Тайна «Гамлета»

— Молчи, молчи! — сказал он строго, —
Нет в мире бога, кроме Бога,
Сильнее тайны — силы нет.

И. Бунин. «Тайна»

Как видим, ни одна из трагедий Шекспира в наиболее существенных моментах не поддаётся рациональной интерпретации. Если уж говорить о «Гамлете», то всех критиков, о нём писавших, можно разделить на два разряда. Первые, и их большинство, считали Гамлета объяснимым и давали каждый свою интерпретацию шекспировского героя, но всё это были выдуманные Гамлеты: ни один из них не отвечал самой пьесе «Гамлет». Был и другой разряд — те, кто признали, что понять Гамлета невозможно, как тёмную для мысли, неразрешимую тайну. Они отказывались воспринимать пьесу «Гамлет», называя её «чудовищным уродом» (Жуковский), или, как Берне, считали, что это — нечто несообразное, хуже, чем смерть, — ещё не рождённое.

В числе критиков «Гамлета» были и литературные гении, такие как Гёте или Лев Толстой. Они разделили общую участь, хотя отношение Гёте к Гамлету заслуживает особого внимания. Гёте лишь вначале принадлежал к разряду интерпретаторов — дал своего Гамлета, охарактеризовав его суть как «слабость воли при сознании долга». «Гений понял гения», — написал В. Белинский, прочитав эту оценку в «Вильгельме Мейстере». Затем гений, т. е. Гёте, подвёл нашего критика — отверг собственную интерпретацию, найдя её ошибочной. Гений не только признался, что он не понял «Гамлета», но и как бы наложил заклятие на все будущие его интерпретации. Он дал понять, что проблема «Гамлета» вообще никогда не будет разрешена, подобно проблеме квадратуры круга, — навсегда останется, по его словам, «мрачной проблемой».

Тем не менее, Гёте не отрицал глубины и величия пьесы «Гамлет», несмотря на её тайну, и восхищался Шекспиром. Отношение Льва Толстого к Шекспиру было иным — он отверг само его творчество, и это само по себе тоже тайна. Загадку отношения Толстого к Шекспиру можно разгадать, лишь осветив новым светом творчество самого Льва Толстого, что и будет нами сделано в своём месте.

Мысль о недоступной разуму тайне всегда раздражает умы. Многие критики пытались снять тайну, объяснив её особенностями драматургической манеры Шекспира, т. е., по сути, свалив вину на автора. Брандес, а также Бекк объясняют тайну печальным противоречием, которые допустил Шекспир между фабулой пьесы и характером героя: герой не соответствует замыслу пьесы. Они даже объясняют, как и почему это случилось. Фабула, ход пьесы взяты Шекспиром из хроники Бельфоре (1582 года), лишь литературно переработавшего сагу Саксона XII века. Если бы Шекспир оставил характер героя таким же, каким он выведен в саге, то у него Гамлет убил бы короля сразу же по получении сведения о братоубийстве, но тогда пьеса была бы окончена вместе с окончанием одного первого акта. Шекспир искусственно замедляет действие, чтобы ввести еще четыре акта в пьесу, которая могла бы прекрасно уместиться в одном-единственном. Для достижения этой цели ему пришлось изменить «характер» героя, сделать его не столько человеком действия, сколько философом.

Тем самым разгадка «Гамлета» ищется в условиях драматургической техники, сковывавших свободу автора пьесы.

Л.С. Выготский (очерк «Трагедия о Гамлете, принце Датском») по поводу такой «разгадки» замечает: «В таком случае это означало бы, что правила техники победили способности писателя или исторический характер сюжета превысил возможности его художественной обработки. В том и другом случае "Гамлет" означал бы ошибку Шекспира, который не сумел выбрать подходящий сюжет для своей трагедии».

Легко снять с «Гамлета» покров тайны, если объявить, что под покровом ничего нет, т. е. назвать шедевр Шекспира литературной неудачей автора. У кого повернётся язык назвать шедевр неудачей? Ясно, что Брандес приводит свой аргумент с отчаяния, от безысходности, от невозможности объяснить тайну хоть мало-мальски сносным способом. Шекспир легко сбрасывал с себя путы традиционных драматургических условий. Так и здесь ему не требовалось менять характер своего героя, чтобы продлить действие пьесы. Чтобы объяснить медлительность принца и тем самым растянуть действие на пять актов, не было необходимости даже делать Гамлета философом — достаточно было усилить внешние препятствия для достижения героем цели. Вместо этого, как уже говорилось, драматург поступает наоборот — делает всё возможное, чтобы убрать эти препятствия с дороги своего героя, то есть максимально облегчает ему задачу, например, предоставляет ему удобнейший способ убить короля, уже разоблачённого во время представления «Мышеловки». Делая так, Шекспир лишь сгущает тайну — окончательно ставит в тупик зрителя, который так до конца пьесы и не может понять, к чему она ведёт и для чего написана.