Глава девятая. Претенденты

Существует достаточно солидное число людей, которые с необычайной — похоже, даже непоколебимой — верой убеждены, что пьесы Уильяма Шекспира написаны кем-то другим, а не Уильямом Шекспиром¹. Количество книг, в которых выдвигается — даже чаще настойчиво декларируется — эта точка зрения, перевалило уже за пять тысяч наименований.

Пьесы Шекспира, говорится в этих работах, свидетельствуют о безграничном опыте их автора в области юриспруденции, медицины, государственной деятельности, придворной жизни, военных дел, мореплавания, античности, зарубежных событий; подобное было бы не под силу создать одному малообразованному провинциалу. Авторы считают, что Уильям Шекспир из Стратфорда был в лучшем случае милым малым, актером, который разрешал пользоваться его фамилией человеку большого таланта, но в силу разных причин не имевшему возможности заявить публично о своем авторстве.

Эта проблема серьезно обсуждалась в высших кругах. Государственная служба радиовещания и телевидения США в 1996 году сняла часовой документальный фильм, в котором недвусмысленно говорилось о том, что Шекспир, скорее всего, не был Шекспиром. Журналы «Харперс» и «Нью-Йорк таймс» уделили большое количество места обсуждению «антистратфордианской» точки зрения, которую редакции этих изданий разделяли. Смитсоновский институт провел в 2002 году семинар «Кто писал за Шекспира?» — этот вопрос большинство ученых восприняли как нонсенс. Самыми популярными статьями английского журнала «History Today» — «История сегодня» — оказались статьи, посвященные вопросу авторства Шекспира. Даже журнал «Scientific American» — «Американская наука» ввязался в драчку со своей публикацией, в которой выдвигалась версия, что персона, изображенная на знаменитой гравюре Мартина Дройсхута, скорее всего, — слезы душат меня при этих словах! — Елизавета I. Наверное, апофеозом всех этих дебатов стал тот факт, что «Глобус», лондонский театр Шекспира, построенный заново как памятник его пьесам и как средоточие, международный центр изучения его наследия, превратился под руководством художественного руководителя Марка Райленса в информационный центр по обмену антистратфордианскими мнениями.

Таким образом, необходимо сказать, что практически все антишекспировские точки зрения — на самом деле все они, абсолютно все — базируются на манипулятивных исследованиях или же на искаженных фактах. У Шекспира «никогда не было ни одной книги», сообщает на полном серьезе автор полемичной статьи, опубликованной в одном из номеров «Нью-Йорк таймс» за 2002 год. Это заявление мы не можем опровергнуть, потому как не знаем в точности, что именно из мелких предметов он покупал. Но автор мог бы с такой же степенью осведомленности сообщить нам, что у Шекспира никогда не было башмаков или штанов. Полагаясь на факты, которыми мы располагаем, мы можем считать, что он ходил всю жизнь голым от пояса до пят, да к тому же еще и без книг! Но скорее всего мы вправе говорить о том, что у нас нет фактов, а не что у Шекспира не было одежды или книг.

Даниел Райт, профессор университета Конкордия в Портленде, штат Орегон, убежденный антистратфордианец, написал в журнале «Харперс», что Шекспир был «простым, неграмотным торговцем шерстью и зерном... человеком заурядным, не имевшим никакого отношения к литературному миру». Подобные заявления можно охарактеризовать как просто продукт фантазии автора. Точно так же в журнале «История сегодня», который обычно печатает выверенные материалы, некий Уильям Д. Рубинштейн, профессор Уэльского университета в Аберистуите, сообщил во врезке к своему антишекспировскому обзору: «Ни в одном из семидесяти пяти дошедших до нас документов, в которых речь идет о Шекспире, не упоминается о нем как об авторе».

Все далеко не так. В отчетах распорядителя королевских увеселений за 1604—1605 годы, в которых указаны представления, устраивавшиеся для короля (это были достоверные отчеты, достоверные в той степени, в какой они в принципе могли быть), Шекспир упоминается семь раз как автор пьес, которые игрались перед Иаковом I. Его фамилия как автора указана на титульных листах к сонетам и в посвящениях к «Обесчещенной Лукреции» и «Венере и Адонису». Он обозначен автором пьес в нескольких изданиях кварто, Фрэнсисом Мересом в «Сокровищнице ума» и (иносказательно, но ошибиться нельзя) Робертом Грином в памфлете «На фош ума». Джон Уэбстер назвал его одним из величайших драматургов эпохи в своем предисловии к пьесе «Белый дьявол».

Единственное, что отсутствует в архивах, — не документы, в которых указана фамилия Шекспира в связи с его сочинениями, а документы, подтверждающие авторство какого-то другого лица этих же сочинений. Как заметил шекспировед Джонатан Бейт, фактически ни у кого «при жизни Шекспира или на протяжении двухсот лет после его смерти не закралось и тени сомнения относительно его авторства».

Так откуда же появились все эти антистратфордианские суждения? След этой истории ведет, немного для всех неожиданно, к странной и просто неприятной американке Делии Бэкон². Бэкон родилась в 1811 году в провинции штата Огайо в большой семье, ютившейся в убогом домишке. Жили они бедно, особенно после смерти отца Делии, которая тогда была еще совсем юной.

Делия была умной и хорошенькой, но страшно неуравновешенной. Когда она подросла, она стала школьной учительницей и начала понемногу сочинять рассказы. Но потом поселилась у своего брата-священника в Нью-Хейвен, штат Коннектикут, превратившись в неприметную старую деву. Единственное событие, оживившее ее существование, произошло в 1840 году, когда она влюбилась до беспамятства в студента-теолога, который был на несколько лет ее моложе. Этот роман закончился унизительным для нее открытием: она узнала, что молодой человек забавлял своих приятелей чтением вслух ее нежных, полных объяснений в любви писем к нему. От подобного жестокого удара она так и не оправилась.

Постепенно, по причине, не известной нам, она поверила, что Фрэнсис Бэкон³, ее знаменитый тезка, был настоящим автором сочинений Уильяма Шекспира. Идея эта не была совсем уж новой — некий преподобный отец Джеймс Уилмот, приходский священник из Уорвикшира, подверг сомнению авторство Шекспира еще в 1785 году. Но о его сомнениях никто ничего не ведал до 1932 года, так что Делия сделала это открытие самостоятельно. Хотя в генеалогическом древе родственных связей между ней и Фрэнсисом Бэконом она не нашла, совпадение фамилий было неслучайным.

В 1852 году она отправилась в Англию и занялась, как одержимая, долгими поисками доказательств, что Шекспир — выдуманная фигура, результат мошенничества. Проще всего было отмахнуться от Делии, потому что она была маленько не в себе и ничего собой не представляла, но в ее облике и поведении явно было нечто притягательное, поэтому ей удалось заручиться поддержкой нескольких авторитетных фигур (хотя многие, надо сказать, потом жалели об этом). Чарльз Батлер, состоятельный бизнесмен, согласился найти деньги, чтобы финансировать ее путешествие в Англию, — и, вероятно, не поскупился, потому что она провела в Англии четыре года. Ральф Уолдо Эмерсон⁴ представил ее Томасу Карлейлю⁵. Методы научного исследования были, мягко говоря, уникальными. Она провела десять месяцев в Сент-Олбанс, родном городе Фрэнсиса Бэкона, но потом всех убеждала, что за это время не проронила ни единого слова — ни с кем не разговаривала. Она не собирала никакой информации в музеях или архивах, вежливо отклоняла предложения Карлейля представить ее ведущим ученым того времени. Вместо этого она нашла места, где бывал Бэкон, молча «впитывала в себя воздух», которым дышал ее «дальний родственник», и усовершенствовала свои теории интеллектуальным «осмосом» (то есть проникновением, осмыслением).

В 1857 году она обнародовала свой opus magnus — «Разоблаченная (sic) философия пьес Шекспира», сей труд издали Тикнор и Филдс в Бостоне. Это был огромный, не поддающийся чтению и странный почти со всех точек зрения труд. Прежде всего, в нем неоднократно, на протяжении 657 страниц, набранных мелким шрифтом, упоминается Фрэнсис Бэкон; читатель вынужден был сделать вывод, что именно он, по мнению Делии, автор шекспировских пьес. Натаниэл Готорн⁶, который в то время был консулом США в Ливерпуле, снабдил текст предисловием, но почти сразу же пожалел об этом, потому что рецензенты единодушно сочли книгу дикой чушью. Когда Готорна расспрашивали об этой книге, он честно признавался, что он ее не читал. «Это последний в моей жизни глупый поступок, который я совершил по доброте душевной, до конца моих дней я не буду ни к кому добреньким», — обещал он в письме к другу.

Измотанная своими напряженными поисками и сочинительством, Делия вернулась домой и спряталась от внешнего мира, став слабоумной. Она тихо отошла в мир иной в сумасшедшем доме в 1859 году, где несчастная больная считала себя Святым духом. Несмотря на провал ее книги и соответственно неудачу с ее представлением публике, идея, что Бэкон писал за Шекспира, каким-то образом овладела умами. Марк Твен и Генри Джеймс оказались горячими сторонниками авторства Бэкона. Многие были убеждены, что пьесы Шекспира содержат некий шифр⁷, который поможет узнать подлинного автора (тогда все сходились на том, что это Бэкон).

С помощью всевозможных математических и прочих ухищрений, используя простые числа, квадратные корни, логарифмы и так далее, сторонники этой идеи манипулировали с текстом как с доской для спиритических сеансов, выискивая в нем зашифрованные послания, которые подтвердили бы их тезис. В популярной в 1888 году работе «Великая криптограмма» ее автор, американский юрист Игнатий Доннелли⁸, обнаружил несколько посланий типа следующего, зашифрованного в трагедии «Генрих IV. Часть первая»: «Seas ill said that More low or Shak'st Spur never writ a word for them». Он переводит эту строку так: «Сесил (то есть Уильям Сесил, лорд Берли) сказал, что Марло или Шекспир никогда сами не написали ни слова». Восторг почитателей изобретательного метода дешифровки, придуманного Доннелли, поутих, как только другой любитель-дешифровщик, преподобный Р. Николсон, с помощью того же самого метода прочитал в той же самой фразе совсем иное послание: «Master Will-l-am Shak'st spurre writ the Play and was engaged at the Curtain» — «Мистер Уил-и-ям Шеек-ст пер написал эту Пьесу и служил в Куртине».

Не менее дотошным в своих занятиях оказался сэр Эдвин Дернинг-Лоуренс, который в другой популярной книге «Бэкон — это Шекспир», опубликованной в 1910 году, обнаружил впечатляющие анаграммы⁹ во всех пьесах. Самое важное его открытие — информация, которую несет слово, сложенное из букв в «Напрасных усилиях любви»: «honorificabilitudinitatiubu» — «Hi ludi F. Bacon nati tuiti orbi», то есть «Эти пьесы, детища Ф. Бэкона, предназначены миру».

Много раз уже отмечалось, что в шекспировских пьесах ни разу не упоминается Стратфорд, тогда как Сент-Олбанс, где жил Бэкон, — семнадцать раз. (Бэкон был виконтом Сент-Олбанским.) В исторических хрониках Сент-Олбанс упоминается пятнадцать раз, а не семнадцать, почти во всех случаях в связи с Битвой под Сент-Олбанс — историческим событием, переломным моментом во второй и третьей части Генриха VI. (Еще три раза упоминается сам святой.) С такой же уверенностью можно считать Шекспира выходцем из Йоркшира, потому как Йорк упоминается на четырнадцать раз чаще в его пьесах, чем Сент-Олбанс. Даже Дорсет, графство, не ставшее местом действия ни для одной его пьесы, упоминается еще чаще.

В конце концов бэконовская теория стала предметом культа, проповедники которого утверждали, что Бэкон написал не только пьесы Шекспира, но и пьесы Марло, Кида, Грина и Лили, а также «Королеву фей» Спенсера, «Анатомию меланхолии» Бертона, «Эссе» Монтеня (на французском языке), Библию короля Иакова. Были и такие, кто считали его внебрачным ребенком королевы Елизаветы и ее возлюбленного Лестера.

Серьезное возражение любой из бэконовских теорий состоит в том, что у Бэкона была достаточно насыщенная жизнь и без шекспировского канона, не говоря уж о трудах Монтеня, Спенсера и других авторов. К тому же приходится признать, что между Бэконом и людьми театра не было никаких контактов, да это и неудивительно: он не выносил театр и подвергал его жесткой критике, обвиняя его в фривольности и легкомыслии во многих своих эссе.

Отчасти по этой причине скептики начали снова искать подлинного автора. В 1918 году школьный учитель из Гейтсхеда, на северо-востоке Англии, с безусловно заслуживающей внимания фамилией Дж. Томас Луни (Loony — сумасшедший, безумец), закончил свой труд всей жизни, книгу под названием «Шекспир опознан», в которой он доказывал — и был этим очень горд, — что подлинный автор, скрывающийся под именем Шекспира, — семнадцатый герцог Оксфордский Эдуард де Вер. Ему пришлось потратить два года, прежде чем он нашел издателя, так как он хотел опубликовать свой труд под своей фамилией. Луни упорно отказывался взять псевдоним, безрассудно пытаясь убедить оппонентов, что его фамилия не имеет никакого отношения к слову «безумие», потому как произносится «loney». (Интересно, что не только у Луни была забавная фамилия. Как однажды приметил с явным удовольствием Сэмюель Шенбаум, в числе прочих антистратфордианцев были И. Силлимен [Silliman — глупец] и Джордж Бэтти [Battey — безумец].)

Доказательства Луни строились на его убежденности, что Уильяма Шекспира не волновали судьбы человеческие и он не был способен оттачивать свой стиль, а потому не мог написать сам свои пьесы, следовательно, они вышли из-под пера автора с широким кругозором и богатым опытом: из-под пера подлинного аристократа во всех смыслах. Оксфорд, надо заметить, имел кое-какие качества, позволяющие назвать его кандидатом: он был умен, имел некоторую известность как поэт и драматург (хотя ни одна из его пьес не пережила своего времени и ни одно стихотворение не свидетельствует о великом таланте автора — его талант, безусловно, несравним с гениальностью Шекспира); он много путешествовал и говорил на итальянском языке, вращался в свете, а потому знал толк в хороших манерах. Его очень любила королева Елизавета, как говорили, она «была в восторге... от его личности, его храбрости и умения танцевать», а одна из его дочерей была какое-то время невестой Саутгемптона, которому Шекспир посвятил свои две поэмы. Безусловно, у него была безупречная репутация.

Но у Оксфорда были недостатки, которые никак не сочетались с полным сочувствия, ровным, спокойным, мудрым голосом, который звучит так доверительно и чарующе в пьесах Шекспира. Он был высокомерным, капризным, испорченным, беспричинно расточительным, распутным, его не любили в обществе, с ним часто случались приступы немотивированной агрессии. В семнадцатилетнем возрасте он убил слугу в припадке бешенства (но избежал наказания, так как присяжных убедили, что слуга сам напоролся на шпагу). Ничего в его поведении на протяжении всей его жизни не говорило о том, что ему свойственны сострадание, сочувствие, великодушие — и умение усердно трудиться, что позволило бы ему написать анонимно больше трех дюжин пьес в дополнение к тем, что он подписал своим именем, совмещая этот труд со своей активной придворной жизнью.

Луни так и не представил доказательств, почему Оксфорд — человек безграничного тщеславия — решил скрыть свое имя. Почему он довольствовался тем, что подарил миру ординарные пьесы и стихотворения среднего качества под своим именем, а достигнув средних лет и став гением, предпочел быть анонимным автором? Луни написал по этому поводу лишь одну фразу: «Это тем не менее его личное решение, нас это не касается». Действительно, если мы поверим тому, что автор — Оксфорд, это наше личное решение. Оно должно быть личным делом каждого.

Проблемы с Оксфордом на этом не закончились. Еще надо было решить историю двух посвящений к двум эпическим поэмам. Когда была написана поэма «Венера и Адонис», Оксфорду было сорок четыре года, он был наставником Саутгемптона, тогда еще совсем юного. Угоднический тон посвящения, автор которого приносит свои извинения за «избрание столь сильной опоры, когда (его) ноша столь легковесна», и клянется «посвятить все свое свободное время и неустанно работать до тех пор, пока не (создаст) в честь Вашей милости какое-нибудь более серьезное творение», вряд ли можно было ожидать от надменного аристократа, который старше адресата, — а именно таким был Оксфорд. Еще непонятно, почему вдруг Оксфорд, патрон собственной труппы «Слуги графа Оксфорда», написал свою лучшую поэму для труппы-конкурента «Слуги лорда-камергера». К тому же в наличии проблема толкования многих отсылок в других произведениях, указывающих на авторство Шекспира, — к примеру, игра слов в сонете, которая строится на имени и фамилии Анны Хетевэй. Получается, что граф Оксфорд был изощренным притворщиком, если позволил себе каламбур по поводу супруги своего подставного лица в своих сочинениях.

Но самое уязвимое место в теории, согласно которой Оксфорд писал за Шекспира, заключается в том непреложном факте, что Эдуард де Вер умер в 1604 году, а к тому времени многие пьесы Шекспира еще и не появились — многие даже не были написаны. Не стоит забывать, что в них отражены события, произошедшие гораздо позже. К примеру, «Буря» написана под впечатлением от кораблекрушения на Бермудах, описанного в 1609 году Уильямом Стрэчи. В «Макбете» мы находим отклик на Пороховой заговор, который произошел после смерти Оксфорда.

Оксфордианцы (а их много и по сей день) считают, что де Вер оставил рукописи, которые в разные годы были обнародованы под именем Шекспира, или же даты на них стоят неверные и сочинения увидели свет до того, как Оксфорд испустил дух. Что же касается отражения в пьесах событий, которые происходили бесспорно после кончины Оксфорда, то «дополнения» внесли, без сомнения, другие. «Другие» должны были быть, в противном случае мы вынуждены признать, что Оксфорд не писал эти пьесы.

Несмотря на явные недостатки книги Луни — как в плане аргументации, так и в плане научной ценности исследования, — она была благосклонно принята на удивление большим количеством людей. Лауреат Нобелевской премии англичанин Джон Голсуорси одобрительно отозвался о ней, равно как и Зигмунд Фрейд (хотя у Фрейда впоследствии родилась другая теория: Шекспир был французского происхождения, а настоящее его имя — Жак Пьер; любопытная, но абсолютно никем и ничем не подтвержденная гипотеза). В США убежденным оксфордианцем стал профессор Л.П. Бенедзет из Дармутского колледжа. Именно он изобрел версию, что актер Шекспир был внебрачным сыном де Вера. Орсон Уэллс стал горячим поклонником этой версии, а среди других сторонников — актер Дерек Джакоби.

Третьим — и на короткое время весьма популярным — кандидатом на шекспировское авторство был Кристофер Марло. Он подходил по возрасту (был всего на два месяца старше Шекспира), был так же талантлив и после 1593 года, без сомнения, располагал свободным временем, если не принимать во внимание, что он в том году отошел в мир иной. По этой версии Марло не умер, его смерть — просто чья-то выдумка, следующие двадцать лет он жил в уединении в Кенте или Италии (каждый волен выбирать географическую точку), но при любых вариантах его опекал наставник (и не исключено, что и любовник) Томас Уолсингем. В эти годы он и написал скоростным методом все сочинения за Шекспира.

Застрельщиком этой версии был нью-йоркский журналист Кальвин Гофман, который получил разрешение в 1956 году вскрыть могилу Уолсингема: он хотел найти там рукописи и письма, которые послужили бы доказательством его точки зрения. Он так там ничего и не нашел, даже бренных останков самого Уолсингема, который, как потом выяснилось, был похоронен в другом месте. Однако он умудрился написать бестселлер на материалах этих своих «изысканий» — «Убийство человека, который был "Шекспиром"», о котором еженедельник «Таймс литерери саплмент» отозвался как о «пустой болтовне». Большая часть истории Гофмана притягивала читателя коварным, сбивающим с толку очарованием. Помимо всего прочего он утверждал, что инициалы «М-р У.Х.», стоящие на титульном листе сонетов, расшифровываются ни много ни мало как «М-р Уолсинг-Хем». Несмотря на явную неубедительность истории Гофмана и тот факт, что о ней очень скоро все забыли, декан и настоятель Вестминстерского аббатства совершил крайне удивительный поступок: он поставил вопросительный знак возле года смерти Марло на новом памятнике в Уголке поэтов.

И по-прежнему список двойников Шекспира продолжает расти. Еще одним кандидатом стала Мэри Сидни, графиня Пембрук. Сторонники этой точки зрения — их совсем мало, надо признать, — утверждают, что при таком объяснении становится понятно, почему Первое фолио было посвящено графу Пембруку и графу Монтгомери. Они были ее сыновьями. Графиня, напоминали нам, владела имениями на Эйвоне, а на гребне ее шлема изображен лебедь — отсюда слова Бена Джонсона о «сладостном лебеде Эйвона». Слов нет, Мэри Сидни весьма привлекательная фигура для подобной роли. Она была красивой, образованной, у нее были отменные родственные связи: ее дядей был Роберт Дадли, граф Лестер, а братом — поэт и патрон поэтов сэр Филип Сидни. Долгие годы она вращалась в литературных кругах, ближе всех была знакома с Эдмундом Спенсером¹⁰, посвятившим ей свою поэму. Но о ее знакомстве с Шекспиром нам ничего не известно, поскольку все перечисленное не дает основания связывать ее имя с ним.

Согласно еще одной теории, Шекспир был слишком яркой многогранной творческой личностью, чтобы все его таланты умещались в одном человеке; на самом деле это целый синдикат созвездий талантов, в который входят практически все упомянутые нами лица — Бэкон, графиня Пембрук, сэр Филип Сидни плюс сэр Уолтер Рэли и еще кое-кто. К сожалению, у этой теории не только нет никаких доказательств, но она окружена невероятным заговором молчания.

И наконец, стоит упомянуть доктора Артура Ти-терли, декана факультета науки в Ливерпульском университете, который в течение тридцати лет посвящал все свое свободное время поиску доказательств его гипотезы (в сущности, он этим занимался лишь для собственного удовлетворения). Согласно этой теории, Шекспиром был Уильям Стэнли, шестой граф Дерби. А на круг на роль Шекспира было предложено более пятидесяти кандидатов.

Единственное, что объединяет эти соперничающие между собой теории, — убежденность, что Уильям Шекспир по той или иной причине не подходит в авторы его замечательных пьес. Это просто чудно. Надеюсь, я доказал, что Шекспир рос не в отсталой, неграмотной семье или его воспитанием просто не занимались. Его отец был мэром крупного города. В любом случае, это не единственный случай, когда кто-то получил довольно скромное образование и воспитание, а затем совершенствовался. У Шекспира не было университетского образования, это точно, но и у Бена Джонсона его не было — а он был гораздо более интеллектуальным драматургом, — но никто никогда не считал, что Джонсон не реальное лицо, а подставное.

Действительно, Уильям Шекспир владел как высоким штилем, так и языком простолюдинов: его образная речь отражает его деревенское происхождение. Джонатан Бэйт цитирует четверостишие из «Цимбелина»:

Гвидерий:

Не страшись впредь солнца в зной,
Ни жестоких зимних вьюг:
Завершил ты труд земной,
На покой ушел ты, друг.
Светлый отрок ли в кудрях,
Трубочист ли, — завтра — прах.

Перевод А. Курошевой¹¹

Эти строки приобретают особый дополнительный смысл, если читатель знает, что в Уорвикшире в шестнадцатом веке цветущий одуванчик называли золотистым парнем, а того, кто раздувает его семена, — трубочистом. Кто скорее употребил бы эти сравнения — придворный благородного происхождения и воспитания или выходец из деревенской глубинки? Точно так же когда Фальстаф говорит, что мальчишкой он был таким маленьким, что мог пробраться «через согнутый кольцом палец олдермена», мы вправе задаться вопросом: такой образ мог возникнуть в голове аристократа или сына олдермена?

На самом деле отрочество в Стратфорде отражено во всех его текстах. Начнем с того, что Шекспир знал, в каких норах прячется какой зверь, как он туда забирается и как вылезает. В его сочинениях часто встречаются упоминания секретов дубильного ремесла: как гнуть шкуру, смазывать жиром, очищать маслом и тому подобное, о чем обычно говорят мастера по коже, а не благородные господа. Он знал, что струны для лютни делают из коровьих кишок, а тетиву для лука — из лошадиного волоса. Смог бы Оксфорд или любой другой кандидат превратить эти подробности в поэтические образы?

Шекспир, на наш взгляд, не стыдился своего деревенского происхождения, и ничто в его творчестве, по словам Стивена Гринблата, не говорит о том, что он стремился «отказаться от своего прошлого или выдать себя за кого-то другого». Частично по той причине, что Шекспир упорно употреблял в своем творчестве провинциализмы, его высмеивали Роберт Грин и подобные ему. Он казался им забавным.

Любопытная деталь сочинений Шекспира — он очень редко употреблял слово «также». Это слово можно встретить всего тридцать шесть раз в его пьесах, почти всегда — в репликах его комедийных персонажей, чьи вычурные фразы должны рассмешить слушателя или читателя. Это слово он считал странным, хотя ни один писатель шекспировской эпохи не остерегался его. Бэкон иногда употреблял слово «также» столько раз на одной странице, сколько Шекспир — во всех своих сочинениях. Всего один раз он использовал слово «mought» вместо «might» (мощь, сила, могущество). А другие употребляли его постоянно. Обычно он употреблял слово «hath» вместо «has» — имеет. Обычно он писал «doth», но в одном случае из четырех — «dost», а еще реже использовал современную форму «does» (3-е лицо единств, числа от «do») — делает. Почти всегда он писал «brethrens», а случайно (один раз в восьми случаях) — «brothers» (братья).

Подобные отличительные привычки составляют так называемый личный идиолект, а идиолект Шекспира, как и следовало ожидать, ни на чей другой не похож. Можно допустить, что Оксфорд или Бэкон прибегали к речевым особенностям при создании какого-нибудь персонажа, но есть все основания задуматься: кто-то из них считал столь тщательный камуфляж необходимым?

Короче говоря, если подойти к этой проблеме под каким-то неожиданным углом зрения, с учетом особенностей времени, таланта и мотивации оставаться анонимным, можно найти претендентов на авторство пьес Шекспира. Но ни один автор таких теорий не предпринял ни малейшей попытки представить хотя бы какое-то, пусть мизерное, доказательство того, что этот факт имел место. Писавшие за Шекспира люди должны были обладать невероятной силы талантом — создавать в свободное время величайшие произведения английской литературы, заставлять свой голос звучать совсем по-иному, изменив его столь хитроумно, что на протяжении своей жизни и еще четырехсот лет каждому из них удавалось всех обманывать. Граф Оксфорд оказался и того умнее — предвидел свою смерть и оставил про запас столько рукописей, что их хватало на то, чтобы потом доброхоты выдавали их за новые пьесы, причем такого же отличного качества. И так длилось, пока спустя десятилетие или около того Шекспир сам не собрался в мир иной. Вот это подлинный гений!

Если это была конспирация, то поистине очень уж необычная. В процессе были задействованы Джонсон, Хемингс и Конделл, а также все или почти все члены труппы Шекспира, а еще неизвестные нам друзья поэта и его родственники. Бен Джонсон не раскрывал секрета даже в своих записных книжках. «Помню, — писал он, — как актеры часто ставили в заслугу Шекспиру то, что в своих произведениях (во всем, что вышло из-под его пера) он никогда не вычеркнул ни одной строки. У меня на это был всегда один ответ: "Да хоть бы он вычеркнул тысячу". Мои заверения воспринимались как злонамеренные. Я не стал бы говорить это для потомков, если бы не невежество тех, кто вменял ему это в заслугу, тогда как подобная черта достойна была наибольшего порицания». Довольно странное замечание для воспоминаний, написанных спустя более дюжины лет после кончины того, о ком пишет автор, если он знал, что Шекспир не создавал этих пьес. В том же абзаце он замечает: «В оправдание своей собственной непредвзятости, скажу, что я любил этого человека и чту его память в равной мере, как и любой другой».

Эти слова свидетельствуют, на чьей стороне в легенде о Шекспире был Джонсон. Нам неизвестны факты, говорящие о том, что Оксфорд, Марло или Бэкон были в курсе подобных теорий. Итак, мы можем поздравить изобретательных энтузиастов-антистратфордианцев, ибо в случае, если правда на их стороне, они открыли величайшую литературную подтасовку, равной которой в истории нет, не заручившись за четыреста лет после того, как она была совершена, какими бы то ни было доказательствами!

Когда мы размышляем о творчестве Уильяма Шекспира, нас, безусловно, приводит в изумление тот факт, что одному человеку было под силу создать такие великолепные, мудрые, разнообразные, волнующие, восхитительные творения, но это знак гения! Лишь одному человеку дано было обстоятельствами и талантами подарить нам эти несравненные творения, и этот человек — Уильям Шекспир из Стратфорда, кто бы он ни был.

Примечания

1. Авторство Шекспира — Мысль, что Шекспир, не получивший систематического школьного образования, не мог написать произведения, носящие его имя, возникла сравнительно недавно. Никто из его современников не выказал никакого сомнения относительно того, кто был автор гениальных драм. Никто из ученых, которые издавали и комментировали произведения Шекспира в XVIII и в начале XIX века, не обмолвились ни единым словом подозрения. Правда, еще Фармер в своем труде «Изучая Шекспира. Эссе» (1767) говорит, что Шекспир был человек малообразованный, но при этом он благоразумно воздерживается от упоминания тех многочисленных мест в драмах Шекспира, которые доказывают все-таки известную образованность драматурга. Заявление Фармера до известной степени подготовило путь анонимному автору статьи в «Chamber's Edinburgh-Journal» за 1852 год, где высказана нашумевшая в свое время гипотеза о том, что Шекспир имел помощника, который подготавливал материал для его произведений.

2. Бэкон Делия Солтэр (Bacon Delia Salter; 1811—1859) — американская школьная учительница и журналистка, сестра священника и писателя Леонарда Бэкона (Leonard Bacon; 1802—1881), прославившаяся своими работами по авторству Шекспира.

С 1856 года начинает утверждать, что пьесы Шекспира не принадлежали его перу, а были плодом коллектива авторов. Делия Бэкон практически положила начало целой кампании по пересмотру авторства Шекспира, хотя подозрения выдвигались ранее (в 1785 году преподобным Джеймсом Уилмотом). По ее теории, автором пьес Шекспира был кружок знатных интеллектуалов, главный из которых — великий английский философ Фрэнсис Бэкон (Francis Bacon). Среди других участников назывались сэр Уолтер Рэли (Sir Walter Raleigh) и Эдмунд Спенсер (Edmund Spenser), которые в угоду общественно-политической ситуации и некой философской концепции скрыли свое авторство под именем малоизвестного актера Уильяма Шекспира.

Чрезвычайно характерно, что мисс Бэкон была натура в высшей степени экзальтированная. Предприняв паломничество в Стратфорд, она часами просиживала у могилы Шекспира, ожидая получить с того света сообщения по поводу занимавших все ее мысли предметов. В твердой уверенности, что относящиеся к делу документы должны быть под могильным памятником поэту, она покушалась даже поднять этот камень. В конце концов ее посадили в сумасшедший дом, где она и умерла в 1859 году (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона).

3. Бэкон Фрэнсис (Bacon Francis; 1561—1626) — английский философ, родоначальник английского материализма. В 1584 году был избран в парламент. С 1617 года лорд-хранитель печати, затем — лорд-канцлер; барон Веруламский и виконт Сент-Олбанский. В 1621 году привлекался к суду по обвинению во взяточничестве, осужден и отстранен от всех должностей. Помилованный королем, не вернулся на государственную службу и последние годы жизни посвятил научной и литературной работе.

Всю жизнь Бэкон работал над грандиозным планом «Великого восстановления наук».

4. Эмерсон Ральф Уолдо (Emerson Ralph Waldo; 1803—1882) — американский эссеист, поэт, философ, пастор, общественный деятель; один из виднейших мыслителей и писателей США. В своем эссе «Природа» первым выразил и сформулировал философию трансцендентализма.

5. Карлейль Томас (Карлайл; Carlyle Thomas; 1795—1881) — британский писатель, публицист, историк и философ шотландского происхождения, автор многотомных сочинений «Французская революция» (1837), «Герои, почитание героев и героическое в истории» (1841), «История жизни Фридриха II Прусского» (1858—1865). Исповедовал романтический «культ героев» — исключительных личностей вроде Наполеона, которые своими делами исполняют божественное предначертание и двигают человечество вперед, возвышаясь над толпой ограниченных обывателей. Известен также как один из блестящих стилистов викторианской эпохи.

6. Готорн Натаниэл (Hawthorne Nathaniel; 1804—1864) — один из первых и наиболее общепризнанных мастеров американской литературы. Он внес большой вклад в становление жанра рассказа (новеллы) и обогатил литературу романтизма введением элементов аллегории и символизма. В 1850 году опубликовал первый роман, «Алая буква», который принес писателю широкое признание в Европе и стал бестселлером, хотя и не принес больших доходов. На следующий год Готорн выпустил второй роман, «Дом о семи фронтонах», в центре которого оказывается история упадка и вырождения сейлемского семейства. Историю своего разочарования в фурьеризме он поведал в «Романе о Блайтдейле».

7. Дальнейшим шагом в развитии бэконовского мифа является шифр Бэкона. В 1888 году вышла книга «Великая криптограмма Игнатия Донелли». Автор заявляет, что он нашел ключ для раскрытия той тайнописи (криптограммы), которую Бэкон якобы ввел в текст мнимо-шекспировских драматических произведений, чтобы разъяснить истинное положение вещей. Право воспользоваться этим ключом автор решительно сохраняет за собой, и таким образом кроме голословного утверждения, что шифр найден, книга Доннелли ничего положительного не дает. Зато она собирает ряд мелочных анекдотов о Шекспире, о его семье, о его наружности и т. п. При пользовании этими анекдотами он совершает ряд грубейших промахов. Последователь и поклонник Доннелли, Борман, настолько прогрессирует в увлечении Бэконом, что выставляет в качестве бесспорной исторической истины все то, что Доннелли утверждал и объявлял своим открытием. Конечно, он при этом пользуется излюбленным приемом сторонников Бэкона и не называет своих источников. Борман, сочинение которого под заглавием «Das Shakespeare Geheimniss» вышло в 1894 году, к «открытиям» Доннелли присоединил и свои, еще более поразительные, а именно что эти сочинения — не поэтические или художественные произведения, но изложение ряда научных истин! Представляя собой смесь шарлатанства и, в лучшем случае, страсти к домыслам с невежеством, бэконианство мало возбуждало охоту вступать с ним в серьезный спор (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона).

8. Донелли Игнатий (Donnelly Ignatius; 1831—1901) — американский писатель-фантаст, профессиональный политик социалистической ориентации. Родители — ирландцы. Изучал право. Переселился в Миннесоту, где и сделал политическую карьеру. Известность Донелли принес трактат «Атлантида: Допотопный мир», вызвавший взрыв интереса к затонувшему материку и во многом способствовавший возникновению новых атлантеанских мифов и культов. До сих пор вызывает споры и другой трактат Донелли — «Великая криптограмма», в котором доказывается, что автором по крайней мере части пьес У. Шекспира был Ф. Бэкон. Этой проблеме Донелли посвятил еще одну книгу — «Шифр в пьесах и на надгробии».

9. Анаграмма — перестановка букв в слове (или в нескольких словах) в любом порядке, образующая новое слово, напр.: Lied — Leid, арка — кара, Ломоносов — Соломонов и т. п. Так, фамилия Вольтер образована писателем путем анаграммы из его настоящей фамилии Аруэ — le j (eune) Arouet. Как стихотворная форма анаграмма характеризуется тем, что в ней иносказательно описывается значение слова, составленного из переставленных букв другого слова, приведенного целиком, а иногда также только описанного, например: «Сказала мне вчера: эх-ма, / Моя кума, / Когда бы не было на дне, / Что есть во мне, / То славный я бы под шумок / Спекла пирог». — Кума-мука. Анаграмма относится, таким образом, к числу стихотворений-загадок, шарад.

10. Спенсер Эдмунд (Spenser Edmund; ок. 1552—1599) — английский поэт елизаветинской эпохи, старший современник Шекспира, впервые прививший английскому стиху сладкозвучие и музыкальность. Спенсер оставил после себя мастерски написанные произведения в каждом жанре поэзии: от пасторали и элегии до сонетов и огромной эпопеи. Как поэту Спенсеру доставались самые высочайшие эпитеты: «принц поэтов», «великий Англии», «наш новый Поэт», «Поэт Поэтов».

11. Уильям Шекспир. Цимбелин. Акт IV, сцена 2 / Перевод А. Курошевой.