир вносит черты, выводящие сюжет за пределы повседневности («Укрощение строптивой», «Виндзорские насмешницы»).

Кто из современников Шекспира мог быть настолько наивен, чтобы допустить полное сходство двух Антифолов h двух Дромио? Это еще куда ни шло, но поверить в то, что девушка Виола как две капли воды похожа на юношу Себастьяна?! Даже суеверные и полные предрассудков елизаветинцы, смотря «Сон в летнюю ночь», понимали, что вся история с эльфами не более чем веселая выдумка. Кто когда-нибудь видел вексель, по которому в случае неустойки надо было отдать фунт мяса? Даже варварские законы XVI века не признали бы такой документ действительным. Как может Порция терпеливо относиться к тому, что ее судьба зависит от того, найдет ли жених ее портрет в одном из трех ларцов? И правдоподобно ли, чтобы она сразу влюбилась в Бассанио, так же как раньше сразу прониклась презрением к другим претендентам; допустим, что эта венецианка не разделяла вкусов Дездемоны и потому отвергла принца Мароккского, но что могла она иметь против принца Арагонского?

Продолжать ли? Единственная комедия, где есть некоторая доля правдоподобия в сюжете, — «Виндзорские насмешницы», но и здесь эта доля невелика.

Все сюжеты комедий Шекспира заимствованы из историй более или менее давнего происхождения. В целом они не имеют никакого отношения к эпохе Шекспира Хроника того времени не зарегистрировала ни одного случая, подобного тем, которые составили фабулу этих пьес. Все, что происходит в комедиях, взято из мира вымысла. То были занятные и забавные истории, к ним относились так же, как мы относимся к анекдотам, — мы не спрашиваем, правда ли это, а оцениваем анекдот по забавности ситуации и остроумию или смешной глупости ответов. Никто из зрителей не требовал от шекспировских комедий правдоподобия. Первый, кто упрекнул их за отсутствие в них правдоподобия, был Бен Джонсон. Но Шекспир так до конца не «исправился». Джонсон не одобрил «Бури», этой чуть ли не последней пьесы Шекспира, совершенно недопустимой с точки зрения правдоподобия.

Но тогда, может быть, комедии Шекспира следует рассматривать как произведения символические? Или считать все происходящее в них действие — движением идей, принципов, душевных стремлений и качеств, носителями которых являются герои? Такой метод получил в недавнее время большое распространение. Толкователи такого рода тоже забывали, что идеи, так легко улавливаемые при чтении, куда-то пропадают во время представления. Что зритель нашего времени не воспринимает комедии Шекспира как символические, я думаю, не требует доказательств. Спросите любого, только что посмотревшего одну из комедий Шекспира, и вы убедитесь в этом.

Но может быть, зрители театра эпохи Шекспира разбирались в этом лучше нас? Нет никаких свидетельств, которые подтвердили бы такое предположение. И надо сказать, в нем нет нужды. Если мы будем исходить из простого допущения, что Шекспир был драматургом, знавшим свое дело, то не может быть, чтобы он не дал нам почувствовать или понять, что происходит борьба понятий, воплощенных в символы. История театра говорит нам, что такой метод существовал в английской драме с XV до первой половины XVI века. В эпоху Возрождения этот метод был отброшен народным театром. Символика, правда, сохранилась в одном жанре и составляла его сущность — в пьесах-масках, игравшихся в придворном театре. Пьесы общедоступной сцены не были символическими. Это не значит, что Шекспир никогда не пользовался символами, — пользовался и ими, ибо не было такого художественного средства, которого он не применил бы, — но основа его пьес не была символической.

Идеи, несомненно, есть в комедиях Шекспира. Тогда, может быть, их можно приравнять к жанру драмы идей, где персонажи только и делают, что обсуждают всевозможные проблемы? Нет, и этого не скажешь о комедиях. Я не хочу обидеть его героев, но, будем откровенны, интеллектуальными их назвать нельзя. Идея не составляет стержня действия комедий и побудительного мотива поведения персонажей, за исключением «Бесплодных усилий любви», но и там идея быстро вытесняется мотивами галантного придворного ухаживания. Как правило же, герои комедий Шекспира не решают никаких общих проблем. Каждый персонаж занят своими жизненными заботами. Большинство волнуется вопросом, удастся или не удастся соединить свою судьбу с любимым существом. Другие — таких гораздо меньше — заняты тем, как бы напакостить хорошим людям. Наконец, есть среди населения шекспировских комедий просто любители повеселиться. Философ среди них затесался только один — Жак-меланхолик. Он живет вне общества добровольно, любовь ему не нужна, и он уже не столько сам живет, сколько с презрением наблюдает суетную жизнь других.