1.5. Вторая часть книги. Письмо Грина о подлых актерах и жалких драматургах

Вторая часть книги, формально никак не связанная с первой, — письмо трем прямо не названным авторам (на сегодняшний день они довольно уверенно идентифицируются шекспироведами как Марло, Пил и Лодж или Нэш). Письмо содержит предупреждение о некой «вороне в павлиньих перьях, мнящей себя единственным потрясателем сцены». Предупреждает Грин, собственно, не об одной этой вороне-обезьяне, а об опасности актерской гегемонии вообще. В сущности, это манифест в защиту драматургов-авторов, которые в сословном обществе ставились на одну доску с ремесленниками-актерами. Против системы феодализма Грин, очевидно, выступать не собирался, поэтому обращался к собратьям по театральному ремеслу: бойтесь актеров, не понимающих и не ценящих того, что они произносят. Но и сами авторы-драматурги должны больше ценить и уважать то, что делают. В конечном счете Грин, похоже, призывает драматургов к бойкоту театров. К этакой забастовке сценаристов, говоря современным языком.

Возможна и иная степень обобщения, если данное противопоставление актеров и автора (авторов) соотнести со знаменитой надписью над театром «Глобус»: «Totus mundus agit gistrionem». Обычно это несколько вольно, но по смыслу правильно, переводят с латинского цитатой из комедии «Как вам это понравится» «Весь мир — театр, и люди в нем — актеры». Но если все люди — актеры, которые лицедействуют, то есть играют спектакли, то должен же быть автор у этих спектаклей. Так кто же автор? И почему он позволяет актерам делать то, что им вздумается, идя наперекор Его замыслам? И случайно ли Грин обращается именно к трем авторам? Не христианское ли это триединство?

Но от общего корпоративного обращения к писателям (или даже философско-богословского предостережения им) вернемся к знаменитому частному замечанию о неком актере с сердцем тигра¹. Поскольку тут прямая аллюзия на женщину с сердцем тигра из «Генриха VI» (часть 3), постольку предполагается первое упоминание пьес Шекспира, что в сочетании с выражением «Потрясатель сцены» (Shake-scene), по общему мнению исследователей, свидетельствует о том, что речь идет именно о Шекспире. Вот только о каком Шекспире? Несомненно, об актере; это сказано открытым текстом. Собственно, на драматурга тут вроде бы намекает именование «Потрясатель сцены» (Shake-scene), однако более детальный анализ составляющих внутренней формы этого имени показывает, что перевод его как «Потрясатель сцены», скорее всего, неправильный: обобщенного значения у термина scene как подмостки, театр в то время еще не существовало. «Потрясатель сцены» — это ироническое именование того, кого сейчас назвали бы «монтировщик декораций»². Нужно заметить, что в Первом фолио Бен Джонсон употребил другое выражение «shake a stage», которое действительно означает «потрясать сцену».

А что же с драматургом? Когда дело касается Шекспира-драматурга, все становится чрезвычайно двусмысленным. С одной стороны, все-таки Шекспир (Shake-то имеет место) как автор вроде бы вводится в исторический контекст, предваряя появление этого бренда на поэмах всего год и два спустя. С другой стороны, с такими характеристиками, какие выдаются ему здесь Грином, он не может быть тем самым знаменитым драматургом и поэтом³. А если вспомнить первую часть книги, то там ведь актер и автор — это изначально разные люди: первый — актер-ремесленник (пайщик труппы), второй — ученый-гуманист, становящийся по просьбе первого профессиональным драматургом. Там, в первой части, пайщик театра (актер) нанимает ученого-гуманиста писать драмы. Здесь, во второй части, некий актер то ли прикидывается, то ли является драматургом. Двусмысленность задается с самого начала.

Но пора привести в оригинале это первое в истории упоминание о Шекспире.

Base-minded men all three of you, if by my miserie you be not warnd: for unto none of you (like mee) sought those burres to cleave: those Puppets (I meane) that spake from our mouths, those Anticks garnisht in our colours. Is it not strange, that I, to whom they all have beene beholding: is it not like that you, to whom they all have been beholding, shall (were yee in that case as I am now) bee both at once of them forsaken? Yes trust them not: for there is an upstart Crow, beautified with our feathers, that with his Tyger's hart wrapped in a Player's hyde, supposes he is as well able to bombast out a blanke verse as the best of you: and beeing an absolute Iohannes fac totum, is in his owne conceit the onely Shake-scene in a countrey. O that I might entreate your rare wits to be employed in more profitable courses: & let these Apes imitate your past excellence, and never more acquaint them with your admired inventions.

На русском языке есть несколько переводов этого знаменитого места. Правда, все они неполные, то есть по-русски приводится не весь период, что несколько искажает общий смысл. Сначала выделенное в предыдущем абзаце полужирным обнаруживается в известной книге Георга Брандеса о Шекспире:

Предостерегая своих друзей и товарищей по профессии против неблагодарности актеров, Роберт Грин говорит: «Да, не верьте им, ибо среди них проявилась ворона, нарядившаяся в наши перья, с сердцем тигра под костюмом актера; этот выскочка считает себя способным смастерить белый стих не хуже любого из вас, и в качестве настоящего Johannes-Factotum (мастер на все руки) мнит себя единственным потрясателем сцены (Shakescene) в стране»⁴.

Сразу после цитаты Брандес подчеркивает, что «лишь противное здравому смыслу толкование способно видеть в этом месте выходку против Шекспира как актера; оно, без малейшего сомнения, заключает в себе обвинение в литературном плагиате (выделено мной. — И.П.). Все указывает на то, что Грин и Марло сообща переделывали старую пьесу и что первый с чувством озлобления был очевидцем успеха, выпавшего на долю шекспировской переработки их текста»⁵.

То, что Брандес утверждает без малейшего сомнения, в сущности, только на его уверенности и основывается. Лишь отчасти понимание текста строится на сомнительной трактовке латинского термина Johannes-Factotum, который можно перевести как мастер на все руки, скорее всего, только в ироническом смысле. (Речь, вероятно, идет о том человеке, который за все готов хвататься, но ничего толком не умеет.) Кроме того, переводчик же полностью снимает иронию с выражения Johannes-Factotum: «и в качестве настоящего Johannes-Factotum (мастер на все руки) мнит себя единственным потрясателем сцены». У Грина написано примерно следующее: «и будучи законченным Johannes-Factotum, в своем больном воображении видит себя одного (единственным, уникальным) Потрясателем сценических декораций».

Так что и этой косвенной опоры (толкования латинского выражения) утверждение Брандеса лишено. Остается чисто дейктический оборот («Все указывает на то...») вместо посылок для логического вывода.

Однако в целом осмысление Брандеса весь XX век⁶ оставалось типичным толкованием знаменитого места книги Грина. Например, классик советского шекспироведения А.А. Аникст, заранее предваряя свой перевод трактовкой, писал об этом так:

Грин был в большой обиде на актеров, считал себя и других драматургов жертвой их эксплуатации и мечтал о том, чтобы проучить их, а для этого, как ему казалось, надо было перестать писать для них пьесы. Лишь таким образом можно будет заставить актеров оценить значение драматургов. Впрочем, — мало того, что актеры наживаются за счет драматургов, — появился один актер, который сам начал писать пьесы. Это, в глазах Грина, вообще является большой опасностью, ибо комедианты настолько обнаглели, что рассчитывают обойтись без драматургов с университетскими познаниями (выделено мной. — И.П.). Имея в виду все это, Грин обратился ко всем трем сотоварищам по литературной профессии, увещевая их перестать писать для театра. «Разве не странно, что я, — продолжает Грин, — я, которому они все столь обязаны, покинут ими, и не менее странно будет, если вы, которым они все тоже столь многим обязаны, окажись вы в моем положении, будете сразу же покинуты ими?»

И далее следует выпад Грина против того из актеров, который начал вытеснять «университетские умы» (выделено мной. — И.П.), взявшись за писание пьес для театров. Грина охватывает припадок злобы, когда он пишет: «Да, не доверяйте им, ибо среди них завелась одна ворона-выскочка, разукрашенная нашими перьями. Это человек с сердцем тигра в обличье актера, и он думает, что так же способен греметь белыми стихами, как лучший из вас, тогда как он всего-навсего мастер на все руки, возомнивший себя единственным потрясателем сцены в стране»⁷.

Чтобы поддержать стратфордианскую гипотезу, А. Аниксту пришлось ввести в трактовку «драматургов с университетскими познаниями» или «университетские умы» и убрать из текста латинское выражение Johannes-Factotum. В противном случае драматургам противопоставлен просто актер. То, что он еще и драматург по совместительству, придется особо доказывать. Аникст же утверждает, что Шекспир-актер = драматург («появился один актер, который сам начал писать пьесы») без всяких доказательств, просто противопоставляя его драматургам с университетскими познаниями. Однако в тексте Грина нет ни университетских умов, ни драматургов с университетскими познаниями. Возможно, потому что Грин не мог себе представить драматурга без университетских познаний, возможно, по какой-то другой причине, но таких определений у Роберта Грина не существует. На всякий случай замечу, что «появился один актер, который сам начал писать пьесы» — это не речь Грина, переданная в косвенной форме знаменитым отечественным шекспироведом, а самостоятельное утверждение А. Аникста. В книге «На грош ума...» подобных утверждений нет, как нет и сколько-нибудь твердых оснований для их прямого или косвенного вывода.

Примечания

1. Ср., между прочим, «Гамлет» (2, 2, 463—464): «"Свирепый Пирр как будто зверь гирканский", нет, не так, но начинается с Пирра». Заметим, что Пирр — сын главного героя «Илиады» Ахилла, как Гамлет — сын эпического героя Гамлета. Гирканский зверь — тигр. Получается Гамлет в шкуре актера с сердцем тигра. И тут же утверждается, что в этом что-то «не так»!

2. По OED, подходит по контексту и времени употребления только одно значение этого слова: Scene 6. a. The material apparatus, consisting chiefly of painted hangings, slides, etc., set at the back and sides of the stage, and intended to give the illusion of a real view of the locale in which the action of a play takes place; the view thus presented to the spectators at any time during the action of a play. Also, any one of the painted hangings, slides, etc. used for this purpose. On the Elizabethan stage, the curtain or hanging at the back of the stage, concealing the vestry or greenroom, stood in lieu of scenery. Painted scenes and elaborate machinery, the representation of buildings or landscape in perspective, etc., were a principal feature of the privately-produced masques of Jas. I and-Chas. I and, later, of the operatic play (see opera 1). 1540 [scenish] Palsgr. Acolastus Prol. B ij, In this scenyshe apparaylynge [L. In apparatu scaenico], i. the settying forth or trymming of our scenes, that is to saye (our places appoynted for our players to come forth of). 1605 B. Jon-son Masque of Blackness, First, for the Scene, was drawne a Landtschap, consisting of small woods,.. which falling, an artificiall sea was seene to shoote forth. (Не последним ли термином тут обозначено сотрясение сцены, то есть задника декораций?)

3. Обычно эти характеристики объясняются завистью Грина к молодому конкуренту. Но даже если поверить Грину на слово, что он здесь умирающий и кающийся, то тем более странной выглядит такая отчаянная зависть, граничащая с клеветой. Какая конкуренция может быть страшна умирающему? Зачем ему заведомо лгать? Нет, он искренне не считает актера драматургом, пусть он даже и лучший сотрясатель воздуха на сцене. Потрясать зрителей он сможет только в том случае, если автор напишет ему трагедию. Актер — не единственный создатель спектакля: без драматурга он ничто.

4. Г. Брандес. Шекспир. Жизнь и произведения. М., 1899.

5. Там же.

6. Да и в XXI веке некоторые отечественные шекспироведы следуют за Брандесом в этом вопросе (см., например: И.О. Шайтанов. Шекспир. М.: Молодая гвардия. 2014. С. 120).

7. И наконец, кажется самый последний перевод знаменитого места (но тоже далеко не абзаца в целом): «Есть некая ворона-выскочка, украшенная нашим опереньем, с сердцем тигра в актерской оболочке, возомнившая, что может напыщенно изрекать белый стих, подобно лучшим из вас, и, будучи абсолютным Джоном Фактотумом, самонадеянно считает себя единственным потрясателем сцены в стране» (Шекспировская энциклопедия. — М.: Радуга. Под редакцией Стэнли Уэллса при участии Джеймса Шоу. Перевод А. Шульгат. 2002). Единственная принципиальная разница состоит в том, что здесь латинское определение вороны-выскочки не передается описательно, как у А. Аникста, а просто транслитерируется кириллицей.