В чем вопрос?

Наша следующая встреча с Гамлетом происходит в галерее замка, куда его вызвали (III, 1). Гамлет приходит, не зная, кто и зачем ожидает его, весь во власти своих мыслей, выражает их в своем самом знаменитом монологе. Сразу заметно, что тон речи иной, чем в двух предыдущих больших монологах. Те отличала сильная утвердительная интонация. Этот монолог начинается с вопроса, и весь он проникнут сомнениями. Эта речь вызвала особенно большие разногласия критиков.

Монолог «Быть иль не быть» — высшая точка сомнений Гамлета. Он выражает умонастроение героя в момент наивысшего разлада в его сознании. Уже по одному этому было бы неверно искать в нем строгой логики. Ее нет здесь. Мысль героя переносится с одного предмета на другой. Он начинает размышлять об одном, переходит к другому, третьему и ни на один из вопросов, им самим же поставленных перед собой, не получает ответа.

Особенно большие несогласия вызвал первый же вопрос, которым задается Гамлет:

Быть иль не быть — таков вопрос...
        III, 1, 56

Многие понимают слова Гамлета в том смысле, что он продолжает здесь мысль первого монолога, когда он говорит о том, что ему не хочется жить и он покончил бы собой, если бы это не запрещалось религией.

Но означает ли для Гамлета «быть» только жизнь вообще? Взятые сами по себе первые слова монолога могут быть истолкованы в этом смысле. Но не требуется особого внимания, чтобы увидеть незаконченность первой строки, тогда как следующие строки раскрывают смысл вопроса и противопоставление двух понятий — что значит «быть» и что — «не быть»:

Что благородней духом — покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством?
        III, 1, 57—60

Здесь дилемма выражена совершенно ясно: «быть» — значит восстать на море смут и сразить их, «не быть» — покоряться «пращам и стрелам яростной судьбы».

Постановка вопроса имеет прямое отношение к ситуации Гамлета: сражаться ли против моря зла или уклониться от борьбы? Здесь, наконец, с большой силой обнаруживается противоречие, выражения которого встречались и раньше. Во-первых, когда Гамлет говорил о том, что жизнь плодит одно лишь зло (I, 2, 135). Затем, когда он, приняв на себя задачу мести, вместе с тем счел ее проклятием для себя (I, 5, 189—190). Правда, монолог второго акта свободен от сомнений. Но в начале третьего акта Гамлет опять оказывается во власти сомнений. Эти перемены настроений крайне характерны для Гамлета. Мы не знаем, свойственны ли были ему колебания и сомнения в счастливую пору его жизни. Но теперь эта неустойчивость проявляется со всей несомненностью.

Какую же из двух возможностей выбирает Гамлет? «Быть», бороться — таков удел, принятый им на себя.

Мысль Гамлета забегает вперед, и он видит один из исходов борьбы — смерть! Здесь в нем просыпается мыслитель, задающийся новым вопросом: что такое смерть? Гамлету снова видятся две возможности того, что ожидает человека после кончины. Смерть подобна сну, она есть погружение в небытие при полном отсутствии сознания:

    Умереть, уснуть —
И только: и сказать, что сном кончаешь
Тоску и тысячу природных мук,
Наследье плоти — как такой развязки
Не жаждать?

        III, 1, 60—65

Но есть и страшная опасность: «Какие сны приснятся в смертном сне, // Когда мы сбросим этот бренный шум...» (III, 1, 65—67). Может быть, ужасы загробной жизни похуже всех бед земных: «Вот что сбивает нас; вот где причина // Того, что бедствия столь долговечны...» (III, 1, 67-69).

И дальше:

    Кто бы плелся с ношей,
Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
Когда бы страх чего-то после смерти —
Безвестный край, откуда нет возврата
Земным скитальцам, — волю не смущал,
Внушая нам терпеть невзгоды наши
И не спешить к другим, от нас сокрытым?
        III, 1, 76-82

Два момента в процитированной части монолога требуют особого внимания. Начнем с утверждения принца о том, что с того света никто не возвращается. А Призрак, с которым он беседовал? Здесь надо вспомнить слова Гете о том, что Шекспир вкладывал в уста действующих лиц слова, уместные именно в данной сцене. Если бы Гамлет рассуждал только о себе, то противоречие было бы вопиющим. Но вчитаемся в монолог и станет ясно, что Гамлет рассуждает вообще — обо всех людях, а им не доводилось встречаться с выходцами из потустороннего мира. Мысль Гамлета верна, но с фабулой пьесы она расходится.

Второе, что бросается в глаза в этом монологе, — мысль о том, что от тягот жизни легко избавиться, если «дать себе расчет простым кинжалом» (III, 1, 75—76). Значит ли это, что намерение покончить с собой, высказанное в начале трагедии, не покидает Гамлета?

Теперь обратимся к той части монолога, в которой перечисляются бедствия людей в этом мире:

Кто снес бы плети и глумленье века,
Гнет сильного, насмешку гордеца,
Боль презренной любви, судей медливость,
Заносчивость властей и оскорбленья.
Чинимые безропотной заслуге,
Когда б он сам мог дать себе расчет...
        III, 1, 70—75

Заметим: ни одно из этих бедствий не касается Гамлета. Он рассуждает здесь не о себе, а обо всем народе, для которого Дания действительно тюрьма. Гамлет предстает здесь как мыслитель, озабоченный тяжкой судьбой всех людей, страдающих от несправедливостей. И здесь трагедия датского принца поднимается на грандиозную высоту, с которой ему виден весь страждущий мир. «Гамлет» — не социальная трагедия в точном смысле термина, но то, что Шекспир счел нужным ввести в пьесу социальные мотивы, не случайно. Гамлет борется против единичного случая кровавого деспотизма, но он обнимает взглядом всю страну, чувствует беды всего народа. Было бы ошибкой развить эту мысль дальше и сказать, что, осуществляя свою личную задачу, Гамлет одновременно борется за интересы народа. Так далеко мысль Шекспира не заходила. Но то, что Гамлет думает обо всем человечестве, — еще одна черта, говорящая о его благородстве.

Но как же быть нам с мыслью героя о том, что всему можно положить конец простым ударом кинжала? Монолог «Быть иль не быть» от начала до конца пронизан тяжким сознанием горестей бытия. Можно смело сказать, что уже начиная с первого монолога героя ясно: жизнь не дает радостей, она полна горя, несправедливости, разных форм поругания человечности. Жить в таком мире тяжело и не хочется. Но Гамлет не может, не должен расстаться с жизнью, ибо на нем лежит задача мести. Расчет кинжалом он должен произвести, но не над собой!

Монолог Гамлета заканчивается мыслью о природе раздумий. Перед нами обнажается ум героя, анализирующего не только действительность и свое положение в ней, но и характер собственных мыслей. Эта черта появилась в литературе именно в пору Позднего Возрождения и типична для маньеризма. Предметом анализа становится сама человеческая мысль, то или иное соотношение ее с действительностью и с тем, кому эта мысль приходит в голову. Самопроверка, самоконтроль неизбежно сочетаются с сомнением. Так это происходит и с Гамлетом, постоянно стремящимся осмыслить свои переживания и дать оценку своему состоянию.

В данном случае Гамлет приходит к неутешительному выводу. Обстоятельства требуют от него действия, а раздумья парализуют волю:

Так трусами нас делает раздумье,
И так решимости природный цвет
Хиреет под налетом мысли бледным,
И начинанья, взнесшиеся мощно,
Сворачивая в сторону свой ход,
Теряют имя действия.
        III, 1, 83—88

Гамлет признает, что избыток мысли ослабляет способность к действию. К кому это относится? К нему? Не означают ли слова Гамлета, что он отказывается от своего долга? Ничуть.

Герой предстал перед нами в момент, когда им овладели раздумья. Ему вообще свойственно осмысливать все происходящее. Мысль его способна подняться, воспарить над личной ситуацией, вобрать в свою орбиту весь окружающий мир. Да, чем более расширяет Гамлет поле своих размышлений, тем более удаляется он от своей задачи. Стремясь сбросить ее со своих плеч, он мог бы уйти в мир мысли вообще, как это происходит с ним в данный момент. Но что означают последние слова монолога — удовлетворение тем, что он погрузился в раздумья? Или сознание того, что подобного рода размышления отвлекают его от выполнения долга мести? Скорее второе.

Как уже сказано, монолог «Быть иль не быть» — высшая точка раздумий и сомнений героя. Суть в том, остановился ли Гамлет на этих размышлениях или они — переходная ступень к дальнейшему? Действие пьесы со всей ясностью показывает, что, как ни важен монолог, как ни глубок он мыслями, на нем духовное развитие Гамлета не остановилось. Хотя и важный, но это всего лишь момент. Да, он приоткрывает нам душу героя, которому непомерно тяжело в мире лжи, зла, обмана, злодейства, но который тем не менее не утратил способности к действию.