VIII. Поэтическій характеръ Шекспира. Постановка и дальнѣйшая судьба его драмъ

Джонъ Уордъ (1648—1679 г. викарій въ Стрэтфордѣ) въ своихъ запискахъ оставилъ замѣтку, которая причинила много излишняго огорченія благонамѣреннымъ, но малодушнымъ почитателямъ поэта: «Шекспиръ, Драйтонъ и Бэнъ-Джонсонъ — говорится въ ней — весело пировали, выпили лишнее, и слѣдствіемъ этого была горячка, отъ которой и умеръ Шекспиръ». Я не вижу ничего невѣроятнаго или неприличнаго въ томъ, что если уже не совсѣмъ здоровый Шекспиръ, развеселившійся посѣщеніемъ старыхъ друзей, выпилъ съ ними полюбовно, по старому обычаю Фольстафа, одинъ иди нѣсколько стакановъ сладкаго канарскаго вина, и вслѣдствіе возбужденія и не сухой дружеской встрѣчи почувствовалъ себя хуже. Посѣщеніе и пирушка, на которой Шекспиръ по всей вѣроятности былъ очень умѣренъ — Бэнъ-Джонсонъ былъ извѣстенъ какъ сильный пьяница — не были причиной его смерти, но только ускорили ее. Я не хотѣлъ бы такъ легко разстаться съ вѣрою въ справедливость преданія, которое можетъ намъ разсказать о такомъ дружескомъ свиданіи, происходившемъ въ концѣ жизни Шекспира. Михаилъ Драйтонъ, родившійся въ Іоррикширѣ, могъ считаться, послѣ ранней смерти Спенсера, первымъ изъ современныхъ эпическихъ поэтовъ въ Англіи. Бэнъ-Джонсонъ и Шекспиръ были признанныя главы англійской сцены, хотя произведенія Шекспира съ нѣкоторыхъ поръ не пользовались такою любовью, какъ драмы Флетчера. Бэнъ-Джонсонъ, который именно въ 1616 г. получилъ названіе придворнаго поэта (Poeta Laureatus) и приготовилъ собраніе своихъ драмъ для послѣдовавшаго въ томъ же году изданія in folio, жаловался уже нѣсколько лѣтъ на упадокъ сцены. Печатаніе пьесъ его должно было болѣе чѣмъ когда либо обратить его мысли къ драматической поэзіи. О ней шла навѣрно рѣчь во время этого послѣдняго свиданія между двумя драматургами, сдружившимися, какъ люди, но имѣющими противоположныя тенденціи, какъ писатели. Драйтона мы можемъ считать при этомъ только посредникомъ; онъ служитъ представителемъ общихъ литературныхъ тенденцій эпохи, независимыхъ отъ сцены. Бэнъ-Джонсонъ, какъ театральный поэтъ, могъ вспомнить о 18 лѣтней опытности, Шекспиръ же болѣе, чѣмъ о 28 лѣтней. Если они оба во время ихъ послѣдняго свиданія въ Стрэтфордѣ еще разъ говорили о своемъ искусствѣ, то въ ихъ мысляхъ проносилась вся великая эпоха англійскаго театра.

Бэнъ-Джонсонъ достигъ постепенно самоучкой основательнаго научнаго развитія, не смотря на различныя стѣсненныя положенія, какъ каменщика и солдата, сидящаго въ тюрьмѣ и ожидающаго за убійство своего противника на дуэли висѣлицы. Оба университета страны въ 1606 г. выразили уваженіе къ его учености черезъ пожалованіе ему почетной ученой степени. Суровая жизненная опытность и одностороннее изученіе древнихъ, въ особенности римскихъ драматурговъ, подѣйствовали на него сообща и опредѣлили его характеръ, какъ драматическаго писателя. Въ немъ соединялось все то, что въ другихъ случаяхъ разсматривается, какъ противоположность. Онъ ярый реалистъ и послѣдователь классическаго направленія. Кромѣ того Бэнъ-Джонсонъ поэтъ односторонній и разсудочный. Это объясняетъ кажущееся противорѣчіе. Какъ Готшедъ расхваливаетъ 18 столѣтіе, такъ Бэнъ-Джонсонъ превозноситъ древнихъ за ихъ разсудительность, вѣрность природѣ, избѣганіе невѣроятнаго въ ихъ драмахъ при помощи соблюденія трехъ единствъ, и ихъ изображеніе окружающей дѣйствительности въ комедіяхъ. Англійская народная сцена кажется ему во всемъ противоположной. Въ 1598 г., когда Бэнъ-Джонсонъ предложилъ свою первую пьесу дирекціи театра, на англійской сценѣ господствовалъ Шекспиръ, который образовалъ свой талантъ, подражая Марло и Грину; въ произведеніяхъ же послѣднихъ преобладаетъ не разсудочность, а фантазія, что обусловило ихъ присоединеніе къ народной драматургіи Moral Plays. Бэнъ-Джонсонъ съ своей стороны не понималъ и не уважалъ такой исторической традиціи. Но чтобы перенять цѣликомъ драму древнихъ, съ соблюденіемъ всѣхъ правилъ, какъ Сидней и Потенгемъ хотѣли, а лэди Пемброкъ и Даніэль пытались сдѣлать, Бэнъ-Джонсонъ былъ черезчуръ реалистъ и практическій Англичанинъ.

Древняя драма произошла изъ хора, возлѣ котораго только постепенно при отдѣленіи актера отъ хора пріобрѣтали значеніе отдѣльные характеры. Хоръ сначала состоялъ изъ самихъ же гражданъ одной мѣстности. До конца аттической драмы побѣда хора была дѣломъ чести его филы. Хоръ обусловливалъ единство мѣста; потому что лишенъ былъ бы смысла вымыселъ, который переносилъ бы собраніе согражданъ поперемѣнно въ три части свѣта. Единство времени также было связано съ хоромъ. Собравшаяся на празднество публика не хотѣла видѣть изображенія запутанныхъ жизненныхъ отношеній, но вполнѣ законченное дѣйствіе, взятое изъ сказаній о жизни предковъ. Отважное мужество и сильныя страданія людей, какъ въ хорошихъ, такъ и въ злыхъ дѣлахъ, могущество вѣчно управляющей судьбы, отъ которой смертный никогда не можетъ избавиться, наглядно изображаются въ предѣлахъ одного грандіознаго дѣйствія. Благоговѣйный ужасъ и боязнь господства великаго свѣтлаго Олимпійца, также какъ его дочери Ѳемиды, пробуждаются и поддерживаются въ сердцахъ всѣхъ. Никакой комическій элементъ не долженъ проникать въ это священно-серіозное дѣйствіе. За то тѣмъ безграничнѣе господствуетъ веселое насмѣшливое настроеніе въ сатирическихъ пьесахъ. Въ комедіяхъ бичуется дѣйствительность въ символическихъ образахъ, возбуждая безпрерывный смѣхъ въ собравшемся народѣ, которому здѣсь представляются въ идеальныхъ каррикатурахъ его собственныя глупости, и передъ которымъ звучатъ, написанныя анапестомъ, бичующія или укоряющія рѣчи поэта. Кругозоръ еще малъ. Только національные герои и сказанія о богахъ, только нравы родныхъ городовъ могутъ возбуждать участіе въ Эллинахъ. Совершенно противоположнымъ является происхожденіе и развитіе новѣйшей драмы, которую мы прослѣдили начиная съ Miracle и Moral Plays, Masques и Interludes до Шекспира. Драма произошла отъ отдѣльно разговаривавшихъ лицъ, ангела, благочестивыхъ женъ, Христа; общественный хоръ съ самаго начала является второстепеннымъ дѣломъ. Всю исторію Спасителя, которая представляется въ различныхъ мѣстахъ, и которая должна охватывалъ всю жизнь Спасителя, отъ рожденія до воскресенія, вѣрующій зритель желаетъ видѣть въ связи передъ собою. Единство времени и мѣста исключаются съ самаго начала. Единство дѣйствія заключается въ лежащей въ основѣ его идѣе, но здѣсь разыгрывается цѣлый рядъ разнообразныхъ событій; поэтому не можетъ быть никакой рѣчи объ единствѣ дѣйствія въ смыслѣ античной драмы. Все это происходитъ въ чужой странѣ и между чужимъ народомъ. Комикѣ, безъ которой человѣкъ не можетъ обойтись, не отведено особаго мѣста; вслѣдствіе этого она сама вторгается и получаетъ значеніе среди главнаго дѣйствія.

Таково было основное положеніе шекспировской драмы. Присоединеніе ея къ столь отличной въ основѣ древней драмѣ, какъ этого требовалъ Бэнъ-Джонсонъ, могло произойти только на счетъ естественнаго ея развитія. Первоначальныя условія народной драмы имѣли такое могущественное вліяніе въ Англіи, что даже Бэнъ-Джонсонъ не осмѣливался разорвать совершенно связь съ національнымъ прошедшимъ. Если онъ упрекалъ Шекспира въ несоблюденіи правилъ, то послѣдній могъ, смѣясь, цитировать предисловіе Джонсона къ его римской трагедіи «Сеянъ»: «то что я издаю не есть произведеніе истинно соблюдающее правила единства времени; въ немъ нѣтъ также надлежащаго хора. Въ наше время безполезно и невозможно передъ публикой, которой даются представленія обыкновенныхъ вещей, выставить древній блескъ и достоинство драматической поэзіи и при этомъ все-таки доставить удовольствіе народу». Хотя «Сеянъ», не смотря на эти популярныя заявленія, провалился, но Джонсонъ и во второй своей трагедіи «Катилина» не принялъ въ разсчетъ вкусовъ народа, снабдилъ ее хоромъ и еще строже постарался соблюсти единство. Въ содержаніи онъ стремился къ возможно вѣрной передачѣ историческихъ событій (integrity in the story), заставлялъ дѣйствующихъ лицъ говорить словами Тацита, Суетонія, Саллюстія и т. д. и подтверждалъ каждую сцену, каждое слово цитатами изъ классическихъ писателей. За этой прагматической истиной пропадала высокая поэтическая истина, которой дышатъ великія трагедіи Шекспира. Своими двумя трагедіями Бэнъ Джонсонъ произвелъ весьма мало дѣйствія. Англійскую историческую драму онъ просто осуждалъ, какъ онъ заявляетъ въ новомъ прологѣ къ своей комедіи: «Каждый человѣкъ съ своей преобладающей странностью». Съ этимъ взглядомъ онъ проникъ въ новѣйшую драматическую школу. Но настоящимъ его царствомъ была комедія. Произведенія, какъ «Буря», «Зимняя сказка», «Какъ вамъ угодно» внушали ужасъ читателю классическаго направленія. Единство времени соблюдаетъ онъ въ своихъ веселыхъ пьесахъ довольно строго; если пьеса не можетъ происходить въ различныхъ комнатахъ дома, то все-таки она не покидаетъ почвы Лондона. Содержаніемъ служатъ реальныя изображенія нравовъ и обычаевъ лондонской жизни. Что касается единства дѣйствія, то оно не особенно соблюдается. Въ противоположность Шекспиру онъ хвалитъ себя при воспоминаніи о прошедшей дѣятельности, какъ напр., въ предисловіи къ «Волпонэ». Для того, чтобы просвѣтить и исправить публику и поэтовъ, онъ старался не только возстановить древнія формы, «но также обычаи сцены, легкость, приличіе, невинность и наконецъ поучительность (Doctrine), которая составляетъ главную конечную цѣль поэзіи; вообще указать людямъ лучшій образъ жизни. Я подниму подвергшуюся презрѣнію главу поэзіи».

Шекспиръ могъ бы возразить на это самохвальство, что въ комедіяхъ самого Бэнъ-Джонсона съ трудомъ однако можно найти невинность. Насилованіе и нарушеніе супружеской вѣрности или покушеніе на нихъ неизбѣжны въ его комедіяхъ. Многочисленные противники Джонсона упрекали его въ томъ, что онъ передѣлалъ свои комедіи въ сатиры. Но Бэнъ-Джонсонъ пояснялъ, что онъ имѣлъ въ виду сатиру противъ порока, но не противъ лицъ, какъ его противники, и не его вина, если теперь господствуетъ неподобающій обычай указывать вездѣ на скрытый смыслъ и на личныя выходки. Его другъ Чапманъ жаловался еще въ 1605 г. въ предисловіи ко «Всѣмъ глупцамъ», что теперь презираютъ добродушную шутку и свободную ненамѣренную остроту, если онѣ не приправлены соусомъ сатиры. Его произведенія лишены неблагопристойностей, профанацій, богохульства, вообще оскорбляющаго Бога и людей языка, который сдѣлался господствующимъ со времени удаленія Шекспира. Но именно съ этого времени Бэнъ-Джонсонъ сдѣлался первымъ комическимъ писателемъ. Реальное направленіе, которое онъ далъ комедіи, должно было отразиться и на трагедіи. Томасъ Гейвудъ, главный представитель шекспировской школы, жалуется, «что англійская сцена изъ подражанія другимъ націямъ, отъ представленія высокихъ героическихъ предметовъ, великихъ королей и герцоговъ унижается теперь до изображенія хилыхъ любовниковъ, хитрыхъ сводниковъ и обманщиковъ». Кто не съумѣлъ бы оцѣнить преимущества произведеній Джона Вебстера, Бомонта, Флетчера и Форда! Задача, надъ которой они занимаются и рѣшенія ея очень отличаются отъ шекспировскаго пріема. «King and no King» Бомонта и Флетчера, напр. есть драма, простая и строгая по конструкціи, съ рѣзкими очертаніями характеровъ, которые обрисованы съ психологическою глубиною и истиною. Она держитъ зрителя до конца въ лихорадочномъ напряженіи. Но дѣйствіе вращается на томъ, увлечетъ ли страсть короля къ кровосмѣшенію или побѣдитъ его благородный образъ мыслей. Счастливая развязка открываетъ, что возлюбленная на самомъ дѣлѣ не есть его сестра. Гете доказалъ въ своихъ «Сестрахъ», какую чистую обработку допускаютъ подобныя темы. Но все таки очень опасно, если матери, обезчещенныя дѣвушки и жены, которыя мстятъ своимъ тиранамъ, друзья, которые жертвуютъ для любви честью и вѣрностью и т. п. съ особенною любовью изображаются въ драмахъ. Даже Шекспиръ представилъ сильный чувственный пылъ въ «Ромео и Джульеттѣ», сладострастнѣйшую жадность въ «Троилѣ и Крессидѣ». Слѣдующіе за ними драматурги нарочно выбирали пикантныя матеріи и обработывали ихъ пикантно. Послѣ Шекспира нравственность быстро понизилась. Вліяніе, которое еще въ царствованіе Іакова I совершенно непохожая испанская драма имѣла на англійскую, не было утѣшительнымъ. Англійская драма требовала всегда обильнаго содержанія. Теперь она была имъ переполнена. Драмы Шекспира вскорѣ показались слишкомъ простыми. Дѣйствія должны были громоздиться одно на другомъ. Какъ для древней, такъ и для англійской драмы было необыкновенно полезно, что одно время постоянно обработывались одни и тѣ же сюжеты. Поэтъ не долженъ былъ мучиться заготовленіемъ и обработываніемъ сыраго матеріала; онъ видѣлъ ошибки своихъ предшественниковъ; могъ ихъ исправлять. Шекспиръ также пользовался такой предварительной работой и ей онъ обязанъ высокой отдѣлкой своихъ произведеній. Свободнаго изобрѣтенія и приготовленія матеріала, чего мы желаемъ отъ поэта, современники Шекспира требовали такъ же мало, какъ современники Софокла. Въ основѣ самыхъ удачныхъ драмъ Кальдерона лежатъ сюжеты уже раньше разработанные Лопе де Вегой. Если уже при Елизаветѣ охота къ зрѣлищамъ достигла большаго развитія, то при Іаковѣ I она возрасла безъ мѣры и постоянно искала развлеченія въ новыхъ сюжетахъ. Брались за все возможное; при помощи новизны содержанія и удивительнаго веденія интриги старались возбудить и насытить потерявшихъ вкусъ лакомокъ. Драматическая техника развила въ Бомонтѣ, Мессинжерѣ, Вебстерѣ, Фильдѣ большую виртуозность, чѣмъ та, которую мы встрѣчаемъ въ драмахъ Шекспира. Отдѣльныя явленія какъ напр. величавая въ своей простотѣ трагедія Аннiй и Виргинія Вебстера могутъ быть поставлены рядомъ съ драмами Шекспира. Но уже въ моментъ смерти Шекспира англійская драма въ цѣломъ обнаруживаетъ вырожденіе. Марло, Лоджъ, Гринъ являются архаистами; послѣдователи Шекспира впадаютъ въ неестественность. Много говорили о реализмѣ Шекспира, и вполнѣ справедливо, коль скоро дѣло касается сравненія его напр. съ Шиллеромъ. Но если сравнить творца «Гамлета» и «Зимней сказки» съ современными ему и слѣдующими за нимъ театральными писателями, то Шекспиръ окажется вполнѣ идеалистомъ передъ реальнымъ направленіемъ школы Джонсона. Въ противоположность грубому реализму Чапмана, Фильда, Мессинжера, Вебстера, творецъ «Какъ вамъ угодно» и «Ромео и Джульетты» является «сладкимъ Шекспиромъ, сыномъ фантазіи» (sweet Shakspeare, Fancys child), какъ называетъ его Мильтонъ въ «Аллегро». Кокетничанье съ наступившимъ съ Бэнъ-Джонсоном классическимъ направленіемъ не могло препятствовать нравственному запустѣнію и матеріальному обремененію англійской драмы. Вкусъ публики, которая охотно приняла кровавыя произведенія Чапмана и Четтла за подражаніе «Гамлету», понижался все болѣе подъ возраставшимъ вліяніемъ придворнаго театра, и почтенное среднее сословіе, нѣсколько лѣтъ спустя послѣ смерти Шекспира, дѣйствительно отворотилось отъ драматическаго искусства, которое только изображало страсти, не очищая ихъ трагически. Признакомъ упадка сцены служило то, что на ней сдѣлался господствующей такъ называемая трагикомедія. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, какъ напр. въ «Мѣрѣ за Мѣру», этому роду отдалъ дань даже самъ Шекспиръ.

Однако, какъ ни у мѣста драма съ счастливымъ исходомъ, различіе между комедіей и трагедіей не должно быть сглаживаемо въ смѣшанной драмѣ. Если употребленіе трагическихъ мотивовъ и элементовъ вошло въ правило въ весело кончающейся драмѣ, это есть вѣрный признакъ усыпленія и изнѣженности самой публики. Нерѣшительное, слабое правленіе Стюартовъ находитъ въ этихъ трагикомедіяхъ соотвѣтственное изображеніе, подобно тому, какъ мощная энергія елизаветинской эпохи въ трагедіяхъ Шекспира.

Бэнъ-Джонсонъ въ прологѣ къ произведенію «Каждый человѣкъ съ своей странностью» называетъ драму «изображеніемъ времени и игрою человѣческихъ глупостей». Какъ похоже это изрѣченіе на знаменитое мѣсто въ «Гамлетѣ», но ясное пониманіе дѣла въ основѣ различно. Бэнъ-Джонсонъ хочетъ представить вѣрное изображеніе окружающей дѣйствительности, вѣрное до мелочей, какъ любили воспроизводить голландскіе живописцы. Шекспиръ извѣщаетъ насъ словами Гамлета о своемъ взглядѣ на сущность драмы: «Все, что изысканно, противорѣчитъ намѣренію театра, цѣль котораго была, есть и будетъ отражать въ себѣ, какъ въ зеркалѣ, природу; придать добродѣтели ея собственныя черты, пороку его собственный образъ; изобразить духъ и тѣло эпохи, ея форму и отпечатокъ». Драматическій писатель долженъ представлять въ своихъ драмахъ не случайную, окружающую поэта дѣйствительность, какъ она обусловлена временемъ и національностью, но онъ долженъ рисовать образъ общечеловѣческаго, какъ онъ просвѣчиваетъ сквозь оболочку національности и времени. Насколько поэтъ можетъ художественно изобразить имѣющее общечеловѣческое значеніе въ особой формѣ, обусловленной національнымъ развитіемъ, настолько онъ самъ и его произведенія принадлежатъ міровой исторіи. Ни одинъ поэтъ до Гете и Шиллера не представлялъ это общечеловѣческое въ болѣе многообъемлющихъ и мощныхъ произведеніяхъ, какъ Шекспиръ. «Онъ первый», говоритъ Рихардъ Вагнеръ, «довелъ исторію и вымыселъ до такой убѣдительной характеристической истинности, что ни одинъ поэтъ до него не былъ въ состояніи изображать людей съ такой разнообразной сильно дѣйствующей индивидуальностью, какъ Шекспиръ». Его посредствующее положеніе между античной трагедіей и формулирующейся сущностью новѣйшей прежде всего призналъ и высказалъ Гете: (VIII, 6—8.) «Никто», заявляетъ Гете въ 1813 г. въ своей статьѣ «Шекспиръ, въ сравненіи съ древними и новѣйшими», «никто можетъ быть не изобразилъ прекраснѣе Шекспира перваго великаго соединенія воли и долга въ индивидуальномъ характерѣ». Само по себѣ понятно, какъ далеко отступаетъ это опредѣленіе драмы, данное въ «Гамлетѣ» отъ идеала древней драмы. Но даже юный Шиллеръ въ 1782 г. въ сочиненіи «О современномъ нѣмецкомъ театрѣ», выбравъ образцомъ Шекспира, произвелъ, нельзя сказать, чтобы незначительныя измѣненія, въ словахъ Гамлета. Шиллеръ называетъ комедію «откровеннымъ зеркаломъ человѣческой жизни, въ которомъ освѣщаются самые тайные уголки сердца и отражаются фресками, гдѣ всѣ эволюціи добродѣтели и порока, всѣ самыя спутанныя перипетіи счастія, достопримѣчательная экономія высшей предусмотрительности, которая въ дѣйствительной жизни часто незамѣтно теряется, гдѣ, говорю я, все это, изложенное въ маленькихъ плоскостяхъ и формахъ, дѣлается яснымъ для самаго тупаго взгляда». Хотя Шиллеръ въ послѣднемъ періодѣ своего развитія призналъ это опредѣленіе существенно правильнымъ, но различно видоизмѣнялъ его соотвѣтственно своимъ просвѣтленнымъ взглядамъ на искусство. Шекспиръ написалъ свое опредѣленіе драмы въ «Гамлетѣ» въ то время, когда онъ стоялъ уже на высотѣ художественнаго творчества. Такъ какъ взгляды на начало собственно поэтической дѣятельности Шекспира расходятся на нѣсколько лѣтъ, а о концѣ его творчества даже на цѣлое десятилѣтіе, то всѣ попытки опредѣлить годъ происхожденія отдѣльныхъ драмъ имѣютъ за собой мало достовѣрности. Только появленіе отдѣльныхъ Quarto и перечисленіе пьесъ Шекспира Миресомъ указываютъ намъ опредѣленные предѣлы. Но если мы изъ этого узнаемъ годъ, до котораго уже существовала драма, то все-таки намъ не дано точныхъ свѣдѣній о времени, когда она была дѣйствительно составлена. Хотя въ той или другой формѣ дѣлаются намеки, которые даютъ возможность точнѣе опредѣлять время сочиненія драмы, но противъ нихъ были высказаны соображенія, нельзя ли смотрѣть на эти намеки, отчасти какъ на позднѣйшія добавленія и вставки. Тѣ немногіе, точные хронологическіе выводы, которые считались доказанными, были опять подвергнуты сомнѣнію, причемъ многіе, особенно англійскіе критики, допускали различныя обработки отдѣльныхъ драмъ самимъ Шекспиромъ. При всемъ недостаткѣ показаній источниковъ, мы все-таки можемъ даже указать на встрѣчающіяся то тамъ, то здѣсь въ литературной исторіи передѣлки, предпринятыя самимъ авторомъ, какъ напр. на «Облака» Аристофана. Опредѣлить фактически что нибудь подобное, хотя бы для одной изъ драмъ Шекспира, невозможно. Относительно его можно постоянно высказывать только предположенія, которыя въ лучшемъ случаѣ могутъ быть съ такою же убѣдительностью утверждаемы, какъ и опровергаемы. Мы не можемъ указать отдѣльно года возникновенія той или иной драмы, но можемъ, конечно въ общемъ, опредѣлить поэтическое развитіе Шекспира въ хронологическомъ порядкѣ. Насколько это развитіе выступаетъ въ выдвигающемся болѣе серіозномъ или болѣе веселомъ міровоззрѣніи, въ болѣе поверхностной или болѣе глубокой обработкѣ этическихъ проблемъ, указываетъ измѣненіе настроенія и просвѣтленіе самого поэта, какъ они выражаются въ его произведеніяхъ. Ни одинъ не предубѣжденный читатель не будетъ сомнѣваться, что въ «Бурѣ» и «Макбетѣ» изображается болѣе зрѣлый человѣкъ и художникъ, нежели въ «Снѣ на Иванову ночь» и «Ромео и Джульеттѣ». Рука объ руку съ большимъ пониманіемъ и толкованіемъ матеріала идетъ и измѣненіе стиля. Въ драмахъ, которыя склонны приписывать вслѣдствіе ихъ содержанія къ юношескому времени поэта, встрѣчается болѣе частое употребленіе риѳмы, чѣмъ въ другихъ произведеніяхъ (ср. I, 13). Строго установленный бѣлый стихъ дѣлается постепенно свободнѣе, мужское окончаніе стиха (‿—‿—‿—‿—‿—) оттѣсняется вслѣдствіе перевѣса женскаго (‿—‿—‿—‿—‿—‿). Если раньше стихъ и предложеніе большею частію совпадали, то впослѣдствіи стихъ все рѣшительнѣе приноравливается къ разговору. Онъ дѣлается драматически вдохновеннѣе и оживленнѣе, причемъ переноситъ мысль и предложеніе изъ одного стиха въ другой (Enjambement); «rime brechen» называли это средневѣковые нѣмецкіе поэты. Самый языкъ дѣлается болѣе тяжелымъ и сжатымъ, иногда то здѣсь, то тамъ трудно понятнымъ; сравненія смѣлѣе и многочисленнѣе. Для хронологическаго опредѣленія въ особенности считалось рѣшительнымъ присутствіе женскихъ риѳмъ, хотѣли опредѣлить ихъ число и по процентному количеству ихъ установить порядокъ слѣдованія пьесъ. Сколь цѣнное пособіе для хронологіи мы не пріобрѣли бы этими изслѣдованіями, несомнѣнное средство, какъ многіе воображаютъ, все-таки этимъ никакимъ образомъ не дается и съ помощью его никогда не можетъ быть установленъ вполнѣ точный пріемъ. До сихъ поръ не могли прійти къ соглашенію, сколько можно различать періодовъ въ ходѣ развитія Шекспира; ихъ насчитывали 3, 4, 5, даже 6. Такъ наприм. Б.Т. Стрэтеръ представилъ слѣдующее раздѣленіе: натуралистически-античный стиль первой молодости, подражающій италіанскому стиль перваго расцвѣта, историко-реальный и юмористическій стиль, возвышенный трагическій стиль и наконецъ фантастическій стиль «Зимней Сказки». Классификація существующихъ произведеній по этимъ 5 періодамъ не могла быть проведена безъ натяжки. Во введеніяхъ къ трагедіямъ и къ позднѣйшимъ комедіямъ, равно какъ и во введеніяхъ къ отдѣльнымъ драмамъ упомянуто объ эстетическомъ и историческомъ положеніи шекспировскихъ произведеній въ отдѣльности; поэтому я долженъ ограничиться указаніемъ на введенія къ 12 томамъ настоящаго изданія¹.

Эпоха возрожденія ввела новое воззрѣніе въ человѣчество. Шекспиръ выразилъ его въ поэзіи. Въ этомъ заключается его несравненное значеніе въ міровой исторіи; «мѣсяцъ романтики,» пишетъ Фишеръ, «еще на небѣ, между тѣмъ какъ солнце просвѣщенія уже взошло; въ этомъ состоитъ безконечное удобство его историческаго положенія. Онъ смотритъ назадъ на великолѣпіе, величіе и энергію феодальной рыцарской жизни, и впередъ въ бездонныя глубины сосредоточеннаго въ самомъ себѣ человѣческаго сознанія, которое должно при помощи размышленія образовать новое время и произвести новый міръ самосознательной нравственности, разума и знанія свѣта». Несравненно также мѣсто Шекспира въ исторіи англійской литературы. Онъ первый поэтъ Англіи, обладающій такимъ могущественнымъ языкомъ, и даже, можетъ быть исключая Гете, первый поэтъ во всей новѣйшей литературѣ. Лексиконъ словъ Мильтона немного менѣе 7500, количество же словъ, встрѣчающихся въ драмахъ Шекспира колеблется между 14 и 15 тысячами. Въ настоящее время этихъ словъ вышло изъ употребленія можетъ быть болѣе 500, еще болѣе словъ измѣнило свое значеніе, изъ сокровищницы же Мильтона едва ли 100 выраженій сдѣлались чуждыми англійскому языку нашихъ дней. Къ концу 18 столѣтія языкъ англійскихъ писателей пріобрѣталъ все болѣе романскаго элемента, такъ что напр. языкъ Гиббона представляетъ только 70 процентовъ словъ нѣмецкаго происхожденія, тогда какъ языкъ Шекспира содержитъ 89—91 процентъ словъ, происшедшихъ отъ германскихъ корней; его превзошелъ только Чосеръ, который колеблется между 88 и 93 процентами, и англійская библія, которая имѣетъ 96 процентовъ словъ нѣмецкаго происхожденія. Мы можемъ смотрѣть съ полнымъ правомъ на Шекспира, какъ на германскаго поэта. Какъ англійскую, такъ и германскую драму, онъ довелъ до высшаго развитія, котораго они достигли передъ второй половиной 19 столѣтія. Когда Шекспиръ впервые пріѣхалъ въ Лондонъ, въ то время, не смотря на заслуги Марло и Грина, противоположности оставались неулаженными: школа стараго — классическаго направленія, придворная комедія Лилли и народная сцена. Подобныя противоположности не могутъ быть уничтожены; что же касается тѣхъ, которыя относятся къ самой сущности вещей, въ шекспировскихъ произведеніяхъ казалось послѣдовало примиреніе противоположныхъ художественныхъ принциповъ. Я не вѣрю, чтобы Шекспиръ творилъ съ размышленіемъ и теоретическими соображеніями, какъ это дѣлали нѣмецкіе поэты 18 столѣтія, въ особенности Шиллеръ въ «Валленштейнѣ». Однако счастливый геній Шекспира предназначалъ ему остаться на почвѣ національной драмы. Но даже въ нее онъ воспринималъ высшіе составные элементы наличной драмы возрожденія. Чего не были въ состояніи сдѣлать подражатели древней драмы, то сотворилъ Шекспиръ, слѣдуя національному и собственному генію: родственное эллинскому новое драматическое искусство. То, что высказалъ первый Лессингъ, о духовномъ родствѣ Шекспира съ Софокломъ, было признано въ 19 столѣтіи Нѣмцами, Англичанами и Французами.

Къ сожалѣнію Шекспиръ, поэтъ эпохи возрожденія, представляетъ еще одно сходство съ эллинскими драматургами: текстъ его произведеній дошелъ въ плохомъ видѣ. Уже было замѣчено, что пьесы, которыя писались для народной сцены, обыкновенно не были причисляемы къ литературѣ въ собственномъ смыслѣ слова. Playwrigther (сочинитель пьесъ) былъ на откупу у актеровъ, въ интересѣ которыхъ было не допустить драму къ печатанію, чтобы сохранить монополію представленія. Но иногда не смотря на строгое сохраненіе въ тайнѣ манускрипта, пьеса все-таки давалась въ другихъ мѣстахъ, такъ какъ если она имѣла особенный успѣхъ, то другія труппы комедіантовъ тотчасъ же заставляли своихъ поэтовъ писать подобную же пьесу или подъ такимъ же заглавіемъ и такого же содержанія. Люди, которые не могли или не хотѣли посѣщать театровъ, а еще болѣе самые страстные посѣтители ихъ, охотно читали театральныя произведенія. Печатаніе ихъ было прибыльнымъ дѣломъ для издателя. Одинъ или другой поэтъ, напр: Вебстеръ или Бэнъ-Джонсонъ напечатали свои отдѣльныя драмы послѣ соглашенія съ актерами или же не смотря на ихъ противорѣчіе; Томасъ Гейвудъ объявлялъ въ предисловіи къ своей драмѣ «Изнасилованіе Лукреціи», что многіе писатели комедій пытались получить двойныя деньги за продажу ихъ работъ, продавая свои произведенія сначала сценѣ, а затѣмъ издателямъ для напечатанія; «съ своей стороны я заявляю, что всегда честно поступалъ относительно первыхъ, и никогда не былъ виноватъ передъ послѣдними. Но такъ какъ нѣкоторыя изъ моихъ пьесъ попали въ руки издателей, — безъ моего вѣдома — и вслѣдствіе этого были напечатаны такъ безобразно и искаженно, что я не былъ въ состояніи узнать ихъ и стыдился признать за свою собственность, то поэтому я теперь издаю ихъ самъ». Заявленіе Гейвуда показываетъ, что не правы тѣ, которые вслѣдствіе искаженія текста въ Quarto и Folio драмъ Шекспира, приходятъ къ заключенію о передѣлкѣ ихъ самимъ авторомъ. Бэнъ-Джонсонъ самъ печаталъ каждую изъ своихъ драмъ. Съ произведеніями, изданіемъ которыхъ завѣдывали не сами авторы, книгопродавцы умѣли сами справляться. Англійская книжная торговля уже при Елизаветѣ не была такой совершенно беззащитной и безправной, какъ въ началѣ этого столѣтія въ Германіи. Книгопродавецъ, какъ и купецъ, какъ только онъ вносилъ изданіе въ реестръ своей гильдіи, былъ защищаемъ закономъ отъ обезцѣниванія своего товара перепечаткой. Поэтъ же и писатель были безправны. Издатели драматической литературы старались пріобрѣсти произведенія любимыхъ поэтовъ и посылали въ театръ стенографовъ (Shortandwrighters), которые должны были впродолженіе нѣсколькихъ представленій записать извѣстную драму. Иногда удавалось одному изъ актеровъ, не принадлежащихъ къ труппѣ, добыть себѣ часть или весь манускриптъ пьесы, причемъ онъ дѣлалъ съ нея копію и продавалъ издателю. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ удавалось труппѣ уничтожить даже уже объявленное изданіе. Шекспиръ, какъ соучастникъ труппы каммергера, имѣлъ матеріальный интересъ въ томъ, чтобы его произведенія не были напечатаны. Удержало ли его отъ этого пренебреженіе къ этимъ Trifles, (бездѣлкамъ) чтобы стать впослѣдствіи душеприкащикомъ своихъ произведеній, мы этого не знаемъ. Дѣло въ томъ, что онъ самъ не далъ въ печать ни одной своей драмы, и весьма вѣроятно, что послѣ того, какъ онѣ появились безъ его содѣйствія, онъ даже не позаботился о томъ, насколько онѣ были искажены. Мы знаемъ о другихъ поэтахъ, что они принуждали книгопродавцевъ по крайней мѣрѣ снять ихъ имя съ заглавія, такъ какъ часто оно печаталось для привлеченія покупателей въ заглавномъ листѣ произведеній, которыя принадлежали другимъ авторамъ. Шекспиръ ни разу не былъ одержимъ такою ревностью къ своему литературному имени. Когда онъ умеръ, изъ 36 пьесъ, признанныхъ за подлинныя, около 17 находилось въ отдѣльныхъ изданіяхъ. Большая часть этихъ Quarto, какъ они назывались вслѣдствіе ихъ формата, были распространены въ двухъ или трехъ изданіяхъ. Высчитываютъ, что общее число всѣхъ экземпляровъ простиралось до 18 тысячъ. Такъ какъ плата за Quarto составляла 6 пенсовъ, 2½ шиллинга по настоящему курсу, то драмы Шекспира должны были еще при его жизни встрѣтить необыкновенное одобреніе со стороны читающей публики, ибо большая часть публики не могла еще читать. Чаще всего (5 разъ) были напечатаны «Ричардъ III и первая часть Генриха IV». Отъ перваго появились Quarto въ 1597, 1598, 1602, 1605 и 1612 г.; отъ послѣдняго 1598, 1599, 1604, 1608, 1613. 4 раза были напечатаны «Ричардъ II» (1597, 1598, 1608, 1615). «Гамлетъ» (1603, 1604, 1605, 1611) и «Ромео и Джульетта» (1597, 1599, 1602, 1604). «Купецъ Венеціанскій въ 1600 и Лиръ 1608 г. появились въ двухъ изданіяхъ. Второе изданіе «Виндзорскихъ Кумушекъ» (1602) появилось только 3 года спустя послѣ смерти Шекспира. Остальныя 8 драмъ (2 и 3 части «Генриха VI,» «Безплодныя усилія любви,» «Титъ Андроникъ», «Сонъ въ Иванову ночь», 2 часть «Генриха IV», «Троилъ и Крессида», «Отелло») извѣстны только въ одномъ изданіи. Качество и достовѣрность текста въ Quarto очень различны; въ нѣкоторыхъ творчество Шекспира искажено до неузнаваемости, что не должно удивлять, если вспомнить способъ ихъ происхожденія. Въ 1616 Бэнъ Джонсонъ издалъ свои драмы in folio, чѣмъ навлекъ на себя много насмѣшекъ. Только постепенно привыкли смотрѣть на театральныя пьесы, какъ на поэтическія произведенія. Еще въ 1633 пуританинъ Вилліамъ Прайнъ могъ насмѣхаться въ Гистріомастиксѣ, («бичѣ актеровъ») что многія театральныя изданія изъ Quarto выросли въ Folio.

Съ сожалѣніемъ говоритъ онъ о цѣнахъ, которыя требовались и платились за эти изданія. «Пьесы Шекспира напечатаны на самой лучшей бумагѣ, на гораздо лучшей, чѣмъ многія библіи». Онъ могъ бы по крайней мѣрѣ утѣшиться тѣмъ, что самая печать была очень плоха. Въ началѣ 20 годовъ два актера Джонъ Гемингсъ и Генри Кондель, о которыхъ Шекспиръ упомянулъ въ своемъ завѣщаніи, рѣшили собрать всѣ подлинныя рукописи драмъ Шекспира. Четыре лондонскихъ книгопродавца приняли участіе въ этомъ драгоцѣнномъ предпріятіи и въ изданіи in Folio, которое стоило тогда 1 фунтъ, а теперь за отдѣльныя экземпляры котораго платятъ по 716 фунтовъ: «Мистера Вилліама Шекспира Комедіи и Трагедіи. Изданы по подлиннымъ рукописямъ. Лондонъ. Напечатаны у Исаака Джегерда и Эдуарда Блоунта 1623».

За портретомъ автора, гравированнымъ Дрезго́утомъ, который Бэнъ Джонсонъ расхваливаетъ въ стихахъ, какъ весьма схожій, слѣдуютъ два предисловія издателей. Оглавленію пьесъ предшествуетъ перечисленіе замѣчательнѣйшихъ актеровъ, принимавшихъ участіе въ этихъ пьесахъ. Первое предисловіе содержитъ посвященіе благороднѣйшимъ графамъ Пэмброку и Монгомери и гласитъ:

«Высокочтимые лорды! Стремясь выразить свою благодарность за благорасположеніе, высказанное намъ Вашими сіятельствами, мы очутились въ весьма щекотливомъ положеніи, желая соединить двѣ вещи, самыя противоположныя, какія только существуютъ: робость и смѣлость; смѣлость въ рѣшеніи и робкое сомнѣніе въ успѣхѣ. Если принять въ разсчетъ положеніе, которое занимаютъ Ваши сіятельства, мы должны признать, что важность его слишкомъ велика, чтобъ снизойти до чтенія этихъ бездѣлокъ, а называя ихъ бездѣлками, мы тѣмъ самимъ лишаемъ себя оправданія нашего посвященія. Но такъ какъ Ваши сіятельства принимали эти бездѣлки за нѣчто и почтили Вашимъ расположеніемъ какъ ихъ, такъ и ихъ автора, котораго вы пережили и которому не довелось быть издателемъ собственныхъ произведеній, то мы надѣемся, что Вы окажете этимъ произведеніямъ такое же снисхожденіе, какое Вы оказывали ихъ творцу. Большая разница, если книга принуждена искать себѣ покровителей или же заранѣе находитъ ихъ; съ этой книгой было и то и другое. Такъ какъ Вашимъ сіятельствамъ очень понравились нѣкоторыя пьесы при ихъ представленіи, то это самое побудило насъ посвятить Вамъ этотъ томъ. Мы собрали эти пьесы и думаемъ что оказали услугу умершему, нашедши его сиротамъ опекуновъ; мы не ищемъ ни нашей выгоды, ни славы; мы только хотимъ живо сохранить память о такомъ достойномъ другѣ и товарищѣ, какимъ былъ нашъ Шекспиръ, смиренно прося принять его пьесы подъ Ваше высокое покровительство. И такъ какъ, мы вѣрно замѣтили, что каждый не иначе осмѣливается приближаться къ Вашимъ сіятельствамъ какъ съ религіозною робостью, то съ нашей стороны было самою большою заботою сдѣлать приносимое посредствомъ выполненія достойнымъ Вашихъ сіятельствъ. При этомъ, мы все таки должны просить, милорды, принять въ разсчетъ наши силы. Мы не въ состояніи сдѣлать то, что превышаетъ наши способности. Руки земледѣльцевъ приносятъ богамъ въ жертву молоко, сливки, плоды или то, что имѣютъ, а нѣкоторыя націи — какъ мы слыхали — которыя не имѣютъ у себя смирны и ладона, достигаютъ исполненія своей просьбы, принося въ жертву простую лепешку изъ тѣста. Имъ было дозволено приближаться къ своимъ богамъ съ тѣмъ, что находилось въ ихъ распоряженіи, ибо и маловажные предметы дѣлаются цѣнными, когда они посвящаются храмамъ. Въ этомъ смыслѣ посвящаемъ мы смиреннѣйшимъ образомъ Вашимъ сіятельствамъ литературные останки Вашего слуги Шекспира; что есть въ нихъ цѣннаго пусть принадлежитъ всегда Вашимъ сіятельствамъ, ему — слава, а намъ — ошибки, если онѣ все таки найдутся, не смотря на искреннее желаніе вашихъ покорнымъ слугъ выразить исправностью изданія благодарность Вашимъ Сіятельствамъ и за мертваго и за живыхъ».

За этимъ посвященіемъ, которое, изложенное въ обыкновенномъ стилѣ посвященій, даетъ драгоцѣнныя объясненія отношеній Шекспира къ двумъ графамъ, слѣдуетъ въ совершенно другомъ тонѣ обращеніе «Къ читателямъ».

«Здѣсь подразумѣваются всѣ, начиная отъ самаго образованнаго и кончая тѣмъ, кто знаетъ только склады. Для насъ было бы лучше, если бы вы были благосклоннѣе, тѣмъ болѣе, что судьба всѣхъ книгъ зависитъ отъ вашихъ способностей, и не только отъ способностей вашей головы, но и отъ вашего кошелька. Такъ и быть! Теперь наша книга сдѣлалась общественнымъ достояніемъ и вы будете, мы это знаемъ, настаивать на вашихъ привиллегіяхъ, чтобы читать и критиковать. Дѣлайте это, но раньше купите книжку. Это всего лучше рекомендуетъ книгу, какъ говорятъ издатели. Потомъ какъ бы ни были разнообразны ваши способности, пользуйтесь ими безъ всякаго состраданія. Судите по цѣнности вашихъ шести пенсовъ, шиллинговъ, пяти шиллинговъ или даже, по желанію, болѣе, тогда быть можетъ вы возвыситесь до настоящей оцѣнки, и въ добрый часъ! Но чтобы вы ни дѣлали, прежде всего покупайте. Одна критика не можетъ помочь торговлѣ и дать ходъ дѣлу. И хоть вы даже и занимаете верховное положеніе въ царствѣ остроумія и возсѣдаете для составленія сужденія объ играемыхъ каждый день пьесахъ на сценѣ Блакфрайера или Кокпита, знайте, что эти пьесы уже выдержали свое испытаніе и прошли черезъ всѣ инстанціи; и теперь появляются скорѣе по желанію двора, нежели благодаря закупленнымъ похвальнымъ отзывамъ. Мы сознаемся, было бы желательно, чтобы авторъ самъ дожилъ до изданія и просматриванія своихъ произведеній, но такъ какъ опредѣлено иначе и смерть сдѣлала невозможнымъ для Шекспира исполненіе этой обязанности, то просимъ васъ не относиться недоброжелательно къ его друзьямъ, которые взяли на себя трудную и полную заботъ задачу собрать эти произведенія и издать ихъ. До сихъ поръ вы были вводимы въ обманъ различными украденными и не настоящими копіями, искаженными плутовствомъ и жадностью къ наживѣ недобросовѣстныхъ поддѣлывателей, которые были ихъ издателями. Теперь эти пьесы предстаютъ передъ вами въ неискаженномъ видѣ, со всѣми частями и въ такомъ количествѣ, какъ написалъ ихъ авторъ. Онъ, который былъ такимъ счастливымъ подражателемъ природы, былъ также и совершеннѣйшимъ истолкователемъ ея (a most gentle expresser). Умъ и исполненіе шли въ немъ рука объ руку. То, о чемъ онъ думалъ, онъ выражалъ такъ легко, что въ его рукописяхъ почти нѣтъ поправокъ. Но въ нашу задачу не входитъ восхвалять его, такъ какъ мы только собираемъ и даемъ вамъ его произведенія. Это дѣло читателей. Надѣясь на ваши разнообразныя способности пониманія, мы думаемъ, что вы найдете въ нихъ достаточно привлекательнаго и плѣнительнаго, такъ какъ его духъ такъ же мало могъ оставаться непонятнымъ, какъ и совершенно исчезнуть. Поэтому читайте его, и читайте много разъ. И если вы и послѣ этого его не полюбите, то вы находитесь въ явной опасности совершенно не быть въ состояніи его понять. Въ такомъ случаѣ мы предоставляемъ васъ другимъ его друзьямъ, которые, если вамъ это нужно, могутъ быть вашими руководителями; если же вы въ нихъ не нуждаетесь, вы слѣдовательно въ состояніи руководить себя и другихъ. Такихъ читателей мы желаемъ автору».

Мы обязаны Гемингсу и Конделю величайшей благодарностью за ихъ трудъ. Руководимые искреннимъ желаніемъ, они безъ сомнѣнія, выполнили свое дѣло такъ хорошо, какъ только могли это сдѣлать. Признаніе заслугъ издателей нисколько не уменьшается, если они даже въ предисловіи обѣщали болѣе, нежели сдѣлали въ дѣйствительности. Въ основу текста одной части пьесъ они ни въ какомъ случаѣ не употребляли подлинныхъ рукописей, но просто перепечатывали ихъ съ украденныхъ изданій in quarto, которыя они сами называли искаженными. О характерѣ своего изданія они не сочли нужнымъ болѣе распространяться. Они не говорятъ также, какъ обыкновенно принято, что подлинныя рукописи Шекспира находились въ ихъ распоряженіи, но только увѣряютъ, что Шекспиръ ничего не измѣнялъ и не исправлялъ въ своихъ рукописяхъ. Нужно хорошо вникнуть въ характеръ ихъ заявленія. Большая часть драмъ, которыя перепечатали Гемингсъ и Кондель, были настольными книгами труппы. Первое изданіе in Folio передало драмы не такъ, какъ они были первоначально написаны Шекспиромъ, но какъ онѣ давались послѣ его смерти на театрахъ Блакфрайера и Глобуса. Разница между ними была довольно значительна. Такъ напр. въ царствованіе Іакова I было запрещено актерамъ произносить имя Бога и божественныхъ предметовъ. Это повлекло за собою измѣненіе въ текстѣ драмъ Шекспира. Относящіяся сюда мѣста были или совсѣмъ выпущены или замѣнены миѳологическими выраженіями. Мы можемъ легко догадаться сколькимъ произвольнымъ искаженіямъ должно было подвергнуться слово поэта втеченіе нѣсколькихъ лѣтъ, если сравнимъ, что перетерпѣлъ текстъ нѣмецкихъ классиковъ въ нѣмецкомъ театрѣ въ теченій 80 лѣтъ. Но къ сожалѣнію въ произведеніяхъ Шекспира мы не въ состояніи противоставить этимъ искаженіямъ собственный текстъ поэта.

Притомъ же и на древней англійской сценѣ имѣли мѣсто сокращенія и выбрасыванія, къ которымъ обыкновенно прибѣгаютъ наши режиссеры. Изданія Quarto, которыя были напечатаны при жизни Шекспира содержатъ въ себѣ цѣлые монологи (въ «Гамлетѣ») и сцены (въ «Титѣ Андроникѣ»), которыхъ нѣтъ въ изданіи in folio, потому что они были выброшены во время представленій въ 1623 г. Въ другихъ случаяхъ, напр: въ комедіи «Два Веронца», а также и въ «Тимонѣ» у издателей повидимому были въ распоряженіи только отдѣльные списки ролей. Изъ нихъ можно было составить текстъ, но только съ пропусками. Если уже всѣ эти обстоятельства могли оказать вредное вліяніе, то къ этому присоединяется еще большій недостатокъ, а именно, что изданіе in folio 1623 г. было напечатано необыкновенно плохо. Судя по нѣкоторымъ неправильнымъ, иногда даже безсмысленнымъ мѣстамъ въ текстѣ folio, можно даже сомнѣваться въ существованіи корректуры текста. А какъ много другихъ мѣстъ исправилъ типографщикъ по своему собственному прозаическому усмотрѣнію, не понимая поэтическаго слога Шекспира. Такія, не имѣющія никакого основанія, измѣненія даже въ 19 столѣтіи испортили текстъ Гете. Новое изданіе in folio вышедшее въ 1632 г. исправило только немногія печатныя ошибки перваго, но за то передѣлало на новый ладъ многіе обороты языка 16 столѣтія. Въ этомъ второмъ изданіи in folio къ четыремъ панегирикамъ въ стихахъ (commendatory verses) находящимся въ первомъ изданіи присоединилось еще новыхъ три, между которыми находятся знаменитые стихи Джона Мильтона. Третье изданіе in folio вышло вскорѣ послѣ окончанія внутреннихъ смутъ 1663 г.; въ немъ были первый разъ включены въ произведенія Шекспира «Периклъ» и 6 другихъ Doubtful Plays (возбуждающихъ сомнѣніе пьесъ). Четвертое изданіе in folio появилось въ 1685 г. Каждое изъ этихъ изданій принимало въ разсчетъ измѣненіе языка, прогрессировавшее втеченіи столѣтія. Три позднѣйшихъ folio имѣютъ мало значенія для современнаго установленія текста; напротивъ, вмѣстѣ съ первымъ folio, различныя изданія quarto составляютъ важное, даже необходимое пособіе. Никогда болѣе не удастся возстановить вполнѣ буквально подлинное слово Шекспира. Но не можетъ быть никакого сомнѣнія, что текстъ, который критики очистили и установили почти 200 лѣтними трудами, передаетъ поэтическое слово Шекспира вѣрнѣе и неподдѣльнѣе, чѣмъ его представили изданія in quarto и in folio современникамъ Шекспира. Мы можемъ также похвалиться, что наши сценическія переработки, если онѣ даже заставляютъ желать многаго, во всякомъ случаѣ заслуживаютъ преимущество передъ передѣлками Драйдена, Гаррика и Шредера.

Уже въ послѣдніе годы жизни Шекспиръ былъ оттѣсненъ Флетчеромъ въ благосклонности публики. Въ 1640 г. парламентскимъ актомъ были закрыты всѣ англійскіе театры. Съ возвратившимися Стюартами въ Англію проникъ французскій вкусъ. Джонъ Драйденъ (1631—1700), высокоодаренный поэтъ реставраціи, даже чрезмѣрно расхваливалъ myriadsouled Shakspeare, въ магическій кругъ котораго никто еще не осмѣливался войти. Но тѣмъ не менѣе самъ Драйденъ позволялъ себѣ самыя безцеремонныя вторженія въ драмы Шекспира. Онъ былъ первымъ выдающимся англійскимъ поэтомъ, который занялся тщательнымъ изученіемъ произведеній Шекспира. Въ 1709 г. драматургъ Николай Роу выпустилъ въ свѣтъ первое семитомное изданіе драмъ Шекспира и снабдилъ это, черезъ пять лѣтъ уже распроданное, изданіе первой біографіей Шекспира. Не можетъ быть и рѣчи о научной обработкѣ текста у Роу, который большею частію придерживался четвертаго folio, но рядъ счастливыхъ догадокъ доказываетъ его пониманіе стариннаго поэтическаго стиля. Въ 1725 г. выступилъ въ первый разъ Александръ Попъ (1688—1744) съ изданіемъ произведеній Шекспира, которое онъ повторилъ въ 1728 и 1731 г. Какъ произвольно онъ ни приспособилъ текстъ елизаветинскаго писателя къ своему собственному офранцуженному вкусу, извѣстность и авторитетъ Шекспира необыкновенно подвинулись среди современниковъ вслѣдствіе того, что издателемъ его произведеній явился самый извѣстный изъ тогдашнихъ живыхъ поэтовъ. Попъ собралъ также деньги, на которыя въ 1741 и былъ воздвигнутъ памятникъ Шекспиру въ Вестминстерѣ. Заслуживаетъ также признательности первый ученый критикъ Шекспира Льюисъ Теобальдъ за указаніе ошибокъ въ изданіи Попа; въ 1726 въ своемъ сочиненіи «Shakespeare restored» онъ сдѣлалъ опытъ добросовѣстной филологической обработки текста. Онъ самъ въ 1733 г. выпустилъ въ свѣтъ отличное изданіе изъ 7 томовъ, въ которомъ въ первый разъ были приняты во вниманіе Quarto для установленія текста. Послѣ того, какъ появился рядъ другихъ изданій, Самуэль Джонсонъ и Джорджъ Стивенсъ въ 1773 г. затѣяли первое Variorum Edition, которое впервые представило возможно болѣе разносторонній обзоръ варіантовъ и конъектуръ текста; съ 1785 года надъ часто повторявшимися выходами этого изданія работалъ также еще Исаакъ Ридъ. Стивенсъ, слабость котораго состояла въ неосновательномъ пристрастіи по второму изданію in folio, является самымъ остроумнымъ англійскимъ критикомъ, такъ же какъ Dr. Джонсонъ считался критическимъ оракуломъ своего времени. Въ 1780 г. Эдмондъ Мэлонъ перепечаталъ въ первый разъ сонеты и эпическія стихотворенія Шекспира. Въ 1790 г. онъ выпустилъ свое собственное изданіе произведеній Шекспира. Что началъ Теобальдъ, привелъ къ концу Стивенсъ: именно тщательное изслѣдованіе отношеній текста нѣкоторыхъ Quarto въ текстамъ in folio. Онъ также первый пытался опредѣлить хронологически появленіе драмъ Шекспира. Въ 1799 г. англійскій текстъ Шекспира былъ въ первый разъ напечатанъ на континентѣ, разомъ въ Базелѣ и Брауншвейгѣ. За англійскими изданіями Чарльза Найта, Кольера, Голлиуэля, Александра Дайса послѣдовало въ 1854 г. (Эльберфельдъ) семитомное изданіе Деліуса, въ которомъ къ англійскому тексту присоединены нѣмецкія примѣчанія. Работа Деліуса была издана, не только въ одной Германіи, 5 разъ, и текстъ нѣмецкаго ученаго былъ положенъ въ основаніе одного изъ послѣднихъ большихъ изданій Шекспира, которыя вышли въ Англіи, такъ называемому «Leopold Shakspere» (Лондонъ 1877). Рядомъ съ восьмитомнымъ кэмбриджскимъ изданіемъ Кларка и Райта (1864), которое почти вполнѣ исчерпало и критически обработало всѣ варіанты текста и конъектуры, слѣдуетъ поставить новый важный трудъ, New Vагіо rum Edition Г.Г. Фэрнеса (Лондонъ и Филадельфія), которое содержатъ въ себѣ собраніе важнѣйшихъ эстетическихъ сужденій о нѣкоторыхъ пьесахъ Шекспира, указатель источниковъ и т. д. Если это изданіе будетъ выполнено въ такомъ же объемѣ и съ такимъ же совершенствомъ какъ оно начато, то Америка, самая большая библіотека которой обладала 100 лѣтъ тому назадъ только двумя изданіями произведеній Шекспира, дасть намъ величайшее и полнѣйшіе изданіе произведеній великаго англійскаго драматурга.

Вмѣстѣ съ англо-саксонской расой произведенія стрэтфордскаго поэта распространились по всей землѣ. Между его земляками и нѣмцами уже почти 100 лѣтъ происходитъ соревнованіе въ изученіи и почитаніи Шекспира. Еще при его жизни англійскіе странствующіе комедіанты занесли въ Германію его произведенія, хотя очень искаженныя и безъ имени автора. Въ первой половинѣ 17 столѣтія «Титъ Андроникъ», «Юлій Цезарь», «Гамлетъ», «Король Лиръ», «Венеціанскій Купецъ» и другія драмы Шекспира были играны англичанами и нѣмцами во всѣхъ частяхъ Германіи. Но эти произведенія не оказали тогда особеннаго вліянія на нѣмецкую поэзію, и воспоминаніе о нихъ исчезло вмѣстѣ съ труппами, которыми они были представлены. Въ 1741 г. появился въ Германіи первый переводъ Борка (IV, 147) шекспировской драмы «Юлій Цезарь», подавшій поводъ къ полемикѣ о Шекспирѣ, первой, которую помнитъ исторія нѣмецкой литературы. Старанія Вольтера о распространеніи произведеній Шекспира, которое вскорѣ ему самому стало непріятнымъ, повліяли въ сильнѣйшей степени на Германію. Можетъ быть даже Лессингъ, во всякомъ случаѣ Виландъ обратилъ впервые вниманіе на Шекспира подъ вліяніемъ Вольтера. Съ 1762 г. Виландъ началъ издавать первый переводъ драматическихъ произведеній Шекспира, который былъ доконченъ Эшенбургомъ 1775—1782 г. Послѣ того, какъ Николаи указалъ на Шекспира, какъ на образецъ для нѣмецкихъ драматурговъ, Лессингъ въ 17-мъ изъ берлинскихъ литературныхъ писемъ помѣстилъ манифестъ, въ которомъ вмѣсто образцовыхъ пьесъ Корнеля предлагалъ Нѣмцамъ, какъ образцы, пьесы Шекспира «съ нѣкоторыми незначительными измѣненіями», такъ какъ Шекспиръ стоитъ въ главныхъ чертахъ ближе къ древнимъ, чѣмъ французскій поэтъ. Въ своей «Гамбургской Драматургіи» Лессингъ, при помощи Шекспира разрушилъ иго, которое было возложено на нѣмецкую литературу подражаніемъ правильной французской драмѣ. Въ то же время (1766 г.) Вильгельмъ Герстенбергъ въ «Шлезвигскихъ литературныхъ письмахъ» провозгласилъ культъ Шекспира, генія. Быстрѣе и необъятнѣе, чѣмъ это было желательно даже самому Лессингу, распространилось въ Германіи презрѣніе къ французскимъ правиламъ и слѣпое почитаніе Шекспира. Въ Blättern von deutscher Art und Kunst возвѣстилъ Гердеръ въ стилѣ диѳирамба евангеліе о прелестяхъ Шекспира. Ленцъ старался противопоставить умѣренной критикѣ Лессинга нѣчто въ родѣ драматургіи, въ которой онъ отвергалъ какъ прославленнаго Лессингомъ подлиннаго Аристотеля, такъ и объясненія Корнеля, и прославлялъ Шекспира генія, не слѣдовавшаго правиламъ. Юный Гете въ своей рѣчи произнесенной во Франкфуртѣ въ годовщину рожденія Шекспира назвалъ его Will of all Wills. Но сколько преувеличеннаго не высказалъ юношескій безмѣрный энтузіазмъ въ этой рѣчи, все же Гете втеченіе всей своей долгой жизни доказалъ справедливость своего изрѣченія: «Первая страница, которую я прочиталъ у Шекспира, предала меня ему на всю жизнь». Гете разумѣется не пытался впослѣдствіи вновь подражать драматической формѣ Шекспира, какъ это онъ сдѣлалъ въ «фонъ Берлихингенѣ», но еще въ 1820 г. онъ называлъ своего Вилліама «звѣздою первой величины». Во время бурнаго и стремительнаго періода вездѣ господствуетъ Гердеровское восхищеніе Шекспиромъ. Ленцъ, Клингеръ, Г.Л. Вагнеръ, живописецъ Мюллеръ, молодой Шиллеръ, всѣ они чтутъ въ Шекспирѣ образецъ и учителя. При помощи хорошихъ передѣлокъ Фр. Людвигъ Шредеръ усвоилъ нѣмецкой сценѣ на время или навсегда нѣкоторое количество драмъ Шекспира. Юношеское восхищеніе Гете не слѣдовавшимъ правиламъ генія Шекспира превратилось въ «Вильгельмѣ Мейстерѣ» въ достойное удивленія пониманіе Шекспира, какъ художника. Съ «Вильгельмомъ Мейстеромъ» связывалъ А.В. Шлегель свои эстетическія изслѣдованія о Шекспирѣ въ журналѣ «Horen». Въ Шиллеровскомъ журналѣ онъ представилъ первые опыты своего перевода, который впервые вводилъ въ Германію Шекспира въ свойственной ему художественной формѣ. Шиллеръ самъ стремился достигнуть въ своемъ «Валленштейнѣ» соотвѣтственной національному духу середины между драмой Шекспира и эллинской. Въ этомъ смыслѣ онъ обработалъ Макбета. Онъ конечно не могъ этимъ удовлетворить романтиковъ. Не только въ Германіи, но и въ самой Англіи, гдѣ, подъ вліяніемъ нѣмецкихъ критиковъ и нѣмецкаго одушевленія, образовался Кольриджъ, едва ли появлялся большій знатокъ и энтузіастъ Шекспира, какъ Людвигъ Тикъ. «Центръ моей любви и почитанія, заявляетъ Тикъ, есть духъ Шекспира, къ которому я невольно, а подъ часъ даже и безсознательно отношу все; все что я узнаю и что изучаю, имѣетъ связь съ нимъ; мои мысли, такъ же, какъ и природа, все объясняетъ его, а онъ въ свою очередь объясняетъ мнѣ другихъ и такимъ образомъ я изучаю его безпрестанно». Но когда Тикъ, не смотря на свое знаніе сцены, увлеченный энтузіазмомъ, началъ требовать введенія Шекспира въ неизмѣнномъ видѣ на нашей сценѣ, то Гете благоразумно противосталъ ему. Хотя Гете при этомъ непостижимымъ образомъ просмотрѣлъ отношенія Шекспира къ театру Елизаветы, но у него было безусловно вѣрное пониманіе отношеній Шекспира къ современной сценѣ. Только вслѣдствіе переработокъ сдѣлались возможны на нѣмецкихъ сценахъ болѣе частыя представленія произведеній Шекспира, чѣмъ драмъ другихъ знаменитыхъ поэтовъ. Положеніе Шекспира въ этомъ отношеніи сдѣлалось исключительнымъ, — къ досадѣ многихъ современныхъ драматурговъ, — что высказалъ уже Граббе въ своемъ произведеніи «Шекспировская манія» (1827) и многіе другіе послѣ него. Нѣмецкая эстетика со временъ Солгера и Гегеля дѣлала Шекспира средоточіемъ двоихъ построеній. Въ признаніи Шекспира величайшимъ драматическимъ поэтомъ единодушно согласны Каррьеръ и Фишеръ, Шопенгауэръ и Циммерманъ. Французскіе романтики, выступившіе въ концѣ 20-хъ годовъ подъ предводительствомъ Виктора Гюго въ газетѣ Globe противъ классицизма Буало, выставили на своемъ знамени имена Гете и Шекспира. Книга Виктора Гюго о Шекспирѣ (1864) принадлежитъ, если не къ самымъ основательнымъ, за то несомнѣнно къ самымъ восторженнымъ, которыя когда либо писались о «пьяномъ дикарѣ», какъ однажды обозвали Шекспира Вольтеръ и Фридрихъ II. Начиная съ Виланда всѣ самые замѣчательные нѣмецкіе поэты были переводчиками, передѣлывателями и объяснителями Шекспира. Къ Гердеру, Ленцу и Гете присоединяются Шиллеръ, Бюргеръ, Шлегель, Тикъ, Фоссъ, Симрокъ, Фрейлигратъ, Гервегъ, Іорданъ, Боденштедтъ, Германъ Курцъ, Павелъ Гейзе, Отто Людвигъ и др. Энергичный двигатель германской филологіи, Карлъ Лахманъ присоединилъ свое имя къ многочисленной толпѣ переводчиковъ Шекспира. Георгъ Готфридъ Гервинусъ, до селѣ никѣмъ не превзойденный историкъ нѣмецкой поэзіи, разсматрѣвъ произведенія Шекспира съ эстетической и политической точки зрѣнія, назвалъ ихъ вершиной всякой поэзіи. Яростный противникъ романтиковъ сошелся въ этомъ отношеніи съ Тикомъ. Книга «Шекспиръ» Гервинуса (1849) встрѣтила со времени своего появленія многихъ противниковъ, и ея тенденціозная односторонность должна казаться неумѣстной въ дѣлѣ свободнаго поэтическаго творчества. Строго этическій масштабъ, который Гервинусъ прилагаетъ къ драмамъ Шекспира, и соблюденiе котораго находитъ въ нихъ, не соотвѣтствуетъ поэтическому величію Шекспира. Притомъ же Гервинусъ также слѣпъ къ слабостямъ Шекспира, какъ и къ достоинствамъ Гете и Шиллера. Несмотря на всѣ эти недостатки трудъ Гервинуса болѣе всѣхъ книгъ, посвященныхъ изученію Шекспира, способенъ вызвать въ душѣ читателя величавый образъ шекспировой драмы. Гервинусъ напечаталъ свое произведеніе въ то время, когда жизнь нѣмецкаго народа, а съ нимъ нѣмецкой сцены по видимому клонилась къ безнадежному упадку. Въ то же время работалъ одинъ изъ убѣжавшихъ революціонеровъ въ 1848 г. въ Швейцаріи надъ возрожденіемъ нѣмецкой драмы при помощи музыки. Исходя отъ античнаго и шекспировскаго театра, онъ занимался изслѣдованіемъ сущности оперы и драмы. И когда нѣмецкій народъ и государство воскресли вновь послѣ славныхъ битвъ 1870 г. на холмѣ близъ Байрета возникла вскорѣ новая нѣмецкая сцена. Національная нѣмецкая драма могла и должна была развиться не въ подражаніе Шекспиру, который самъ загородилъ дорогу національному развитію англійской драмы. Полные законной гордости нашимъ отечественнымъ искусствомъ, мы не будемъ признавать основательнымъ одностороннія восхваленія Гервинуса. Но мы называемъ Шекспира нашимъ не только потому, что мы, нѣмцы, первые признали и почтили его величіе, но и потому также, что онъ повліялъ на развитіе нашей литературы, какъ никогда ни одинъ чужой поэтъ не вліялъ на литературу другаго народа. Шекспиръ и Гете два величайшихъ германскихъ поэта. Міровая литература, которую предсказывалъ и требовалъ Гете, чтитъ обоихъ, какъ своихъ величайшихъ новыхъ учителей, и о Гете можно сказать тоже самое, что онъ сказалъ о Шекспирѣ въ 1827 г.: «Шекспиръ составляетъ одно съ міровымъ духомъ; подобно вселенной, которую онъ изображаетъ, онъ представляетъ намъ постоянно новыя стороны и въ концѣ концовъ остается все-таки непостижимымъ; потому что мы всѣ, каковы мы ни есть, не можемъ постигнуть вполнѣ ни его буквы, ни его духа».

Примечания

1. Авторъ разумѣетъ двѣнадцатитомное изданіе Шекспира, предпринятое книгопродавцемъ Коттой, дополненіемъ къ которому и служитъ его книга.