Счетчики






Яндекс.Метрика

Каждому свой жанр

Три части пьесы «Убийство Гонзаго», переделанной Гамлетом в «Мышеловку», разыгрываются в трех разных театральных формах (пантомиме, диалоге и монологе), каждая из которых предназначена только для одного из зрителей спектакля, чей образ привязан к определенному жанру. И с каждым таким персонажем Гамлет общается на том сценическом языке (в том жанре!), который именно этому персонажу наиболее близок и понятен.

С Офелией — на языке мимики и жестов — в жанре пантомимы.

Вспомним, что мы узнаем о мнимом сумасшествии Гамлета из рассказа Офелии Полонию:

Когда я шила, сидя у себя,
Принц Гамлет — в незастегнутом камзоле,
Без шляпы, в неподвязанных чулках,
Испачканных, спадающих до пяток,
Стуча коленями, бледней сорочки
И с видом до того плачевным, словно
Он был из ада выпущен на волю
Вещать об ужасах, — вошел ко мне.

(II, 1)

После встречи с Призраком Гамлет в определенном смысле и сам начинает играть роль Призрака. В этом образе он является Офелии. Принц, по ее словам, похож на «выпущенного из ада», чтобы «вещать об ужасах», как Призрак. Так же как Призрак начинает свою роль с бессловесного действия, Гамлет разыгрывает для Офелии пантомиму, прежде чем заговорить с ней.

Офелия

Он взял меня за кисть и крепко сжал;
Потом, отпрянув на длину руки,
Другую руку так подняв к бровям,
Стал пристально смотреть в лицо мне, словно
Его рисуя. Долго так стоял он;
И наконец, слегка тряхнув мне руку
И трижды головой кивнув вот так,
Он издал вздох столь скорбный и глубокий,
Как если бы вся грудь его разбилась
И гасла жизнь; он отпустил меня;
И, глядя мне через плечо,
Казалось, путь свой находил без глаз,
Затем что вышел в дверь без их подмоги,
Стремя их свет все время на меня.

(II, 1)

С фотографической точностью описывает Офелия пантомиму Гамлета — язык жестов, с помощью которого он хочет сообщить ей что-то важное, интимное, не предназначенное для посторонних ушей. Жестами он рисует ее портрет.

Офелия чрезвычайно восприимчива не только к пантомиме, но и ко всей пластической линии спектакля в целом. Характерно, что реплика «Король встает!» принадлежит Офелии. Она первой из зрителей улавливает движение Клавдия.

Пластика в значительной мере становится манерой самовыражения Офелии и тогда, когда она впадает в безумие: «А по ее кивкам и страшным знакам...» (IV, 5), — сообщает о ее сумасшествии Гертруде и Горацио Первый дворянин.

Диалогическая форма в спектакле связана в основном с Гертрудой.

Первый разговор Гамлета с матерью (I, 2) — диалог о том, что «кажется» и «есть». И раскаяние королевы в своем грехе (III, 4) происходит в форме диалога — в разговоре с сыном.

Основной жанр Клавдия — монолог.

Он признает свой грех в молитве-монологе — «О мерзок грех мой...» (III, 3). Монолог Луциана, дописанный Гамлетом, также предназначен для ушей Клавдия.