Сонеты — поэтическое воспроизведение жизни

Вот почему знаменитое посвящение «Сонетов» 1609 года «Mr. W. H.» более верно расшифровать: М-ру (мастеру) Уильяму Герберту (третьему графу Пемброку, одному из несравненных братьев, которым посвящено Первое Фолио). Не будь его усилий, не было бы этого брака, а значит, не было бы и сонетов.

Посвящение:

ЕДИНСТВЕННОМУ. ЗАЧИНЩИКУ
ЭТИХ. ПОСЛЕДУЮЩИХ. СОНЕТОВ.
МАСТЕРУ W.H. ВСЯКОГО.
СЧАСТЬЯ. И. ТОГО. БЕССМЕРТИЯ.
ЧТО. ОБЕЩАНО. НАШИМ.
ВЕЧНО. ЖИВЫМ. ПОЭТОМ.
(КОТОРЫЙ) ЖЕЛАЕТ.
БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОМУ
ИСКАТЕЛЮ. ПРИКЛЮЧЕНИЙ.
ДВИНУТЬСЯ.
В ПУТЬ.

До сих пор существует множество различных толкований этого посвящения, мы даем свое, в основном совпадающее с толкованием Кэтрин Данкен Джоунс, редактора и комментатора «Сонетов» последнего Арденского издания (1997 год): м-р W.H. — Уильям Герберт граф Пемброк. Относительно формы посвящения Джоунс пишет: «...все сплошь заглавные буквы и точки после каждого слова предполагают, что это якобы древнеримская надпись, высеченная на камне». Действительно, именно так писали древние римляне эпитафии на могильных камнях. Пример этому есть у Кэмдена. «И начну я, — пишет историк, — с эпитафии, находящейся на памятнике в Риме, это самый древний памятник, воздвигнутый в честь британца, который, как тогда водилось, взял римское имя:

M. ULPIO. JUSTO. Q. SIG. AUG. MILITAVIT. AN. XXV.
VIXIT. XLV NATIONE. BRITTO. FEC. M. ULSIUS RESPECTUS
VEN. AUG. AMICO OPTIMO DE SE BENE MERENTI.¹

Ратленд хорошо знал эпитафии на древнеримских могилах, он писал об этом в «Томасе Кориэте»: «...за такой короткий срок... я скопировал больше названий и эпитафий (как уверяет один джентльмен, имя его раскрывать не буду), которые высечены на солидных камнях, чем любой ученый путешественник за многие годы. За что этот джентльмен даже приклеил мне ярлык — "Пешеход — Могильный Камень"»². Друзья упрекали Кориэта: внося в книгу эпитафии с могильных камней, он не переводил их с латыни на английский. Латынь так прекрасна, — объяснил Кориэт в предисловии, — что перевод только убьет красоту надписи. Книга эта писалась Ратлендом как раз тогда, когда были изданы «Сонеты Шекспира» 1609 года.

Прочитав Джоунс, Кэмдена, Кориэта, я по-другому взглянула на посвящение в «Сонетах» — написано как для надгробного памятника. Да и лексика подходящая: «eternitie» (вечность), «ever-living» (вечно живой). Новое прочтение придало сонетам зловещность.

И еще один важный факт: в том же 1609 году выходит пьеса «Троил и Крессида», преодолев запрет неких высокочтимых господ. Исследователи видят в них «несравненных братьев», кузенов графини Ратленд, Уильяма Герберта графа Пемброка и Филиппа Герберта графа Монтгомери.

Часть сонетов и эту пьесу объединяет общая тема — неверность страстно любимой женщины. Один из самых ярких шекспироведов второй половины XIX века Эдвард Дауден (1843—1913) в предисловии к Оксфордскому Шекспиру писал, что в эти годы Шекспир разочаровался в Смуглой леди и свое отвращение к ней излил в «Троиле и Крессиде»³. А Сэмюэл Кольридж (1772—1834), сочинивший, по словам Шенбаума, «идеальный образ трансцендентного гения», сказал: «Мне представляется, что сонеты мог бы только написать человек безумно влюбленный, и влюбленный в женщину»⁴. Слова Даудена «разочаровался в Смуглой леди и свое отвращение к ней излил» можно отнести и к пьесе «Троил и Крессида», опубликованной одновременно. Таким образом, «несравненные братья», или один из них, появляются в двух шекспировских изданиях (с большой степенью вероятности) и несомненно в третьем — Первое Фолио. А у этих братьев двоюродная сестра — жена графа Ратленда-Шекспира.

Тема неверности в сонетах разбросана. Начало восходит к 1598 году, когда Ратленда-Шекспира друг и невеста, самые любимые люди, изменили ему. Страдание вылилось в сонетах, которые в издании 1609 года помещены в самый конец. Точное выражение чувств явлено в 144 сонете. Приведу его целиком, так как буду нередко на него ссылаться, тем более что перевод этого сонета С.Я. Маршаку удался, в той мере, в какой Маршаку удаются сонеты — неточны, но поэтичны:

Two loves I have of comfort and despair,
Which like two spirits do suggest me still:
The better angel is a man right fair,
The worser spirit a woman colour'd ill.
To win me soon to hell, my female evil
Tempteth my better angel from my side,
And would corrupt my saint to be a devil,
Wooing his purity with her foul pride.
And whether that my angel be turn'd fiend
Suspect I may, but not directly tell;
But being both from me, both to each friend,
I guess one angel in another's hell:
Yet this shall I ne'er know, but live in doubt,
Till my bad angel fire my good one out.

Перевод С.Я. Маршака:

На радость и печаль, по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.
Чтобы меня низвергнуть в ад кромешный,
Стремится демон ангела прельстить,
Увлечь его своей красою грешной⁵
И в дьявола соблазном превратить.
Не знаю я, следя за их борьбою,
Кто победит, но доброго не жду.
Мои друзья — друзья между собою,
И я боюсь, что ангел мой в аду.
Но там ли он, — об этом знать я буду,
Когда низвергнут будет он оттуда.

Сонет первый раз был опубликован в 1599 году Джаггардом. Поскольку это не упражнение в писании сонетов, а сердечный вопль, переводчик обязан точно передать каждое слово: какая огромная разница: «грешная краса» — дешевый штамп и «гнусная гордыня» — черта характера.

Предали поэта его лучший друг и невеста. Лучший друг — светлокудрый красавец граф Генри Ризли Саутгемптон, невеста — Елизавета Сидни, внучка сэра Фрэнсиса Уолсинэма, которого, напомню, королева Елизавета называла «мой мавр». Была она языкастая гордячка, это она прообраз Катерины из «Укрощения строптивой», Беатриче из «Много шуму из ничего» и Фебы из «Как вам это понравится».

И есть вторая группа сонетов, где речь идет не о простой измене, а о соперничестве в любви с поэтом, который, по мнению Шекспира, дарованием, может, его и превосходит, но не любовью. Это сонеты 76—87, несколько следующих, примыкающих к ним по смыслу, — девяностые и сотые. И несколько в третьем и четвертом десятке.

Концепция сонетов К. Данкен-Джоунс, основанная на ее собственных изысканиях и трудах других исследователей, самая, пожалуй, верная во многих отношениях, кроме главного: в основе ее — гомосексуальность Шекспира, которая очевидна, утверждает Джоунс, в подавляющем большинстве сонетов: от первого — до сто двадцать шестого. Это, понятное дело, дань общепринятому толкованию и нынешнему почтительному отношению к гомосексуальным связям. Но если бы Джоунс не была во власти мифа «Шакспер — Шекспир», вопиющего в своем неправдоподобии (особенно это бьет в глаза, когда читаешь столь основательное предисловие), она отреклась бы от такого видения автора сонетов, тем более что в ее работе названы спасительные камни, вступив на которые легко выбраться из засасывающей трясины мифа. Это, во-первых, издание сонетов 1640 года (издатель Джон Бенсон, зеркальное — «Бен Джонсон»), где «sweet boy» исправлено на «sweet love», в нем нет даже намека на гомосексуальность. Затем, трагедия сэра Джона Саклинга «Бренноральт», написанная около 1640 года, в которой много строк из сонетов Шекспира, причем говорит их Ифиджин, девушка, переодетая в мужское платье не на время, а на всю жизнь. А Джон Саклинг был женат на сестре того самого Крэнфилда, кто был другом и помощником Ратленда-Кориэта.

И еще в 1711 году книготорговец и типограф Бернард Линтот опубликовал двухтомное «Собрание поэм», куда вошли сонеты Шекспира, взятые из сборника 1609 года и в которых встречается «sweet boy». Но вот что он о них говорит: «Сто пятьдесят сонетов. Все они написаны в похвалу "his Mistress"» («Mistress» называли тогда женщину высокого положения, благородную даму, королеву). Значит, Линтота не смущало обращение «sweet boy», он видел за ним возлюбленную. В те поры еще было понятно, что в елизаветинскую эпоху муж мог назвать юную, очень любимую жену «прелестный мальчик», тем более что брак платонический. А вот еще мнение самой Данкен-Джоунс: «Странно, что издание Бенсона 1640 года имело тогда (середина XVII века) гораздо больше веса в литературных кругах, чем кварто Томаса Торпа 1609 года. Возможно потому, что томик Бенсона был собранием стихотворений разных авторов и составители поэтических сборников, такие как Джошуа Пул и племянник Мильтона Эдвард Филлипс, много из него черпали. И подобно Бенсону, эти писатели издавали сонеты Шекспира в гетеросексуальном ключе».

Странно другое. Вопрос о гомосексуальности Шекспира возник только в конце XVIII века. И развивался он с такими неожиданными и увлекательными поворотами, что об этом можно писать роман. Повороты определялись нравственными и юридическими нормами общества, существенную роль в этом сыграл и мученик викторианского ханжества Оскар Уайльд. Нежные, полные любви сонеты, обращенные к «sweet boy» в эпоху, когда муж мог так звать любимую жену, поведением похожую на мальчика, нашли отклик в душе Уайльда, питающего нежную страсть к красивым мальчикам. А ведь весь XVII век и многие в XVIII видели в «sweet boy» Шекспира не юного аристократа, а любимую женщину. Племянник Мильтона, конечно, знал историю Шекспира — его дядя написал стихи ко Второму Фолио. А Джон Саклинг, замечательный поэт и блестяще образованный аристократ, чья несчастливая судьба пришлась на переходный исторический период (он родился в 1609 году, умер в 1642), что не могло не кончиться трагически, принадлежал к литературному кружку, продолжавшему поэтические традиции славных елизаветинцев. Портрет Ван Дейка изображает его в полный рост с томом Шекспира в руках, открытым на трагедии «Гамлет». Его пьесу «Бренноральт», главный герой которой меланхолик, а героиня в мужском платье говорит строками шекспировских сонетов, предстоит еще внимательно прочитать. Написана она в 1640Им одновременно с выходом поэтического сборника Джона Бенсона и через три года после неоконченной пьесы «Печальный пастух» Бена Джонсона, герой которой — хозяин Бельвуарской долины, с любимой его связывают платонические отношения. Ближайшее к Шекспиру поколение помнило его и поклонялось ему. Вот отсюда-то и надо было танцевать, от XVII века, который уж наверняка знал о Шекспире больше, чем Мелон, викторианцы и следующие за ними шекспироведы ХХ века.

Об издании сонетов 1609 года надо сказать еще одну важную вещь. Книги тогда украшались различными эмблемами, виньетками, заставками, полосками узоров, эти украшения печатались в начале книги, конце или обрамляли страницы. У каждого типографа был блок с собственной печаткой; картинка, иногда содержащая аллегорию, помещалась обычно на титульном листе. У «Сонетов Шекспира» 1609 года первую страницу венчает знаменитая заставка — две склоненные друг к другу заглавные буквы «А» — левая белая, правая черная. У. Смедли, знаток книжных эмблем, исследовав историю этой эмблемы, утверждает, что ею помечены все книги, к которым был так или иначе причастен Фрэнсис Бэкон. Эта виньетка украшает и Первое Фолио, и Библию 1611 года. Мне думается, это двойное «А» — сокращенное «аркана», что по-латыни значит «тайна».

Сонеты, относящиеся к Смуглой леди (мы к ним относим, как многие другие исследователи и переводчики, все сонеты, кроме бесспорных мужских: первых двадцати и тех, где обращение к мужчине выражено грамматически), наполнены самыми разными чувствами — от преданной любви до бешеной ревности. Соперников двое: первый — лучший друг (144), второй — поэт, чье поэтическое дарование Шекспир ставит выше своего (сонеты 76—86). Мы не знаем, действительно ли автор верил в измену: ревность застила ему здравомыслие.

Хейвуд и Форд пишут о том, что видят со стороны, Шекспир-Ратленд в пьесах и сонетах — что пережил или переживает сам. Начиная с первого десятилетия XVII века, точнее с «Гамлета», Шекспир становится «Звездой поэтов». После 1605 года он живет бурно, ярко, у него в замке постоянно бывают, как и при королеве Елизавете, самые разные гости. Его личная жизнь на виду у всех, в этом смысле он человек открытый; зато в своих пьесах, в отличие от Бена Джонсона, он себя основательно маскирует. О нем говорят, пишут, спорят. Но для сегодняшних исследователей эта пора жизни Шекспира довольно темная.

Вот что пишет редактор и комментатор «Цимбелина» в издании «Арденский Шекспир» Дж.М. Нозуорти: «Хотя пьесы, написанные после 1600 года, имеют более личный характер, чем те, что были написаны раньше, Шекспир времени короля Иакова куда более анонимная и загадочная фигура, чем Шекспир елизаветинский. Мы знаем, что он писал пьесы до и, возможно, после 1611 года; знаем с достаточной степенью вероятности, какие это пьесы. Порядок их написания несколько менее определен. И в силу того, что отсутствует абсолютно надежная хронология, мы не всегда можем установить истинные взаимоотношения пьес».

Вот в таком смутном состоянии находится представление шекспироведов о втором десятилетии творчества Шекспира. Подумайте, современники Шекспира, друзья, драматурги, доброжелатели и недоброжелатели все о нем знали: пятьдесят шесть поэтов, драматургов, юристов и просто друзей написали хвалебные стихи для «Кориэтовых нелепостей». Панегирики убеждают, что Кориэт-Ратленд был фигурой и очень известной, и очень любимой многими. Не могли же они не отразить и в пьесах его диковинную жизнь. Да и сам он в сонетах и пьесах писал не столько о других, сколько о самом себе. Именно потому действие всех его пьес, кроме «Виндзорских проказниц», происходит далеко от Англии — так Ратленд маскировал себя. Он выводил себя в пьесах со всеми присущими ему качествами, хорошими, скверными, смешными, в ситуациях, которые суть аллегории его жизненных обстоятельств, стараясь понять себя, корни своих бед. Знавшие его современники узнавали его. А для нас он долгое время оставался за семью печатями.

Совсем по-иному рисовал себя в пьесах Бен Джонсон. Если Ратленд в силу характера и условий жизни смеялся над собой и сочувствовал себе, понимал и не понимал себя, то Джонсон сочинял себя или в виде поборника добродетели, искоренителя пороков, способного улучшить нравы, или доброжелателя, спасшего, казалось бы, непоправимую ситуацию. Или осмеивал какой-то общественный с его точки зрения вывих. И он не скрывал, в каком персонаже вывел самого себя. Так что тут и гадать не надо.

Китс (1795—1821) писал в одном из писем: «Жизнь выдающихся людей — нескончаемая аллегория, и очень немногие глаза видят Тайну их жизни — эта жизнь, как Священное Писание, иносказательна — тайну, которую понять простым людям так же трудно, как ветхозаветную Библию. Лорд Байрон выразил себя, но без иносказания, а у Шекспира жизнь — Аллегория, его произведения к ней комментарии»⁶. Вот такую загадку загадал Шекспир всем творчески мыслящим людям.

Вышеприведенные цитаты из «Арденского Шекспира» свидетельствуют: даже страт-фордианцы согласны, что пьесы второго десятилетия Шекспира — его собственная плоть и кровь. Только где же, в какой пьесе их Стратфордец изобразил себя? Чей он прототип? А вот жизнь Ратленда, полная драматических и даже трагических событий, отражена и в пьесах Шекспира, и, конечно, в сонетах, и в пьесах других драматургов. Это тем более относится ко второму десятилетию, когда Ратленд писал уже один. И еще, пожалуй, не менее важное обстоятельство: сочинял он трагедии, сонеты и последние драмы со сказочным элементом, живя с любимой женой в платоническом браке.

Примечания

1. «Марку Улпию Джасту, квартирмейстеру (воинская часть). Служил в армии 25 лет, жил 45, по рождению британец. Марк Улсий Респект (воинская часть) сделал эту надпись для своего лучшего друга, надежней которого не было». (Перевод с латинского на английский У Кэмдена.)

2. Coryat's Crudities. Glasgow, 1905. Vol. 1. P. 11.

3. Schoenbaum S. Shakespear's Lives. P. 358.

4. Ibid. P. 183.

5. Неточно. Надо: соблазняя чистоту гнусной гордыней.

6. Цит. по: Shakespeare W. Cymbeline / Ed. by J.M. Nosworthy // A.Sh. L., 1955. P. 185.