Глава седьмая. Правление короля Иакова, 1603—1616

Зимой 1603 года, если верить записям французского посланника Андре Юро, королева Елизавета стала несколько чудаковатой, так что восхищаться ею не представлялось ему возможным. Лицо свое она постоянно закрывала толстым слоем белил, зубы — те, что сохранились, — были черными, у нее была странная привычка не зашнуровывать корсет, поэтому он был вечно на ней распахнут. «Вы видели ее обнаженную грудь», — записал Юро в недоумении.

Вскоре после того, как двор посмотрел спектакль «Двенадцатая ночь», его перенесли в королевскую резиденцию в Ричмонде, и там труппа «Слуг лорда-камергера» — считается, что вместе с Уильямом Шекспиром, — дала свое последнее представление. (Какую пьесу они показывали — неизвестно.) Через какое-то время Елизавета простыла и впала в дремотное, болезненное состояние, из которого так и не вышла. 24 марта, в последний день по юлианскому календарю, она умерла во сне, «тихо, как овечка». Ей было шестьдесят девять лет.

Почти ко всеобщей радости, на престол после нее без каких бы то ни было политических потрясений взошел ее северный родственник — Яков (Иаков), сын королевы Шотландской Марии. Ему было тридцать шесть лет, он был женат на католичке-датчанке, но сам был убежденным протестантом. В Шотландии он был Иаков VI, а в Англии стал Иаковом I. В Шотландии он правил страной в течение двадцати лет, а в Англии ему предстояло быть королем еще двадцать два года.

Согласно всем хроникам, Иаков не был привлекательным человеком. Неуклюжие движения, нетвердая походка, привычка, которая приводила окружающих в замешательство, — то и дело теребить свой гульфик. Язык, казалось, не помещался во рту. «А поэтому он пил очень странно, — писал один современник, — казалось, что он жует напиток». Его гигиенические процедуры ограничивались тем, что он иногда макал кончики пальцев в воду. Говорят, можно было без труда определить, что ел его королевское величество, по остаткам пищи и пятнам на одежде, которую он донашивал «до тряпья». Его смешную фигуру и пошатывающуюся походку подчеркивали и огромные, подбитые ватой камзолы и панталоны — считалось, что они защищают его от вражеского клинка.

Мы тем не менее можем себе позволить некоторую долю скептицизма по отношению к этим критическим заметкам, которые делали неверные придворные (ведь у них было достаточно оснований выставлять его в карикатурном образе), а потому трудно судить, насколько правдиво было описание короля, окончательно превратившегося в развалину За пять лет он купил две тысячи пар перчаток, в 1604 году истратил 47 000 фунтов стерлингов на драгоценности, что явно говорит о том, что он интересовался своим внешним видом.

Но при этом не остается сомнений, что он был странным, особенно касательно его сексуальных наклонностей. Почти с первого дня своего воцарения он привел двор в смятение тем, что во время представления министров он всякий раз щипал понравившихся ему миловидных молодых людей. Но он был примерным супругом — его жена, королева Анна, родила ему восьмерых детей. Саймон Терли записал, как в 1606 году Иаков и его шурин, король Дании Кристиан IV, «устроили пьяную оргию» в королевском замке в долине Темзы; Кристиан в конце концов «повалился на пол, весь измазанный желе и кремом». Однако через день-другой они спокойно сидели в зале на представлении «Макбета».

Каким бы он ни был, но великодушным защитником театра он был определенно. Одним из первых его королевских распоряжений был приказ выдать Шекспиру и его коллегам патент, согласно которому они становились труппой «Слуги короля». Более высокой награды для театральной труппы тогда не существовало. Отныне они становились придворными, а это давало им право, помимо прочих привилегий, носить алые одежды, сшитые из трех с половиной ярдов ткани, которую выдавали приближенным короля. Иаков оставался великодушным заступником труппы Шекспира, частенько заставляя давать для него представления и щедро выплачивая им денежные вознаграждения. За тринадцать лет — с момента восхождения Иакова на престол и до кончины Шекспира — они играли перед королем 187 раз, больше, чем все труппы вместе взятые.

Хотя Шекспира часто называют елизаветинским драматургом, на самом деле расцвет его творчества приходится на годы правления Иакова, когда он создал блистательные трагедии — «Отелло», «Король Лир», «Макбет», «Антоний и Клеопатра», «Кориолан» — и одну-две менее значительные драмы, к примеру «Тимон Афинский», трудную и, похоже, неоконченную пьесу (поэтому нынче ее редко ставят). Иаков внес собственную лепту в литературу — руководил переводом новой версии Библии, так называемой версии короля Иакова. На это ушло семь лет работы — с 1604 по 1611 годы, причем он принимал в переводе самое деятельное участие и проявил себя знатоком текста Писания. Этот литературный труд века не уступал Шекспиру в значении и славе — и неслучайно, ведь он сыграл важную роль в формировании единых правил английского языка по всей Британии и доминионам.

К тому моменту, как Иаков взошел на трон, совсем мало англичан оставалось истинными католиками. Шекспир родился в стране, в которой две трети населения (хотя многие и тайно) принадлежали к римско-католической церкви, а к 1604 году считанное число англичан хотя бы раз посетили мессу или приняли участие в католическом богослужении. Наверное, всего лишь два процента населения (среди аристократов этот показатель был выше) были прихожанами католической церкви. В 1604 году Иаков счел, что обстановка в королевстве будет спокойнее, если он узаконит свободу вероисповедания, разрешив католикам не посещать англиканское богослужение и служить мессу в частных домах.

На самом деле как раз в это время католики бросили протестантам решительный вызов — перед началом работы парламента заговорщики заложили в подвал Вестминстерского парламента тридцать шесть бочек с порохом, что составляло около десяти тысяч фунтов веса. Подобное количество пороха могло взорвать и Вестминстерское аббатство, и Вестминстерский дворец, и округу, вместе с королем, королевой, двумя сыновьями, представителями высшего духовенства и аристократии и почетными гражданами. Последствия такого события были непредсказуемы.

Единственным недостатком этого плана было то, что во время взрыва неминуемо погибли бы и парламентарии-католики. В надежде спасти их было отправлено анонимное письмо-предупреждение видному католику лорду Монтиглу. А он, будучи по натуре соглашателем и в страхе стать жертвой пыток, отдал это письмо представителям власти; те незамедлительно пошли в подвал и нашли там Гая Фокса, который, сидя на бочке, ждал сигнала, чтобы зажечь фитиль. С тех пор 5 ноября в стране празднуют победу над заговорщиками и сжигают чучело Гая Фокса, хотя злополучный Гай был мелкой сошкой в Пороховом заговоре. Главарем был Роберт Кэтсби, его семья жила в двенадцати милях от Стратфорда, и он был дальним родственником Шекспира со стороны жены, но свидетельств, что их пути пересекались, у нас нет. Как бы то ни было, Кэтсби был примерным протестантом, а после смерти супруги, за пять лет до произошедших событий, перешел в католицизм.

Реакция против католиков была быстрой и решительной. На них распространился запрет на профессии, какое-то время им не разрешалось отъезжать от места жительства дальше, чем на пять миль. Согласно закону, им следовало носить бросающийся в глаза безобразный головной убор, чтобы их легко было узнать в толпе, правда, этот закон так и не вступил в силу. Снова стали налагаться штрафы на отказников, причем они стали гораздо крупнее. Католицизм отныне перестал быть угрозой для Англии. Вызов ортодоксальной государственной религии теперь исходил от иного религиозного направления — от пуритан.

Хотя Шекспир становился все богаче, был одним из крупных собственников недвижимости в Стратфорде, дошедшие до нас свидетельства говорят нам, что в Лондоне он жил весьма скромно. Он продолжал снимать жилье, а вещи, что он привез из Стратфорда, оценивались налоговиками в скромную сумму в 5 фунтов стерлингов. (Но такой человек, как Шекспир, патологически не умевший платить налоги, без сомнения находил способы минимизировать свой достаток для посторонних глаз.)

Благодаря скрупулезным изысканиям Чарльза и Гульды Уоллес и документам по делу Белотта — Маунтджоя, мы знаем, что Шекспир в тот период жил в доме гугенота Кристофера Маунтджоя, на углу Силвер- и Монксвелл-стрит, хотя, может, жил и не постоянно, потому как из-за эпидемии чумы с мая 1603-го по апрель 1604 года лондонские театры вновь были закрыты. И в тот же самый период, как мы помним, Маунтджой попал в поле зрения судей из-за его финансовой тяжбы с зятем Стивеном Белоттом по поводу брачного контракта между его дочерью и Стивеном. Эта тяжба стала причиной бесконечных скандалов в семействе, что явствует из приобщенных к разбирательству бумаг. Трудно себе представить, что измотанный этими препирательствами и судебными разборками Уильям Шекспир пытался сочинять «Мера за меру» и «Отелло» (обе пьесы были написаны в том же году), закрывшись в комнатке на мансарде, пока внизу бушевали страсти. Но, конечно, он мог сочинять еще где-нибудь. А Белотт и Маунтджой могли скандалить шепотом. Мы знаем, что у них снимал комнату писатель Джордж Уилкинс, отличавшийся вспыльчивым характером, так что не исключено, что они боялись повышать голос.

Признанный авторитет по Шекспиру Стэнли Уэллс считает, что Шекспир мог уезжать из города и возвращаться в Стратфорд, чтобы там работать над пьесами. «Его всю жизнь тянуло в Стратфорд, и вполне реально, что время от времени он уединялся там и сочинял в тишине, — сказал мне Уэллс. — Вполне реально, что ему говорили в театре: "Нам нужна новая пьеса — отправляйся домой и пиши". У него был большой дом. Так что есть все основания полагать, что он хотел жить иногда там».

Кроме того, известно только, что тот период — с 1603 по 1607 и 1608 годы — был очень плодотворным для него, что в 1607 году умер его брат Эдмунд, а в 1608 — матушка, оба от неизвестной болезни. Эдмунду было двадцать семь лет, он служил актером в лондонском театре. Матушке было за семьдесят — очень преклонный возраст. Больше мы ничего о них не знаем.

В тот год, когда умерла мать Шекспира, труппа «Слуги короля» получила разрешение открыть театр «Блэкфрайерс». «Блэкфрайерс» стал образцом для других, поэтому его история для потомков всегда была важнее, чем история «Глобуса». В его зале умещалось только шестьсот зрителей, но у него выручка была больше, чем «Глобуса»: билеты стоили дороже — самый дешевый шесть пенсов. Это было выгодно для Шекспира, потому что его доля в прибыли составляла одну шестую часть. В небольшом театре лучше звучали голоса и даже музыкальные инструменты — струнные и деревянные духовые, а не трубы, конечно.

В окна почти не проникал свет, освещались помещения свечами. Зрителям можно было за дополнительную плату сидеть на сцене — в «Глобусе» это не разрешалось. Находясь на сцене, зрители могли хвастаться своими нарядами, так что пускать туда богатую публику было очень выгодно; однако она часто отвлекала актеров от игры. Стивен Гринблат вспоминает эпизод, когда один джентльмен, сидевший на сцене, увидел, что по проходу идет его приятель, и посреди представления отправился его приветствовать. Один из актеров сделал ему замечание, джентльмен в ответ ударил его, а зрители начали возмущаться.

20 мая 1609 года поступил в продажу том ин-кварто по цене пять пенсов, на нем значилось: «Сонеты Шекспира, никогда ранее не публиковавшиеся». Несколько неожиданно издателем оказался некий Томас Торп — у него не было ни типографии, ни розничных магазинов. Но зато он был обладателем сонетов. Где он их раздобыл и что Уильям Шекспир получил взамен — остается только догадываться. У нас нет сведений, как приняли современники публикацию этих сонетов^*.

«Наверное, во всей мировой литературе не найти такого сочинения, по поводу которого наговорили и опубликовали бы столько бреда, истратили бы впустую столько интеллектуального и эмоционального заряда, сколько по поводу сонетов Шекспира», — справедливо заметил У.Х. Оден¹. Нам не известно о них ничего определенного: когда они написаны, кому посвящены, при каких обстоятельствах опубликованы, мы не знаем даже порядок, в котором они собраны в книге, хотя бы относительно правильный ли он или нет.

По мнению ряда критиков, сонеты — вершина творчества Шекспира. «Ни один поэт не нашел более выразительные лингвистические формы, чтобы передать чувства человека, чем Шекспир в своих сонетах, — пишет профессор Гарвардского университета Элен Вендлер в книге "Искусство сонетов Шекспира". — Самые высокие образцы сонетов с легкостью достигают гармонии воображения с уникальной техникой письма... словом, они — воплощение изящества».

Безусловно, к лучшим образцам относятся его самые известные строки первого четверостишия 18 сонета:

Могу ль тебя я уподобить лету?
Ты краше, и краса твоя ровней.
Ведь угрожают бури первоцвету,
И краток срок законных летних дней.

Перевод А. Шаракшанэ²

Необычно в этих строках, как и во многих других, более откровенных, то, что они восхваляют не женщину, а мужчину. Из ряда вон выходящий факт: Шекспир, создатель в своих пьесах нежнейших, трогающих до глубины сердца сцен, посвященных любви мужчины и женщины, стал в сонетах самым великим в истории английской литературы певцом однополой любви.

Сонеты вошли в моду, правда ненадолго, благодаря Филипу Сидни³ и его циклу «Астрофил и Стелла», изданному в 1591 году, но к 1609 году они вышли из моды, что, без сомнения, объясняет, почему томик сонетов Шекспира не добился коммерческого успеха. Хотя его большие поэмы продавались хорошо, сонеты не привлекли особого внимания, и их переиздавали в семнадцатом веке только один раз.

В том виде, в котором 154 сонета были опубликованы, они делились на две неравные части: первая состояла из 126 сонетов, она была адресована красивому юноше (а может, даже и юношам), которого традиционно автор называет Другом (от него поэт был без ума); а с 127 по 154 сонет они адресованы Смуглой Леди (хотя нигде автор к ней так не обращается), которая якобы изменила ему с его возлюбленным, героем первых 126 сонетов. (Рискуя рассердить читателя своими замечаниями по ходу дела, хотел бы отметить, что 126-й сонет не соблюдает строгую форму, а представляет собой лишь рифмованные четверостишия.) В сонетах есть еще призрачная фигура, которую автор часто называет Соперником поэта. В том включена также, в качестве коды, поэма «Жалобы влюбленной». В ней много слов (по чьим-то подсчетам 88), и ее не включали ни в одно собрание сочинений Шекспира, что наводит на мысль — а его ли это вещь?

Многие авторитеты убеждены, что Шекспир был удивлен — по словам Одена, «пришел в ужас», — увидев свои сонеты изданными. Сонеты, как и предполагает эта форма, прославляют любовь, но в них автор часто проклинает себя, они пронизаны горечью. Они настораживают своей гомоэротичностью, обращениями к «моему любимому мальчику», словами: «главный любовник моей страсти», «властелин моей любви», «ты мой, а я твой» — и другими аналогично вызывающе смелыми декларациями. В то время было не принято адресовать любовную поэму человеку того же пола. Несмотря на выходки, которые позволял себе король при дворе, гомосексуализм в Англии в эпоху Стюартов был запрещен, а содомия каралась смертной казнью (хотя тот факт, что судебные наказания за эти преступления были довольно редкими, означает, что на них закрывали глаза).

Почти всё в сонетах немного странно, начиная с посвящения, которое озадачивало шекспироведов с момента их публикации. В нем говорилось:

«Единственному вдохновителю нижеследующих сонетов, мистеру W.H., всяческого счастья и вечности, обещанной нашим бессмертным поэтом, желает доброжелатель, рискнувший выпустить их в свет. Т.Т.»

Т.Т. — это понятно, это Томас Торп, но кто такой загадочный мистер W.H.? На удивление часто называют Генри Ризли (Henry Wriothesley), чьи инициалы даны в обратном порядке (по так и не установленной причине). Другой вариант — Уильям Герберт (William Herbert), третий граф Пембрук⁴, чьи инициалы хотя бы даны в правильной последовательности, и его связывали с Шекспиром дружеские отношения: четырнадцать лет спустя Хемингс и Конделл посвятили ему и его брату Первое фолио.

Проблема, возникшая с этими двумя кандидатурами, заключается в том, что они оба были аристократами, а в посвящении автор обращается к «мистеру». Выдвинули предположение, что Торп не знал, как правильно обращаться к графу Пембруку, но в том же году он издал том сочинений Шекспира и предпослал ему витиеватое посвящение: «Его высочеству Уильяму графу Пембруку, лорду-камергеру его Величества, одному из самых почетных тайных советников, рыцарю самого благородного ордена Синей подвязки⁵...» Торп знал, как обращаться к вельможе. Более прозаическое объяснение состоит в том, что «Mr. W.H.» — Уильям Холл, который, как и Торп, издавал неавторизованные тексты.

Отдельной задачей для трактовки текста являются слова «единственному вдохновителю»: они обращены к конкретной персоне или же просто к человеку, который раздобыл и издал сонеты, — то есть к тому, кто был источником вдохновения, или к тому, «кому обязаны своим появлением» сонеты? Большинство шекспироведов склоняются к последнему, но посвящение настолько двусмысленно, что читателю может показаться по меньшей мере странным. «В самом деле, — писал Шенбаум, — все посвящение... столь непонятно с точки зрения синтаксиса, словно целью автора было лишить интерпретаторов всякой надежды прийти к общему знаменателю».

Мы не знаем, когда Шекспир написал эти сонеты, но он уже использовал форму сонета в «Бесплодных усилиях любви», одной из самых ранних пьес, и в «Ромео и Джульетте», где диалог между возлюбленными ведется в форме сонета: гениальное решение, которое трогает сердце зрителя. Таким образом, сонет как способ выражения своих чувств был им найден в начале или в середине 1590-х годов, приблизительно в то время, когда в его жизни появился Саутгемптон (если их связывало какое-то чувство). Но датировать сонеты чрезвычайно сложно. Единственная строка в 107 сонете — «Свое затменье смертная луна» — отсылает нас по крайней мере к пяти разным историческим событиям: к затмению, к смерти королевы, болезни королевы, поражению Испанской Армады или цитате из гороскопа. Другой сонет написан еще раньше. В 145 сонете он позволяет себе игру слов с фамилией Хетевэй⁶:

«Я ненавижу. — но, любя,
Договорила: — Не тебя»⁷.

Перевод А. Кузнецова

Наверное, он писал эти строки в Стратфорде в игривом настроении. Если 145 сонет перекликается с биографией автора, то совершенно ясно, что он не был невинным юнцом, соблазненным женщиной, которая старше него, а его гнали прочь, и ему приходилось добиваться взаимности.

Ученые долго бьются над загадками сонетов: они откровенно исповедальные, но при этом в них столько неясного. Первые семнадцать сонетов посвящены настойчивым просьбам автора, обращенным к герою, дать согласие на женитьбу, что подтолкнуло биографов выдвинуть гипотезу, что они обращены к Саутгемптону, который, как мы знаем, был убежденным холостяком. Автор уговаривает своего героя обзавестись потомством: молодость и красота ведь не вечны — эти доводы должны были подействовать на тщеславного Саутгемптона, который обязан был позаботиться о продолжении династии. По одной из версий Шекспиру заказали эти сонеты (мать Саутгемптона или Берли, или они оба), и, покуда он исполнял заказ, он познакомился с Саутгемптоном и влюбился в него и в так называемую Смуглую Леди.

Весьма привлекательный сценарий, но его автор основывался исключительно на цепочке внушающих надежду предположений. У нас нет доказательств, что Шекспир хотя бы официально был знаком с Саутгемптоном, а еще меньше — что он вздыхал по нему. Следует сказать, что несколько замечаний по поводу внешности его друга не сходятся с известными нам фактами. Саутгемптон, к примеру, очень гордился своими медными локонами, а у Друга Шекспира — золотистые волосы.

Искать биографические данные Шекспира или кого-то еще в сонетах — пустая трата времени. На самом деле мы даже не знаем, обращены ли первые 126 сонетов к одному юноше и во всех ли сонетах адресат — юноша. Во многих стихотворениях пол того, к кому оно обращено, неизвестен. И причина этой неразберихи в том, что их опубликовали как единый цикл, — не исключено, что не авторизованный, — а мы воспринимаем их как единое целое.

«Если мы станем впрямую воспринимать каждое "Я" в сонете, мы совершим ужасную ошибку, — сказал мне Эдмундсон, сотрудник фонда "Родина Шекспира" и соавтор Стэнли Уэллса по книге "Сонеты Шекспира", во время моего визита в Стратфорд. — Читатели почему-то верят, что сонеты написаны в том порядке, в каком они опубликованы. Мы этого не знаем. К тому же "Я" не относится лично к Шекспиру, там может быть множество воображаемых "Я". Многие выводы относительно пола героя делаются с помощью контекста и места сонета в цикле». Еще он сказал, что только в двадцати сонетах можно с уверенностью утверждать, что в них герой — юноша, а всего лишь в семи — что женщина.

Смуглая Леди вызывает не меньше сомнений. А.Л. Роуз, который, надо отметить, всегда очень уверенно отстаивает свою точку зрения, в 1973 году написал, что Смуглая Леди — Эмилия Бассано, дочь придворного музыканта, и с некоторым вызовом поучительно сообщил, что его выводы «нельзя опровергнуть, ибо они — ключ к разгадке», хотя они не могут быть подкреплены убедительными доводами. Другая часто приводимая кандидатура — Мэри Фиттон, любовница графа Пембрука. Но опять-таки упоминание о том, что

Грудь белизною снега не затмила,
А черный волос с проволокою схож⁸, —

Перевод А. Шаракшанэ

убеждает читателя, что героиня все-таки смуглее, чем предполагаемый прототип.

Мы никогда не узнаем точно, кто стал прототипом, да и не нужно нам это. Оден, к примеру, считал, что это знание ничего не прибавит к нашему чувству удовлетворения от этих стихотворений. «Хотя мне представляется довольно глупым тратить время на выяснения, которые потом окажутся истинными или ложными, — писал он, — я прежде всего возражаю против заблуждения, касающегося того, что коль скоро мы узнаем наверняка, кто же такие были Друг, Смуглая Леди, Поэт-соперник и т. д., это открытие поможет нам глубже и ярче понять сами сонеты».

Тема любовных предпочтений Шекспира — тех, что были в реальности, и тех, что косвенно проявляли себя, — заставляет ломать головы его поклонников. Один из первых редакторов решил эту проблему чрезвычайно просто — он заменил все мужские местоимения на женские, одним ударом закрыв путь двусмысленностям. Оно и понятно: викторианцы страдали от разнообразных предрассудков и страхов. Многие «ушли в отказ» и убедили себя, что сонеты всего лишь «поэтические экзерсисы» или «профессиональные опыты мастера», так определил это биограф Сидни Ли, доказывая, что Шекспир писал свои сонеты от лица многих, «вероятно, по просьбе ближайших помощников». Так, любой намек на желание приласкать Друга шел от лица женщины, что демонстрировало его дар гения перевоплощения. Настоящими друзьями Шекспира были «здоровые мужские особи», а альтернативные интерпретации «отражают пренебрежительное отношение к личности поэта, что не выдерживает никакой критики».

Все эти проблемы перекочевали и в двадцатый век. Марчет Шют в популярной биографии, которую она написала в 1949 году, свела все дискуссии к короткому комментарию, в котором она пишет: «Ренессанс знал неистовые, чувственные отношения между мужчинами, которые последующие поколения отнесли в разряд плотских связей». Словосочетания, использовавшиеся Шекспиром, — «master — mistress», «хозяин — хозяйка, любовник — любовница» — звучат аномально для ушей людей двадцатого века, но в конце шестнадцатого это никого не задевало. И вот так автор и большинство других биографов подходили к этой проблеме. Историк Уилл Дюрант в 1961 году заметил, что в 20 сонете происходит «эротическая игра слов», но не решился подойти к конкретному анализу.

Нам не следует быть такими же стыдливыми. Строки, на которые он намекает, такие:

Но раз уж ты таков, мне в наказанье,
Люби меня, а их дари вниманьем⁹.

Перевод Николая Пальцева

Большинство критиков полагают, что эти строки убеждают: его привязанность к юноше никогда не обрела иных форм. Но, как писал Стэнли Уэллс, «если Шекспир лично не любил мужчину в полном смысле этого слова, он, безусловно, разделял чувства тех, кто любил».

Наверное, самый важный вопрос для всех: если он не собирался публиковать сонеты, то для кого он их писал? Сонеты демонстрируют огромный этап творчества, может быть, он работал над ними несколько лет, находясь в высшей точке своего вдохновения. Он действительно не собирался никому их показывать? А в 55 сонете читаем:

Из мрамора и золота надгробья
Земных князей мой стих переживет...¹⁰

Перевод В. Николаева

Неужели Шекспир всерьез верил, что сонет, написанный на бумаге, а потом спрятанный в папку или в ящик письменного стола, переживет мрамор? Может, это был преднамеренный обман или развлечение? Больше, чем у других писателей, слова Шекспира и его жизнь далеки друг от друга. Он так виртуозно скрывал свои чувства, что возникает вопрос: а были ли они у него? Мы знаем мощную силу воздействия его слов, так что мы имеем все основания считать, что он был человек страстей. Чего мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем, так это ответа на вопрос: а где они пересекались?

В последние годы Шекспир начал сотрудничать с другими авторами — примерно в 1608 году в соавторстве с Джорджем Уилкинсом написал «Перикла», с Джоном Флетчером¹¹ — «Два знатных родича», «Генрих VIII» (или «Все истинно») и утерянную пьесу «История Карденио»; все они были поставлены в 1613 году. Уилкинс был отвратительным типом. Он держал трактир и бордель, и у него были вечные неприятности с представителями закона — один раз он толкнул беременную женщину в живот, другой — бил и топтал ногами женщину по имени Джудит Уолтон. Но он был при этом отменным сочинителем, автором отличных собственных пьес — его пьеса «Тяготы навязанного брака» шла в исполнении труппы «Слуги короля» в 1607 году — и написанных в соавторстве. Единственное, что известно об их отношениях с Шекспиром, так это то, что они снимали жилье у Маунтджоя.

Флетчер был более благородного происхождения. Он был на пятнадцать лет моложе Шекспира, сын лондонского епископа (который, среди прочих своих отличий, был главным представителем духовенства при казни Марии, королевы Шотландии). Отец Флетчера какое-то время был фаворитом королевы Елизаветы, но после смерти своей первой жены попал в немилость ее величества, потому как очень скоро женился во второй раз, и был отлучен от двора. Он умер в нищете.

Молодой Флетчер получил образование в Кембридже. В своем творчестве — и в личной жизни — он находился в тесном союзе с Фрэнсисом Бомонтом; союз этот оказался блистательным. С 1607 по 1613 год они были просто неразлучны. Делили общую постель, любовницу, даже одевались в одинаковые одежды, если верить воспоминаниям Джона Обри. За годы своего сотрудничества они написали десять или больше пьес, в том числе «Трагедию девушки» и пользующуюся огромным успехом пьесу «Король и не король». Но неожиданно Бомонт женился, и их союз тотчас же распался. Флетчер потом писал пьесы в соавторстве со многими драматургами, больше всего — с Филиппом Мессинджером и Уильямом Роули.

Ничего конкретного о соавторстве Шекспира и Флетчера не известно. Может, они работали отдельно, а может, Флетчер отдавал ему незаконченную работу после того, как Шекспир ушел из театра. Но что бы мы ни думали, определенное число пьес позволяет нам считать, что они сотрудничали весьма тесно.

Пьеса «Два знатных родича» была, без сомнения, поставлена при жизни Шекспира, но до 1634 года, пока ее не опубликовали, поместив на титульный лист фамилии двух авторов — Флетчера и Шекспира, она была не известна. «Генриха VIII» и «Карденио» также приписывают им обоим. «Карденио», написанный по следам истории Карденио и Люсинды из «Дон Кихота», тоже не был никогда опубликован, хотя в 1653 году пьесу приготовили к печати, и в регистрационных документах Гильдии драматургов значатся авторы — «г-н Флетчер и г-н Шекспир». Считается, что экземпляр рукописи хранился в музее Ковент-Гардена, но, к несчастью, в 1808 году в музее случился пожар, в котором пьеса сгорела. Флетчер умер в 1625 году от чумы и был похоронен — в прямом смысле слова — в одной могиле со своим товарищем по цеху, а какое-то время и соавтором — Мессинджером. Теперь они покоятся вместе в Саутваркском соборе, рядом с младшим братом Шекспира Эдмундом.

Шекспир, вероятно, работал с другими авторами над драмой «Эдуард III», напечатанной анонимно в 1596 году. Некоторые шекспироведы полагают, что часть пьесы принадлежит перу Шекспира, хотя его авторство — предмет горячих дискуссий и по сей день. Не исключено, что «Тимона Афинского» он писал вместе с Томасом Миддлтоном. Стэнли Уэллс датирует пьесу 1605 годом, но подчеркивает, что это весьма условно. Как возможного соавтора «Тита Андроника» часто упоминают и Джорджа Пила.

«С годами Шекспир стал другим писателем — по-прежнему выдающимся, но более сложным, — сказал мне Стэнли Уэллс. — Его язык стал более трудным для понимания. Он стал меньше заботиться об интересах и потребностях широкой публики. Пьесы стали менее сценичными, более интровертными. В последние годы жизни он терял свою популярность. Даже теперь его поздние пьесы — "Цимбелин", "Зимняя сказка", "Кориолан" — не столь популярны, как его пьесы, написанные в предыдущие годы».

Он писал заметно меньше. А после 1613 года, когда сгорел «Глобус», и вовсе отложил перо. Но, несомненно, он наведывался в Лондон. В 1613 году он купил надвратный дом возле «Блэкфрайерс», заплатив весьма солидную сумму — 140 фунтов стерлингов, очевидно, просто решил вложить в него деньги. Интересно, что он оформлял покупку куда более сложным способом, чем требовалось, — подписал закладную с участием трех поручителей: его коллеги Джона Хемингса, его друга Томаса Поупа и Уильяма Джонсона, хозяина знаменитой таверны «Русалка»¹². (Это, кстати, единственное упоминание таверны в биографии Шекспира, что бы ни гласила легенда.) В результате такого рода сделки дом после смерти Шекспира перешел не вдове Анне, а доверителям. Почему Шекспир так решил, как и многое другое, — из области догадок.

Примечания

*. Сонет — стихотворение, состоящее из четырнадцати строк, образцом которого служат сонеты Франческо Петрарки, итальянского поэта четырнадцатого века. Слово произошло от итальянского sonetto, то есть «маленькая песенка». Итальянский сонет Петрарки делился на две части — на восьмистрочную октаву с одним размером (abba, abba) и шестистрочный секстет (cde, cde или cdc, dcd). В Англии сонет видоизменился, он состоит из трех четверостиший и гораздо более выразительного двустишия в конце, своего рода морали (его называли эпиграмматическим); сонет писался с соблюдением четкого размера (abab, cdcd, efef, gg). (Прим. автора).

1. Оден Уинстон Хью (Auden Wystan Hugh; 1907—1973) — англо-американский поэт, драматург, литературный критик, оказавший большое влияние на современную поэзию мастерским использованием в поэзии повседневного языка и разговорных ритмов.

2. Уильям Шекспир. Сонет 18 / Перевод А. Шаракшанэ // Сонеты. СПб.: Азбука-классика, 2004. С. 91.

3. Сидни Филип (Sidney Philip; 1554—1586) — английский поэт и общественный деятель елизаветинской эпохи. Аристократ по рождению, выпускник Оксфорда, Сидни питал любовь к наукам, языкам и литературе и стал покровителем поэтов, прежде чем прославился в этом качестве сам. Сидни был новатором в поэзии и в теории литературы. При том что устоявшаяся форма сонета была излюбленной и чрезвычайно распространенной в Европе в XVI веке, он не стал подражать итальянским или испанским образцам, как многие эпигоны, «мешавшие мертвого Петрарки стон певучий» с «треском выспренных речей», хотя Сидни искренне почитал Петрарку и перевел на английский многое из итальянской и испанской лирической поэзии. Он создал цикл из 108 сонетов «Астрофил и Стелла», оригинальность которого состояла в объединении этих поэтических миниатюр общим замыслом в эпопею, подлинную «трагикомедию любви».

4. Уильям Герберт, 3-й граф Пембрук (1580—1630) — сын Генри Герберта, 2-го графа Пембрука, и Мэри Сидни. Ректор Оксфордского университета, основатель колледжа Пембрук. В 1623 году вместе со своим братом профинансировал публикацию Первого фолио Шекспира. Был лордом-камергером и лордом-стюардом двора короля Иакова I, а его брат Филипп (ум. 1650), 4-й граф Пембрук и 1-й граф Монтгомери, одно время был фаворитом Иакова I, а во время английской революции XVII века выступал на стороне парламента.

5. Государственные цвета Великобритании — красный, синий и белый. Орден Синей подвязки учрежден в 1348 году Эдуардом III.

6. Уильям Шекспир. Сонет 145 / Перевод А. Кузнецова // Сонеты. СПб.: Азбука-классика, 2004. С. 357.

7. Фамилия жены Шекспира пишется «Hathaway», на этом автор строит каламбур: «hate away». В оригинале строки звучат так:

«I hate» from hate away she threw,
And saved my life, saying «not you».

8. Уильям Шекспир. Сонет 130 / Перевод А. Шаракшанэ // Сонеты. СПб.: Азбука-классика, 2004. С. 327.

9. Уильям Шекспир. Сонет 20 / Перевод Н. Пальцева.

10. Уильям Шекспир. Сонет 55 / Перевод В. Николаева // Сонеты. Спб.: Азбука-классика, 2004. С. 165.

11. Флетчер Джон (Fletcher John; 1579—1625) — английский поэт, драматург. Родился в г. Рай (графство Суссекс). Его отец, Ричард Флетчер, был епископом сначала в Бристоле, потом в Вустере и Лондоне. Когда Флетчер начал писать пьесы, в точности не известно; в комедии Ф. Бомонта «Женоненавистник» в пяти сценах узнается рука Флетчера. Поэтому его комедию «Триумф женщины, или Укрощение укротителя», продолжение шекспировского «Укрощения строптивой», принято датировать 1604 годом. Среди его ранних пьес наиболее известна пасторальная трагикомедия «Верная пастушка». Приблизительно с 1606 до 1613 год Флетчер работал в соавторстве с Бомонтом. К 1614 году, когда Бомонт оставил театр, оба считались одними из лучших лондонских драматургов. В 1613 году Флетчер предположительно сотрудничал с Шекспиром в работе над двумя его последними пьесами — «Генрих VIII» и «Два знатных родича». После возвращения Шекспира в Стратфорд Флетчер занял его место в качестве ведущего драматурга труппы «Слуги короля», в то время лучшей в Лондоне.

12. Таберна «Русалка» (Mermaid Tavern, The) — таверна на Брид-стрит, неподалеку от собора Святого Павла, в лондонском квартале Чипсайд. «Многочисленные свидетельства о том, как Шекспир вместе с другими поэтами — членами "Братства сладкоголосых джентльменов" участвовал в проходивших в таверне дискуссиях и празднествах, могут быть не более чем романтической легендой, однако хозяин таверны Уильям Джонсон был доверенным лицом Шекспира при покупке надвратного дома монастыря Блэкфрайерс». (Стэнли Уэллс. Шекспировская энциклопедия. М., 2002). «Много раз происходили поединки в остроумии между ним (Шекспиром) и Беном Джонсоном; один был подобен большому испанскому галеону, а другой — английскому военному кораблю; Джонсон походил на первый, превосходя объемом своей учености, но был вместе с тем громоздким и неповоротливым на ходу. Шекспир же, подобно английскому военному кораблю, был поменьше размером, зато более легок в маневрировании, не зависел от прилива и отлива, умел приноравливаться и использовать любой ветер, — иначе говоря, был остроумен и находчив», — вспоминал Томас Фуллер (Александр Аникст. Шекспир. М., 1964).

В этих дебатах участвовали Бен Джонсон, Джон Донн, Джон Флетчер, Фрэнсис Бомонт. В своих письмах и стихотворениях о таверне «Русалка» писали Бен Джонсон, Фрэнсис Бомонт. А спустя двести лет ей посвятил свои строки Джон Китс.