Любовь — идеал и реальность

А идеи все же есть. От этого никуда не уйдешь. Какое же отношение они имеют к комедиям Шекспира, каково их место в них?

Ряд идей был изначально заложен в самих сюжетах. Таковы мотивы сказок о ссорах в семье, между родителями и детьми, между братьями или между сестрами. В наивной форме уже здесь отражались социальные отношения, правовые понятия, законы психологии. Точно гак же рассказы о дурных людях, вредящих хорошим, воплощают в простейшей форме философскую проблему борьбы добра и зла. Словом, сюжеты и конфликты сами по себе вбирали жизненный опыт поколений, и появление новых сюжетов знаменовало сдвиги в человеческом сознании под влиянием менявшихся общественных условий.

Комедии Шекспира, как, впрочем, и пьесы его современников, хранят это богатство идей, уже впитавшихся в ткань поэтически обработанных жизненных сюжетов. Но идеи звучат подчас и прямо в речах персонажей. Мы видели, как Лизандр и Гермия, попав в трудное положение, очень взволнованно обсуждали его и при этом весьма обстоятельно перечислили и охарактеризовали препятствия, мешающие соединению любящих. Комедии Шекспира полны рассуждениями по самым разным поводам. В мыслях, высказываемых персонажами, отражается и вековая мудрость и открытия нового времени.

В «Двенадцатой ночи» значительная часть речей, естественно, вращается вокруг темы любви. Обсуждаются радости и муки ее, сравниваются сила и постоянство в любви мужчины и женщины, говорится о причудах любви, ее переменчивости, и многое другое — вплоть до вопроса о соотношении возрастов мужчины и женщины в браке. Новая, гуманистическая концепция любви перемешана здесь с традиционными понятиями о превосходстве мужчин над женщинами, но любовь и постоянство Виолы, вся прелесть ее милого образа оказываются важнее и значительнее всего, что говорится в комедии, в том числе и ею самою.

В каждой комедии можно найти множество идей, воплощенных в ситуациях или выраженных словесно, но именно обилие их делает невозможным сведение смысла пьесы к одной из них или даже нескольким. Чтобы удовлетворить нашу потребность в идейной определенности, мы находим для себя тот идейный комплекс, который нас больше всего устраивает. Но подлинного богатства содержания мы этим не исчерпываем. Оно в чем-то другом.

Идеи, улавливаемые нами, — это идеи эпохи, когда жил Шекспир. Благодаря им мы чувствуем духовную атмосферу Возрождения. Но через все это Шекспир стремится прорваться к тому, что нельзя выразить словами, — передать дыхание самой жизни, биение ее пульса. Поэтому каждая пьеса — это сложный, многосторонний, многокрасочный образ с переливами чувств. Комедия Шекспира не слепок с действительности, а поэтический образ ее. Из этой цельности вытекает каждый элемент действия и место каждой фигуры в нем.

Очень опасно уцепиться за одну идею или одно настроение и возвести его в тот абсолют, на котором дер-жнтся пьеса. Правда, я сказал, что центральный мотив всех комедий — любовь. Но менее всего представлена она как идеал. Временами персонажи комедии весьма возвышенно говорят о любви. Они слагают гимны предмету своей страсти. В «Бесплодных усилиях любви» король Наваррский и его вельможи изливают чувства в сонетах. Но какую бы комедию Шекспира мы ни взяли, рядом с идеальным понятием о любви возникает идея неверности, переменчивости. Уже в «Комедии ошибок» мы слышим не только страстные речи Антифола Сиракузского, объясняющегося в любви Люциане, но и сетования Адрианы на то, как изменился Антифол Эфесский:

Да, Антифол, смотри, суров и хмур;
Дари другим всю сладость этих взоров.
Не Адриана, не жена тебе я!
А было время — ты охотно клялся,
Что слаще слов не слышал никогда,
Что ничего прекраснее не видел,
Прикосновения не знал нежней
И ничего не ел вкусней, как в дни,
Когда с тобой была я, говорила,
Тебя ласкала, подавала есть.
Как мог ты стать таким чужим себе же?
Да-да, себе — чужим став для меня...

(II, 2, 112. АН)

В комедии даны четыре варианта любви. Идеальная — отношения Антифола Сиракузского и Люцианы — выражает прекрасное начало любви. Отношения Антифолa Эфесского и Адрианы — проза и скука брака, в котором у одного из супругов уже не осталось любви. Отношения родителей близнецов Эгеона и Эмилии как бы символизируют постоянство и верность, выдерживающие все жизненные испытания. И, наконец, покупная любовь, проституция, показанная в отношениях между Антифолом Эфесским и куртизанкой.

В «Укрощении строптивой» романтическая любовь Люченцио и Бьянки, вместе обманывающих бдительность Баптисты, ее отца, контрастирует с раздором, с которого начинаются отношения Петруччо и Катарины, лишь потом приходящих к согласию, и как раз тогда же прежняя гармония между Бьянкой и Люченцио дает первую трещину, предвещая будущий разлад.

В «Сне в летнюю ночь» гармония в отношениях земных царей Тезея и Ипполиты контрастирует с ссорой короля и королевы фей; что же касается молодых героев, то, как мы помним, они переживают неожиданные метаморфозы чувств: сначала Лизандр и Деметрий оба любят Гермию, потом влюбляются в Елену, пока все не становится на свои места. В «Венецианском купце» — самые гармоничные отношения между любящими, и только маленькое испытание с кольцом, которому Порция подвергает Бассанио, намекает на возможность разлада. В «Много шума из ничего» враждующие Бенедикт и Беатриче приходят к любви и согласию, а лирическая любовь Геро и Клавдио разрушается из-за ревности, возбужденной клеветой, и лишь в конце опять завершается согласием. Причудливость сердечных влечений иллюстрируется в «Двенадцатой ночи» тем, что Орсино любит Оливию, которую в общем почти и не видел в жизни, а та влюбляется в пажа, который оказывается переодетой девушкой. В «Как вам это понравится» интересна даже не столько аналогичная ситуация, когда Фебе влюбляется в Розалинду-Ганимеда, сколько любовная игра, затеянная героиней с Орландо. Веселая Розалинда разрушает романтическую иллюзию, когда смеется над Орландо, заявляющим, что он готов умереть от любви: «Этот жалкий мир существует около шести тысяч лет, и за это время ни один человек еще не умирал от собственного имени, я имею в виду от любви videlicet...¹ Люди время от времени умирали, и черви их поедали, но случалось все это не от любви» (IV, 1,95).

Разница между романтикой ухаживания и брачной жизнью, полной передряг, описана Розалиндой юмористически; преувеличения, допускаемые ею, все же отражают и возможность реальных конфликтов: «Мужчина — апрель, когда ухаживает; а женится — становится декабрем. Девушка, пока она девушка, — май; но погода меняется, когда она становится женой. Я буду ревнивее, чем берберийский голубь к своей голубке, крикливее, чем попугай под дождем, капризнее, чем обезьяна, вертлявей, чем мартышка; буду плакать из-за пустяка, как Диана у фонтана, как раз тогда, когда ты будешь расположен повеселиться, и буду хохотать, как гиена, как раз тогда, когда тебе захочется спать» (IV, 1, 147).

Розалинда говорит это, когда она еще — май, и есть невыразимая прелесть в том, как она осмеивает всякого рода аффектацию, идеальные представления о любви и людях, что не мешает ей испытывать сильное чувство, но и его она выражает юмористически: «О сестрица, сестрина, сестрица, моя милая сестричка, если бы ты знала, на сколько футов глубины я погрузилась в любовь!.. Но измерить это невозможно: у моей любви неисследованное дно, как в Португальском заливе... Пусть судит о глубине моей любви сам незаконный сын Венеры, задуманный мыслью, зачатый раздражением и рожденный безумием, этот слепой и плутоватый мальчишка, который дурачит чужие глаза, потому что потерял собственные» (IV, 1, 210). Вот и она так же — дурачит Орландо, потому что сама одурела от любви, как радостно признается в этом. Она счастлива переживать такое состояние.

Если мы хотим получить квинтэссенцию любви, как она представлена в комедиях, то приведенные здесь речи Розалинды содержат ее. Пусть потом будет все, что разрушит это счастье или хотя бы подорвет его, но невозможно отказаться от тех радостей, которые любовь дает сейчас. И не в том дело, что потом будет декабрь, а в том, что сейчас май. Эти высшие мгновения любви составляют ее сущность, и они же — основа той поэзии любви, которой проникнуты комедии Шекспира. Его самые умные герои не настолько наивны, чтобы думать, будто май продлится весь год, но живут они ради этого месяца цветения всего человеческого существа вместе с радостной природой.

В «Двенадцатой ночи» Орсино, казалось бы, такой постоянный в любви к отвергающей его затворнице Оливин, беседуя с Виолой, которую он считает юношей, не раз убеждает ее, что мужчины переменчивы в своих чувствах. Ей следовало бы огорчиться, но для нее в этом единственная надежда. Пусть только Орсино переменится на этот раз, а там уж она сама позаботится о том, чтобы этого больше не произошло. Грубо говоря, то, что с нравственной точки зрения является дефектом, совсем не осуждается молодыми героинями Шекспира. Поэтому Джулия принимает обратно Валентина, Адриана — своего Антифола, Елена — Деметрия, Гермия — Лизандра, Сильвий — Фебе, Виола — Орсино, а Оливия — Себастьяна, считая его тем пажом, который раньше ее так жестоко отвергал; их интересует не нравственная чистота, им важно соединиться с любимым. Впрочем, никто из переменчивых в своих чувствах мужчин дальше измены в помыслах не идет — даже Антифол, которому только случайность помешала познать искусство эфесской гетеры в любви. Викторианские критики никак не могли примириться с той легкостью, которую проявляли в этом вопросе шекспировские героини. Моральные критики XIX века смотрели на это с точки зрения нравственного идеала, едва ли более близкого к осуществлению в их время, чем в «безнравственный» с их точки зрения XVI век. Но шекспировские героини были, насколько мы можем судить, большими реалистками, чем критики-викторианцы, считавшие их поведение «неестественным».

Как ни парадоксально, но комедии, которые стало привычно называть романтическими, выражают скорее ироническое, чем романтическое отношение к любви. Мы уже видели, как идеальное и неидеальное сочетаются в главной линии действия, составляющей романтическую основу фабулы. Но надо помнить, что в дополнительных, побочных линиях, как уже давно было замечено, основная линия как бы пародируется или дается в сниженном плане. В «Комедии ошибок» романтическому ухаживанию Антифола Сиракузского за Люцианой противопоставлена комическая история Дромио и кухарки в доме Адрианы. В «Бесплодных усилиях любви» галантное ухаживание наваррских кавалеров за французскими девушками сопровождается пародийной историей чопорного Армадо, влюбленного в коровницу Жакнету. В «Виндзорских насмешницах» романтична пара Энн и Фентон, а пародийным является ухаживание Фальстафа за обеими виндзорскими проказницами. В «Как вам это понравится» произведена перемена мотивов: более реальная и естественная в проявлениях любовь Орландо и Розалинды составляет основную линию, пародийной же является более возвышенная во внешних проявлениях любовь пастушеской пары — Сильвия и Фебе. Здесь пародируется стиль любовных излияний в искусственных пасторалях. Поэтому, между прочим, впервые у Шекспира, любовные сиены Орландо и Розалинды написаны прозой, а выспренняя. хотя от этого не менее искренняя, любовь Сильвия к Фебе, а Фебе к Розалинде-Ганимеду — в стихах.

Примечания

1. То есть: именно от любви (лат.).