VII. Шекспир и другие в комедии Джонсона «Эписин»

О, это была очень, очень ядовитая сатира, чрезвычайно тонко задуманная.

Марк Твен. Моё кровавое злодеяние

Пьесу «Эписин, или Молчаливая женщина», поставленную в конце 1609 года и опубликованную в «Сочинениях» Бена Джонсона в 1616-м, считают одним из его высших сценических достижений. В ней соблюдено классическое правило трёх единств, искусно увязаны сюжетные линии и, по свидетельству поэта и драматурга второй половины XVII века Джона Драйдена, правдиво воссозданы картины тогдашней лондонской жизни. Как заметил Джонсон, нигде нет веселья лучше, чем в Англии, где сам климат благоприятствует сводням, шлюхам и разным мошенникам.

Интрига фарса состоит в том, что богатый одинокий старик Мороуз, страдающий непереносимостью любого шума и разговорчивых людей, решил не оставлять наследства своему молодому племяннику Дофину Юджени и потому намерен вступить в брак — «Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог». Но Мороузу нужна крайне неразговорчивая женщина, найти которую нелегко.

Дофин воспользовался этим обстоятельством и разработал план обмана дядюшки: юношу переодели в женское платье и представили жениху как девицу Эписин. Наученная, как себя вести, тишайшая Эписин очаровала старика, он на ней женился, а сразу после свадьбы с ужасом обнаружил, что она очень болтлива и упряма. Мороуз стремится во что бы то ни стало получить развод, но найти формальных причин для этого не может. И тогда его племянник предложил — за восстановление себя в правах наследника и вознаграждение — освободить Мороуза от уз Гименея. Получив согласие, Дофин раскрыл истинный пол Эписин, что сразу сделало брачный союз недействительным (ведь тогда однополые браки в Англии ещё не регистрировали).

Среди других персонажей — друзья Дофина джентльмены Трувит и Клеримонт, несколько женщин, живущих отдельно от мужей и образовавших Коллегию вкуса, манер и возвышенных чувств, а также их поклонники Ла-Фуль и Доу (который влюбляется в Эписин). Дамы изображены пустыми и вульгарными, а их кавалеры — трусливыми и лживыми. Имеется также супружеская пара Оттеров, в которой богатая сварливая жена держит под каблуком нищего мужа.

События развиваются так. Ла-Фуль даёт обед для членов Коллегии, а также Дофина и его друзей в доме Оттеров. В этот же день Мороуз обвенчался с Эписин, и чтобы досадить ему, вся компания направляется к нему в дом, устраивая там шумную пирушку. Дамы беззастенчиво пытаются обратить на себя внимание Дофина, клевеща ему друг на друга, а Доу и Ла-Фуль хвастают (по наущению «доброжелателей» Мороуза) своими любовными связями с Эписин. Оглушённый и обескураженный новобрачный хочет использовать их признания в качестве повода для развода, однако ему объясняют, что распутство невесты до свадьбы не может служить основанием для этого. Ради избавления от жены Мороуз готов даже признать свою физическую неспособность к браку, но и этот довод в расчёт не принимают.

Поскольку Дофин Юджени никого не посвятил в свой план, развязка оказывается полным сюрпризом не только для зрителей, но и для участников представления. В момент, когда все узнают, что Эписин — юноша, разоблачаются и горе-рыцари Доу и Ла-Фуль с их нелепым хвастовством, и дамы, которые приняли миссис Мороуз в Коллегию и поделились с ней своими секретами; все они зло высмеяны и на какое-то время теряют дар речи (вроде немой сцены в «Ревизоре»).

Пьесу иногда критиковали за её лейтмотив — циничную травлю беспомощного Мороуза. Однако по мнению джонсоноведа А. Парфёнова [8], тут автор следовал традициям средневековых народных мистерий с их вышучиванием старости, немощи, неспособности к продолжению рода. В том же карнавальном стиле он всё время обыгрывал тему взаимоотношения полов — именно сквозь эту призму высвечивались характеры.

Спектакль, по нашему мнению, насыщен разноплановыми аллюзиями, в том числе, связанными с Шекспиром и его кругом. Джонсон, как известно, часто использовал личную сатиру, то есть выводил в персонажах реальных лиц, а для облегчения узнавания наделял их «говорящими» именами. В «Эписин» эта его склонность проявилась в полной мере — при чтении пьесы то и дело вспоминается грибоедовское: «Ба! Знакомые всё лица!».

Согласно концепции, которую, опираясь на открытия И.М. Гилилова [1], выдвинула и развила М.Д. Литвинова [2], Роджер Мэннерс пятый граф Рэтленд и Фрэнсис Бэкон были теми, кто скрывался за псевдонимом «Шекспир». Разделяя в основном её взгляды, мы в статье «Шекспир в комнате смеха Бена Джонсона» высказали догадки, что в пьесе Трувит — сам автор, а Ла-Фуль и Доу — Рэтленд и Бэкон; комическое изображение этого творческого дуэта составляло одну из целей Джонсона.

Вообще, к Шекспиру, как своему основному сопернику, у него было сложное отношение (мы об этом говорили в той же статье). Но они оба — «единого прекрасного жрецы», и Бен, несмотря на все пикировки, хорошо это понимал. Да и Рэтленд в вышедших в 1611 году «Кориэтовых Нелепостях» устами Кориэта (по Гилилову, за этой маской скрывался Рэтленд) назвал Джонсона своим поэтическим другом (my Poeticall friend Mr. Benjamin Johnson).

Хотя в фокусе наших интересов остаётся Великий Бард, попытаемся найти прообразы и других персонажей комедии, для чего придётся сделать несколько лирических отступлений, а на отдельных лиц собрать маленькие досье. Будем цитировать текст пьесы (указывая номер страницы) по вышедшему в 1921 году русскому переводу [9], который выполнили Е. и Р. Блох.

Давайте посмотрим, как представлены основные действующие лица в оригинале, и дадим интерпретации их имён собственных:

MOROSE, a Gentleman that loves no noise (Джентльмен, который не любит шума). Мороуз — угрюмый, замкнутый.

SIR DAUPHINE EUGENIE, a Knight, his Nephew (Рыцарь, племянник Мороуза). Дофин Юджени. Дофин — титул наследника престола; Юджени — благородного происхождения.

NED CLERIMONT, a Gentleman, his Friend (Джентльмен, его друг). Клеримонт — полагаем, что образовано от слов клерикал (cleric) и гора (mont).

TRUEWIT, another Friend (Другой его друг). Трувит — истинное остроумие.

SIR JOHN DAW, a Knight (Рыцарь). Доу — галка (то есть щебечет).

SIR AMOROUS LA-FOOLE, a Knight also (Также рыцарь). Аморус Ла-Фуль — влюбчивый дурак.

EPICOENE, supposed the Silent Woman (Предполагаемая молчаливая женщина). Эписин — неопределённого пола.

LADY HAUGHTY, LADY CENTAURE, MISTRESS DOL MAVIS, Ladies Collegiates (Дамы, состоящие в Коллегии). Хоути — высокомерная, надменная; Сентор — кентавр; Дол Мэвис — привлекательная женщина или девушка (Doll); поэтически — певчий дрозд (Mavis).

THOMAS OTTER, a Land and Sea Captain (Сухопутный и морской капитан). Оттер — выдра.

MISTRESS OTTER, the Captain's Wife (Жена капитана).

Теперь займёмся каждым из этой дюжины персонажей в отдельности.

1, 2. МОРОУЗ и ДОФИН ЮДЖЕНИ. У племянника Мороуза довольно странное имя, и оно, скорей всего, не случайно. Тут просматривается аллюзия на наследного принца Генри: немилость, в которую впал у своего дяди Дофин, намекает на серьёзные трения, возникшие в то время между монархом и юным дофином.

Отступление первое

Взаимоотношения короля Иакова I, сменившего на престоле почившую в 1603 году Елизавету I, с принцем были тогда в центре внимания английского истеблишмента. У многих начало правления Иакова вы звало глубокое разочарование, ибо означало утраты блеска двора и лидерства Англии в протестантском мире. В новом монархе не нравилось всё — от внешности до проводимой политики, которую отличали осторожность, боязнь идти наперекор католическому блоку. Всем заправляли проходимцы (фавориты короля), произошло резкое падение нравов.

Поэтому возникло оппозиционное движение, которое делаю ставку на принца Генри — убеждённого протестанта, с раннего возраста выказывавшего недюжинную решительность. Дофин имел свой двор из пятисот юношей, которых наставлял в воинских искусствах; особо заботился об армии и флоте, занимался науками, любил театр и покровительствовал литераторам.

Вокруг Генри, ставшего любимцем нации, начал формироваться миф — с ним связывали веру в грядущую военную славу Англии, создание мощной колониальной державы, возрождение рыцарской доблести. Популярность принца была столь высока, что вызывала напряжённость в его отношениях с монархом; известны случаи публичных столкновений между ними, причём свита Иакова нередко симпатизировала наследнику. Последнему не нравились порядки королевского двора, он конфликтовал с любимцем отца Робертом Карром. (Допустимо, что недруги Генри что-то замышляли против него. Принц внезапно скончался в ноябре 1612 года 18-ти лет отроду — считается, что от чумы, но ходили слухи, что он был отравлен.)

Такова была ситуация в стране, и она несомненно волновала драматурга в период создания «Эписин». В пользу этого говорит факт, что 6 января 1610 года, то есть почти одновременно с постановкой «Эписин», была сыграна джонсоновская пьеса-маска «Барьеры принца Генри, или Озёрная Леди» (а годом позже другая — «Оберон, Сказочный Принц»). Пафос обеих — восхваление дофина, которому уготовано великое будущее. Маски включали стилизованные боевые схватки с мечами и копьями, и принц сам в них участвовав (во втором маскараде он хотел предстать верхом на лошади, но король не разрешил).

Король Иаков I

Поэтому кажется логичным, что в образе Мороуза с его шумобоязнью содержался намёк на замкнутый, непубличный характер короля (политическая сатира) — Джонсон в завуалированной форме выражал поддержку дофину в его противостоянии с отцом. Юджени заметил, что дядя хочет лишить его наследства, думая, что он и его друзья — «авторы всех вздорных Актов и Деяний, которые написаны о нём» (с. 8). Вряд ли племянник Мороуза готовил против него Acts and Monuments, а вот для действий принца против монарха это звучит более правдоподобно. (Как заметила шекспировед Ирина Кант, тут, видимо, ироничная отсылка к трактату Джона Фокса «Acts and Monuments», более известном как «Book of Martyrs», впервые вышедшем в 1563 году, — о христианских мучениках всех времён и страданиях протестантов от папистов при королеве Марии Кровавой. Несчастный Мороуз уподобляется мученикам.)

В своём заключающем пьесу монологе Трувит, обращаясь к дамам, сказал про Дофина (с. 117): «он скоро войдёт в лета и месяцев через двенадцать будет у вас желанным гостем». Принц Генри родился в феврале 1594 года, значит, в конце 1609 года ему было чуть меньше 16-ти. И тогда через год ему станет 17, что как будто согласуется с выражением «войдёт в лета» (he is almost of years).

Принц Генри

3. ТРУВИТ. Пока Юджени в тайне от всех готовил свою матримониальную операцию, его приятель Трувит решал свои, авторские, задачи — давал характеристики другим персонажам, сталкивал их друг с другом, то есть делал всё, чтобы наглядно представить задуманные карикатуры на реальных людей. Трувит — мотор действа, кроме того, он пространно рассуждал о разных вещах, в основном — «про это».

4. НЕД КЛЕРИМОНТ. Мы думаем, что за ним стоял Джон Донн, который в те годы был помощником епископа, занимался богословием, писал стихи на религиозные темы (откуда фамилия персонажа).

Нед сочинил песенку, а паж сказал ему (с. 1), что если другие её услышат, то автор слов может приобрести опасное имя поэта и к его пажу начнут плохо относиться в доме, хозяйка которого послужила темой его стихов. Намёк на ухаживания Донна за женой Рэтленда Елизаветой, о которых узнал и выболтал посторонним людям Бен Джонсон, что, по гипотезе Литвиновой, привело к длительной ссоре с ним Донна. Вот фрагмент диалога, где, похоже, имеется в виду эта история:

Дофин (Клеримонту; Трувит ушёл)

Ты с ним здорово разоткровенничался.

Клеримонт

Трувит честный малый!

Дофин

Я в этом не сомневаюсь, но он не умеет хранить секретов.

Клеримонт

Нет, Дофин, ты ошибаешься. Я знаю случаи, когда ему вполне доверяли, и он оправдал это доверие.

Тут автор словами Клеримонта, то есть Донна, говорит, что ему, Джонсону, можно доверять. Это попытка Бена примириться со старым другом.

Когда потом заходит разговор об отношениях Доу и Эписин (с. 96), Аморус заметил, что Джон начертил её карту, а Нед поинтересовался: «Надеюсь, он всё же не определил её широту?» (Away! he hath not found out her latitude, I hope). Намёк на «Элегию XVIII» (Путь любви) Донна, где он обрисовал тело возлюбленной, используя топографические термины.

3, 4. ДЖОН ДОУ и АМОРУС ЛА-ФУЛЬ. Мы уже сказали, что их прообразы Бэкон и Рэтленд.

Трувит

Почтеннейший Джек Доу, когда вы видели в последний раз Ла-Фуля?

Доу

Я не встречал его со вчерашнего вечера.

Трувит

Вот так чудо! А я думал, что вы с ним неразлучны (с. 30).

Над этой парочкой, которую, говоря словами Гоголя, «сам чёрт связал верёвочкой», потешаются на протяжении всей пьесы — они доверчивы, и их разыгрывают, даже в шутку бьют, тянут за носы, в общем, ни во что не ставят. Как там у Юнны Мориц: «Терпи, Шекспир».

Клеримонт

Джек Доу — хныкающий подлец, а Ла-Фуль — трус героический, сохраняющий в самые страшные минуты бодрый вид и энергичный голос. Он мне нравится (с. 85).

Трувит (о Доу)

А ну его с его болтовней! Махровый дурак! Такое ничтожество, что сам не знает, кем себя вообразить (с. 31).

В то же время, высказываются мнения о редких достоинствах сэра Джона, ему прочат большое будущее (с. 25):

Клеримонт

Почему он не у кормила власти, почему не канцлер?.. Такие люди нужны государству (I wonder that he is not called to the helm, and made a counsellor!.. to say truth, the state wants such).

В этой хвалебно-бранной смеси (вспомним похожие по стилю «панегирики» Кориэту, то есть Рэтленду) отражается двойственность облика Бэкона: с одной стороны, энциклопедически образованный, умный, с обширными планами, а с другой — стеснённый в средствах, неловкий в частной жизни, не вписывающийся в высшее общество. Делать карьеру в коридорах власти мыслителю «мешали его исполинские крылья» (Ш. Бодлер).

Фрэнсис Бэкон

Миссис Оттер о Доу (с. 41): «Здесь был очень меланхоличный рыцарь в брыжах... джентльмен, я думаю» (есть много портретов Бэкона, и почти везде он в брыжах). Значит, меланхолию замечали не только у поэта Рэтленда, но и философа Бэкона; в понятиях медицины той эпохи, меланхолики печальны и любят уединение, но у них есть и положительная черта — склонность к наукам и размышлениям. (Как мы уже ранее отмечали, вышедшая в 1621 году книга «Анатомия меланхолии», автором которой был указан Демокрит Младший, возможно, на самом деле написана Бэконом. Кстати, почему именно Демокрит? Ходили легенды, что этот мыслитель и ученый-энциклопедист даже ослепил себя, чтобы образы внешнего мира не мешали внутреннему созерцанию. Целью жизни он считал достижение «эвтюмии» — безмятежной мудрости.)

Отступление второе

Возможно, в пьесе отражён факт из биографии Бэкона — его несостоявшийся в 1598 году женитьба на своей родственнице леди Хаттон (Hatton), внучке первого министра лорда Бёрли. Когда она в 1997-м овдовела, Бэкон хотел составить ей партит, но она вступила в брак с юристом и политиком Эдуардом Куком (или Коуком — Coke), старше её на 26 лет. Узнав, что Бэкон тоже добивается её руки, Кук устроил тайное венчание с ней в частном доме. Именно Кук в течение многих лет был основным конкурентом Бэкона на государственном поприще.

Сто лет назад автор известного биографического очерка о Фрэнсисе Бэконе Е.Ф. Литвинова писала, что леди Хаттон отличалась выдающимся умом, но была капризна и своенравна. Небогатому Бэкону она предпочла старика Кука и тайно с ним обвенчалась, однако не захотела носить имени своего мужа и мучила его всю жизнь. Вероятно, Бэкон был бы тоже несчастлив с ней, но есть основания думать, что он искренно и неизменно любил свою жестокую кузину. С тех пор он ещё более возненавидел Кука, о кузине же своей вспомнил и в последнем своём завещании.

А вот слова историка XIX века Томаса Маколея: «Бэкону вздумалось нажиться через супружество, и он начал ухаживать за вдовою Хаттон. Странности и бешеный нрав этой женщины делали ее стыдом и мукою для своей родни. Но Бэкон не замечал этих пороков или смотрел на них сквозь призму её состояния... К счастью для Бэкона, сватовство было безуспешно, леди Хаттон отказала Бэкону и вышла за врага его... Она постаралась всеми силами сделать его таким несчастным, как он того заслуживал».

Обстоятельства женитьбы на даме сердца Бэкона педантичного и сухого Кука были всем известны, поэтому Джонсон мог использовать их в своей «эпиталаме»: ухаживания Доу за Эписин, и её венчание с другим, не принесшее ему счастья. Тогда в старом Мороузе гротескно отражены некоторые черты Кука.

Теперь обратимся к Аморусу Ла-Фулю. В начале пьесы этот самовлюблённый молодой человек выдал целую тираду о себе (с. 13), причём всё, что он сообщил, не имело прямого отношения к сюжету (ружьё не выстрелило). Ясно, что драматург привёл эти факты неспроста: они позволяли аристократам узнать в Аморусе определённое лицо из своей среды.

Мы узнаём, что Ла-Фуль принадлежал к древнему и знатному роду, являясь прямым потомком по его французской линии. Он довольно подробно описал свой фамильный герб: на жёлтом или золотом фоне имеются квадраты (шашки) синего, красного и других цветов. И добавил, что это очень известный герб, который торжественно носили разные нобили его фамилии.

Далее он говорит: «Я в своё время был большим повесой и истратил не одну крону с того дня, как был пажом при дворе у лорда Лофти, позднее ставшего my lady's gentleman-usher, который сделал меня рыцарем в Ирландии, так как моему старшему брату угодно было умереть».

И следующий пассаж: «На мне в тот день был такой прекрасный золотой камзол, какой оценили бы участники экспедиции на Остров или в Кадис. Я в нём приехал сюда, показался друзьям при дворе, а потом отправился к моим арендаторам в деревню, занялся своими землями, заключил новые договоры, собрал деньги, истратил их здесь... на женщин...».

Графиня Хертфорд. Художник Маркус Герартс Мл.

Мы полагаем, что тут обиняками даны несколько указаний на пятого графа Рэтленда:

а) Титула графа Рэтленда первым удостоился сын Ричарда, герцога Йоркского, Эдмунд (1443—1460), у которого в то время имелся живой старший брат Эдуард граф Марч (это представители французской линии рода Плантагенетов). В ходе войны Алой и Белой розы, 17-летний граф Рэтленд и его отец были убиты (у Шекспира этот факт отражён в третьей части «Генриха VI»). А его старший брат вскоре стал королём Эдуардом IV — он сменил «слабоумного» Генриха VI, который и наградил Эдмунда титулом.

Затем, уже в следующем веке, титул графа Рэтленда вновь был пожалован другому представителю той же линии Плантагенетов Томасу Мэннерсу — прадеду Роджера, который в 1526 году стал первым графом Рэтлендом.

б) Лорд Лофти (Lofty — возвышенный, надменный), у которого Ла-Фуль был пажом, — граф Эссекс, в чью в свиту входил Рэтленд; именно в Ирландии тот возвёл Роджера в рыцарское звание. Эссекс был фаворитом королевы, что Ла-Фуль шутливо выразил, назвав Лофти «my lady's gentleman-usher» (джентльмен-швейцар моей леди).

Затем идут слова о старшем брате, которому «было угодно умереть» (since it pleased my elder brother to die). Известно, что у Роджера действительно был старший брат Эдвард, который умер в детстве (или даже во младенчестве), поэтому титул унаследовал Роджер. (Возможно, тут ещё подразумевается и тот исторический эпизод, о котором мы уже сказали, — присвоение Эдмунду титула графа Рэтленда при его живом старшем брате. В этом, видимо, заключалась необычность ситуации, на которую намекают слова о том, его старшему брату было угодно умереть. То есть Джонсон умышленно соединяет — контаминация — в утверждении Ла-Фуля два разных события, связанных с родом Рэтлендов и разделённых полутора веками.)

в) Говоря о своём нарядном камзоле, Ла-Фуль как бы вскользь упоминает морские походы под предводительством Эссекса на испанские владения — сначала, в 1596 году, на Кадис, в котором Рэтленд не участвовал (находился заграницей), а затем на Азорские острова в 1597-м — в нём он сопровождал Эссекса.

Аморус показался в красивом наряде во дворе, потом отправился в своё имение, получил деньги от арендаторов и потратил их, по его словам, на женщин. А ранее он рассказал (с. 13), какие провианты ему прислали: пару жирных ланей, полдюжины фазанов, дюжину или две куропаток и ещё всякой дичи... Как видим, Ла-Фуль важная птица и любитель похвастать (а на с. 66 есть сцена питья на пиру, из которой следует, что он не был силён по этой части).

Все эти откровения позволяют увидеть в нём графа Рэтленда, которого (вместе с Бэконом) Джонсон имел привычку шаржировать. Кстати, имя Аморус (Amorous) похоже на Аморфус (Amorphus), под которым Бен вывел Роджера в своей пьесе 1600 года «Празднество Цинтии».

Портрет Мэри Рот (работа неизвестного художника)

7, 8, 9. ЛЕДИ ХОУТИ, ЛЕДИ СЕНТОР, МИССИС ДОЛ МЭВИС. Не обошёл автор и такое явление, как феминизм. Хотя оно чётко оформилось позднее, на волне буржуазных революций, но и в то время в разных странах отдельные женщины, как правило, знатные и образованные, выступали против неравноправия полов. Однако их стремление к самостоятельности и независимости иногда принимало нелепые формы, становясь мишенью сатириков, в том числе Джонсона, затронувшего эту тему в нескольких пьесах (а в Париже в 1672 году поставили комедию Вольтера «Les Femmes Savantes», в которой тоже высмеивались манерность и мнимая учёность «передовых» женщин).

Вот и в «Молчаливой женщине» Бен в утрированном виде представил не самые привлекательные качества дам эмансипе. Трувит говорит о них: «Здесь в городе образовалось новое общество из женщин, называющих себя членами коллегии; это союз придворных и провинциальных дам, не живущих с мужьями; они устраивают развлечения всем острякам и модникам, порицают и восхваляют то, что им по вкусу и не по вкусу... А председатель у них почтенная и моложавая дама — леди Хоути» (с. 3, 4).

И еще: «Всеми их поступками управляет чужое мнение, они не знают, почему они делают то или другое, судят, верят, наказывают, любят, ненавидят, согласно тому, как им было подсказано, и руководствуются прежде всего соревнованием друг перед другом. Когда же они предоставлены самим себе, их обыкновенно влечёт к самому худшему» (с. 91). В общем: что за коллегия, создатель?

На наш взгляд, прообраз возглавлявшей общество леди Хоути — Франсис Ховард графиня Хертфорд (Hertford, 1578—1539), которая славилась красотой и особой надменностью (haughty). Она происходила из знатной семьи, но рано осиротела и в 14 лет была выдана замуж за сына богатого олдермена; овдовев, в 1601 году вступила в брак с Эдуардом Сеймуром первым графом Хертфордом, старше её на 40 лет. Вплоть до своей смерти в 1621 году он исполнял обязанности лорда-наместника в двух графствах, по-видимому, супруга проживала в Лондоне отдельно от него.

Следующий коллегиат — леди Сентор. Возможно, её прототип — дочь младшего брата Филипа Сидни, то есть двоюродная сестра Елизаветы Рэтленд, Мэри Рот (Wroth, 1587—1651). В 1604 году вышла замуж за богатого землевладельца Роберта Рота, который оказался игроком, транжирой, волокитой, к тому же ревнивым, между ними сразу возникли конфликты. Известны слова Джонсона про неудачный брак леди Рот с ревнивым мужем (my Lady Wroth is unworthily married on a Jealous husband). А в пьесе Хоути сказала: «Сентор уже обессмертила себя, укротив своего дикого самца» (с. 7).

Король приблизил Мэри ко двору, она сотрудничала с Джонсоном в постановке масок, была с ним в близких (по мнению некоторых, в интимных) отношениях. Он посвятил ей комедию «Алхимик», поставленную в следующем, 1610 году (опубликована в 1612-м), подписав посвящение так: «Your ladyship's true honourer, Ben Jonson». Когда в 1614 году муж Мэри умер, она сошлась со своим кузеном графом Уильямом Пембруком, имела от него двух детей.

А в 1621 году вышел в свет её роман «Графиня Монтгомери Урания». Он стал первым в Англии художественным произведением в прозе, написанным женщиной для широкой публики, что уже само по себе было вызовом («Урания» спровоцировала скандал ещё и потому, что автор раскрыла некоторые тайны двора и важных лиц). В нём Рот говорила о двойных стандартах, отстаивала право женщин быть независимыми личностями. Общество встретило подобные идеи в штыки, а один вельможа назвал писательницу гермафродитом и монстром.

Давая Мэри Рот имя «кентавр», Джонсон, вероятно, хотел подчеркнуть наличие в её натуре противоречивых сторон, мужской склад ума. Как выразился Грувит (с. 69), дамы-коллегиаты судят обо всём with most masculine, or rather, hermaphroditical authority.

Можно ли представить, что Бен в образе леди Сентор высмеял свою подругу и покровительницу? По нашему мнению, да: литературно-театральные нравы того времени не запрещали карикатурно выводить своих знакомых. Ведь их имена не раскрывались, и намёки были понятны только ограниченному кругу лиц. Так Джонсон поступал и со своими главными соперниками Бэконом и Рэтлендом, с которыми в жизни мог быть (во всяком случае, в отдельные периоды) в самых дружеских отношениях; да и Шекспир, случалось, отвечал тем же, например в пьесе «Троил и Крессида» (эти же приёмы использовала в своём романе и Рот). Именно близкий круг общения служил Джонсону исходным материалом для его творений, там он находил свои образы и типы.

Отступление третье

Нужно отметить, что ранее предлагалась гипотеза об ином прообразе леди Сентор — в ней увидели Сесилию Булстрод (Cecilia Bulstrode). Она родилась в 1584 году в знатной семье, была фрейлиной королевы, родственницей и подругой графинь Бедфорд и Рэтленд.

Джонсон, будучи за что-то сильно обиженным на Булстрод, сочинил про неё в 1609 году чудовищно грубое стихотворение «An Epigram on the Court Pucell», которое пошло по рукам и попало к адресату (её имя в эпиграмме прямо не называюсь, так что понять намёк мог только ограниченный круг лиц; писать стихи, да и пьесы в расчёте на своих — обычная практика Бена). А в августе того же года совсем молодая Сесилия умерла, и Бен написал эпитафию с противоположным смыслом — высоко вознёс её, назвал святой. В одном частном письме Бен выражал сожаление, что не успел повидать её перед смертью и вымолить у нее прощения; позднее он говорил Драммонду, что злополучную эпиграмму выкрали у него из кармана, предварительно напоив.)

«Эписин» создавалась Джонсоном, видимо, в том же 1609 году, и вполне возможно, что образ Сесилии нашёл отражение в пьесе. В имени Сентор (Centaur) джонсоноведы увидели анаграмму: Centaur: CE — CEcilia, TAUR (Taurus = bull, то есть телец, бык) — BULstrode, причём в тексте комедии есть реплики и про анаграммы в именах, и про TAURUS, который есть BULL.

Допустимо, что в леди Сентор сочетались черты нескольких реальных прототипов, в том числе бедной Сесилии Булстрод.

Третья участница сообщества — миссис Дол Мэвис. Предполагаем, что это жена графа Рэтленда Елизавета, чей поэтический талант Бен ценил. Её реплика: «Женщина, отказывающая теперь любовникам, может до старости пролежать забытой в холодной постели» (с. 71) перекликается со словами из другой пьесы Джонсона «Чёрт выставлен ослом». В ней, с намёком на семейную жизнь Рэтлендов, соблазнитель Уиттипул говорит жене Фицдотрела: «Холодная постель и свечка жалеют вас» (свеча в те времена была эротическим символом).

Когда стремящийся получить развод Мороуз признался, что «совершенно неспособен, вследствие природной холодности, исполнять обязанности супруга», первой и наиболее эмоционально отреагировала Мэвис, воскликнув: «Негодяй!» (с. 110). Намёк на платонический брак Роджера и Елизаветы (Бен снова на своём любимом коньке).

10. ЭПИСИН. Само понятие epicene (от греческого Epiksin) в английском языке означает «не имеющий признаков определённого пола, обоеполый» или «наделённый признаками противоположного пола». В пьесе это слово служит не только именем героини, которая оказывается переодетым мальчиком, но и отражает характерные черты всех членов Коллегии.

11, 12. МИССИС ОТТЕР и МИСТЕР ТОМАС ОТТЕР. Здесь, наверное, кроется самое удивительное: мы полагаем, что это Эмилия Ланьер — одна из главных кандидаток на роль Смуглой леди шекспировских сонетов — со своим мужем капитаном Альфонсо Ланьером.

Отступление четвёртое

В 1973 году английский историк и шекспировед Альфред Лесли Роуз высказал мысль, что таинственная Смуглая леди — это Эмилия Ланьер. Он обнаружил дневник лондонского астролога и врачевателя Саймона Формана (1552—1611), услугами которого Ланьер пользовалась. Как пишет Гилилов ([1], с. 312), в одной из записей Формана за 1597 год Роуз мог принять неясно написанное слово «brave» (смелая, красивая) за «brown» (смуглая, тёмная). Но и курьёзные ошибки тоже бывают плодотворными: историк привлёк внимание к этой персоне, и, наверное, не зря. (Кстати, в «Эписин» Форман упоминается на с. 65; полагают, что Джонсон вывел его в пьесе «Алхимик».)

Эмилия родилась в 1569 год, её отцом был придворный музыкант Баптиста Бассано. Он происходил из Венеции, из семьи евреев-сефардов (возможно, маранов), приехавшей в Англию в середине 1500-х годов; 15 родственников Эмилии по отцовской линии тоже были связаны с музыкой. О её матери, Маргарет Джонсон, мало что известно — предполагают, что она тётя известного композитора и музыканта шекспировской труппы Роберта Джонсона (1583—1633); есть даже мнение, что она родственница Бена Джонсона, который тесно сотрудничал со всем кланом Бассано—Джонсон в постановках масок. В общем, то была музыкальная среда, и Эмилия тоже хорошо играла на клавесине.

Когда девочке было семь лет, умер её отец. Эмилию отдали на воспитание в семью графини Уиллобоу, где она, вероятно, обучалась вместе с дочерьми знатных хозяев, прислуживая им. Когда она подросла, её приметил и сделал своей любовницей близкий родственник и любимец королевы Генри Кэри лорд-камергер Хэнсдон (в ведении этого пожилого женатого человека, отца семерых детей, находились театры, он был официальным покровителем шекспировской труппы). В 1592 году Эмилия, будучи содержанкой Хэнсдона, ожидала ребёнка, и от неё откупились — «для прикрытия» выдали замуж за её кузена, тоже музыканта, Альфонсо Ланьера, обеспечив материально. (Ланьеры прибыли из Франции при Елизавете I. Альфонсо был одним из 59 музыкантов, игравших на её похоронах; он входил в ансамбль, созданный братьями Бассано.)

Портрет работы Николаса Хиллиарда, на котором, как полагают некоторые исследователи, изображена Эмилия Ланьер (1593)

Но Альфонсо Ланьер не только музицировал: сразу после женитьбы его отправили в море, присвоив звание капитана Ирландской военно-морской службы; подавлял мятеж в Ирландии вместе с сэром Уолтером Рэли (Captain in the military company of Sir Walter Raley); участвовал в экспедиции на Азорские острова в 1597 году. Значит, он действительно морской и сухопутный капитан. Потом он занимался разными увеселениями, которыми заправляя известный антрепренер Филип Хенслоу (чей бизнес охватывая несколько театров, борделей и зверинец; его деловые бумаги сохранились), — травлей собаками медведей и быков, лошадиными скачками, а по некоторым сведениям, он был и сокольничим.

Альфонсо женился на деньгах — Эмилии как бы купили супруга, что определило его зависимое положение; неудивительно, что их семейная жизнь не сложилась. Форман в дневнике отметил, что Ланьер говорила ему про свой несчастливый брак — муж плохо к ней относится и разбазарил её состояние; она допытывалась у астролога, удастся ли ей стать «настоящей леди». В целом, из его записей возникает образ дамы полусвета сомнительной репутации.

Теперь мы можем сопоставить эти сведения о чете Ланьеров с тем, что мы узнаём о супругах Оттерах из текста пьесы. Ла-Фуль сообщает (с. 12), что капитан Оттер — храбрый вояка, командовавший на море и на суше, пьяница и картёжник, но всем командует его жена; в прошлом она имела большой китайский магазин, который посещали даже придворные, и там устраивались весёлые развлечения (в некоторых частных домах продавали товары, привезённые из Китая и Японии; они пользовались дурной славой, так как часто становились местом для свиданий. — Л.В.).

Трувит (про мистрис Оттер)

Это настоящая придворная дама, хотя она и рождена не при дворе...

М-сс Оттер

Вам это только так кажется, джентльмены.

Трувит

Нет, уверяю вас, сударыня, так думают о вас во дворце (с. 42).

Фамилия отважного капитана означает «выдра» — быть может, Бен подразумевал морскую выдру, или калана, имеющего довольно забавный вид:

Трувит заметил, что Альфонсо — подданный своей супруги, он называет её принцессой и ходит за нею по дому как паж, сняв шляпу от жары и благоговения (с. 38). А вот как сама м-сс Оттер объясняет мужу его положение в семье (с. 40): «разве ты забыл наше условие перед свадьбой, что я буду твоей принцессой и повелительницей?.. Разве ты не получаешь от меня пять шиллингов в день на удовольствия... кто тебя содержит?.. Ради кого знатные господа разговаривают с тобой из своих экипажей и посещают твой дом? Разве взглянули бы на тебя когда-нибудь до нашей свадьбы лорды и благородные дамы? Разве что... на Троицу во время медвежьих боёв. Разве я не вытащила тебя из грязи в старом, засаленном камзоле с протёртыми рукавами?».

Время от времени она публично избивает супруга, осыпая его ругательствами. А тот за глаза говорит о ней: «Жена — это презренное тяжёлое бремя, обуза, медвежье отродье; без манер, без воспитания — словом, mala bestia» (с. 67). Когда Дофин спросил Оттера, зачем же он вступил в брак, тот ответил, что женился на шести тысячах фунтов (с. 67).

Калан (морская выдра)

Оттер, по словам Трувита, в своё время подвизался в зверинце и от этой изысканной забавы произошли названия его главных пиршественных чаш (с. 38), то есть настойчиво повторяемые в «Эписин» прозвища трёх его кружек (с. 39, 59, 65, 66) — «бык», «медведь» и «конь» — отражают его деятельность. И сам Альфонсо подтвердил: «я велю нарисовать в своём зверинце все эти приключения из "Метаморфоз" Овидия» (с. 48).

М-сс Оттер упомянула (с. 43), что ей приснились новое пышное зрелище и супруга лорд-мэра, а это для неё дурное предзнаменование (a new pageant, and my lady mayoress, which is always very ominous to me). Прозрачный намёк на её бывшего содержателя лорда-камергера Хэнсдона, который заведовал представлениями, и его половину.

Итак, мы делаем вывод: Оттеры — это Ланьеры.

Отступление пятое

В мае 1609 года были зарегистрированы, и видимо, вскоре вышли из печати «Сонеты» Уильяма Шекспира. Обычно думают, что из 154 сонетов 25 (со 127-го по 52-й) повествуют о любви-ненависти поэта к некоей смуглой брюнетке (сонет 127), музыкантше (сонет 128). По нашему мнению, их автором был Роджер Мэннерс граф Рэтленд, а женщиной, сыгравшей в его жизни роль Смуглой леди, — Эмилия Ланьер, то есть гипотеза Роуза верна.

(Общение с Эмилией и всем семейством Бассано отразилось также в драматическом творчестве Барда, например, в «Венецианском купце», где повествуется об иудее-ростовщике и есть персонаж Бассанио; в «Отелло», где жену Яго зовут Эмилия. Исходя из подобных фактов, некто Джон Хадсон даже предположил в 2008 году, что госпожа Ланьер и есть сам Шекспир.)

Граф женился в 1599 году в возрасте 23 лет и, понятно, мог иметь до того некие любовные приключения. Так случилось, что он сблизился с дамой на семь лет его старше, опытной кокеткой, искушённой в плотской любви, чья внешняя привлекательность сочеталась с отталкивающей Роджера бездуховностью. Сколько-то времени продолжалась мучительная для него связь, как он написал (сонет 129), «Растрата духа в пустыне стыда...» (Th'expense of spirit in a waste of shame...); и далее ещё в нескольких сонетах в том же ключе.

Отразив в своих стихах отношения с Эмилией, Роджер выставил партнёршу отнюдь не в лучшем виде — он как бы переложил свои личные проблемы на неё. По формулировке Бернарда Шоу, автор «не щадил ни себя, ни несчастную женщину, чья вина заключалась лишь в том, что привела великого человека к общему мужескому знаменателю».

Шекспировский сборник задел чувства реальных людей, породив желание ответить на него. Быть может, «Эписин» и стала одним из таких ответов: Джонсон взялся реабилитировать тот «материально-телесный низ» (М. Бахтин), что, вместе с олицетворявшей его Эмилией (близкой знакомой Бена), дискредитировал Рэтленд; сатирик вообще любил ехидничать над Роджером, а сонеты дали ему подходящий повод.

Если наши рассуждения верны, то двух персонажей пьесы — Ла-Фуля и м-сс Оттер (Роджера и Эмилию) — связывали особые давние отношения. В самом начале Аморус сообщил (с. 13), что она его кузина по женской линии (тут может быть ещё и намёк, что сам Джонсон её родственник по женской линии, — автор нередко в одном утверждении совмещал разные смыслы). Значит, они и в правду давно знают друг друга.

В финальной сцене (с. 117) автор-Трувит назвал м-сс Оттер амазонкой, чемпионкой своего пола (this Amazon, the champion of the sex). И добавил, что она в интересах женщин должна хорошенько поколотить Ла-Фуля и Доу, которые «предпочли ложь о женщине её ложу» (обыгрывается двусмысленность глагола to lie — лежать и лгать: specially for lying on her, though not with her!) и которые порочат репутации дам. Мы уже отмечали, что тема пола занимала центральное положение в пьесе, она же её и увенчала.

Отступление шестое

В 1611 году, то есть через год-два после постановки «Эписин», фамилия Ланьер всплыла с совершенно неожиданной стороны: вышел, не вызвав никакого отклика, серьёзный поэтический сборник «Славься Господь Царь Иудейский», на титульном листе которого в качестве автора значилась «Эмилия Ланьер, жена капитана Альфонсо Ланьера» (недавно в США вышел перевод книги на русский [10]). Открывали книгу обращения к самым высокопоставленным леди Англии, начиная с королевы Анны и её дочери, с которыми капитанша, оказывается, была на дружеской ноге. В основной поэме обличалось социальное неравенство женщин, развенчивались предрассудки об их изначальной греховности.

Как ни странно, большинство англоязычных литературоведов (и автор предисловия к переводу [10]) поверили в авторство Ланьер и теперь считают её одной из первых по времени британских поэтесс и феминисток. (Тот самый Роуз, что нашел дневник Формана, в 1978 году переиздан книгу, дав ей своё название: «Поэмы шекспировской Смуглой леди».) А вот Гилилов пришёл к выводу и хорошо его обосновал, что издание 1611 года мистификация, а написала книгу жена графа Рэтленда Елизавета.

(Заключало этот сборник обращение «К сомневающемуся читателю», в котором поэтесса объясняла: она выбрала такое название для своего творения, потому что оно ему приснилось. А в пьесе (с. 43) м-сс Оттер сказана, что ей приснилась супруга лорда-камергера; там же мы узнаём, что она вообще придавала большое значение своим снам и любила рассказывать их. Видимо, эта черта Эмилии была широко известна, и Елизавета её обыграла.)

Мы полагаем, что этот сборник тоже спит реакцией на «Сонеты»: Елизавета знала, кого Роджер изобразил в Смуглой леди, и — взяв себе её имя! заступилась не только за добрачное увлечение мужа, но и за себя и всех женщин вообще.

В пьесе есть маленький эпизод (с. 59), когда лицом к лицу сталкиваются м-сс Оттер и Дол Мэвис (Эмилия и Елизавета); он ничем не мотивирован, то есть, скорей всего, относится ко второму, скрытому плану:

М-сс Оттер

Это моё место.

Мэвис

Вы меня извините, миссис Оттер.

М-сс Оттер

Но я ведь коллегиат.

Мэвис

Но не за столом (But not in ordinary: другой возможный перевод: «Но не обычный»).

М-сс Оттер

Но я есть (But I am).

Мэвис

Мы обсудим это внутри (We'll dispute that within).

Да, не поделившим место за столом платонической супруге Рэтленда и его любовнице времён холостяцкой жизни было о чём поговорить.

Отступление седьмое

Сказанные Мэвис слова «But not in ordinary» напомнили нам о многократно описанной истории (см. например [1], с. 294): Джонсон однажды был в гостях у графини Рэтленд, а потом она ему сообщила о замечании, которое сделал ей муж за то, что она «принимает за своим столом поэтов»: Бен послал ей ответную записку, но Роджер каким-то образом её перехватил. (Джонсон поведал об этом своему другу поэту Уильяму Драммонду из Шотландии в 1618 году, когда Рэтлендов уже не было в живых. Драммонд всё зафиксировал на бумаге, вот его запись: «Ben one day being at table with my Lady Rutland, her Husband coming in, accused her that shee kept table to poets...»)

Хотя серьёзных последствий инцидент как будто не имел, Бен о нанесённой ему обиде не забыл и, возможно, выразил её репликой «но не за столом». Ведь кроме общезначимых аллюзий он мог включать в свои тексты и чисто личные намёки — тайные обращения к нескольким конкретным адресатам (или даже к одному). Среди них часто оказывался Шекспир, занимавший в сознании комедиографа особое место.

Таков был изощрённый театр-«аллюзион» Бена Джонсона, о котором «Молчаливая женщина» многое нам рассказала.