1.6. Сравнительный анализ двух частей книги. Частное и общее в проблеме авторства. Система масок

Письмо драматургам в книге подписано: «Желаю, чтобы вы жили, хотя сам умираю, Роберт Грин». Уходя, автор дает наставление авторам, а возможно, передает по наследству само понятие авторства, пытается утвердить его. Причем, скорее всего, это именно абстрактный автор или даже псевдонимный автор, потому что, если бы Роберт Грин писал мемуары, то есть действительно исповедовался в этом произведении, зачем было бы герою первой части книги присваивать имя Роберто?

Существует две возможности трактовать историю Роберто: 1) автор писал художественную аллегорию на свою жизнь; 2) автор действительно каялся, описывая свою жизнь. В первом случае давать герою имя прототипа, пусть и в итальянской огласовке, как-то нетипично для жанра. Аллегория так аллегория; сходство имен все только путает. Во втором случае тем более нелепо изменять свое собственное имя. Да и вообще я затрудняюсь представить себе реального умирающего, который смог бы написать такую достаточно большую, разножанровую, но очень цельную книгу.

Таким образом, если это и аллегория, если это намек, то не на жизнь Роберта Грина, более того, само имя Роберт (Роберто) Грин, возможно, является псевдонимом другого человека, по крайней мере, для этой истории в книге. Сопрягая информацию из первой части с наблюдениями над второй частью книги, можно построить пропорцию: Роберто (герой повести) так же относится к Роберту Грину (титульному автору книги), как ворона с сердцем тигра к автору шекспировского канона. Ворона = актер, наши перья = перья драматургов.

В целом периоде спрятан переход от общего к частному. Общее: актеры должны знать свое место, они лишь рупоры драматургов (рассуждения до этого). Частное: есть тут один актер, который нарядился в костюм автора и мнит себя настоящим Шекспиром (потрясателем сцены — одна из возможных внутренних форм имени Шекспир, только тогда уже в Гриновском Shake-scene сцена — вовсе не подмостки театра, а сцена действия во всем мире; потрясать хоть копьем, хоть театральным занавесом значит влиять на события в мире). Актер мнит себя влияющим на историю — скорее всего, такой смысл здесь заложен.

Откуда появилась идея плагиата, которой придерживаются многие стратфордианские трактовки, я не знаю. Разве что ворона ворует... Но ведь, даже если принять это свойство вороны за обязательное, это же явный анахронизм: понятие авторства еще только утверждается, и в любом случае вряд ли возможно говорить о плагиате. К тому же английская (елизаветинская) ворона (в отличие от русской) знаменита не столько тем, что ворует, сколько тем, что имитирует, подражает, хотя в басенных античных истоках отмечается и вороватость вороны¹. Но скорее она похожа на обезьяну. И действительно, если не ограничиваться переводом выбранной части Гриновского периода, а не забыть его начало и конец, то немедленно всплывает обезьяна.

Base-minded men all three of you, if by my miserie you be not warnd: for unto none of you (like mee) sought those burres to cleave: those Puppets (I meane) that spake from our mouths, those Anticks garnisht in our colours.

Вы все трое были бы мелкими душонками, если бы мое несчастье вас не предостерегло: никто из вас (как и я) не пожелал эти заусеницы спилить, и те Куклы (которых я подразумеваю) говорят вашими голосами, те Шуты украшаются в ваши цвета (Начало).

O that I might entreate your rare wits to be employed in more profitable courses: & let these Apes imitate your past excellence, and never more acquaint them with your admired inventions.

О если бы я мог направлять ваши редкие умы на более выгодную (прибыльную, плодотворную) работу: пусть эти обезьяны подражают вашим прошлым достижениям, никогда больше не знакомьте их со своими восхитительными изобретениями² (Конец).

Здесь нет речи о соперничестве университетских и неуниверситетских драматургов. Речь идет о том, что с авторами в принципе не считаются, их труды грубо используют. Творцам не просто не оказывают должного уважения, а вообще их не замечают. Да, актеры и правда редко замечают авторов что в XVI веке, что в XXI. Это общее суждение, а в центре периода содержится частное, которое всегда и цитируют.

Итак, в ядре периода заключено два образа: (1) выскочка-ворона-обезьяна в чужих перьях и (2) актер с сердцем тигра. Если объединить эти образы, то получится: ворона(1)-актер(2) снаружи в перьях драматурга(1), а внутри с сердцем тигра(2). Это же система масок! С одной стороны, актер Шекспир (Шакспер) надел маску драматурга, а с другой стороны, этот же актер Шекспир (Шакспер) есть маска-псевдоним этого же драматурга. За маской Шекспира, который прячется под внешней маской драматурга, скрывается сам драматург-автор. (Это кажется тавтологией, но функционально это важно различать в связи с необходимым различением псевдонима и живой маски.) Драматург-автор — актер-маска — драматург-маска (псевдоним)!

Таким образом, Грин всего-навсего призывает не путать актера с драматургом. И вообще, и в частности. Но в данном конкретном тексте его задача выпятить общее утверждение и сделать несколько размытым, не слишком однозначно бросающимся в глаза утверждение частное, текстуально прикрытое двумя общими. Вводя псевдоним «Шек[спир]», Грин заботится о том, чтобы этот псевдоним не был раскрыт как таковой, по крайней мере в обозримом будущем. Поскольку маска двойная, то раскрытие псевдонима (чего в любом обществе избежать в принципе трудно) ведет лишь к раскрытию «псевдонима» Шакспера, а это закономерно кончается утверждением его как Шекспира (основной инструмент этого утверждения — Первое фолио).

Примечания

1. Ср.: «The crow is famous for mimicry but not for invention, and it croaks bombastically. In classical fables it is associated with stealing whatever it finds beautiful or attractive, even the finer plumes of other birds; thus in Renaissance symbolism the crow is associated with plagiarism, particularly literary plagiarism, with the plumes or feathers (relating to quill pens) referring to what the poets («other birds») have written. In this instance the actor who is the «upstart crow» is accused of beautifying himself with the «feathers» of Greene and his fellow playwrights» (Peter Dawkins. The Shakespeare Enigma. L., 2004. P. 47).

2. Это очень важный момент: не знакомить с изобретениями. Ибо подражать можно всему, кроме творчества. Актеры или драмоделы-ремесленники могут произнести текст, могут подражать готовому стилю, могут даже связать изобретенное в пьесу, перелицевать чужую пьесу, но изобрести свой новый мир, дать небывалый поворот сюжета или создать новый живой образ, а не перетасовать общие места и фигуры речи исполнители в широком смысле слова не способны. Тут нужен автор! О чем и речь, о ком и речь!