Бэконианская ересь

В 1856 г. в январском номере «Ежемесячника Пютнэма» была напечатана историческая отныне статья Делии Бэкон, а в следующем году вышла в Бостоне ее книга: «Разъяснение философии драматических произведений Шекспира», где она доказывала, что не Шакспер из Стрэтфорда, а ее знаменитый однофамилец Фрэнсис Бэкон был автором произведений Шекспира в сотрудничестве с другими учеными.

Умная и высокоталантливая женщина поняла то, о чем не догадывались ее слепые критики: что за так тщательно сохраненной тайною псевдонима Шекспира скрывалась политическая конспирация, которая легко объяснялась политическим характером некоторых трагедий Шекспира и проистекавшей отсюда опасностью для автора от мстительной «рыжей кошки» — королевы девственницы. Ей почудилось, что непонятная и нелепая надпись на гробнице в Стрэтфорде сделана для того, чтобы закрыть доступ к хранящейся под нею политической тайне, что там в склепе не труп Шакспера, а документы заговорщиков, и она поселилась в Стрэтфорде, стараясь проникнуть в склеп и узнать его тайну (чего не сделано до сих пор). В конце концов, измученная невозможностью достигнуть этого, в бессилии доказать то, во что она глубоко верила, она сошла с ума и была отправлена в дом сумасшедших, где и умерла в 1859 г.

Но брошенное ею зерно дало обильные плоды.

Как только появилась ее первая статья, адвокат, философ, публицист и драматург Уильям Генри Смит написал знаменитому потомку предшественника Бэкона на посту канцлера Англии, Фрэнсису Эггертону, лорду Эльземиру, письмо, вышедшее затем отдельным изданием под заглавием «Бэкон и Шекспир».

Затем, через семь лет после ее смерти, нашелся новый продолжатель ее идеи, о котором отзываются, как о «самом энергичном из энергичных людей», адвокат Натаниель Хольме: он выпустил, опять-таки в Америке, в Нью-Йорке, книгу на ту же тему «Авторство Шекспира», выдержавшую четыре издания на протяжении двадцати лет.

С тех пор теория Делии Бэкон не переставала находить все больше и больше сторонников среди писателей и ученых, написавших по этому поводу более трехсот книг, брошюр и статей.

Никогда еще со времен Мэлона не было сделано столько для действительного критического изучения биографии Шекспира, установления точных данных, отыскания новых и уяснения раньше известных.

Не будь этих отважных безумцев, мы. не знали бы и десятой доли того, что мы знаем теперь о Шакспере, о Шекспире и о его эпохе.

Благодаря им удалось точно установить, кто был Шакспер из Стрэтфорда, и окончательно убедиться, что этот неграмотный ростовщик не мог быть Шекспиром. Многие данные, приведенные в предыдущих главах, открыты только благодаря расследованиям бэкониацев.

Затем, старательным и внимательным историко-критическим изучением произведений Шекспира, им удалось установить с несомненностью, что Шекспир был один из образованнейших людей своего времени, знавший, французский, латинский, итальянский и греческий языки, знакомый не только с английской, но и с древне-классической, французской и итальянской литературой, получивший высшее образование, юрист, посвященный в тайны адвокатской корпорации, и человек, близкий ко двору.

Так как Бэкон Веруламский удовлетворял всем этим признакам, он мог бы быть Шекспиром. И ошибка их начиналась с того момента, когда они старались доказать, что он не только мог бы, но и действительно был им.

После неудачной попытки Делии Бэкон отыскать ключ к раскрытию тайны в стрэтфордской гробнице, они начали ее искать в тексте произведений Бэкона и Шекспира утверждая, что Бэкон писал для конспирации особым кабалистическим шифром, записывая секреты особой расстановкой слов или подчеркиванием отдельных букв посредством особого начертания шрифта.

Это не единственный случай, когда первые проникавшие в темные катакомбы сходили с ума от страха и волнения пред раскрытием тайны. Но они прокладывали путь. Свежий воздух и солнечный свет проникали в катакомбы, и новые исследователи могли смело и безопасно входить туда и изучать скрывающиеся там ценные останки.

К сожалению, эта кабалистика, действуя на воображение, особенно сильно привлекала к себе бэкониацев, и недавно еще один из последних бэконианцев, начальник «криптографического» института французского военного министерства генерал Картье, расшифровывая Бэкона-Шекспира, дошел до того, что прочитал сообщение Бэкона, что «Грин, Спенсер, Пиль, Шекспир, Бертон и Марло» служили ему масками, т.е. псевдонимами. И любопытнее всего то, что подобные тайны он вычитал по изменениям типографского шрифта в сочинениях, напечатанных уже после смерти Бэкона.

Еще больше можно сожалеть о том, что критики конфуцианцев главное внимание уделяют именно высмеиванию всей этой кабалистики, всячески размазывают ее и изощряются над ней в глубокомыслии, почти совершенно игнорируя и замалчивая все, что было положительного, ценного и неоспоримого в исследованиях бэконианцев, особенно относительно стрэтфордского Шакспера.

Разве не характерно, что из вышеупомянутых трехсот сочинений бэконианцев ни одно почти не переведено полностью и даже не изложено толково и беспристрастно на других языках?

Зато как старательно и неукоснительно упоминается о том, что Делия Бэкон сошла с ума. Как будто Торквато Тассо, Шуман, Бодлэр, Жерар де Нерваль, Ницше, Гаршин, Глеб Успенский и Врубель не были тоже сумасшедшими, что нисколько не умаляет достоинства того, что было создано ими до и даже в период безумия.

Прочтите, чтобы далеко не ходить, статью Н. Стороженко в русском издании Шекспира под редакцией С.А. Венгерова. Он не находит для бедной Делии Бэкон других слов, как «экзальтированная», «истеричная», «решительно неспособная критически относиться к своим фантазиям», «истеричная дама», «бесцеремонная», «психопатка» и т. п.

А вот глубокий и тонкий мыслитель Эмерсон признается по поводу этой книги Делии Бэкон, что он «не встречал в Соединенных Штатах в области литературной критики ничего, что было бы наполовину так хорошо, как книга Делии Бэкон о Шекспире».

Далее тот же Стороженко, незнакомый, очевидно, с отзывом Эмерсона, слепо повторяет за бульварными критиками бэконианцев: «Критики отнеслись к книге мисс Бэкон с снисходительной улыбкой, как к произведению больного мозга, за исключением, впрочем, некоего мистера Смита который, прочтя статью и т. д.».

А между тем, этот «некий мистер Смит» был, как сказано выше, адвокатом, философом, поэтом, автором двух прекрасных поэм: «Гвидона» и «Одиночество», наделавшей шуму книги по философии, нескольких драм и 126 журнальных статей.

Консервативная обывательщина всегда считает безумцем всякого, кто нарушает ее привычное мышленье, хотя бы основанное на невежестве и суевериях.

Безумье бэконианцев в том, что они, вместо того чтобы итти дальше по пути своих положительных изысканий, увлеклись догадками и предположениями в сторону кабалистики. Но это безумие им охотно простила бы обывательская критика, так снисходительно относящаяся даже ко всякой чертовщине, какой увлекаются теперь некоторые «ученые» упадочного буржуазного мира.

Великая заслуга бэконианцев, которую им не могут простить, в том, что они ясно доказали всю нелепость стратфордского суеверия и заставили науку о Шекспире пойти по пути критического изучения фактов.

Их ошибка, простительная для увлекающихся прозелитов ошибка, — в том, что они возможное приняли за действительный факт: из несомненного совпадения многих черт в личности Бэкона и личности Шекспира пришли к их полному отождествлению в одном лице Бэкона-Шекспира.