Гамлетов ад

Гамлету поверили, хотя ему и поверить-то трудно. Попробуйте поверить принцу, когда в начале третьего акта он называет себя an arrant knave. Поверить настолько трудно, что в переводах обычно смягчают это название — переводят его то как «бездельник», то как «обманщик» (например, у Б. Пастернака). Но настоящее значение названия arrant knave есть «отъявленный негодяй», или прохвост. Если поверить принцу, то в нашем представлении всё встанет с ног на голову: отпетым прохвостом, заслуживающим мщения, вместо Клавдия, должен считаться Гамлет.

Правда, можно подозревать, что Гамлет, говоря Офелии эти слова, неискренен: быть может, он нарочно клевещет на себя, чтобы его «сумасшествие» выглядело как можно правдоподобнее. Однако такое мнение опровергается любым монологом Гамлета. В разговорах с самим собой принцу нет нужды притворяться, некого обманывать. Он здесь обращается к своей совести и потому только здесь, в своих внутренних монологах, он говорит о своём бездействии, о причинах своей медлительности. Здесь мы слышим от принца нечто такое, от чего волосы могут встать дыбом. Послушаем принца.

Из монолога второго акта мы узнаём, что принц Гамлет — жулик и негодяй (a rogue), мошенник и шельма — a rascal, причем не просто a rascal, но muddy-mettled rascal — значит, не простая шельма, а патологически-безнадёжная и особенно опасная, подобная норовистой лошади или бешеной собаке. Этого мало. Принцу мало того оттенка определения muddy, который означает «помутившийся в рассудке». Ему хочется подчеркнуть, что он и от рождения не только дурак и тупица (a dull, an ass), но выродок, подлинный дегенерат. Для этого он примеривает к себе и другие, самые уничижительные, которые только можно придумать, ярлыки: a peasant slave, a very drab, a scullion. В этом калейдоскопе брани нелегко разобраться. Принц хочет сказать себе, что он не просто «раб»: слово a slave означает еще биологический экземпляр с признаками дегенерации. Чтобы возможно чернее обрисовать себя, принц призывает на помощь не только рассудок, но и воображение. Из всех человеческих особей он хочет выбрать тот экземпляр, который наиболее ему самому отвратителен, чтобы сказать себе: вот это и есть я, принц датский. Принц Гамлет, оказывается, не только a slave, но a peasant slave — тип деревенского идиота. К тому же, он ещё вылитая баба-судомойка (a scullion) и даже путанка — проститутка: a very drab, не более и не менее. Как говорят, хоть всех святых выноси — даже святые не нарекали себя более бранными и уничтожающими эпитетами.

Гамлет ввёл нас в тайники своей души, и мы своими глазами увидели там ад. Настоящий ад, такой, о каком поведал принцу пришедший из ада его отец: «Мне не дано касаться тайн моей тюрьмы, а то бы... зашлась твоя душа и кровь застыла, глаза, как звёзды, вышли из орбит и кудри отделились друг от друга, поднявши дыбом каждый волосок».

Не поверить уже невозможно. Гамлет — несчастная, расколотая душа, расколотая личность, носящая в себе ад.