В.Р. Поплавский. Исторические сюжеты Шекспира: политический смысл

Все обработанные Шекспиром сюжеты и по характеру источников, и по жанровой природе делятся на две группы: 1) новеллистические и 2) исторические. Первые демократичнее и комедийнее, поскольку описывают преимущественно жизнь горожан, чаще всего — представителей третьего сословия, хотя среди действующих лиц встречаются и герцоги, и дожи, и прочие управители. Вторые основаны на хрониках и летописях, реконструируют масштабные исторические события и тяготеют к трагедии, выводя на первый план крупных государственных деятелей, королей и принцев. В этих сюжетах драматург ищет логику, пытается нащупать закономерность, в соответствии с которой эпоха правления одного короля сменяется эпохой правления другого.

В истории своей родной страны Шекспир увидел три типа правителей. Первый тип — слабый король, не умеющий навести в стране порядок, вызывающий естественное человеческое сочувствие, но обреченный — в силу своего, так сказать, неполного служебного соответствия. Примеры — Генри Шестой и Ричард Второй. Обоих жалко, хотя и по-разному, но обоих в результате свергают более активные претенденты на трон. Второй тип — король-узурпатор, захватывающий власть благодаря своей личной воле и предприимчивости. К этому типу относятся Ричард Третий и Генри Четвертый. Оба они активны, не в пример своим предшественникам, но тоже обречены — уже в силу своей нелегитимности: их главный враг — сомнительные права на престол. Что же, история обречена ходить по кругу — от законных, но слабых королей к сильным, но незаконным?

Шекспир находит решение этой сложной политической задачи. Есть еще третий тип — идеальный король. Одновременно и сильный, и законный. Понятно, что он должен быть сыном узурпатора, а не слабого правителя, которого все равно свергнут, а наследников перебьют. У Ричарда Третьего не было такого сына. Зато он был у Генри Четвертого.

Народное сознание приписывает идеальному монарху типологические черты — жизнелюбие, некоторую здоровую авантюрность и демократизм в сочетании с твердостью руки и несгибаемостью политической воли. Такого замечательного короля и задумал представить широкой публике Шекспир в образе Генри Пятого. В результате получился симпатичный принц-хулиган в первой и второй частях хроники «Генри IV» и по-мужски обаятельный, но слишком обязанный своими военными победами над Францией воле Провидения верховный главнокомандующий — заглавный герой хроники «Генри V». Сколь бы убедительной или, наоборот, утопичной ни казалась нам в обрисовке Шекспира фигура безупречного политического лидера, реальная жизнь не замедлила поубавить драматургу оптимизма, свидетельством чего явились все его последующие исторические трагедии.

Сюжет «Юлия Цезаря» наглядно демонстрирует процесс перехода власти в стране (в данном случае в античном Риме) от одного диктатора — Юлия Цезаря — к другому, еще более самовластному и деспотичному — Октавию. Переход этот происходит путем военно-политического переворота, ключевой фигурой которого становится Марк Брут, убежденный демократ-республиканец, на благородном идеализме которого спекулируют более хитрые и прагматичные заговорщики, втягивая Брута, терзаемого сомнениями и угрызениями совести, в свою игру, а затем выбрасывая его, как отработанный материал, за ненужностью.

В сходной ситуации оказывается Гамлет, принц Датский, который должен был наследовать трон своего отца, а стал таким же, как Марк Брут, «промежуточным звеном» в цепи перехода власти от одного диктатора к другому — от Клавдия к Фортинбрасу. С гибелью датского принца сюжет трагедии не завершается, а «раскольцовывается» в будущее. Какая судьба может ждать Данию после того, как Клавдий убил старого Гамлета, а молодой Гамлет отомстил ему за убийство, пожертвовав для этого собственной жизнью? Что будет со страной?

Этот вопрос уже звучал в самом начале пьесы в репликах Бернардо, Марцелла и Горацио. Появление призрака связывалось тогда с давним поединком между старым Гамлетом и старым Фортинбрасом. Спорные земли явились предлогом для смертельной схватки двух королей и гибели одного из них. Но земли-то остались спорными! Тяжба между Норвегией и Данией на этом не закончилась. И следующий после молодого Гамлета претендент на них — молодой Фортинбрас. У норвежского принца столько же прав на Данию, сколько у датского — на Норвегию. Фортинбрас с самого начала готов был идти на Данию войной. Его дядя — норвежский король, проинформированный Клавдием — пресек тогда эти попытки, но лишь на время. Младший Фортинбрас не отдает без боя то, на что имеет хоть какие-то права. Рано или поздно он бы все равно напал на Данию, и тогда либо Клавдию, либо младшему Гамлету пришлось бы с ним воевать. А так все само собой вышло: пока он выяснял отношения с Польшей, Клавдий с Гамлетом истребили друг друга, освободив ему датский престол.

Кто виноват в этом? Только один человек — старый Гамлет, который, вместо того, чтобы завоевать Норвегию целиком, своей эффектной победой над старым Фортинбрасом заложил под датский трон бомбу замедленного действия. С точки зрения исторической логики Шекспира, все личные трагедии его героев — расплата за чье-то недальновидное государственное правление.

Сюжет трагедии «Макбет» — это, в определенном смысле, вывернутый наизнанку сюжет «Гамлета». Та же самая ситуация рассмотрена здесь под другим углом зрения. В обеих трагедиях трон захвачен узурпатором, убившим своего родственника. Клавдий убил родного брата — старшего Гамлета, а Макбет — кузена, короля Дункана. И здесь, и там обойденным в правах оказался наследный принц — сын убитого короля: в первом случае — младший Гамлет, во втором — Малькольм, старший сын Дункана, в самом начале пьесы торжественно провозглашенный официальным наследником шотландской короны. И там, и здесь законному преемнику предстоит навести в государстве — а заодно и во всем окружающем мире — надлежащий порядок. Разница лишь в том, что герой первой из двух «зеркальных» трагедий — лишенный короны принц Гамлет, а герой второй — узурпатор Макбет.

Шекспировская трагедия — почти всегда моноструктура, в центре ее чаще всего находится один герой, а двое — лишь в том случае, если их связывает взаимное чувство, как Ромео с Джульеттой или Антония с Клеопатрой. Гамлета с Клавдием, так же как Макбета с Малькольмом, связывают антагонистические отношения, в которых не может быть ни равенства, ни примирения. Двум таким персонажам нет места на одной земле, и театральная пьеса, написанная в ренессансной эстетике, не может быть посвящена каждому из них в равной степени. Своеобразие трагедийного жанра проявляется, в частности, в том, что центральным — и одновременно заглавным — героем может быть не тот, кому по логике сюжета должны принадлежать все симпатии зрителей, а тот, кого драматург захочет рассмотреть более пристально.

В эпоху Возрождения основным критерием оценки человека было не столько его безукоризненно нравственное поведение — в конце концов, это дело его совести и ответственности перед Господом, — сколько масштаб его личности, то есть тот запас душевных, интеллектуальных и физических сил и возможностей, который позволял ему реализовать себя в своей земной жизни. В этом смысле молодой принц Гамлет несоизмеримо крупнее как личность — и потому интереснее — короля Клавдия, а Макбет гораздо интереснее и ярче благородного, но более ничем не примечательного юного Малькольма.

Трагедийный герой у Шекспира всегда берет на себя больше, чем то, на что способен «средний» человек. В эпоху Возрождения усредненность не считалась достоинством и не была ориентиром в искусстве. Человек рассматривался на пределе своих проявлений и старался максимально расширить границы своих возможностей.

История Макбета — это история талантливого военачальника, поверившего в свою исключительность, погнавшегося за славой и в этой погоне потерявшего чувство реальности. Ощущение безграничности собственных возможностей, сначала окрыляя человека, затем опьяняет его и засасывает в водоворот преступлений, каждое из которых тянет за собой следующее, еще более кровавое и бессмысленное.

Подталкивает героя к череде убийств нечистая сила, персонифицированная в образе трех ведьм, предсказывающих Макбету его славное будущее. Как и в «Гамлете», герой, пообщавшись с пришельцами из потустороннего мира, пытается разгадать знаки, которые ему посылает судьба. Поверив своей судьбе и поверив в свою судьбу, Макбет решается помочь ей в осуществлении ее предначертаний и стать королем. В пьесе есть и «четвертая ведьма» — леди Макбет, которая, как истинная жена героя эпохи неограниченных возможностей, вдохновляет мужа на подвиги.

Когда Рубикон перейден и Дункан убит, преступления следуют одно за другим. Призрак убитого Банко, невидимый для окружающих, явится Макбету в сцене пира, подобно тому, как призрак отца Гамлета навещал сына, когда тот разговаривал со своей матерью. И как Гертруда приняла слова сына за бред сумасшедшего, точно так же шотландские лорды будут потрясены обращением Макбета к пустому месту и решат, что у короля припадок.

А леди Макбет, как Офелия в «Гамлете», под грузом всех пережитых страшных впечатлений сойдет с ума по-настоящему и в сомнамбулическом состоянии будет бродить по ночам со свечой, пытаясь отмыть воображаемой водой свои залитые кровью — и воображаемой, и настоящей кровью — руки. Врач, которого Макбет будет умолять вылечить ее, честно ответит, что причина болезни коренится не в теле королевы, а в ее душе.

Но, как всегда у Шекспира, разлад в душе человека неразрывно связан с разладом во внешнем мире. Между этими двумя мирами есть еще одно промежуточное звено, еще один мир, пребывающий в состоянии либо порядка, либо хаоса, — государство. И король полностью в ответе за состояние этого, промежуточного между микро- и макрокосмосом, мира. Судьба самого короля-узурпатора предрешена его изначальной нелегитимностью. Преступления, даже продиктованные явными, на первый взгляд, предначертаниями судьбы, — а сомнительность этих предначертаний и мучает более всего героев трагедий Шекспира, — все равно в конечном счете не остаются безнаказанными. Существующий миропорядок не позволено нарушать никому, в том числе и тому, кто, поверив в беспредельность собственных возможностей, решит, что ему по силам то, на что не способны другие. Расплатой за такое превышение полномочий будет на уровне микрокосмическом — полная душевная апатия и утрата вкуса к жизни, а на уровне макрокосмическом — восстановление законной власти в стране.

В трагедии «Король Лир» Шекспир устами графа Глостера рисует безрадостную картину окружающего мира: «Любовь остывает, слабеет дружба, везде братоубийственная рознь. В городах мятежи, в деревнях раздоры, во дворцах измены, и рушится семейная связь между родителями и детьми... Наше лучшее время миновало. Ожесточение, предательство, гибельные беспорядки будут сопровождать нас до могилы»¹. Чтобы в таком мрачном свете виделся весь мир, что-то серьезное должно было произойти в стране.

В стране происходит раздел территории:

    Лир:
Подайте карту мне. Узнайте все:
Мы разделили край наш на три части.
Ярмо забот мы с наших дряхлых плеч
Хотим переложить на молодые
И доплестись до гроба налегке.
Сын Корнуол наш, и ты, любимый столь же
Сын Олбени, сейчас мы огласим,
Что мы даем за дочерьми, чтоб ныне
Предупредить об этом всякий спор.
Король Французский и Бургундский герцог,
Два знатных соискателя руки
Меньшой из дочек, тоже ждут ответа.

Итак, детей мужского пола у восьмидесятилетнего короля нет, следовательно, нет прямого наследника — старшего сына. Кому в таком случае достанется Британия? Лир единолично принимает мудрое, на его взгляд, решение — разделить территорию практически поровну между тремя дочерьми, а точнее — между мужьями дочерей. В число претендентов на трон включены лишь те, чей титул, в полном соответствии с феодальной иерархией, дает право наследования: это три герцога — Корнуэльский, Альбанский и Бургундский — один из женихов младшей дочери, — а также другой ее жених — Французский король. Обратим внимание, что двое из перечисленных — иностранцы: династические браки во времена Шекспира — не роскошь, а суровая необходимость. Но когда Корделия отказывается участвовать в комедии лицемерного изъявления чувств, взбешенный король лишает строптивую дочь наследства и страна делится пополам — между Корнуэльским и Альбанским герцогами. Лир приносит извинения женихам, претендовавшим на руку Корделии, так как теперь этот брак лишается для них политического смысла. Но Французский король, в отличие от Бургундского герцога, согласен взять в жены младшую дочь Лира без всякого приданого, что в другой ситуации могло быть воспринято как проявление непростительной для короля слабости. К примеру, Генри Шестой, заглавный герой трехчастной шекспировской хроники, женившись не по трезвому политическому расчету, а по эмоциональному порыву, этим вполне понятным чисто по-человечески поступком практически подписал себе приговор. В дальнейшем мы увидим, какая участь уготована Французском королю.

Гонерилья, оставшись наедине с Реганой, открывает сестре свои истинные мысли: «Давай держаться сообща. Если власть отца останется в силе, его сегодняшнее отречение при таком характере ничего не даст, кроме неприятностей». Логика Гонерильи понятна: нельзя отдавать власть частично. Если уж отдаёшь власть, так отдавай полностью. А главный атрибут власти — силовые структуры. От Лира требуется немного — распустить рыцарей и прислугу и тем самым окончательно лишить себя остатков политической независимости. Король возмущен поведением своей старшей дочери и уезжает из ее замка к Регане. А герцог Олбени, супруг Гонерильи, который не присутствовал при разговоре, крайне удивлен спешным отъездом Лира.

В отличие от Олбени, герцог Корнуол солидарен со своей женой, которая заодно с Гонерильей. У Лира на девятом десятке открылись глаза: оказывается, человек сам по себе ничего не стоит; для всех окружающих, в том числе для дочерей, он — лишь приложение к своему социальному статусу. Пока он король, его все любят, почитают, все перед ним заискивают и оказывают уважение. Как только он перестал быть королем, родные дочери гонят его со двора под ливень и грозу. Он больше никому не нужен.

Тут вдруг выясняется, что нужен — младшей дочери, Корделии, до которой дошли вести с родины о том, как там плохо обращаются с ее отцом, и которая высаживается на британский берег во главе французских войск, отряженных королем Франции для оказания военной помощи отцу Корделии. Почему сам король не возглавил войска и остался на родине? «Его отозвали туда важные государственные дела, угрожавшие Франции большой опасностью и которые он оставил незаконченными, отправляясь на войну», — сообщает придворный. Что ж, поверим в уважительность причины.

В Британии тем временем полным ходом идет подготовка к войне — к войне с интервентами, хотя атмосфера давно пропитана навязчивыми слухами о войне гражданской. Еще во 2-й сцене 2-го акта Куран сообщал Эдмунду: «Говорят, что, по-видимому, будет война между герцогом Корнуэльским и Альбанским». А в 1-й сцене 3-го действия Кент доверил безымянному Придворному «существенную тайну»:

        Мира нет
Меж герцогом Корнуэльским и Альбанским,
Как это ни скрывают до сих пор.
У них, как и у всех владык, есть слуги,
Привязанные к ним на первый взгляд,
Но в сущности — французские шпионы.
Они доносят своему двору
Все сведенья о нашем королевстве.
Там знают всё: о герцогах, об их
Раздорах, о суровом обращенье
Со старым нашим добрым королем.
Да и о том еще, пред чем все это —
Одни цветочки. Верно лишь одно:
В истерзанный наш край явилось войско
Из Франции. Наш недосмотр помог
Им высадиться. Не сегодня-завтра
Они, подняв знамена, вступят в бой.

Командует войсками герцог Олбени — Корнуол к тому моменту уже умер от ранения, нанесенного ему слугой, пытавшимся защитить графа Глостера, которому Корнуол вырвал оба глаза за то, что тот, заботясь о короле Лире, вел переписку с французами, то есть оказался изменником родины. Олбени четко формулирует свою позицию относительно стратегии военных действий:

Король у дочери, и с ними все,
Кто недоволен нашим притесненьем.
Чтоб воевать, я должен быть в ладу
С своею совестью. И мой противник —
Французы, наводнившие наш край,
А не король и прочие вельможи,
Которым есть чем всех нас попрекнуть.

Британские войска одерживают победу. Это естественно: англичанин Шекспир не мог приветствовать вторжение интервентов — еще двадцати лет не прошло, как английский флот потопил в водах Ла-Манша испанскую Непобедимую Армаду. Поэтому драматург и не вывел больше на сцену супруга Корделии: Французский король, своим благородным поступком в начале пьесы навсегда завоевавший симпатии зрителей, был совершенно не нужен в сценах вторжения иноземных войск на британскую землю. Английским зрителям пришлось бы делать сложный выбор между сочувствием мужу Корделии и естественным патриотическим порывом.

Лир с дочерью захвачены в плен, и Олбени не успевает предотвратить преступления: Корделия повешена по приказу Эдмунда. Сердце Лира не выдерживает: убита единственная из дочерей, которая любила отца не лицемерной, а искренней любовью. Старый король умирает. Кому достанется страна?

Вариантов не так много: Лиру могут наследовать только мужья его дочерей. Муж младшей дочери — Французский король — стал врагом Британии, послав туда свои войска, которые теперь разбиты. Муж средней — герцог Корнуол — убит. Остается муж старшей дочери — герцог Олбени, который и французов победил, и к королю Лиру относился с неизменным почтением, из-за чего разладились его отношения с супругой, ныне покойной Гонерильей, всю дорогу упрекавшей герцога за отсутствие в нем, по ее мнению, чести и достоинства и изменившей ему с Эдмундом. Герцог Альбанский берет на себя заботу о будущем Британии.

А теперь вспомним самую первую реплику, вложенную в уста графа Кента, которой начинается пьеса: «Я думал, что герцог Альбанский нравится королю больше герцога Корнуэльского». Выходит, умным людям все с самого начала было ясно: Олбени лучше, чем Корнуол, он порядочнее и благороднее, он верен королю и достоин наследовать трон. Для вражды между герцогами, о которых нам периодически напоминали, не было причин, кроме одной: когда страна разделена на части, рано или поздно вспыхнет междоусобица. Лир дважды совершил трагическую ошибку — не разглядел в своей любимой дочери искренней любви и преданности и не сумел выбрать достойного преемника, поделив территорию и ввергнув тем самым страну в гражданскую войну.

Ни в одной из исторических хроник Шекспира не было главного героя — главным героем, или, если угодно, героиней любой из них была сама история. В каждой из хроник драматург размышлял о судьбе своей страны в определенный исторический период, о закономерности и, в конечном счете, неизбежности перехода власти от одного правителя к другому. Каждая из тетралогий увенчивалась «счастливым финалом»: Англия, пройдя через войну и смуту, обретала долгожданную гармонию и вместе с ней — законного и уверенного в себе правителя, Генри Пятого или Генри Седьмого. «Переломная» трагедия об эпохе Юлия Цезаря обозначила начало «пессимистического» периода в шекспировском творчестве. В монологических по структуре «северных» трагедиях — «Гамлет», «Макбет» и «Король Лир» — драматург за судьбой каждого из заглавных героев проследил историю страны, историю политическую, не менее значимую для него, чем история жизни датского принца, шотландского и британского королей.

Примечания

1. Здесь и далее — перевод Бориса Пастернака.