Он не славный малый. Гамлет как принц и политическая угроза

Проблема, создаваемая Гамлетом, на самом деле заключается не в его безумии, притворном или нет. Клавдий ни на секунду не соглашается с предложенным Полонием дилетантским анализом этиологии рассеянного вида Гамлета, а именно с предполагаемой его любовью к Офелии в качестве причины. «Любовь? Не к ней его мечты стремятся» [iii1Л], — говорит Клавдий. Гамлет представляет собой политическую угрозу, а его безумие — лишь прикрытие «чего-то поопасней» [iii1П]. Вот почему Клавдий обращается к затее с данегельдом — денежной подати, выплачиваемой Англией Дании, дабы вторая не разоряла первую. Клавдий еще задолго до того, как он услышал от Полония психоаналитическую интерпретацию нарушения эротической функции у Гамлета, объявляет, что он уже заготовил письма, в которых определено, что Гамлет «в Англию отправится немедля» [iii1Л] с тем, чтобы быть убитым там. Проблема, создаваемая Гамлетом, заключается в том, что он пользуется поддержкой народа, он нравится жителям страны: «К нему пристрастна буйная толпа» [iv3Л].

То же самое относится и к угрозе, исходящей от другого внутреннего врага, Лаэрта — соперника Гамлета и во многих отношениях загадочного двойника (к этому обстоятельству мы еще вернемся). Лаэрт, только услышав об убийстве Полония, тайно возвращается из Франции и подозревает, что в преступлении виновен Клавдий. И вновь страх Клавдия носит политический характер:

Народ ворчит. Вся муть всплыла со дна,
И все рядят и судят о кончине
Полония. [iv5П]

И страхи Клавдия тут же подтверждаются. «И чернь его зовет властителем [iv5Р], — сообщает Второй дворянин. — Они кричат: "Лаэрт король! Он избран!"» [iv5Л]. В единственном эпизоде пьесы, где показывается бунтарство, Лаэрт врывается в замок, полный решимости уничтожить предполагаемого убийцу своего отца. Но что больше всего поражает в этой грубой ошибке, — «ты, мерзостный король!» [iv5Л], — так это хладнокровная ясность речи Клавдия, медленно разворачивающего ярость Лаэрта в сторону Гамлета и затягивающего первого обманом в заговор с отравленными рапирами, что будет стоить им обоим жизни.

Для Гамлета «Дания — тюрьма». В действительности же, по мере того, как он продолжает свою мысль, тюрьмой становится весь обезумевший мир, тюрьмой, «притом образцовой» [ii2П], вместительной. Шпионы везде, политические интриги и насилие окружают Гамлета и угрожают поглотить его. Повсеместное присутствие соглядатаев создает атмосферу совершенного недоверия, забирающего у Гамлета душу и приводящего его в состояние неспособности любить. «Гамлет» — это политическая трагедия в самом глубоком смысле этого слова. И если в пьесе существует какое-либо главенствующее настроение, руководящее всеми остальными, то это страх. Как только слои все усугубляющейся паранойи раскрываются, становится ясно, что совет, данный Лаэртом Офелии перед тем, как он отправится в Париж, был провидческим. Хотя Лаэрт признает, что Гамлет сейчас действительно может любить Офелию, он наставляет ее: «Проникнись страхом» [i3П]. И все это потому, что Гамлет — будущий суверен и «он / Не сам своею волей управляет» [i3Р]. От Гамлета «зависят жизнь и здравье всей державы» [i3Л], а государство Датское — то самое тело, главой которого является Гамлет. И только эта голова может решать, что именно состоит в интересах общего здоровья политического тела. Если Офелия уступит свою честь Гамлету, откроет «свой чистый клад» [i3Л] девства, то она утратит свою единственную надежду на выгодный брак и социальный успех. Гамлет может и, по возможности, должен выбрать другую для женитьбы, дабы составить прочный политический альянс, который лучшим образом послужит на благо Дании. И если Офелия ответит взаимностью на любовь его, то тогда она рискует всем. Лаэрт прибавляет: «Страшись, Офелия, страшись, сестра» [i3Л]. Чем ближе к Цезарю, тем и сильнее страх.

Лаэрт прав: Гамлет не какой-то мелкий буржуа, не какой-то неврастенично нерешительный обыватель. Он не то ставшее популярным в понимании гетевского Вильгельма Майстера «прекрасное, чистое, благородное высоконравственное создание»,¹ отягощенное непосильной ему задачей. Гамлет — не славный малый. Коль скоро отец его убит, а мать его — женщина беспринципная и легкого поведения притом, он не тот, в ком мы в простоте душевной могли бы узнать себя.

Внимательное прочтение пьесы выявляет у Гамлета те качества, что пристали персоне принца. Он наследник трона и должен был бы взойти на него после смерти своего отца, в честь которого он и получил свое имя. Гамлет — это ожидающий суверен, нежелающий ждать, но тем не менее мешкающий с отмщеньем. Он представляет настоящую угрозу для Клавдия. Он тот, кто знает, что каждую минуту сам находится под угрозой повторить судьбу своего отца, быть убитым. Как принц и претендент на трон Гамлет — потенциально злонамеренная сила, которую нужно опасаться. И в этом обстоятельстве зеркально отражается, что он сам живет в страхе. Офелия же из другого социального слоя — дочь бюрократа, и, как признает Полоний, «лорд Гамлет — принц, тебе он не чета» [ii2П]. К слову сказать, эта фраза выдает лживость Полония, упрямо поддерживающего тезис о том, что Гамлет влюблен в Офелию. Ведь если это утверждение будет доказано, то есть принц действительно влюблен до безумия, тогда Офелия и Гамлет могли бы сочетаться браком и в таком случае сам Полоний поднялся бы от чина царедворца до положения отца королевы.

Таковы хитросплетения² в этой пьесе, и все они вьются вокруг ослепляющего солнца политической власти. Предложенный Боэцием образ колеса Фортуны здесь обращается в то, что Розенкранц называет «колесом громадным» [iii3Р] королевского величества, главной политической добродетелью которого является удача, она же фортуна. Сама возможность политической жизни требует громадной удачи. И мы могли бы припомнить апокрифический рассказ о том, что «Утешение философией» Боэция было переведено королевой Елизаветой с латыни на английский менее чем за сутки. Удачливая девчушка.

Примечания

1. Гете И. Годы учения Вильгельма Майстера. М., 1979, стр. 199.

2. У Кричли и Уэбстер разворачивается образный ряд колес и вращений. В оригинале wheels within wheels, однако в русском языке семантически параллельный, одновременно выражающий запутанность и механическое движение, устойчивый фразеологизм найти затруднительно. Словосочетание «колесо в колесе» присутствует в Синодальном переводе Ветхого Завета (Из. 1:16).