Современники о Шекспире

До 1662 года, когда поселившийся в Стратфорде викарий Уорд занялся биографией тамошнего Шакспера, в уверенности, что дело идет о самом Шекспире, никто ни до, ни после смерти поэта, говоря о нем, даже случайно не оговаривается хоть какими-нибудь биографическими данными, словно их и не было, или они были никому неизвестны, никому не интересны. Да и материалы Уорда были открыты только в прошлом веке.

Замечательно, что даже Мильтон, горячий поклонник Шекспира, знавший, какой пробел остается в истории отсутствием его биографии, не сделал никаких попыток к заполнению этого пробела.

Все современники, которые упоминают о Шекспире, говорят только об его произведениях, говорят о нем, как о поэте, но отнюдь не о живом человеке, имевшем семью, местожительство, возраст и внешность.

Исключение составляет, пожалуй, только один адвокат, Джон Мэннинхэм, личность никому неизвестная. Около 1830 г. был отыскан его дневник за Время с января 1601 по апрель 1603 г. В нем он сообщает в двух словах о представлении «Двенадцатой ночи» 2 февраля 1602 г. и тут же рассказывает анекдот в духе Боккачио о том, как одна мещаночка назначила свидание актеру Бербэджу, игравшему Ричарда III, а Шекспир, подслушав их разговор, явился на место раньше, был принят и потом велел передать запоздавшему Бербэджу, что «Вильгельм (Уильям) Завоеватель был раньше Ричарда III». В пояснение этого анекдота наш театрал любезно сообщает современникам, или записывает себе для памяти, что «имя Шекспира — Уильям».

Если даже предположить, что этот анекдот не выдумка, то как по этому единственному следу доискаться до биографии Шекспира?

Остальные не дают даже этого, ограничиваясь только оценкой его произведений, восторгаясь его «медовым языком», называя его «бессмертным», сравнивая его с знаменитейшими поэтами Греции и Рима.

Из этих критических отзывов внимание биографа могут остановить на себе только два, первые по времени, наводящие на подозрения.

Первый отзыв принадлежит талантливому писателю, но беспутному человеку — Роберту Грину, который, умирая в нищете и презрении, написал в 1592 г. покаянную книгу: «На грош мудрости, приобретенной миллионом раскаяния», и в ней мимоходом такие слова:

«Нивесть откуда выскочившая ворона важно щеголяет в наших перьях. Сердце тигра в оболочке актера, она во. обряжает, что может вымотать из себя белый стих, не хуже вашего, и, будучи только Иваном-фактотумом (комиссионером на поручениях. Ф.Ш.), воображает себя единственным потрясателем сцены всей страны».

Так как «Шекспир» — Shake-speare значит «потрясающий копьем», то в «потрясателе сцены» увидели, естественно, намек на него. Это предположение подкрепляется еще сходством выражения: «сердце тигра в оболочке актера», сильно напоминающего слова из «Генриха VI»: «сердце тигра в оболочке женщины».

А с другой стороны, как мог Шекспир в 1592 г. воображать себя единственным потрясателем сцены всей страны, когда в это время им была написана только одна пьеса — «Генрих VI» в ее первой редакции, и если имя Шекспира появляется впервые только в следующем году на обложке «Венеры и Адониса», поэмы, названной в предисловии «первенцом» творческого воображения ее автора? Под пьесами эта подпись появляется только в 1598 г.

Друзья Грина сейчас же по выходе книги обвинили ее издателя, драматурга Генри Четля, в подлоге, и он в том же году выпустил книгу «Сон кроткого сердца», в предисловии к которой оправдывается, утверждая, что у него нет подлинной рукописи, что ему пришлось переписывать ее для печати, что почерк ее был очень неразборчив, и что он даже сам. вычеркнул в ней несколько слишком сильных мест, а в заключение высказывает сожаление, что осталось вышеприведенное место с намеком на человека, который «в одинаковой степени выдается и своею скромностью и своим искусством актера», и о «честности» которого, как и об «изящной грации его писания» с похвалою отзываются «почтенные люди». Но человека этого по имени он опять-таки не называет.

Через шесть лет вышла книга магистра Кембриджского университета Фрэнсиса Миреса «Palladis Tamia» — «Сокровище мудрости» — сборник религиозно-философских размышлений, среди которых, ни к селу ни к городу, вдруг заявляется, что «сладкая, остроумная душа Овидия живет в сладостном, как мед, Шекспире», что «Шекспир — лучший из английских писателей в этих обоих родах (комедии и трагедии) сценических произведений», что, «захоти музы говорить по-английски, они усвоили бы себе тонко отточенную речь Шекспира». И в доказательство приводится список его шести комедий: «Два Веронца», «Комедия ошибок», «Бесплодные усилия любви», «Вознагражденные усилия любви», «Сон в летнюю ночь» и «Венецианский купец» и шести трагедий: «Ричард II», «Ричард III», «Генрих VI», «Король Джон», «Тит Андроник» и «Ромео и Джульетта».

Появление этой библиографической вставки среди философских рассуждений казалось настолько странным, что большинство видит здесь подделку: одни подозревают, что вообще автором книги является не Мирес, а кто-то другой, большинство же, и в том числе Сидней Ли, утверждают, вполне логично, что весь этот кусок вставлен в книгу искусственно и с какою-то целью.

Странность этой заметки усугубляется еще тем, что из всех перечисленных произведений Шекспира, на которые, как всем известные, здесь делается ссылка, только две: «Ричард II» и «Бесплодные усилия любви», появились за подписью Шекспира. Остальные же или были напечатаны анонимно, или даже вовсе не выходили в печати, комедия же «Вознагражденные усилия любви» вовсе неизвестна, если только автор не подразумевает под этим «Укрощение строптивой», а трагедия «Король Джон» вряд ли принадлежит Шекспиру.

Естественно возникают вопросы: зачем Миресу (или кому-то другому) понадобилось делать эту вставку в «Сокровище мудрости»? Зачем надо было вскрывать авторство анонимных произведений драматурга, который сам впервые в этом году выпустил в свет только две пьесы за этой подписью?

Не кроется ли разгадка именно в этом совпадении по времени появления впервые на драматических произведениях подписи Шекспира и появления этой заметки?

Первой пьесой за подписью Шекспира вышел «Ричард II», сыгравший, как будет рассказано дальше, роль агитационной пьесы в восстании Эссекса, вызвавший негодование королевы и фигурировавший в качестве обвинительного материала на суде. В партии Эссекса было около двадцати писателей и поэтов, и Елисаветинской полиции было почти невозможно отыскать виновного, но все-таки в интересах партии было направить ее на ложный след. И вот, в 1597 г. «Ричард II» вышел в свет анонимно, а в следующем, 1598, году уже выходит вторым изданием за подписью Уильяма Шекспира, неизвестного автора появившейся пять лет тому назад поэмы «Венера и Адонис». И сейчас же, в том же 1598 г., Фрэнсис Мирес, один из сторонников — «прирученных кошек» Эссекса, спешит сделать в выходящей в свет своей книге вставку, в которой доводит до всеобщего сведения, что этот неизвестный Шекспир — на самом деле какой-то общеизвестный под этим именем писатель, автор еще одиннадцати других пьес, совершенно невинных в политическом отношении. Таким образом, королеве и ее полиции как бы указывается, что инкриминируемая, автору сцена низложения Ричарда И, — к слову сказать, выпущенная в печати, — является случайным продуктом творчества и не скрывает в себе никакого злого умысла, а если они этому все-таки не поверят, то им предлагается искать «лучшего из английских писателей» — никому неизвестного Шекспира.

Но Елисавета оказалась менее легковерной, чем будущие биографы Шекспира.