Типы персонажей

Персонажи комедий Шекспира — скорее типы, чем личности. Эти типы распадаются на несколько групп. Одну составляют добродушные правители, вся государственная миссия которых заключается в том, чтобы запрещать или разрешать браки. Вторую группу образуют отцы, проявляющие себя только в одном — как распорядители судеб своих детей. Третью — юные герои и героини, красивые, миловидные, приятные, существующие только для одного — для любви.

В комедиях часто даются более или менее развернутые характеристики героев, из которых можно составить мозаичный портрет персонажей. В «Двух веронцах» Валентин дает такую рекомендацию своему другу Протею:

Он жизнью молод, знаниями стар,
Умом созрел, хотя годами зелен.
И, словом, яркий блеск его достоинств
Любые похвалы мои затмил бы.
Настолько щедро наделен он всем,
Что составляет славу дворянина.

(II, 4, 69. ВЛ)

В «Бесплодных усилиях любви» целая галерея таких словесных портретов. Король Наваррский «владеет всем, что мы / В мужах считать привыкли совершенством» (II, 1, 9). Лонгвиль — универсальный человек в духе идеала гуманистов:

  человек достоинств самых редких:
В искусствах сведущ, на войне прославлен.
За что б ни взялся, сделать все сумеет,

(II, 1, 44. ЮК)

Дюмен — воплощение прекрасной нравственности:

За добродетели любимый каждым.
Кто любит добродетель. Делать зло
Тем меньше хочет он, чем больше может.
Ума в нем хватит, чтоб украсить все,
Что чуждо красоте, а красоты —
Чтоб даже без ума казаться милым.

(II, 1. 57)

Бирона характеризуют как человека светского, обходительного, умного и остроумного:

      Столь веселых
(Конечно, в рамках должного приличья)
Людей еще нигде я не встречала.
Уму его находит пищу зренье:
На что ни взглянет, он во всем находит
Предлог для шутки тонкой и пристойной.
Которую язык его умеет
Передавать таким изящным слогом,
Что слушать даже старикам приятно,
А молодежь приходит в восхищенье,
Внемля его изысканной беседе.

(II, 1, 66)

Лонгвиль тоже наделен остроумием, — правда, менее безобидным, чем у Бирона:

В нем ум остер и воля беспощадна.
Готов он срезать каждого, а тем.
Над кем шутить он волен, нет пощады.

(II, 1, 49)

Ренессансный идеал человека получает в этих характеристиках столь непосредственное выражение, что их стоит запомнить. Шекспир больше не повторит их в таком развернутом виде, но нам нетрудно будет убедиться в том, что они помогают понять и других героев комедий, которые тоже отвечают гуманистическому представлению о человеческом достоинстве. Молодость и внешняя привлекательность сочетаются в них с умом и добрыми нравственными качествами. Они воплощают всепобеждающую юность. Хотя хозяин гостиницы в «Виндзорских насмешницах» говорит прозой, но даже в ней звучит веселая поэтическая одушевленность, когда он высказывает свое мнение о Фентоне: «Он пляшет, порхает, в глазах у него юность, а на устах праздник; он пишет стихами и пахнет духами — не то апрелем, не то маем. Этот добьется своего, добьется! У него даже на пуговицах написано, что он добьется своего в конце концов» (III, 2, 68).

Среди молодых людей встречаются не очень стойкие в своих чувствах, как Протей («Два веронца»), Деметрий («Сон в летнюю ночь»), Клавдио («Много шума из ничего»), но это им в конце концов прощается. Во всяком случае, их недостатки не таковы, чтобы их можно было зачислить в разряд злодеев.

Героини комедий, если верить влюбленным в них молодым людям, воплощают все возможные совершенства. В «Укрощении строптивой» Люченцио описывает Бьянку, применяя все познания в классической мифологии, которые он успел постичь:

О да, я видел красоту ее:
Такой лишь Агенора дочь блистала.
Когда ей руку целовал Юпитер
На Критском берегу, склонив колена...
...Движенье губ коралловых я видел;
Струило аромат ее дыханье;
Все в ней святым казалось и прекрасным.

(I, 1, 172. ПМ)

В «Бесплодных усилиях любви» целая серия таких возвышенных характеристик, изложенных в сонетах, которыми наваррские кавалеры украсили лес. Чрезмерную возвышенность стиля в одних частях пьесы Шекспир любил умерять пародией в других. Поэтому вместо наваррских сонетов нам будет достаточно познакомиться с прозаическим любовным посланием Дона Армадо, который в общем говорит то же самое, что и сонетисты: «Клянусь небом, несомненно, что ты прекрасна, неоспоримо, что ты красива, истинно, как сама истина, что ты привлекательна. Ты, которая красивее красоты, привлекательнее привлекательности, истинней истины, сжалься над твоим героическим вассалом!» (IV, 1, 60).

Оставим стилистические упражнения влюбленных и поищем у Шекспира описание идеальной героини. Я позволю себе представить на обозрение читателя такую характеристику:

Ты ласкова, приветлива на редкость,
Тиха, но сладостна, как цвет весенний;
Не хмуришься, не смотришь исподлобья
И губы не кусаешь, точно злючка;
Перечить в разговоре ты не любишь
И с кротостью встречаешь женихов
Любезной речью, мягким обхожденьем.

(II, 1, 247. ПМ)

Вне контекста не знаешь, о ком здесь идет речь. Это Петруччо при первой встрече с Катариной делает вид, будто не замечает ее строптивости, и говорит о ней, как если бы она была — кем? Идеальной женщиной Возрождения? Нет, скорее мирным, домашним существом, этакой падуанской кисейной барышней. Во всяком случае, это описание не похоже не только на Катарину, но и на большинство других комедийных героинь Шекспира. Оно еще подошло бы такой робкой деве, как Геро, но никак не Сильвии, Елене («Сон в летнюю ночь»), Розалине и другим дамам из «Бесплодных усилий любви», Беатриче, Виоле, Оливии. Даже Джулия («Два веронца»), Гермия («Сон в летнюю ночь») и те борются за свое счастье и вовсе не так уж кротки.

Героини комедий Шекспира умны, остроумны, смелы не только в речах, они пускаются в бурное житейское море в одиночку, умеют постоять за себя, — словом, активны и совсем не похожи на робких романтических дев. Заметим, что во всех словесных поединках они побеждают мужчин. Они и остроумнее, и умнее их, а что касается силы чувства, то среди них нет ни одной, которая даже в помыслах изменила бы своему возлюбленному. Все они могут служить образцами верности в любви и дружбе. Верность свойственна и героиням всех остальных пьес, за исключением Крессиды и Клеопатры.

Расстанемся с этими приятными героями и героинями, чтобы обратиться к неприятным, составляющим четвертую группу типов — к злодеям. Они — люди, не знающие добрых чувств, злобные, коварные, завистливые, и для них нет ничего более приятного, как наносить ущерб и разрушать чужое счастье. Шайлок в «Венецианском купце», Дон Хуан и Бораччо в «Много шума из ничего», — список их невелик. Все, которые потом раскаялись, злодеями в точном смысле не являются. С ними не следует ставить в один ряд чванливого глупца Дона Армадо и не менее чванливого Мальволио. Они — комические персонажи из разряда дураков, точнее — одна из разновидностей тех, кто подлежат комическому осмеянию, может быть даже не без примеси злобы, что особенно чувствуется в том, как относятся сэр Тоби и его компания к Мальволио.

Затем следует группа фрейлин, наперсниц, служанок и мужской челяди, более или менее активных в действии, а чаще составляющих свиту или фон для высокопоставленных героев и героинь. Некоторые из приближенных к героиням, например, Мария в «Двенадцатой ночи» и Урсула и Маргарита в «Много шума из ничего», горазды на всякого рода проделки. Мария придумывает план розыгрыша Мальволио и пишет письмо, якобы посланное ему Оливией. Урсула участвует в замысле, имеющем целью убедить Беатриче, что Бенедикт влюблен в нее. Маргарита тайком встречается с Бораччо; Клавдио, наблюдая эту встречу в темноте, принимает Маргариту за Геро и основывает на этом обвинение своей невесты в измене. Словом, все три — Мария, Урсула, Маргарита — деятельно участвуют в интригах, имеющих важное значение в фабуле пьесы.

Прославленное мастерство изображения характеров в комедиях Шекспира еще не проявляется в полной мере. Образы людей здесь живые, но большой психологической глубины, обнаруживаемой в обрисовке трагических героев, в романтических комедиях мы не найдем. Однако было бы неразумным видеть в этом художественный дефект. Содержание ренессансной комедии не требует углубления в такие противоречия человеческой личности, которые раскрыли бы перед нами бездны сложности. Наибольшее приближение к этому можно увидеть в образе Шайлока. Но усложнение традиционного образа комедийного злодея, как известно, выводит его за привычные нормы комических героев. Это повлияло и на восприятие комедии в целом. С тех пор, как актеры стали выявлять с большой силой человеческое в образе Шайлока, пьеса утратила типичные черты комедии.

Комедия по самому своему строю не нуждается в глубоком изображении характеров, но это не означает, что она дает более примитивное изображение жизни, чем трагедия. Она лишь не изображает болезненных и мучительных противоречий личности; ее сфера — иные стороны духовной жизни. Шекспир, правда, часто приближался в своих комедиях к драматическим сторонам действительности, но никогда настолько, чтобы разрушить их комедийную основу.

Прелесть шекспировских романтических комедий обусловлена необыкновенной широтой и многогранностью юмора, проникающего их. Насколько велик был Шекспир в трагедии, настолько же непревзойденным предстает он и в воплощении радости, веселья, юмористического отношения к некоторым сторонам жизни. Глубина постижения ее обычно мерится способностью уловить и художественно выразить трагические явления действительности. Такие произведения потрясают сильно и глубоко. Но не менее редко искусство, проникнутое духом подлинной радости бытия, делающее последнее эстетически прекрасным, с минимальной долей идеализации. Именно последнее очень существенно для Шекспира.

Герои и героини комедий проникнуты идеальными стремлениями: ими движет любовь. Но сами они не идеальны, а реальны, и живость они обретают оттого, что ошибаются, заблуждаются, попадают в смешные положения, становятся предметом шуток со стороны других. Никто из них не возвышается над другими по своим качествам. Даже хорошие черты в них не превышают того, что доступно обыкновенным людям. От героев трагедий они отличаются тем, что нормальны, и только в остроумии они могут превосходить нас. Но на то они герои комедий. Впрочем, главные шутники в комедиях не они.