Гамлет — расколотая личность?

Допустим, что Льва Шестова следует понимать таким образом: Гамлет — расколотая личность. Расколотость личности означает разлад между мыслью и действием. Тут человек уже не может силою своей воли призвать мысль служить своим действиям, тут нечто противоположное — мысль обрекает действия человека на бесплодье. Тут мысль препятствует действиям, как это и признаёт Гамлет: «The native hue of resolution is sicklied o'er with the pale cast of thought» (в переводе Б. Пастернака: «вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика», а ближе к оригиналу: «прирожденный румянец воли блекнет и болеет, покрываясь бледностью мысли»). Расколотость не означает непременно безволие, но воля расколотого человека не может подчинять себе разум, так что волевые поступки становятся подобны аффектам (как, например, убийство Гамлетом Полония). В любом случае она означает ущербность, слабость души: «Слабость, вялость души приводят Гамлета к трагедии» (Л. Шестов).

Один тип расколотого человека широко известен — это Илья Обломов. У Обломова просто нет в жизни цели, которая чем-либо привлекла и захватила бы его. Зачем действовать? Чтобы быть таким, как Штольц? Штольц для Обломова — это тип заводной машины, человека-робота. Штольц не может сам по себе вызвать у Ильи Ильича симпатий — во имя чего ему уподобляться Штольцу? Зачем? — вот главный вопрос, который Обломов задаёт себе. Ум говорит Илье Ильичу, что быть Штольцем — очень глупо, а так как действовать незачем, то ум и подсказывает ему: действовать не надо. Илья Обломов использует свой ум для оправдания своего бездействия, и в этом он нам совершенно ясен и понятен — любой умный человек в его положении оправдал бы свое бездействие и был бы прав.

Не такое положение у Гамлета. Относительно него главный вопрос не «зачем», а «почему». Цель ему известна и завещана отцом. Но «почему»? Почему принц не мобилизует ум к действию? Сказать, что Гамлет, подобно Обломову, использует свой ум, чтобы оправдать бездействие, никак невозможно. В монологах принца мы видим не самооправдание, а, наоборот, самоосуждение и самобичевание.

Попробуем сопоставить Гамлета с другим типом расколотого человека, также представленным в русской литературе. Судя по словам Гамлета, он не считал себя трусом, но полагал, что мысль превращает его в труса: обрекая на бесплодье все его действия, она заставляет его поступать, как если бы он был трус. Мысль начинает господствовать над человеком — эта идея особенно выпукло выражена в рассказе Леонида Андреева «Мысль». Там доктор Керженцев притворяется сумасшедшим для того, чтобы безнаказанно совершить убийство, и ему это блестяще удаётся (Гамлету, как мы знаем, притворство не помогло достигнуть цели). Вдруг какой-то голос изнутри говорит ему: «Доктор Керженцев думал, что он притворяется сумасшедшим, а он действительно сумасшедший». И мысль, логика Керженцева не может дать ему ответа на вопрос: притворялся ли он сумасшедшим, чтобы убить, или убил потому, что был сумасшедшим? Ибо с помощью своей мысли он готов доказать любому обследовавшему его психиатру, что он, Керженцев, сумасшедший; но той же самой логикой он может кому угодно доказать, что он вполне нормален.

Доктор Керженцев, вначале гордившийся силою своей мысли, столь верно ему служившей, вдруг убеждается: «Подлая мысль изменила мне, тому, кто так верил в неё и её любил... И меня, её творца, её господина, она убивает с тем же тупым равнодушием, как я убивал ею других». Он стал бессилен перед мыслью, которая заставила его поступать так, как если бы он был сумасшедший. Гамлета мысль превратила в труса, Керженцева — в сумасшедшего, хотя Гамлет знает, что он не трус, и Керженцев знает, что он не сумасшедший.

Гамлету с радостью поверили. Его называли трусом (Берне), копотливым резонёром (А. Шлегель), холодным бездушным циником (Паульсен), нарекли его всеми теми именами, которыми Гамлет сам называет себя перед Офелией («я горд, мстителен, самолюбив...»). Определить Гамлета независимо от его самооценок слишком трудно, — а тут сам принц определяет себя: он циник, флегматик, резонёр, мечтатель... Словом, расколотая, раздвоенная личность.