Qui pro quo

Один из первых серьезных шекспирологов, Джордж Стивене, писал полтораста лет тому назад:

«Все, что известно с некоторою степенью достоверности относительно Шекспира, это то, что он родился в Стратфорде-на-Эйвоне, там женился и прижил детей, отправился в Лондон, где был сначала актером, писал поэмы и драмы, вернулся в Стратфорд, сделал завещание, умер и был похоронен».

Это и меньше и больше того, что узнала в действительности наука о Шекспире. Меньше — потому, что дальнейшие открытия дали новый материал для биографии уроженца Стратфорда. Больше — потому, что, в действительности, Стивене и биографы после него не имели никакого основания утверждать, что человек, родившийся и умерший в Стратфорде, «писал поэмы и драмы».

Здесь следует забежать немного вперед и поставить все точки над i: не было и нет никаких доказательств и свидетельств, что Шакспер (а не Шекспир) из Стратфорда является автором произведений Шекспира, хотя ни на чем не основанная вера в это через сто лет после смерти поэта превратилась в глубочайшую уверенность, потому что никому даже в голову не приходило усомниться в ней и задать себе вопрос: так ли это?

Эта слепая уверенность, которая в логике называется idola fori¹, привела биографов Шекспира к невероятной путанице — единственному в истории литературы qui pro quo² — «одно вместо другого».

То, что узнавали о Шакспере из Стратфорда, приписывали автору «Гамлета», а те биографические данные, о которых можно догадаться по различным местам в произведениях Шекспира, относили к стратфордскому мяснику, который, таким образом, оказался другом графа Саутгемптона и знаменитого поэта Бена Джонсона, в то время как прообраз «кроткого принца» Датского заподозрили в браконьерстве и обвинили в ростовщичестве.

И вот в позапрошлом веке один из биографов Шекспира пишет, что с полной достоверностью можно сказать только то, что он жил, умер и был «немного ниже ангелов», а другой утверждает, что из всех качеств Шекспира мы знаем наверно только «его практическую деловитость и способность приобретать деньги».

Очевидно, что оба биографа говорят о двух разных людях.

Естественно, что при таком «дуализме» Шекспира его биография слишком часто терялась в лабиринте неразрешимых противоречий, и, чтобы выбраться из него, исследователи одни факты голословно отрицали, на другие закрывали глаза, будто их и не было, наконец, третьи выдумывали факты, чтобы хоть как-нибудь объяснить необъяснимое. Нет биографии Шекспира, где не было бы оговорок: «вероятно», «по-видимому», «кажется» и т. п. Потом эти вводные слова исчезали, и вчерашние предположения или догадки пускались в обращение как достоверные факты.

И чем больше нагромождалось подобных «фактов», тем меньше оставалось надежды узнать, кто же был Шекспир.

Как часто можно услышать от историков литературы: разве не все равно, кто был Шекспир? Ведь для нас важны только его великие произведения.

Но всякое творчество по сути автобиографично. Нельзя понять художественного произведения без знания исторической обстановки, быта, среды, в которых оно создавалось, а тем более нельзя почувствовать его красоту без ясного ощущения личности автора.

А ведь Шекспир, по общему признанию его знатоков, едва ли не самый автобиографичный писатель. Во многих его героях отчетливо присутствует сам автор, почти в каждом произведении — намеки на события окружающей действительности. Сплошь да рядом эти аллюзии для нас неясны, поскольку мы не знаем ни личности автора, ни обстоятельств его жизни, а потому нам не вполне понятны ни сами произведения, ни его герои.

Виктор Гюго так назвал «науку о Шекспире»: «Главная задача — прийти к пониманию Шекспира. Вся эта эрудиция имеет одну цель: добраться до поэта. Вот усеянный камнями путь к этому раю. Выкуйте себе ключ знания, чтобы открыть им дверь, ведущую в эту поэзию».

Одна из задач этой книги — показать читателю, как легко разъясняются многие темные места в произведениях Шекспира, какой новый и ясный смысл обретают его комедии и трагедии, когда мы, наконец, узнаем, кто же был их творцом.

Примечания

1. Призраки рынка (лат.) — по Ф. Бэкону, мешающее истинному познанию заблуждение разума, порожденное некритичным отношением к распространенному мнению или неправильному словоупотреблению.

2. Одно вместо другого (лат.) — смешение понятий, путаница или недоразумение.