На что посягнул Шекспир

Теперь понятно, на что посягнул Шекспир. Посягнуть на саму идею морали, на сам её принцип — это... это, извините, означает одно: все люди — калибаны. И не только калибаны, но и не может быть никого, кроме Калибана: Калибан — истинный царь природы, больше никого нет и не нужно. Мы не ошиблись: у Шекспира явно чувствуется и видится прославление Калибана, царя природы. Ну, разве не симпатичен его Калибан, когда он говорит вот такие слова:

Ты не пугайся: остров полон звуков —
И шелеста, и шёпота, и пенья...
      ...А то бывает,
Что голоса я слышу, пробуждаясь,
И засыпаю вновь под это пенье.
И золотые облака мне снята.
И льётся дождь сокровищ на меня...
И плачу я о том, что я проснула.

Он слышит голоса всех духов Природы, которые служат Просперо. Между тем, для Просперо он «грязный раб», «ублюдок злобной ведьмы и дьявола». Да таков он, без всякого сомненья, и есть — никакое воспитание, которое ему дал Просперо, не сделало из «грубой скотины» человека; он так и остался животным.

      ...Я научил
Тебя словам, дал знание вещей.
Но не могло ученье переделать
Твоей животной, низменной природы,

— говорит Просперо, на что Калибан отвечает ему «благодарностью»: спасибо, что научил говорить, — теперь хотя бы я знаю, как тебя проклинать и как звать чуму на тебя, на твою дочь и на ваш язык.

Просперо — воплощение высшего духовного бытия, Калибан — бытие низшее, животное. В то же время Просперо знает, что Калибан ему нужен, и не прогоняет его: наше бытие-в-природе без скотины невозможно. Калибан, в свою очередь, боится Просперо, зная свою зависимость от него, и если восстаёт на него, крича о желанной «свободе», то, конечно, восстаёт как подлый раб, не имеющий представления, что такое свобода. Высшее бытие в этом мире не существует без низшего, так что Просперо и Калибан оказываются связанными друг с другом невидимой цепью, даже близки один другому общей языческой близостью к духам Природы. Один — отродье ведьмы Сикораксы, другой — волхв, колдун.

Вот так. Просперо и Калибан, Гамлет и Калибан, с одной стороны, диаметральные противоположности, а с другой — сходятся, как сходятся противоположности. В человеческой логике противоположности сходиться не могут — они могут сойтись где-то за пределами нашего ума: в мистике или в бредовой «диалектике». Но у Шекспира они сходятся — какой логикой его можно понять? Попробуй пойми, когда Шекспир говорит правду: когда его герои издеваются над моралью или когда мы слышим от них, что без морали человек перестанет быть человеком? И как понять, кто самому автору дороже и ближе — Гамлет или Калибан? Отелло или Яго? Макбет или ведьмы? Можно ли разобраться, кого нам любить, а кого ненавидеть, когда на наших глазах разрушен разумный критерий различения добра и зла — великий принцип, Категорический Императив?

В чём же искать спасение? Где и как находить нравственные ориентиры в жизни? Если разум не может более быть для нас нравственным путеводителем, то, может быть, следует ввериться духам и пойти вслед за Просперо?

Просперо, как деятельное духовное начало, призван одухотворить низменное бытие, преобратить, подобно греческому Демиургу, Хаос в Космос, создать «дивный новый мир» из косной, неоформленной материи. Просперо, которому подвластны духи, не может почему-то выполнить эту задачу. Обладая чудесной неземной властью, он почему-то не в состоянии сотворить что-либо большее, чем простой смертный, например, доктор Моро из романа Г. Уэллса («Остров доктора Моро»). Тот тоже сделал было из животного человека, но оказалось, что это лишь внешнее подобие человека и его люди-звери скоро опять приняли свой прежний звериный облик. Так и Просперо вынужден признать:

Нет, Калибана мне не приручить!
Он прирожденный дьявол, и напрасны
Мои труды... Становится с годами
Он лишь еще уродливей и злей.

Приручить животное может и простой смертный, для этого не нужно духов, — но только любовью, а не насилием и не хирургическим вмешательством. Иначе ничего путного не получится: получится Калибан, не приручаемое животное, «прирождённый дьявол», на которого даже любовью подействовать нельзя. Однако и духи Просперо, видимо, не столь всемогущи, чтобы одолеть дьявольскую силу.

Попробуйте теперь найти в шекспировской «Буре» пресловутый катарсис. «Дивный новый мир» манил было нас чарующими голосами эльфов. Однако Просперо зарыл свой волшебный жезл, чтобы ожидаемый волшебный мир испарился, как мираж. Просперо, отрекшийся от духов, в своей последней сцене — лишь «слабый, грешный человек».