А.А. Корчевский. «О новом переводе Первого кварто "Гамлета"»

Я очень сильно волнуюсь, поэтому ваша моральная поддержка будет для меня очень ценна. Я волнуюсь, потому что хорошо чувствую и понимаю, что я — не профессиональный ученый, попавший в круг профессионалов, специалистов по переводу, людей, которые прошли огромную школу, занимаются этим в науке.

Встреча в Шекспировской комиссии — без преувеличения одно из самых ярких и волнующих событий в моей жизни, которой уже пять десятков лет. Я очень благодарен Алексею Вадимовичу Бартошевичу и Николаю Владимировичу Захарову за эту идею, за это приглашение. Я сам работаю в науке, организую и провожу семинары и аналогичные мероприятия по своей специальности сейчас в Америке. Такого блеска в организации, как я видел при подготовке этого семинара, я просто не припомню. Это было настолько квалифицированно, быстро и грамотно, что меня очень порадовало. Я также хочу поблагодарить Марину Дмитриевну Литвинову, которая находится здесь, замечательного переводчика, шекспироведа, автора монографии «Оправдание Шекспира», которая вышла в «Вагриусе» несколько лет назад. Марина Дмитриевна написала предисловие к публикации Первого кварто «Гамлета» в журнале «Современная драматургия», которую я увидел только во время этого приезда в Москву. Еще одна глубокая благодарность моему сегодняшнему дискутанту Александру Николаевичу Баранову.

Я видел, что Марина Дмитриевна уже извинялась за то, что мы неверно представили Вашу роль в формировании русского Первого кварто. Я буду об этом еще говорить. Я очень поздно увидел Ваш перевод, когда было уже поздно что-то менять. Хотя в целом то, что говорит Марина Дмитриевна более или менее правильно характеризует стоящую перед Вами концепцию. Тут не возникает вопроса о первенстве в работе над Первым кварто. Конечно, Ваш перевод был первым, а мой — тоже первым, наверное, по тем задачам, которые ставились. Я о них скажу позже. Следующим летом ожидается выход билингвы в издательстве «Текст», и там мы более точно сформулируем Вашу роль в том, что было сделано. Конечно, Ваш вклад очень велик.

Удивительно, что Шекспир дарит нам интереснейшую коллизию. Мы можем посмотреть на существование двух русских переводов Первого кварто, которые настолько разнятся по поставленным задачам, концепции, что это само уже создает объем в картине, третье измерение, дополнительную точку, с которой мы можем посмотреть на оригинал. Название семинара кажется мне просто потрясающим: «Роль перевода в изучении культуры и текста». Если перевод — это просто вспомогательный инструмент, с которым мы оказываем пассивную помощь тем людям, которые еще не выучили другого языка, или не в состоянии его выучить, то это благородная задача, важнейшая культурная миссия. Но когда мы формулируем это так (удивительно, насколько это совпало с тем, как думаю я) — роль перевода в изучении культуры и текста — перевод становится самостоятельным инструментом в исследовании и анализе оригинала. Это открывает нам возможность видения в переводе второй миссии. Это не просто помощь людям, не владеющим английским языком, но важнейший исследовательский инструмент на уровне межкультурного понимания и межкультурных связей. Именно это видение перевода дает нам основание сказать, что вопрос «зачем существует этот перевод» важнейший и принципиальный. Каждому переводчику или нам, читателям того или иного перевода, надо его задать. Я без преувеличения могу сказать, что работа Александра Николаевича совершенно блестящая. В своем переводе он воспроизводит формат Первого кварто так, как оно было напечатано. Он работает вплоть до опечаток и ошибок исходного текста для того, чтобы дать читателю ощущение оригинала. Эта концепция и эта задача в моем представлении уникальны. Что же касается моей работы, вышедшей в третьем номере «Современной драматургии», то мои задачи были скромнее. Признаюсь, я не уверен, что формулировал себе эти задачи, когда брался за перевод, но теперь могу сказать, что лежало в основе моей работы. Я опирался на три концептуальных положения, которые можно назвать спорными. По каждому можно сказать, что возможно или нужно было сделать по-другому. Сначала я эти положения назову, а потом буду не то, чтобы их защищать, но рассказывать подробнее про каждый из них. Итак, вот концепция только напечатанного перевода, который, вероятно, в следующем году выйдет отдельной книгой.

Первый тезис. Первое кварто, версия 1603 г., самая первая напечатанная версия «Гамлета», переводилась как самостоятельный художественный текст. Я буду говорить о многочисленных аргументах, которые могли бы это опровергнуть как концепцию. Второй тезис. Я думаю, что все время работы над моей скромной попыткой (это мой первый большой перевод), я пытался сделать текст для театра. Наверное, я не знаком со многими публикациями по этой теме. Прошу прощения и надеюсь, что вы меня поправите или дополните. Перевод для театра должен иметь свои особенности. Здесь проще сформулировать «зачем?» Можно ожидать, что этот текст будет востребован. Он должен иметь определенную форму. Его должно быть возможно прочесть вслух и понять на слух. Мои два первых тезиса тесно связаны. Далее я скажу, почему считаю, что этот текст может рассматриваться как отдельное произведение для театра. Мой третий тезис. Первое кварто переводилось по «Арденскому Шекспиру» (The Arden Shakespeare) — ведущей академической серии в Великобритании. Опять же меня можно упрекнуть в том, что это не явно обозначено в предисловии. Мой перевод сформатирован не по оригинальному Первому кварто, а по изданию, подготовленному группой ученых в 2006 г. для данной серии Здесь можно долго спорить, но «Арденский Шекспир» — это лидирующее научное издание. Теперь попытаемся поговорить по каждому из моих тезисов.

Итак, Первое кварто как самостоятельное художественное произведение. Вопрос, который возникает при такой формулировке: возможно ли вывести «несамостоятельность», вторичность Первого кварто из самого текста? Я не знаю правильного ответа на этот вопрос. Мне кажется, что наше отношение к тексту обусловлено тем, что мы о нем знаем. Мы знаем, что за Первым кварто следует Второе, а затем Фолио, затем четвертый текст, который считается каноническим на основе второго и третьего. В принципе, надо еще рассматривать существование «Прото-Гамлета» или наборов текста «Прото-Гамлета», а также добавить немецкую версию «Отмщенного отцеубийства», которая вроде бы является еще одним текстом того времени, которая дает нам не просто трехмерную, а какую-то супер голографическую картину. И тогда мы говорим, что Первому кварто не хватает примерно половины текста, чтобы получился полный «Гамлет». Когда мы видим полный набор вариантов, мы пытаемся понять происхождение этого текста и его интерпретировать. Это отражается на нашем восприятии этого текста. Из самого текста невозможно заключить, что это адаптация. Однако когда мы начинаем рассматривать все варианты вместе, то заключение, что Первое кварто — плохой, неудачный, недостаточно поэтический, обрывочный текст — этот вывод настолько лежит на поверхности, что здесь начинает действовать принцип, обратный действию бритвы Оккама. Этот принцип гласит, что лишние субстанции должны отсекаться. Но когда ответ лежит на поверхности, не слишком ли это просто? Не подводит ли нас бритва Оккама, не принимаем ли мы слишком простую версию, когда картина, на самом деле, гораздо сложнее? За какую бы из версий происхождения Первого кварто мы бы ни зацепились, мы, по моему мнению, начинаем ходить другим кругом, а потом выходим на то, о чем сначала и не думали.

На днях я разговаривал с одним из хороших актеров здесь в Москве. Я ему сказал, что на протяжении длительного времени наиболее авторитетной является версия о том, что Первое кварто — это реконструкция по памяти, выполненная одним из членов труппы. Между прочим, уже в наше время был произведен эксперимент: актерам предлагалось по памяти воспроизвести пьесы, в которых они играли, и доказывалось, что они это сделать не могут. В Америке есть публикации об этом. А актер мне сказал: «Ерунда. Хочешь, я тебе воспроизведу "Вишневый сад" по памяти?» Итак, если это реконструкция по памяти, то это реконструкция игравшейся версии. Значит, речь идет не о подделке, не об обрывочном куске чего-то, а о реальной реконструкции того, что игралось. В этом случае это представляет огромный интерес.

У нас с вами сегодня не лекция о том, как выглядит Первое кварто, его отличиях. Мы говорим в первую очередь о переводах. Однако одно из разительных отличий, это не замена имен, не выпущенные поэтические куски. Удивительно, что переставлены сцены — в частности, перестановка сцен с Гамлетом в Первом кварто является одним из базовых обоснований той версии, которая опять же пропечатана как основная в «Арденском Шекспире». Эта версия также доминирует в комментированном издании Первого кварто 1962 г., под редакцией Альберта Винера, с предисловием Хардина Крейга. Редакторы высказывались, что Первое кварто — это touring version, гастрольная версия «Гамлета». Эта сокращенная версия готовилась для труппы в 11 человек, способной сыграть «Гамлета» ограниченным составом. Они говорят, что перестановка сцен делалось для того, чтобы актеры успели переодеться, выходя в другой роли. Мне кажется это очень интересным. В Первом кварто монолог «Быть или не быть» и так называемая nunnery scene («иди в монастырь») поставлены раньше, чем в полной версии. Из трех монологов Гамлета, «Быть или не быть» становится средним, вторым, а не последним, как в Фолио. В тот момент, когда Гамлет разговаривает с Призраком, Офелия сообщает отцу, что с Гамлетом что-то не так, во дворец прибывают Россенкрафт и Гильдерстоун (имена изменены), Полоний, которого теперь зовут Корамбис (если этот текст восстанавливал по памяти актер, то у него произошел дополнительный сдвиг, что-то наложилось) предлагает королю и королеве план, чтобы раскрыть проблемы Гамлета с любовной жизнью. Король и Корамбис прячутся за ширму или за занавеску. В этот момент появляется Гамлет с «Быть или не быть». В Фолио «Быть или не быть» позже, после другого монолога Гамлета «Что за дрянь я, что за мелкий раб». «Быть или не быть» оказывается не срединным, а третьим монологом.

Сегодня утром я задал себе вопрос, в каком месте текстуально оказывается монолог «Быть или не быть» в Первом кварто. Я взял вордовский файл и посчитал количество страниц, затем количество слов, затем количество знаков до «Быть или не быть» и после в Первом кварто. Получилось золотое сечение. Это та пропорция, где соотношение целого к большей части равно отношению большей части к меньшей. В Первом кварто до монолога Гамлета 28457 знаков, а начиная с «Быть или не быть» 48763 знака. Соотношение 1,59, а золотое сечение это 1,61. В Фолио это близко, но соотношения 1,73. Т. к. я занимаюсь математической статистикой, то могу вам сказать, что это первое — это практически золотое сечение, а второе — существенное отклонение в большую сторону. Это может быть случайным совпадением, т. к. мы не учитываем сценическое время и еще целый ряд вопросов. Кстати, точное золотое сечение приходится в Первом кварто на тот самый диалог Гамлета и Офелии (где он ее в монастырь посылает), который является ключом ко многим аспектам «Гамлета». Гамлет разыгрывает безумие, но в сцене с Офелией он это зерно придуманного безумия бросает в реальную почву; и это и прорастет безумием и гибелью Офелии, а потом и прочих персонажей трагедии. Как бы там ни было, Первое кварто производит впечатление цельности, меры. Без машины времени мы никогда не узнаем истины. Однако очевидно, что автор обладал безусловным талантом драматурга и литератора и был способен сделать эту работу. Не все так просто, как кажется в лежащем на поверхности объяснении, что Первое кварто настолько слабее канонического варианта, что не о чем говорить. И что рассмотрение его отдельно невозможно — иллюзия. Это ни в коем случае не отменяет возможности и силы того, когда кто-то переводит Первое кварто как часть целого, как связанную вещь, индуцированную большой вещью.

Интересно, что Энн Томпсон, научный руководитель Арденского издания, с которой я состою в переписке, писала: «Нетрудно видеть, почему Первое кварто привлекательно для сцены. Оно стремительно, сконцентрировано на сюжете и намного менее рассудочно, чем другие тексты. Его эмоции свежи, а не опосредованы, и это в значительной степени пьеса для ансамбля, а не демонстрация для единственного звездного актера... Его очарование в отличиях от канонического "Гамлета": это освежающий опыт для актеров и аудитории, пресытившейся длинными текстами; все здесь одновременно знакомо и вместе с тем неожиданно». Возможно, что четырехчасовая версия не игралась на сцене, когда «Гамлет» приобретал популярность. Что же игралось? Я видел отзыв Александра Николаевича на мою работу. Он указывает, что я следую появившейся в последние 25 лет версии о том, что это самостоятельное произведение, первый вариант. Хочу заметить, что эта версия существует больше чем 25 лет. Я недавно смотрел работу 1905 г. о германской версии «Отомщенного отцеубийство». Ее автора зовут М. Блэкмор Эванс. Она была опубликована в Modern Philology¹. и есть в Интернете. Там нет даже тени сомнения в силе и значении Первого кварто, которая должна рассматриваться как первая версия, шедшая на сцене. Кстати, Эванс критиковал идею о том, что «Отмщенное отцеубийство» на немецком языке было списано с Первого кварто. Он считал его «Про-Гамлетом».

Другое исследование, на которое я с вашего позволения хотел бы сослаться, это книга 2014 г. Терри Боурюза Young Shakespeare's Young Hamlet. Print, Piracy, and Performance. Признаюсь, я прочитал ее не полностью. Эта монография основана на огромном количестве источников. Это страстная апология версии о том, что Первое кварто — это первая версия «Гамлета».

Напомню, что Первое кварто идет на сценах мира интенсивнейшим образом. Каждый раз, когда я собираюсь гуглить Первое кварто на сцене, я обнаруживаю все новые и новые постановки. Последнее, что я нашел, — театр Taffety Punk, Лондон 2015 г. — где в рецензии говорится, что это сильнейший «Гамлет» за последнее десятилетие.

Последняя постановка «Гамлета» с Б. Камбербэтчем постоянно словно бы раскручивала сюжет вокруг Первого кварто. «Быть или не быть» Камбербэтч представлял два раза: первый раз в начале, потом еще где-то. Есть такое ощущение, что этот монолог ищет свое место.

Я не знаю, насколько удалась моя попытка сделать перевод для театра. Посмотрим. Я уже сказал, что при издании книги мы подчеркнем роль Александра Николаевича как первопроходца в переводе Первого кварто на русский язык. Надо сказать, что я также ищу ошибки, неточности в тексте. Все, кто брались за эту работу, представляют, как это непросто. Мы пытались сделать этот текст читаемым, звучащим, понятным на слух. Конечно, что-то теряется. Например, атмосфера странного, немного архаического текста.

Многие американцы, с которыми я общаюсь и работаю, категорически протестуют против физической возможности читать Шекспира. Вы знаете такую серию, как No Fear Shakespeare? Пересказ на современный англо-американский язык — это что-то страшное! Мало того, что это проза, но текст сильно отличается от текста Шекспира. Там такие ошибки! Но это тенденция. Встает вопрос: при переводе должны ли мы создать ощущение, что человек читает текст, который он не в состоянии читать? Перевод Лозинского феноменален. Это лексический кладезь. Но должен вам признаться, что что-то я в нем уже не понимаю, после моего периода американской жизни. Например, я не знал, что такое «поршни с ремешком» (сандалии). Я родился в 1966 г. и вырос в русскоговорящем Казахстане. Я принадлежал к достаточно начитанному кругу, но этого слова я не знал. Это здорово, что такой перевод был сделан. Это не значит, что «Гамлета» надо переводить просто. Но я постоянно думал о том, как этот текст читался бы со сцены.

Про то, что я переводил по «Арденскому Шекспиру», я уже сказал. При этом я прекрасно знаю, как выглядит Первое кварто. И я опирался в своем понимании «темных» мест на версию данного издания. Например, вот забавная коллизия: «способности» или «череп»? Очень интересная проблема, которую обсуждает «Арденский Шекспир». Когда Гамлета призывают на поединок, где Клавдий сделал на него ставку, Гамлет говорит расфранченному джентльмену: «Отлично, если король рискует своей ставкой, я готов рискнуть своим...». Что здесь говорит Гамлет? Существует две версии следующего дальше слова, т. к. они оба напечатаны с ошибкой. Либо это «череп», либо это «способности». «Арденский Шекспир» с аккуратностью поставил «skill» — способности. Это объясняется тем, что он не знает, что вызывается на смертельный поединок. Чувствует ли он предзнаменование? Если нет, то это немного более пафосно, чем то, что он чувствует и говорит на протяжении этого времени с близким другом. Я написал «способности» и поставил ссылку.

Безусловно, спорной является конвенциональность написания имен. Начиная с самого Гамлета, т. к. по-английски это звучит совсем иначе. Но тут я оставил все, как есть. В имена Лаэрта в Первом кварто буквы переставлены. Он не Laertes, а Leartes. Я понимаю, что переводчик должен принимать решения. Если он следует русской конвенции, то это Лаэрт, отец Одиссея. Я переставил буквы, получился Лиарт, не знаю, плохо и это или хорошо. Не исключено, что в книге будет Лаэрт. Королева у нас Гертрид, про Корамбиса я уже говорил.

Хочу показать вам эту книжечку. Это замечательная комедия Дэвида Давалоса «Виттенберг» (Wittenberg). Не знаю, видели ли вы ее в театре. Я мечтаю ее перевести, хотя занятие это смертельное. От начала и до конца она состоит из игры слов. Гамлет здесь является студентом Виттенбергского университета, и у него два наставника — профессор Мартин Лютер и доктор Фауст. Невероятно умно и смешно. А Гамлет у Давалоса, между тем, играет в теннис с теннисной звездой по имени Лаэртис Корамбисборгенсен.

Вот еще пример: знаменитое «a piece of him» (дословно — «кусок его»). Это ответ на вопрос: Горацио здесь? Каждый переводчик решает это в своем ключе. Не думаю, что есть окончательный ответ. Для интереса я выписал с сайта «Русский Шекспир» варианты перевода. Кроненберг говорит «отчасти», Радлова — «лишь часть его», К. Романов — «только часть его», Агроскин — «я здесь, дружище», Баранов пишет — «кусок его», Лозинский — «кусок его», Поплавский — «да, типа того», Пастернак — «да, в некотором роде». Я написал «по большей части». Мне очень понравилась версия, опубликованная в Oxford University Press в 2012 г. Джейкоб Джост в статье об этом «a piece of him» говорит, что Горацио зовут Горацио не зря². Это ссылка на Горация, которого Шекспир читал (Оды III, 30). В русском переводе она стала намного более русской, чем латинской:

Весь я не умру, но часть моя большая
От тлена убежав, по смерти станет жить.

Горацио появляется с этой отсылкой: он не датчанин, а римлянин скорей. Может быть, это объяснение заходит дальше, чем хотел сказать Шекспир своей публике. Происходит появление Горацио в шекспировском, а потом державинском и пушкинском контексте.

У меня были большие проблемы со сценой пикировки Офелии и Гамлета, где есть эротический подтекст. Не знаю, насколько мне удалось это передать. Здесь есть существенное отличие между Первым кварто и Фолио. А ведь это критический момент — два молодых человека, которые, несмотря на специфику взаимоотношений, продолжают оставаться тонко понимающими друг друга людьми.

И последнее, что я хотел сказать. Я снова посмотрел на сайте «Русский Шекспир», т. к. многих переводов я не читал. Из всех я единственный перевел «bodkin» как «стилет», а все переводят как «кинжал». Это, возможно, верно, т. к. стилет был скорее женским оружием. Однако у меня было на это два основания. Во-первых, Гамлет словно говорит: даже такое слабое оружие позволило бы вам разрешить этот вопрос жизни и смерти, существования всего на свете. Во-вторых, хотел бы спросить у вас, кто сказал, что bodkin — это датский стилет? У Владимира Набокова в «Бледном огне», где обыгрывается фамилия Боткин, — датский стилет. Я очень горжусь тем, что живу в Колорадо недалеко от места, где останавливался и жил Набоков и писал «Лолиту». Вот и все, что я хотел сказать.

Вопреки регламенту я хотел бы с вашего позволения сделать еще две вещи. Это моя книга «Снимок», которая вышла в Москве этим летом. Это моя первая книжка в России. Я горжусь тем, что предисловие написал Екатерина Юрьевна Гениева. Завтра мы презентуем эту книжку в библиотеке им. Рудомино в Овальном зале в 18:30. Я хотел бы всех пригласить. Это мой авторский вечер, а также вечер памяти Екатерины Юрьевны, с которой мы последний раз расстались этим летом в Лондоне. Я был на ее вечере в «Вестнике Европы». Мы говорили с ней обо всем, и я спросил ее, как она относится к разделению Христианской Церкви. Она ответила очень тонко, точно. Мы с ней договорились встретиться в Москве в октябре, она пригласила меня организовать этот вечер. Кажется, уже тогда было понятно, что я приеду, а ее не будет.

Примечания

1. Evans Blakemore M. «Der Bestrafte Brudermord» and Shakespeare's «Hamlet» // Modern Philology. 1905. Vol. 2. No. 3. P. 433—449.

2. Sider Jost J. Hamlet's Horatio as an Allusion to Horace's Odes // Notes and Queries. 2012. Vol. 59. No. 1. P. 76—77.