Версия Льва Шестова

Систематичность ума есть верный признак духовной ограниченности, ибо она обязательно предполагает инстинктивное отвращение ко всему, нарушающему отвлечённый, т. е. мёртвый порядок вещей.

Л. Шестов. «Шекспир и его критик Брандес»

В приведённых здесь словах Льва Шестова чувствуется гневный и во многом справедливый протест философа-экзистенциалиста против отвлечённой философии, основанной на рационалистических схемах. С этой позиции, резко противопоставленной позиции критикуемого им Брандеса, Л. Шестов предпринял свою попытку разгадать тайну пьесы «Гамлет».

Шестов, по-видимому, первым заметил, что все ранее известные попытки такого рода были основаны исключительно на рационалистической интерпретации поступков и поведения принца Гамлета и именно поэтому терпели фиаско. С точки зрения рационализма действительно невозможно понять, почему рационалист Гамлет, с его острым и всё подмечающим умом, всегда поступает нерационально в отношении достижения своей цели. Рационализм может либо отнести поведение Гамлета к области психопатологии, определив его как нервнобольного (Тэн), как «расстроенное существование» (Гримм), либо, подобно Брандесу, объяснить неудачи и злоключения принца случайными ударами слепой судьбы, которая губит все его замыслы и заставляет его блуждать в темноте. («Случай» — всегда есть необходимый коррелят к «необходимости», т. е. к рационалистической причинной связи.)

Первая из этих двух точек зрения легко опровергается сюжетной линией пьесы: Гамлет не безумен, а лишь «хитёр безумно», он «помешан лишь в норд-норд-ост», т. е. когда это ему нужно, чтобы дурачить тех, кого нужно. Вторую точку зрения опровергает Л. Шестов. Он замечает, что трагические события пьесы направляются отнюдь не ударами слепой судьбы: никакие случайные удары судьбы не затемняют принцу его цель (да мы и сами могли видеть: судьба даже предоставила ему удобный случай для мщения). Принц сознаёт свою цель, как призыв судьбы, призыв духа его отца. Он видит цель, но не идёт к ней, а бежит от неё. Почему? Вот главный вопрос.

Шестов отвечает: потому что Гамлет — лишь мыслитель, абстрактный теоретический ум. В Виттенберге зло существовало для него лишь в абстракции, не касаясь его лично. Его философия объясняла ему лишь, что такое есть отвлеченные добро и зло, и он не терзался муками по поводу отвлеченного зла, потому что мог найти успокоение в «убаюкивающих песнях мечтательной философии». Теперь зло обрушилось на него самого, теперь горячо им любимая мать оказалась на кровосмесительном ложе. Жизнь, как она есть, во всей жестокой реальности, властно ворвалась в его судьбу, и он видит, что никакая философская мудрость не объяснит ему преступления его матери и его дяди. Ему приходится отказаться от философии, стереть «все слова из книг» с доски своей памяти, чтобы перейти от абстрактных идей к действию. Но именно этого он сделать не может, потому что школьный способ мышления лишил его возможностей понимать жизнь как она есть. Как удар грома, разбудил его от грёз дух его отца. Философ Гамлет мог жить только грёзами — он не в состоянии «поменять созерцание на бурю». Сознавая одно — свой долг мщения, — он хочет другого — «того, что было, когда он жил в Виттенберге, где всё было ясно и спокойно, где жизнь не врывалась в классные комнаты».

Такое объяснение поведения героя ведёт Шестова к соответствующему объяснению смысла пьесы. Задачу Шекспира он видит в том, чтобы «показать мыслителю Гамлету, бежавшему от жизни, всё неизмеримое значение жизни», «объяснить смысл жизни во всех её проявлениях» — «поставить жизнь впереди всего, в ней видеть начало». Шекспир добивается этого, заставляя своего героя пройти через муки, страдания, и, наконец, смерть. «Что такое жизнь, Гамлет поймёт тогда, когда увидит умирающую мать и почувствует яд в своей крови».

С этой же точки зрения Шестов интерпретирует смысл всего творчества Шекспира: английскому драматургу удаётся таким образом разглядеть сквозь путаницу сложных явлений, представляющихся самим действующим лицам сплетением нелепых случайностей, «нечто единое, осмысленное, целесообразное». «Поэт примиряет нас с жизнью, выясняя осмысленность всего того, что нам кажется случайным, бессмысленным, возмутительным, ненужным» (Шестов).