Глава шестая Годы славы, 1596—1603

Не во всех проявлениях годы елизаветинского правления были золотым веком. Историк Джойс Юингс называет доверие к тому, что елизаветинцы испытывали восторг к своему времени, «частью фольклора англоговорящих людей», и добавляет, что «мало нашлось бы людей в Англии в 1590-е годы, страдавших от нищеты, безработицы и экономической депрессии, которые сказали бы вам, что они живут в прекрасном мире, или что благодаря мастерству и изобретательности их современников они построили прекрасное, справедливое общество».

Чума отобрала у многих семейств главу дома, оставив их без опоры, а из-за войн и прочих иностранных кампаний в стране возник целый социальный слой инвалидов, калек, которые не получали от государства никаких денег. То был век, во время которого о слабых и немощных не пеклись. Как раз в то время сэр Томас Грешем стремился разбогатеть в Лондоне, он постоянно выживал простой люд из их домов в графстве Дурхем, обрекая их на голод, превращал их пахотные земли в пастбища, тем самым возвращая понемногу вложенные деньги. Так он стал самым богатым простолюдином Англии.

Природа тоже совершала тяжкие преступления. Плохие урожаи повлекли за собой нехватку продуктов, цены постоянно росли. В Лондоне начались голодные бунты, против простого народа выступала армия. «Вероятно, впервые в Англии Тюдоров в разных районах от голода умерло очень много людей», — пишет Юингс. Недоедание стало хроническим явлением. В 1597 году средняя заработная плата была меньше третьей части того, что зарабатывали на век раньше. Большая часть продуктов, которой питались бедняки, — бобы, горох, крупы — стали стоить в два раза дороже, чем они стоили за четыре года до этого. Буханка хлеба по-прежнему стоила один пенс, но если раньше за пенс можно было купить буханку весом в три с половиной фута, то к 1597 буханка усохла до восьми унций, в нее подмешивали чечевицу, желудевую муку и прочее. Для работяг, по свидетельству Стивена Инвуда, тот год был самым тяжким за долгие годы, самым тяжким в истории.

Остается удивляться, что кто-то из работающих мог позволить себе пойти в театр, однако почти все хроники того времени свидетельствуют, что театр был чрезвычайно популярен у работяг на протяжении всей депрессии. А вот как они могли себе это позволить — остается загадкой, потому что в шестнадцатом веке в Лондоне люди работали с 6 утра до 6 вечера зимой, а летом — до восьми вечера. Спектакли игрались в середине рабочего дня, значит, люди сбегали с работы. Как-то им это удавалось.

У Шекспира были свои мрачные причины для страдания в те годы. В августе 1596 года в Стратфорде неожиданно умер его одиннадцатилетний сын Гемнет¹ от неизвестной болезни. Мы не знаем, как Шекспир перенес эту потерю, но мы берем на себя смелость утверждать, что он пишет об этом в «Короле Иоанне» приблизительно в тот же год:

Оно [Горе] сейчас мне сына заменило,
Лежит в его постели и со мною
Повсюду ходит, говорит, как он,
И, нежные черты его приняв,
Одежд его заполнив пустоту,
Напоминает милый сердцу облик².

Но в таком случае возникает проблема, как давно отмечал театральный историк сэр Эдмунд Чемберс: «Как же он смог тогда в те же самые три-четыре года такой ужасной утраты написать свои лучшие произведения — создать Фальстафа, принца Хэла (Генриха, принца Уэльского), короля Генриха V, Беатриче и Бенедикта, Розалинду и Орландо? А затем — Виолу, сэра Тоби Белча и леди Белч?»³ Пожалуй, это неразрешимое противоречие.

Как бы глубоко ни потрясло горе Шекспира, для него тот период оказался годами растущей славы и профессионального успеха. К 1598 году его имя стало появляться на титульных листах изданий его пьес ин-кварто — безусловный знак их коммерческой ценности, В гот же самый год Фрэнсис Мерес написал о нем хвалебные строки в своей книге «Сокровищница ума». В 1599 году была опубликована поэтическая книга «Страстный пилигрим» с его фамилией на титульном листе, хотя он согласился включить (или его уговорили) только два сонета и три поэтических отрывка из «Бесплодных усилий любви». Чуть позже (точная дата неизвестна) студентами Кембриджа была поставлена пьеса «Возвращение с Парнаса: Часть I», в которой были слова: «О, дивный мистер Шекспир! Я повешу его портрет в моем кабинете при дворе», что означало, что Шекспир в то время был кумиром и его портрет вешали на стену.

Первое упоминание о Шекспире в Лондоне, не связанное с театральной летописью и относящееся к этому периоду, чрезвычайно загадочно. В 1596 году он и еще трое — Фрэнсис Лэнгли, Дороти Соер и Анна Ли — были заключены под стражу, потому как некий Уильям Уэйт написал на них жалобу, что «они напугали его до смерти». Лэнгли был владельцем театра «Лебедь», то есть одного с Шекспиром круга, но, насколько нам известно, вместе они не работали. А кто были упомянутые женщины — неизвестно, несмотря на бесконечные усилия шекспироведов, они так и не были идентифицированы, даже догадок на их счет ни у кого нет. Что за скандал вспыхнул тогда и какую роль в нем сыграл Шекспир — также неизвестно.

Уильям Уэйт был сомнительным типом — в другом судебном разбирательстве содержится его характеристика: «ненадежный, дрянной человек», — но на что конкретно он жаловался в своем исковом заявлении, никто никогда не узнает. Единственное, что объединяло всех участников конфликта, — местожительство, они жили по соседству, поэтому не исключено, что прав был Шенбаум, когда предположил, что Шекспир оказался в роли ни в чем не виноватого свидетеля чужого скандала. В любом случае это яркая иллюстрация того, как мало мы знаем о биографии Шекспира и как мало деталей нам удается прояснить; мы лишь добавляем в нее темные места.

Отдельный вопрос — почему в этот период Шекспир перебрался на Бэнксайд, не очень спокойный район, хотя продолжал служить в «Театре», который находился по другую сторону стен в Сити? Добираться всякий раз было делом нелегким (учитывая, что с наступлением сумерек ворота в Сити закрывали), а Шекспир в то время был постоянно занят. Он писал и переписывал пьесы, учил роли, помогал на репетициях режиссерам, принимал активное участие в финансовых и административных вопросах, к тому же тратил уйму времени на личную жизнь: на судебные тяжбы, покупки недвижимости и — хочется верить — на поездки домой.

Спустя девять месяцев со дня смерти Гемнета, в мае 1597 года, Шекспир купил большой, но довольно ветхий дом в Стратфорде, на углу Чэпел-стрит и Чэпел-лейн. «Нью-Плейс» был вторым по размерам домом в городе. Он был построен из дерева и камня, в нем было десять каминов, пять красивых фронтонов, а рядом с ним — довольно большой участок земли, на котором находились два амбара и вишневый сад. Доподлинного прижизненного изображения дома нет, и каким он был в точности мы не знаем, поскольку располагаем наброском, сделанным спустя полтора века неким Джорджем Вертью, но судя по рисунку это было внушительное строение. Дом был в неидеальном состоянии, Шекспир купил его за весьма скромные деньги — 60 фунтов стерлингов, хотя Шенбаум считает, что подобные цифры часто занижали, чтобы уменьшить налоги, так что остальная сумма, которая не фигурировала в документах, доплачивалась покупателем наличными.

Чуть больше чем за десять лет Уильям Шекспир стал состоятельным человеком и закрепил свое положение в обществе фамильным гербом⁴ (поначалу он ходатайствовал от имени своего отца и заплатил за него немалые деньги); благодаря этому гербу отец, сын и все их потомки могли считать себя дворянами — хотя после смерти Гемнета у семьи не было наследника. Желание получить герб нам, спустя столько лет, может показаться мелким поступком выскочки, может, так оно и было, но среди людей театра это стремление было типичным. Джон Хемингс, Ричард Бербедж, Огастин Филлипс и Томас Поуп подавали прошение на получение герба и получили его, то был особый знак отличия, который помогал им в дальнейшем. Стоит помнить, что карьера этих людей во многом зависела от степени респектабельности, которой они обладали, а в то время она значила очень много.

Джон Шекспир очень долго не мог получить дворянский титул и пользоваться его привилегиями. Он умер в 1601 году, в возрасте около семидесяти лет, потерпев за четверть века до того финансовое фиаско, — а этот период равнялся почти третьей части его жизненного срока.

Насколько состоятельным был Уильям Шекспир в те годы, мы не можем судить. Большая часть дохода ему шла от того, что он был пайщиком театральной труппы. От самих пьес он получал сравнительно немного — в шекспировское время за законченную пьесу платили шесть фунтов стерлингов, за шедевр, не исключено, гонорар повышался до десяти фунтов. Бен Джонсон за все годы творчества заработал меньше двухсот фунтов стерлингов, а Шекспир ненамного больше.

Некоторые знатоки полагают, что в годы расцвета он зарабатывал не меньше двухсот, а может и семисот фунтов стерлингов в год. Шенбаум считает, что нижний показатель его заработков более правдоподобен, да и не всегда Шекспир зарабатывал такие деньги. В годы эпидемии чумы, когда все театры закрывались, заработки становились мизерными.

И тем не менее в свои тридцать лет Шекспир без сомнения был состоятельным гражданином — хотя если сравнивать его гонорары в двести или семьсот фунтов стерлингов с 3300 фунтов стерлингов, которые мог позволить себе потратить на банкет придворный Джеймс Хей, или со 190 000 фунтов стерлингов, которые потратил граф Саффолк на свой замок «Одли Энд» в Эссексе, или с 600 000 фунтов стерлингов, которые заполучил сэр Фрэнсис Дрейк в результате одной удавшейся морской авантюры в 1580 году, — это сущие пустяки! Шекспир был состоятельным человеком, но отнюдь не финансовым титаном. Но каким бы преуспевающим он ни становился, он не переставал быть скаредным. В тот же год, когда он купил «Нью-Плейс», в Лондоне его объявили виновным в неуплате налога в 5 шиллингов, а на следующий год ситуация повторилась.

Хотя мы не знаем, сколько времени он проводил в те годы в Стратфорде, очевидно одно — он появлялся в городе в качестве инвестора, а порой и истца в судебных тяжбах. Но соседи держали его за человека солидного и состоятельного. В октябре 1598 года Ричард Квинн, гражданин Стратфорда (его сын потом женился на одной из дочерей Шекспира), обратился к Шекспиру с письменной просьбой ссудить ему тридцать фунтов стерлингов — в пересчете на современный курс это 15 000 фунтов стерлингов, немалая сумма. Правда, Квини то ли передумал, то ли нашел выход из положения, потому как письмо это он не отправил адресату, и его нашли в бумагах Квини после его смерти.

Немного удивляет, что в то время как Шекспир не скрывал своего финансового благополучия (правда, делал это весьма изящно), труппа «Слуги лорда-камергера» переживала трудный период. В январе 1597 года Джеймс Бербедж, ее путеводная звезда и наставник, умер — ему было 67 лет, и это случилось как раз в тот момент, когда у театра истекал срок действия лицензии. Бербедж незадолго до этого вложил большие деньги — почти 1000 фунтов стерлингов — в покупку и перестройку старого монастыря Блэкфрайерс, находящегося в Сити, задавшись целью переоборудовать его в стационарный театр. К сожалению, лондонцы, жившие по соседству, послали петицию градоначальнику с просьбой остановить планы Бербеджа.

Сын Джеймса, Кэтберт, начал переговоры относительно оформления лицензии — обычно эта процедура проходила безболезненно, но владелец оказался несговорчивым. Похоже, у него были друг не планы относительно земли и строения, находившегося на этом участке. После года проволочек пайщики театра решили действовать более решительно.

Ночью 28 декабря 1598 года члены труппы «Слуги лорда-камергера» с помощью дюжины работяг стали разбирать «Театр», переносить его через замерзшую Темзу под покровом темноты и ставить на новом месте — так гласит легенда. На самом деле (что неудивительно) это заняло гораздо больше времени, чем одну ночь, но сколько именно — предмет постоянных дебатов. В контракте на строительство театра-соперника «Фортуна» говорится о том, что стройка длилась шесть месяцев, а следовательно, раньше лета он не был готов (как раз летом в Лондоне для театров наступал мертвый сезон).

Новый театр «Глобус» (так его назвали) стоял в ста футах — или около того — от реки и чуть западнее Лондонского моста и Вестминстерского аббатства. (В 1997 году точную копию «Глобуса» построили не на том же месте, как часто считают посетители, а рядом со старым зданием.) Хотя Саутварк обычно описывают как средоточие борделей, бандитских притонов и других городских кошмаров, на рисунках Висчера и Холлера этот район изображен тихим, усыпанным листьями, а «Глобус» стоит на краю чистых, радующих глаз полей, и возле его стен коровы щиплют травку.

Члены труппы Шекспира стали пайщиками «Глобуса». В феврале 1599 года городские власти выдали лицензию на право владения землей, на которой стояло здание театра, на 31 год Кэтберту Бербеджу, его брату Роберту и пяти другим членам труппы: Шекспиру, Хемингсу, Огастину Филлипсу, Томасу Поупу и Уиллу Кемпу. Размер пая Шекспира менялся со временем — сначала его доля составляла одну четырнадцатую, а потом одну десятую, по мере того как другие пайщики покупали или продавали свои доли.

«Глобус» иногда называют театром, «построенным актерами для актеров», и в этом много правды. О нем часто говорят: «это деревянное О» (например, в «Генрихе V»), а в других хрониках тех дней упоминается его круглая форма, но непохоже, чтобы он был правильной круглой формы. «Плотники при Тюдорах не умели гнуть дуб», — писал театральный историк Эндрю Гурр, а для круглых стен требовался гнутый дуб. Скорее всего, здание представляло собой многоугольник.

«Глобус» был построен исключительно для театральных представлений, там не зарабатывали на петушиных боях, травле медведей и прочих народных развлечениях. Первое письменное упоминание «Глобуса» относится к ранней осени 1599 года, когда молодой шведский турист Томас Платтер сделал подробное описание увиденного 21 сентября — включая спектакль в «Глобусе» «Юлий Цезарь» с участием пятнадцати актеров, о котором он так отозвался: «Это очень удачная постановка». Это не только первое упоминание «Глобуса», но и пьесы «Юлий Цезарь». (Мы многим обязаны Платтеру и его дневнику, благодаря которому нам стали известны подробности постановок елизаветинского театра в Лондоне, что может прозвучать как ирония, потому как он не говорил по-английски, а значит, почти был не в состоянии понять увиденное.)

Новый театр сразу же затмил своего главного конкурента — «Розу», театр, где служил Эдуард Аллен⁵ и где играла труппа «Слуги лорда-адмирала». «Роза» находилась в соседнем переулке, она существовала к тому времени семь лет, но поскольку ее построили на заболоченной местности, в зале было сыро и неудобно. Проиграв своему сопернику, труппа Аллена перебралась в другое место, через реку, на Голден-лейн, возле Крипплгейт; там она построила театр «Фортуна», он был даже больше, чем «Глобус». Это единственный лондонский театр того периода, чье описание архитектурного ансамбля сохранилось, и потому наше «знание» о «Глобусе» — экстраполяция этого театра. «Фортуна» сгорела за два часа в 1621 году, оставив труппу «Слуги лорда-адмирала» буквально на улице.

«Глобус» тоже продержался недолго. Он сгорел в 1613 году, загорелась соломенная крыша от искры, отлетевшей от ядра пушки, стоявшей на сцене. Но какими яркими были годы их существования! Ни один театр — может даже, ни одно зрелище в мире — не добивался за каких-то десять лет такого успеха, какого добился «Глобус». Тот период отмечен взлетом творческого гения Шекспира, не знавшего равных себе в английской литературе. С его пера слетали одна за другой пьесы подлинного совершенства: «Юлий Цезарь», «Гамлет», «Двенадцатая ночь», «Мера за меру», «Антоний и Клеопатра».

Они и сегодня повергают нас в глубочайшее волнение! Какой же эффект они производили, когда только появлялись на сцене, когда все аллюзии на происходящие события были острыми и своевременными, а подобных реплик никто раньше и не слыхал? Представьте себе, что должно было происходить со зрителем «Макбета», не знавшим, чем кончится трагедия, или же сидевшим в примолкшем зале и слушавшим в первый раз монолог Гамлета, или наблюдавшим за игрой Шекспира, когда автор сам произносил написанные им строки?! Подобных театров история практически не знает.

Шекспир в это же время издал (хотя не исключено, что написал раньше) аллегорическую поэму без названия, которую принято называть «Феникс и голубка», — он включил ее в поэтическую антологию, опубликованную в 1601 году. «Муки влюбленного: жалобы Розалинды» составил и посвятил своим покровителям: сэру Джону и леди Солсбери — Роберт Честер. Какие отношения связывали Шекспира с Честером или Солсбери, мы не знаем. Поэма, состоявшая из шестидесяти семи строк, трудна для понимания, и биографы часто обходят ее вниманием (Гринблатт в своем труде «Сила воли и мир» и Шенбаум в книге «Уильям Шекспир: компактное жизнеописание в документах», как ни странно, даже не упомянули об этом произведении), а Фрэнк Кермоуд, напротив, высоко ее оценил, назвав «удивительным произведением, не знающим себе равных в этом жанре», особо отметив ее язык и богатую образную систему.

Однако — а это «однако» — постоянная оговорка во всем, что касается Шекспира, — по мере того, как он писал свои величайшие произведения и достигал пика славы, в его личной жизни намечался поворот: он все упорнее стремился вернуться в Стратфорд. Сначала он купил «Нью-Плейс» — а для человека, у которого до того никогда не было собственного дома, эта покупка стала серьезнейшим событием, — потом приобрел участок земли и коттедж неподалеку, через дорогу от «Нью-Плейс» (может, домик предназначался для слуг, потому что он был слишком мал, чтобы служить удачным капиталовложением). Затем взял в аренду 107 акров сельскохозяйственных угодий к северу от Стратфорда за 320 фунтов стерлингов. Летом 1605 года он потратил весьма солидную сумму — 440 фунтов стерлингов — и купил в трех соседних деревнях под пятидесятипроцентные закладные землю, рассчитывая зарабатывать по 60 фунтов в год с «зерна, сена и скошенной травы».

В разгар этих приобретений, ранней зимой 1601 года, Шекспир с товарищами оказались втянутыми в пренеприятное и опаснейшее дело — стали сообщниками (хотя и не главными участниками) заговора против королевы. Главным зачинщиком был Роберт Деверо, второй граф Эссекский.

Эссекс был приемным сыном графа Лестерского, долгое время бывшего фаворитом Елизаветы и де-факто ее супругом. Эссекс был на тридцать лет младше Елизаветы, но тоже считался ее фаворитом. Он был своенравным, безрассудным молодым упрямцем, постоянно испытывал ее терпение, но в 1599 королева впала в бешенство, когда Эссекс, в качестве лорда-наместника Ирландии, без дозволения на то ее величества заключил мир с ирландскими повстанцами, а потом самовольно вернулся в Англию, не получив от королевы никакого распоряжения. Вне себя от гнева, Елизавета поместила Эссекса под домашний арест. Ему запретили общаться с женой, даже выходить в сад на прогулку. Но что еще хуже — его лишили всех почетных регалий и должностей. На следующее лето домашний арест был снят, но удар, нанесенный его самолюбию и кошельку, был слишком силен, и он со своими единомышленниками начал разрабатывать план восстания и свержения королевы. Среди его сторонников оказался и граф Саутгемптон.

Как раз в это время, то есть в феврале 1601 года, сэр Джелли Мейрик, один из приближенных графа Эссекса, обратился к труппе «Слуги лорда-камергера» с просьбой дать для него спектакль «Ричард II»⁶ за вознаграждение в два фунта. Спектакль, согласно просьбе Мейрика, должен был идти в здании «Глобуса», куда разрешили пустить публику; а актеров убедительно просили включить в спектакль сцены свержения монарха с престола и убийства. Это был преднамеренный, подстрекательский поступок со стороны Мейрика. Сцены, о которых шла речь, были настолько политически острыми, что ни одна типография не решалась издавать их.

Важно помнить, что для елизаветинского зрителя историческая пьеса не представляла собой отражения седой старины, она воспринималась как зеркало происходящих событий. Поэтому представление «Ричарда II» неминуемо превращалось в злонамеренную провокацию. Совсем незадолго до того в Тауэр посадили молодого драматурга Джона Хейворда, обвинив его в том, что сцену, в которой Ричард II отрекается от престола, в его пьесе «Первая часть жизни и правления Генриха IV» он написал в сочувственных по отношению к герою тонах, усугубив свой проступок посвящением графу Эссексу. Шутки в адрес верноподданнических особ были тогда непозволительны.

И тем не менее 7 февраля актеры «Слуг лорда-камергера» послушно отыграли спектакль, выполнив все инструкции. На следующий же день граф Эссекс в сопровождении 300 человек покинул Стрэнд и направился к Сити. В его план входило сначала захватить Тауэр, потом Уайтхолл, а потом уже арестовать королеву. Абсолютно глупый план. Он надеялся, что престол вместо Елизаветы займет Иаков VI Шотландский, причем Эссекс был убежден, что в пути он обретет союзников. В результате никто не поддержал его — ни одна душа. Его люди ехали верхом по пустынным, молчаливым улицам, на их крики никто из затаившихся, насторожившихся граждан не откликнулся. Они не могли надеяться на победу без поддержки толпы. Не зная, что же ему делать, граф Эссекс остановился перекусить, после чего повернул со своей маленькой (и на глазах разбегавшейся) армией назад в Стрэнд. Возле Ладгейта они повстречали горстку испуганных солдат, которые схватились за оружие и сделали несколько выстрелов. Одна пуля пробила шляпу Эссекса.

Его революция обернулась фарсом, он ретировался, заперся у себя дома и оставшиеся часы на свободе отчаянно пытался уничтожить документы, изобличавшие его. Впрочем, это было бессмысленно. Очень скоро отряд солдат арестовал его и его главного соучастника Саутгемптона.

От имени актеров труппы «Слуги лорда-камергера» на допросе присутствовал Огастин Филлипс. Нам мало что известно о Филлипсе, известно только то, что он стал доверенным лицом актеров и великолепно вел себя на допросе: убедил судей, что актеры просто сваляли дурака, играли под давлением высоких особ. В результате постановили, что они не нанесли никому никаких оскорблений, и им было велено сыграть другую пьесу перед королевой в Уайтхолле в тот самый день, когда она подписала приказ о смертной казни Эссекса — а именно во вторник на Масляной неделе в 1601 году. Эссекса казнили на следующий день. Мейрик и пять других заговорщиков были обезглавлены. Саутгемптона ждала та же горькая участь, правда, он избежал наказания благодаря мольбам его матушки, имевшей при дворе немалое влияние. Он провел два года в Тауэре, вроде бы в относительном комфорте, занимая несколько комнат, за что платил в казну 9 фунтов в неделю.

Голова Эссекса уцелела бы, если бы Господь дал ему терпение. Спустя всего лишь два года после его водевильного бунта королева ушла в мир иной — и очень быстро трон занял человек, за воцарение которого Эссекс отдал жизнь.

Примечания

1. Шекспир Гемнет (Shakespeare Hamnet; крещен 2 февраля 1585 — погребен 11 августа 1596) — единственный сын Уильяма Шекспира и Анны Хетевэй, близнец Джудит Квини. Он умер в возрасте 11 лет. Имеется несколько теорий относительно связи Гемнета и пьесы «Гамлет», а также связи смерти Гемнета и сочинения «Короля Иоанна», «Ромео и Джульетты», «Юлия Цезаря», «Двенадцатой ночи». Подобные предположения начали появляться еще в XVIII веке.

2. Уильям Шекспир. Король Иоанн. Акт V, сцена 4 / Перевод Н. Рыковой // Полное собрание сочинений. В 8 т. М.: Искусство, 1958. Т. 3.

3. Принц Хэл, Генрих — один из основных персонажей хроник Шекспира «Генрих IV» (Часть первая и Часть вторая) и «Генрих V». В первой он фигурирует как «принц Хэл», который после смерти отца становится королем. Вторая посвящена битве при Азенкуре, противостоянию Англии и Франции и заканчивается сценами заключения мира с Карлом VI и знакомства с его дочерью. Шекспир представляет Генриха-принца беспутным юнцом, прожигателем жизни в компании Фальстафа и других колоритных персонажей; как только тот становится королем, с ним происходит удивительная перемена, и он наделяется всеми положительными качествами, приличествующими образцовому монарху. В изображающей Столетнюю войну пьесе «Генрих V» король идеализирован. Канонизированное Шекспиром представление о Генрихе до вступления на престол как о повесе и гуляке исторической действительности не соответствует; в действительности он во время правления отца (в особенности в последние годы) принимал активное участие в управлении государством.

Беатриче и Бенедикт — действующие лица пьесы «Много шума из ничего», Розалинда и Орландо — «Как вам это понравится», Виола — «Двенадцатая ночь», Тоби Белч и леди Бет — «Двенадцатая ночь».

4. Герб Шекспира (Shakespeare's arms). Отец Шекспира обратился в Геральдическую палату (Herald's Office) с ходатайством о гербе вскоре после того, как стал бейлифом Стратфорда-на-Эйвоне в 1568 году, но безуспешно. Он (или, может быть, сын от его имени) возобновил ходатайство в 1596 году. Повторная просьба была удовлетворена. Сохранилось два черновика этого распоряжения. Предполагалось, что герб будет таким: «Золотой гербовый щит, на темном поясе посеребренное стальное копье. В навершии, вместо шлема или эмблемы, распростерший крылья серебряный сокол на плетении фамильных колеров, держащий в лапке позолоченное стальное копье». Черновой набросок щита и украшения (crest) сохранился в обоих черновиках соответствующего распоряжения. Девиз, который Шекспиром, очевидно, не использовался, звучал как «Non Sans Droit» («Не без права»). Разрешение иметь герб предоставляло Шекспиру и его семье статус дворян. В 1599 году Джон Шекспир ходатайствовал о праве объединить свой герб с гербом Арденов — семейства его жены, но, по-видимому, получил отказ. Право Джона Шекспира на герб оспаривалось в 1602 году, но официальный ответ гласил: «Он был членом городского совета Стратфорда-на-Эйвоне. Будучи мировым судьей, женился на дочери и наследнице Ардена, а также был обладателем значительного имущества и всех прав состояния».

5. Аллен Эдуард (Alleyn Edward; 1566—1626) — ведущий актер труппы «Слуги лорда-адмирала» и основатель Даличского колледжа. Наибольшую известность ему принесли роли Фауста, Тамерлана и Вараввы в пьесах Марло. Прервал сценическую карьеру в 1597 году, вернулся в 1600 году и выступал до 1605 года, после чего стал театральным менеджером. Был женат на падчерице Филипа Хенслоу — Джоан, а затем на дочери Джона Донна — Констанс.

6. «Утром 7 февраля 1601 года в театр "Глобус" пришли несколько приверженцев Эссекса и попросили актеров сыграть "Ричарда II" — ту самую пьесу, из издания которой года четыре назад цензура вырезала сцену низложения короля. Во избежание дальнейших неприятностей ее сняли с репертуара. Поэтому, когда приверженцы Эссекса заказали именно эту пьесу, актеры стали отговариваться тем, что она устарела и они давно не играли ее. Эта вещь, заверяли они, не соберет публики. Но заказчики уверяли, что зрителей будет достаточно. Главное же, они были готовы уплатить вперед сорок шиллингов — сумму, превышающую сбор, какой бывает при полном театре. Актеры посоветовались и обещали сыграть пьесу. Совершенно очевидно, что никто в театре не знал, зачем эта пьеса понадобилась щедрым заказчикам. Заговорщики предполагали, что пьеса, изображающая бунт против короля и свержение его с престола, будет служить хорошей подготовкой настроения лондонцев для восприятия мятежа» (Александр Аникст. Шекспир. М., 1964).