3. Непосредственные предшественники Шекспира

Слѣдуя французскимъ образцамъ и вкусу эпохи Реставраціи, Драйденъ писалъ одно время свои драмы риѳмованными стихами; но затѣмъ онъ взялся опять за пятистопный ямбъ безъ риѳмъ, который былъ драматическимъ стихомъ въ вѣкъ Елисаветы и въ 18 столѣтіи при бо́льшемъ развитіи германской драмы долженъ былъ сдѣлаться стихотворною формою нѣмецкой трагедіи. Къ ошибочному признанію трагедіи о «Горбодукѣ» исходнымъ пунктомъ англійской драмы привела главнымъ образомъ стихотворная форма этого произведенія. Miracle Plays были большею частію написаны короткими средневѣковыми попарно риѳмованными стихами. Безпорядокъ въ старой наукѣ о стопосложеніи, которая доходила въ Германіи до безвыход наго разрушенія всякой поэтической формы, сохранился въ этомъ видѣ и для другихъ народовъ. Но художественной формой нельзя назвать то короткіе, то длинные всегда риѳмованные стихи моралите и интерлюдій. Въ юношескихъ произведеніяхъ Шекспира, въ «Комедіи Ошибокъ» и «Безплодныхъ усиліяхъ любви», встрѣчаемъ мы здѣсь и тамъ этотъ древнѣйшій драматическій стихъ, Doggerel Rhyme, который достаточно похожъ на наши короткіе вирши, основанныя на четырехъ повышеніяхъ. Между всѣми сохранившимися моралите и интерлюдіями есть только одна пьеса «Три господина и три дамы изъ Лондона» написанная по частямъ пятистопнымъ ямбомъ безъ риѳмъ; это произведеніе относится еще къ 1590 г. Въ то время побѣда новой формы была уже рѣшена на народномъ театрѣ. Мы упомянули о введеніи графомъ Сорреемъ бѣлаго стиха въ англійскую литературу. Строгіе подражатели старины отвергали риѳму. Писатели трагедій классическаго направленія Саквиль и Нортонъ должны были съ своей стороны оставить риѳму, тѣмъ болѣе, что неправильныя драматическія представленія, которыя они видѣли передъ собою и хотѣли осмѣять, всѣ были написаны риѳмою. «Горбодукъ» есть первая англійская драма, написанная бѣлыми стихами. Стихъ этотъ по большей части тяжеловатъ и не приспособленъ къ діалогамъ. Но если даже успѣхъ не былъ тотчасъ рѣшителенъ, то все таки это было похвальнымъ дѣломъ, или же, можно сказать, весьма счастливою находкою Саквиля, который выбралъ для драмы бѣлый стихъ Соррея. Хотя Гаскойнъ первый послѣдовалъ авторамъ «Горбодука» и написалъ свою Іокасту бѣлымъ стихомъ, но два года спустя молодые юристы въ «Танкредѣ и Гизмундѣ» обратились снова къ риѳмѣ. Между тѣмъ въ ближайшіе четыре года, послѣ большихъ усилій, эта новая форма была безусловно признана въ кружкахъ писателей классическаго направленія. Въ 1572 г. Робертъ Вильмотъ переработалъ «Танкреда и Гизмунду» въ нериѳмованный пятистопный ямбъ и «украсилъ согласно тому времени». Но еще потребовалось полныхъ 14 лѣтъ, пока въ народномъ театрѣ риѳма уступила мѣсто бѣлому стиху. Въ этомъ случаѣ послужило разумѣется къ собственному вреду то упрямство, которое противостояло всѣмъ реформамъ ученыхъ, но именно этому упрямству въ другихъ произведеніяхъ обязанъ Шекспиръ свободою движенія. Еще въ 1579 г. Стефанъ Госсонъ, въ своей «Школѣ Злоупотребленій» замѣтилъ, что на сценѣ господствуетъ риѳма. Но, по увѣренію Томаса Наша въ предисловіи къ «Менафону» Грина 1587 г., время сдѣлалось такимъ ораторскимъ, что каждый ремесленникъ можетъ произносить свой ut vales и вездѣ господствуетъ рабское подражаніе напыщеннымъ трагикамъ, которые не стараются выказать себя въ ходѣ пьесы, но только подробно описываютъ облака въ иносказательныхъ рѣчахъ. «Все-таки въ этомъ», продолжаетъ Нашъ, «я не столько обвиняю въ совершенной глупости ихъ, сколько ихъ учителей идіотовъ, которые прикидываются передъ нами алхимиками краснорѣчія и, взобравшись на подмостки самомнѣнія, думаютъ съ помощью своего напыщеннаго бѣлаго стиха заткнуть за поясъ болѣе даровитыхъ писателей». За годъ передъ тѣмъ, какъ писалъ это Нашъ, выступилъ въ одномъ лондонскомъ театрѣ новый поэтъ, который предпослалъ своему произведенію слѣдующій короткій и гордый прологъ:

«Отъ пошлыхъ остротъ въ звонкихъ риѳмахъ
И отъ вещей, которыя встрѣчаютъ одобреніи клоуновъ,
Я васъ поведу къ великолѣпной походной палаткѣ,
Гдѣ вы услышите скиѳа Тамерлана,
Угрожающаго свѣту, приводящими въ трепетъ, словами.
И бичующаго царства побѣждающимъ мечомъ.
Посмотрите на его образъ, изображенный въ трагедіи,
И тогда аплодируйте его жребію, сколько вамъ угодно».

Не долго была первая часть «Тамерлана Великаго» на сценѣ, какъ Христофоръ Марло могъ уже сдѣлать продолженіе, предпославъ ему слѣдующія слова:

«Всеобщія привѣтствія, которыми раньше
Былъ принятъ Тамерланъ на этой сценѣ,
Дали поводъ нашему писателю во второй разъ
Наострить свое перо».

Противъ Марло и его «Тамерлана» направлены самыя ядовитыя нападенія Наша. Съ появленія «Тамерлана» (игранъ въ 1586 г., напечатанъ въ 1590 г.) слѣдуетъ считать начало великой эпохи англійской драмы. Ни Опицъ первый писалъ въ Германіи александрійскимъ стихомъ, ни Лессингъ былъ первымъ, писавшимъ бѣлымъ стихомъ, — но все таки мы справедливо видимъ въ нихъ творцовъ одной и другой формы; потому что только сонеты Опица и «Натанъ» Лессинга привели къ побѣдѣ новой формы. Точно также могъ бѣлый стихъ до 1586 г. иной разъ звучать на народной сценѣ, не обращая ничьего вниманія; успѣхъ Марло порѣшилъ дѣло. Начиная съ его перваго появленія до начала англійской революціи, которая повела за собою закрытіе всѣхъ театровъ, не играли ни одной англійской трагедіи, которая бы не была написана бѣлымъ стихомъ. Построеніе бѣлаго стиха перетерпѣло разнообразныя измѣненія, начиная отъ Марло и до Бомона и Флетчера; въ сущности онъ оставался всегда пятистопнымъ нериѳмованнымъ ямбомъ «Тамерлана». «Великій Тамерланъ» преобразовалъ народную сцену не только по формѣ, но и по содержанію. Въ этомъ произведеніи великій писатель въ первый разъ далъ въ драмѣ энергичный отпечатокъ собственной личности.

Сынъ одного бѣднаго башмачника Христофоръ, или, какъ онъ обыкновенно называлъ себя, Китъ Марло родился въ Кентербэри въ 1564 г. Покровители дали ему возможность учиться; въ Кембриджѣ онъ пріобрѣлъ обыкновенную академическую степень. Не малы были его знанія, которыми онъ превосходно пользовался въ своихъ геніальныхъ переводахъ, и которыя онъ доказывалъ иногда не кстати латинскими цитатами въ своихъ драмахъ. Его пылкій духъ не могъ быть связанъ установившимися отношеніями. Нѣсколько времени былъ онъ актеромъ; затѣмъ онъ предался всецѣло творчеству. Любили сравнивать англійскихъ драматурговъ 80 годовъ 16 столѣтія съ мощными геніями бурнаго и стремительнаго періода 18 столѣтія. Конечно Роберта Грина можно сопоставлять съ Ленцомъ, Леопольда Генриха Вагнера съ Пашемъ и Лоджемъ. Но если стихотворенія Клингера и Марло имѣютъ родственную черту, то въ жизни Клингеръ подобно Гете, Шиллеру и Шекспиру достигъ ясности и нравственнаго самоограниченія. Марло же едва ли могъ бы достигнуть этого и при дальнѣйшей жизни. Даже въ самыхъ бурныхъ юношескихъ произведеніяхъ Клингера «Отто» «Близнецы» «Гризальдо» «Фаустъ» нѣтъ недостатка въ чертахъ сентиментальности и сердечности. Марло — весь пафосъ. Даже тамъ, гдѣ онъ описываетъ любовь Тамерлана къ прекрасной Зенократѣ, нѣтъ сердечныхъ тоновъ. Онъ придалъ достоинство и величіе англійской драмѣ. Его герои отличаются страстностью, превосходящею большею частію человѣческія силы. О «Тамерланѣ» можно сказать какъ и «Семи противъ Ѳивъ» Эсхила, что онъ «полонъ Арея». То что мы видимъ тамъ передъ собою не есть сраженіе изъ-за домашнихъ божковъ, но безумная безконечная ярость и борьба, рядъ событій, дѣйствіе, нерасчлененное и незаконченное. Можно было бы вставить или выпустить нѣсколько битвъ и убійствъ, и пьеса нисколько не пострадала бы отъ этого. Это примѣнимо къ «Тамерлану», такъ же какъ и къ «Жиду Мальтійскому» (напечатанъ въ первый разъ въ 1633 г). Отдѣльными чертами послѣдней драмы Шекспиръ воспользовался для своего Шейлока. Въ «Титѣ Андроникѣ» Шекспиръ выказалъ себя совершенно ученикомъ Марло, точно также какъ въ «Генрихѣ VI» онъ примыкаетъ вѣроятно къ «Эдуарду II» (напечатанъ въ 1598 г) Марло. Но нельзя установить хронологическую послѣдовательность и зависимость для этой драмы. «Дидона, карфагенская царица» Марло была написана имъ при сотрудничествѣ Наша для одного придворнаго празднества. «Парижскія убійства» (Варѳоломеевская ночь) дошли до насъ въ такомъ искаженномъ видѣ, что эта драма едва ли можетъ быть разсматриваема для составленія сужденія о Марло. Къ сожалѣнію едва ли лучше стоитъ дѣло даже и съ знаменитѣйшимъ произведеніемъ Марло «Жизнь и смерть доктора Фауста». Въ 1604 г. это произведеніе было въ первый разъ напечатано въ томъ видѣ, какъ «оно было играно актерами графа Нотингамскаго». Уже въ 1597 г. Томасъ Деккеръ переработалъ произведеніе Марло, а въ ноябрѣ 1602 г. В. Бэрдъ и Самуэль Роули сдѣлали вновь въ немъ значительныя прибавленія и измѣненія. Четвертое изданіе драмы (1616 г.) такъ отличается отъ прежнихъ изданій, что обѣ формы вовсе нельзя соединить въ одно цѣльное произведеніе. Конечно, отдѣльныя части можно признать съ большою вѣроятностью за подлинно принадлежащія Марло, но я никогда бы не рѣшился основываться съ полною увѣренностью на результатахъ стилистическихъ изслѣдованій. Вѣдь если намъ почти неизвѣстенъ стиль Роули, передѣлавшаго произведеніяхъ Марло, то какъ же можно отличить его стиль отъ стиля Марло.

Но безъ сомнѣнія за Марло остается историческая заслуга, какъ перваго изъ писателей, драматически обработавшаго сказаніе о Фаустѣ, которое закрѣплено было впервые въ литературѣ «Франкфуртской народною книгою» 1587 г. Содержаніе этой нѣмецкой народной книги сдѣлалось извѣстно Марло, все равно какимъ бы то ни было путемъ. 1 іюня 1593 г. Марло былъ убитъ въ одной грязной тавернѣ Депфорда Фрэнцисомъ Арчеромъ, негоднымъ забіякою, во время спора съ нимъ изъ за одной служанки. Возникновеніе первой драмы о «Фаустѣ», которая извѣстна подъ этимъ именемъ исторіи литературы, относится ко времени между 1588—1592 г. Сказанію о «Фаустѣ» была родственна легенда о Ѳеофилѣ, драматически обработанная уже въ средніе вѣка французами, голландцами и нѣмцами. О Мефистофелѣ Марло упоминается Шекспиромъ въ «Генрихѣ IV» и въ «Виндзорскихъ Кумушкахъ» (I, 1, 132). Въ англійской драмѣ нечего искать того глубокомысленнаго пониманія, съ какимъ обработали сказаніе о Фаустѣ Лессингъ, Мюллеръ, Гете, Ленау. Ея Фаустъ родствененъ другимъ героямъ Марло. Чрезмѣрная субъективность свойственна всѣмъ имъ, «Тамерлану», «Эдуарду II», «Жиду Мальтійскому» и «Фаусту», проявляется ли она въ воинственномъ стремленіи къ подвигамъ и въ жаждѣ знаній, или же въ чудовищныхъ преступленіяхъ и слабыхъ, недостойныхъ короля, наклонностяхъ. Въ прологѣ къ «Жиду Мальтійскому» выступаетъ Макіавелли и объявляетъ, что еврей есть представитель его политики, которой слѣдовалъ также герцогъ Гизъ въ «Парижскихъ Убійствахъ». Но дикіе поступки героевъ Марло не служатъ благородной идеальной цѣли, какъ политика Макіавелли.

Какъ самъ Марло въ жизни, такъ и его герои въ поэзіи бушуютъ ея титанической силой; проявленіе ея является само для себя цѣлью. Они всѣ признаютъ только «желаніе». Противъ нихъ не выступаетъ ни судьба, какъ въ древней трагедіи, ни нравоучительное «должно, быть», какъ въ новѣйшей. Борьба индивидуальнаго произвола съ вѣковымъ нравственнымъ закономъ составляетъ трагическій элементъ въ произведеніяхъ Шекспира. Въ его выполненіи, въ его стремленіи къ умѣренности проявляется великій нравственный смыслъ поэта. Вслѣдствіе этого онъ художественно выразилъ новые идеалы человѣчества, какъ нѣкогда это дѣлали эллинскіе трагики для своего времени. Наиболѣе приблизительно къ подобному, трагическій конфликтъ у Марло выражается въ «Эдуардѣ II».

Тамерланъ, Фаустъ, Варрабасъ бушуютъ и наконецъ утихаютъ; это вовсе не трагическая катастрофа, когда герои подчиняются въ концѣ законамъ природы. Въ этомъ заключается недостатокъ Марло; ему недостаетъ этическаго момента. Въ виду этого его современники не были неправы, когда они дали автору «Фауста», въ произведеніяхъ котораго не высказывается вѣры въ высшій нравственный порядокъ вещей, постоянное прозвище атеиста. Въ противоположность ему возвышается Шекспиръ, «истинный почитатель натуры» какъ называетъ его Гете. Не смотря на это Марло остается величайшимъ писателемъ англійской сцены, самымъ геніальнымъ послѣ Шекспира. Онъ далъ ей толчокъ и силу; онъ открылъ безконечный кругозоръ, далъ ей стихотворную форму, которая обладаетъ способностью къ самымъ разнообразнымъ выраженіямъ, хотя самъ Марло пользовался ею только для выраженія паѳоса. Рядомъ съ Марло, которому чрезвычайно много былъ обязанъ Шекспиръ, являются другіе дошекспировскіе драматурги, почти не имѣющіе значенія, хотя ихъ таланта было бы достаточно, чтобы придать блескъ драматическому искусству другой эпохи. По дарованію наиболѣе ближе къ автору «Фауста» и «Тамерлана» стоитъ Гринъ, а по характеру своихъ произведеній — Кидъ. Подобно всѣмъ прочимъ драматургамъ, они оба прежде писали риѳмованными стихами. Томасъ Кидъ съ большимъ искусствомъ усвоилъ реформу Марло.

Сомнительно, чтобы ему принадлежала первая часть Іеронимо; вторая же часть или «Испанская Трагедія» была впродолженіи двухъ десятилѣтій однимъ изъ любимѣйшихъ произведеній, и присоединила имя Кида къ самымъ прославленнымъ авторамъ народной сцены. Въ 1602 г. Бэнъ-Джонсонъ помогъ переработать трагедію мести Кида и въ 1614 г. осмѣялъ ее вмѣстѣ съ «Титомъ Андроникомъ». Даже самъ Шекспиръ часто съ насмѣшкою намекаетъ на драму Кида, у которой онъ все-таки кое что позаимствовалъ, какъ напр. притворное безуміе мстителя, введеніе «сцены на сцену», и проч. «Испанская трагедія» была играна послѣ «Тамерлана» Марло, вѣроятно въ 1587 г. или 1588 г. Томасъ Нашъ, получившій образованіе въ Кэмбриджѣ, вскорѣ, подобно Грину, оставилъ свое первоначальное враждебное отношеніе къ Марло и написалъ съ нимъ вмѣстѣ «Дидону». Приведенія Грина (1550?—1592) могутъ быть разсматриваемы, какъ необходимыя дополненія въ величавому, но все-таки одностороннему художественному способу выраженія Марло. Старѣйшему изъ писателей, привыкшему къ риѳмованнымъ стихамъ, тяжело было приспособиться къ преобразованіямъ Марло. Въ двухъ изъ его необыкновенно многочисленныхъ трактатовъ въ прозѣ, въ «Пиремидѣ Кузнецѣ» и въ «Посланіи къ читателямъ джентльмэнамъ» онъ насмѣхался надъ атеистомъ Тамерланомъ и надъ предсказывающими духами, которые считали верхомъ своей учености англійскій бѣлый стихъ.

Больше всего сердило его, бывшаго, подобно Марло, Universityman'ом, мнѣніе, будто бы онъ возстаетъ противъ реформы Марло, потому что самъ не въ состояніи писать подобнымъ бѣлымъ стихомъ. Кромѣ того языкъ Грина никоимъ образомъ не можетъ сравниться съ энергическимъ обиліемъ чувства и гордымъ паѳосомъ стиховъ Марло. Пріятный, разговорный тонъ, который кстати и некстати возвышается до лирическаго паренія, господствуетъ въ драмахъ Грина. Языкъ Марло походитъ на величественный грозный водопадъ въ горныхъ ущельяхъ; языкъ Грина — незначительный ручей, покойно текущій между зелеными полями. Не посчастливилось ему также въ непосредственномъ подражаніи Марло въ «Королѣ Альфонсѣ Аррагонскомъ». Эти два писателя были настолько противоположны, что Гринъ и здѣсь придумалъ своей драмѣ успокоивающую развязку. Марло знаетъ только трагическіе исходы; Гринъ же оканчиваетъ счастливо всѣ свои драмы безъ исключенія. Его Іаковъ IV носитъ заглавіе «Шотландская исторія о Іаковѣ IV; убитомъ при Флоддѣ», но въ самой драмѣ нѣтъ никакого указанія на это происшествіе. Король Іаковъ, который въ преступной страсти даетъ приказаніе убить свою благородную супругу, вслѣдствіе вѣрности спасенной, примиряется опять съ своимъ тестемъ, англійскимъ королемъ, и все кончается счастливо и благополучно. Эту романическую драму нельзя назвать историческимъ произведеніемъ, какъ напр. королевскія драмы Шекспира. Въ 1588 году при дворѣ была играна фантастическая драма Грина «Исторія неистоваго Роланда, одного изъ 12 пэровъ Франціи». Источникомъ былъ Аріосто; но и здѣсь Гринъ не можетъ отказать себѣ въ счастливомъ концѣ; Анжелика и Орландо вступаютъ въ бракъ. Самымъ лучшимъ изъ всего, что написалъ Гринъ, и дѣйствительно превосходными считаются двѣ его комедіи: «Монахъ Бэконъ и Монахъ Бонгей» и «Джоржъ Гринъ, векфильдскій полевой сторожъ». Эти два произведенія можетъ быть самыя народныя, которыя появлялись на театрѣ въ вѣкъ Елисаветы. Расположеніе дѣйствія въ обоихъ весьма свободно. Здѣсь есть любовная исторія королевскаго принца съ хорошенькой дочерью лѣсничаго въ Фресингфильдѣ, которая влюблена въ спутника принца, и выходитъ за него, когда принцъ Эдуардъ побуждаетъ свою страсть. Любовная исторія переплетена волшебными продѣлками Рожера Бэкона и его соперника Вонгея; иноземные князья благоговѣютъ передъ ученымъ оксфордскимъ профессоромъ. Еще милѣе и наивнѣе изложена любовная исторія умнаго и храбраго полеваго сторожа. Онъ ловитъ мятежныхъ вельможъ, порядкомъ колотитъ благороднаго стрѣлка Робина Гуда и удостоивается чести быть посѣщеннымъ королемъ Эдуардомъ. Все это также «гладко и просто, какъ старое время», и изложено въ стилѣ одной веселой народной баллады, какъ ее пѣли о Робинѣ Гудѣ и какъ ее удачно воспроизвелъ Анастасій Грюнъ. Это чисто національная комедія, къ которой именно нельзя предъявлять никакихъ высшихъ требованій. Тикъ сравнивалъ необыкновенно мѣтко драмы Грина съ старыми, немного тяжеловатыми, но милыми картинками, на золотомъ фонѣ которыхъ такъ красиво выдѣляются отдѣльныя фигуры; всѣ эти фигуры своимъ сходствомъ свидѣтельствуютъ о связи, выразить которую въ соотвѣтственной группировкѣ художникъ еще не былъ въ состояніи. Вмѣстѣ съ Томасомъ Лоджемъ (1558—1625), сыномъ одного лондонскаго лордъ-мэра, Гринъ написалъ исторію пророка Іоны нинивійскаго, подъ заглавіемъ «Зеркало для Лондона и Англіи» (1592?). Особенно удачной не вышла эта театральная моральная проповѣдь, которая напоминаетъ о старыхъ Moral Plays. Но Лоджъ, который, подобно Грину, былъ весьма плодовитъ, какъ прозаикъ въ евфуистическомъ стилѣ, поставилъ на сцену въ 1598 г. (напечатана въ 1594) драму: «Раны гражданской войны, живо представленныя въ трагедіяхъ о Маріи и Суллѣ». Это подражаніе Тамерлану заслуживаетъ вниманія, уже какъ первая англійская драма, содержаніе которой было взято, какъ это доказано, изъ перевода Плутарха Нортономъ. Какъ ни была на взглядъ груба и не вѣрна исторіи эта работа рядомъ съ римскими трагедіями Шекспира, все-таки послѣдній многому выучился у Лоджа для трехъ своихъ пьесъ. Какъ въ жизни, такъ и въ искусствѣ ближе всего къ Грину изъ всѣхъ стремившихся къ одинаковой цѣли, стоялъ Джоржъ Пиль (1552—1597). Какъ Дейсъ издалъ произведенія обоихъ въ одномъ томѣ, такъ же и исторія англійской драмы называетъ ихъ имена почти всегда вмѣстѣ. Нашъ величаетъ Пиля primus verborum artifex. Его произведеніе «Судъ Парисовъ», игранное при дворѣ въ 1584 г., принадлежитъ къ старому риѳмованному разряду пьесъ. Юнона и Минерва жалуются на Олимпѣ на судъ Париса и въ концѣ яблоко красоты назначается Елисаветѣ, какъ самой достойнѣйшей. Другія маленькія драматическія работы Пиля походятъ на маскарадныя пьесы. Но въ 1593 г. сочинилъ онъ, побуждаемый «Эдуардомъ II» Марло, знаменитую хронику «Эдуарда I послѣ его возвращенія изъ Святой земли, возмущеніе Левлена въ Уэльсѣ и утопленіе королевы Элеоноры». Не совсѣмъ неосновательно, хотя и безъ надлежащей точки опоры, можно полагать, что вся англійская исторія отъ ея баснословнаго начала и до Генриха VIII была драматизирована до Шекспира въ рядѣ нескладныхъ театральныхъ пьесъ. Еще цехи въ Ковентри имѣли кромѣ мираклей также одно произведеніе, въ которомъ чествовалась англосаксонская побѣда надъ Датчанами. Королевѣ Елисаветѣ понравилась эта старая патріотическая работа, когда ее играли въ 1575 г. въ Кенильвортѣ; это была первая англійская историческая драма. Изъ древнѣйшихъ историческихъ пьесъ сохранилась до нашего времени покрайнѣй мѣрѣ одна: «Знаменитые подвиги Генриха V». Шекспиръ обязанъ нѣкоторыми возбужденіями для своего «Генриха IV» и «Генриха V» этому безформенному произведенію, которое кажется написаннымъ прозою. При недостаткѣ дальнѣйшаго матеріала въ этой области «Эдуардъ II» Марло и «Эдуардъ I» Пиля возбуждаютъ въ насъ особый интересъ, такъ какъ во всякомъ случаѣ псевдошекспировскій «Эдуардъ III» появился только спустя нѣсколько лѣтъ. Драма Пиля кажется ближе чѣмъ «Эдуардъ II» къ исторической драмѣ Шекспира, покрайнѣй мѣрѣ въ томъ отношеніи, что въ ней вмѣстѣ съ трагическою страстью вступаетъ въ свои права и юморъ. Марло вообще не допустилъ въ свое произведеніе никакихъ комическихъ элементовъ; комическія партіи «Фауста» навѣрно происходятъ не отъ него. Шекспиръ въ сохраненіи комическаго послѣдовалъ примѣру Грина и Пиля, но старался, чтобы комическія сцены связывались лучше съ ходомъ пьесы. Шекспиръ благоразумно избѣжалъ слѣдованія за Пилемъ также и въ область библейской драмы. Напечатанное въ 1598 г. «Любовь короля Давида въ прекрасной Вирсавіи вмѣстѣ съ трагедіей объ Авессаломѣ» считается образцовымъ произведеніемъ Пиля. При чтеніи удивляешься, какъ Пиль не умѣлъ соединить въ одно эту драму даже въ томъ случаѣ, когда это являлось легкой задачей и было уже показано въ источникѣ. Преступная любовь Давида и возмущеніе сына слѣдуютъ одно за другимъ; очевидно ему, не удается представить наглядно и послѣдовательно грѣхъ и наказаніе, какъ причину и дѣйствіе. Отдѣльные характеры выступаютъ рѣзко и живо. Языкъ обладаетъ лирическою силою и мягкостью, которыя несвойственны Марло.

Если взять вмѣстѣ труды Марло, Грина, Пиля и Лоджа, то англійская драма уже въ 1590 г. представляетъ величественное и весьма замѣтное зрѣлище. Шахта съ огромными богатствами прорыта, уже видна невозможность къ стремленію ограничить драму опредѣленными областями предметовъ. Не всегда разумѣется можетъ имѣть мѣсто правильный выборъ предметовъ. Свободная подвижность старыхъ пьесъ уцѣлѣла, а фантазія слушателей была пріучена слѣдовать въ одно мгновеніе за словомъ писателя черезъ всѣ страны и времена. Высшее развитіе литературнаго языка при помощи классическихъ образованныхъ людей сдѣлалось полезнымъ для сцены. Иго старины не тяготѣетъ надъ театральнымъ искусствомъ, но все-таки послѣднее старается обогатиться предметами изъ области стараго свѣта. И во время этой жатвы выступаетъ геній, который соберетъ и очиститъ всѣ разнообразные и поднявшіеся колосья и приготовитъ самые благородные плоды для духовнаго наслажденія своего народа и цѣлаго человѣчества. Хотя Шекспиръ писалъ для «читателей всѣхъ временъ» какъ говоритъ предисловіе книгопродавца къ «Троилу и Крессидѣ» но онъ самъ при составленіи своей драмы думалъ только о представленіи ея на сценѣ. Какова же была сцена и англійскій театръ во время Шекспира?