3.2.2. «Все хорошо, что хорошо кончается». Жена под маской любовницы

Впрочем, «Гамлет» «Гамлетом», а ведь есть пьеса, которая чуть ли не напрямую отражает эту коллизию — в той ее части, где героя насильно женят на воспитывавшейся в том же доме девушке. Причем герой этот не кто-то, а граф, и убегает он от молодой жены не куда-нибудь, а в Италию, в Тасканию¹... Конечно, это «Конец — делу венец» (так тоже переводили эту пьесу — и правомерно), хотя некоторые шекспироведы подозревают, что изначальным названием этой пьесы было «Успешные усилия любви» — в противоположность «Бесплодным усилиям любви», пьесе, стилистически ей очень близкой. Однако Шекспир при жизни ее не издавал, она появилась только в Первом фолио (1623), что и понятно: если это пьеса де Вера, то слишком многим тогда стало бы все ясно². Мало того, что по сюжетной аналогии Бертрам — де Вер, а Елена — его жена (Анна), так еще описан такой нюанс, как ребенок то ли от мужа, то ли нет. Есть и недавно умерший отец героя, есть советник графини матери (Дворецкий) — явный Сесил, есть и королева, правда, она состоит из двух образов — короля и графини, вместе взятых (весьма изысканный способ придать верховной власти гендерный признак).

Напоминаю, что мы занимаемся здесь биографическими аналогиями только попутно, в той мере, в какой они раскрывают коллизию «под маской». А своеобразную живую маску в ключевом эпизоде пьесы надела жена Бертрама, прикинувшись под покровом ночи (тоже маской, как говорит Джульетта) совсем другой женщиной, любви которой в тот момент искал Бертрам. Использование живой маски сработало: Елена зачала ребенка, то есть на метаязыке или на языке метаизобретения это означает, что Живая маска и Реальные произведения породили Автора: Шекспира. Так что, возможно, не зря шекспироведы подозревают, что эта пьеса имела и еще одно название: «Успешные усилия любви» (Loves Labour Won). Тайное название намекает не только на параллельный сюжет (из жизни де Вера и Анны Сесил), но и на метасюжет авторства: воссоединение автора-человека со своей женой, неожиданно для всех беременной от него. Произведение — плод автора (в пьесе — Бертрама) и живой маски (в пьесе — жены Бертрама, бывшей с ним под маской другой женщины). То есть автор находит свои произведения в переплете живой маски (или, лучше сказать, в обложке живой маски) и признает свое авторство (в истории с Шекспиром признается авторство де Вера) — псевдоним раскрывается.

Впрочем, в этой пьесе имеются менее туманные претензии на будущее раскрытие псевдонима, собственно, в эпилоге. Знаменательны уже его первые строчки: «Спектакль окончен. Я уж не король, Я лишь бедняк, игравший эту роль» (пер. М. Донского). Это, впрочем, переведена только первая строчка, ничего похожего на вторую строчку в переводе нет: The king's a begger, now the play is done: All is well ended, if this suit be won³. «Этот король — просто какой-то бедняк, сейчас пьеса сыграна: все кончится хорошо, если этот иск будет выигран». Пьеса — иск? К кому? Если не подозревать здесь метатекста, то полная бессмыслица, на первый взгляд, по крайней мере... Король — верховный автор того, что происходит в мире этой пьесы. Так же, как Бертрам биографически исполняет роль де Вера, Король играет автора. Как автор, он был при смерти и готов был расстаться с жизнью, как Грин расстался с ней только что: 1592 год! Но король возрождается с помощью героини, прототипом которой могла быть жена де Вера. Так же возрождается и автор, но уже под другим именем⁴. Предположительно, первая редакция пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается» тоже написана в том же 1592 году. Теперь король вместе с актером, который играет короля, — титульный автор этой комедии, то есть Шекспир. Но все действительно хорошо кончится (иск потомству будет удовлетворен) только тогда, когда всем станет ясно, что Шакспер и есть тот бедняк-актер, который играл роль автора (Шекспира-Вера, то есть настоящего Шекспира).

Кроме того, пьеса имеет массу перекличек с «Гамлетом», как сюжетных и стилистических, так и просто текстуальных. Однако отражение женского прототипа как бы раздваивается в этих пьесах: в комедии она становится женой, пусть сначала и нежеланной, и остается жить, а в трагедии она так женой и не становится и почти тут же гибнет; она — Анна Сесил Берли, в замужестве Сесил де Вер, графиня Оксфорд.

Возможно, «Гамлет» и «Все хорошо, что хорошо кончается» (и многие другие пьесы) не столько шифровали имя автора, сколько сообщали сведения о судьбе автора, причем тогда это могло быть дополнительным мотивом скрывать его имя, по крайней мере при жизни Елизаветы I. Но проблема была не столько во внешнем влиянии: не обязательно быть королевской крови, чтобы скрывать, что ты Шекспир. Графской — вполне достаточно. Скорее всего, задача заключалась в том, чтобы скрыть хотя бы на поколение свое авторство: наследники графов люди уязвимые, в общественном мнении быть ремесленником-драматургом для такого высокопоставленного по рождению светского лица — дело малопочтенное: на сына, на восемнадцатого графа Оксфорда, условно говоря, просто пальцем бы показывали при дворе и в палате лордов.

По идее, нужно было сделать так, чтобы слава Шекспира сама собой открыла имя его автора. Вероятно (а с анализом каждой последующей пьесы Шекспира это становится все более вероятным), так и было сделано. Но де Вер не мог или не хотел учитывать, что будущему читателю приятнее будет поверить в сказку о Шакспере, сочиненную самим Шекспиром для временного прикрытия настоящего авторства. Всему виной процессы демократизации и люмпенизации общества, то самое восстание масс, которым как-то льстит тот факт, что Шекспир мог выйти из этой их массы, что он свой, возможно, и малограмотный парень, которому все нипочем. И вообще трудиться особенно не надо, надо просто быть гением, и шедевры сами собой посыплются как из рога изобилия. А древние и новые языки, знание литературы и общие знания на уровне передовых представителей эпохи — это все от лукавого, нужно только вытянуть счастливый билет, как его вытянул Шакспер. Самораскрытие псевдонима не сработало и не могло сработать в такой социальной среде. Предположительно, и сам подлинный Шекспир в такой среде не пожелал бы снять маску.

Хотя авторского самораскрытия автоматически не произошло, произошло нечто большее: в общественном сознании закрепилось и юридически оформилось понятие авторства, а затем и авторского права.

Однако продолжим искать отражения модели раннего построения понятия «автор» — с использованием живой маски — в произведениях Шекспира.

Примечания

1. Тут уместно еще раз вспомнить львов со стены дворца Питти во Флоренции. См. с. 329.

2. И нет ничего удивительного, что ученые из Оксфорда именно в этой пьесе нашли вторую руку и что они отнесли окончательную редакцию (при которой, я полагаю, и появилась эта редакторская вторая рука) ее к 1608 году, именно тогда, после четырехлетнего траурного молчания стали публиковаться некоторые неизданные пьесы Шекспира («Король Лир», «Троил и Крессида»). Но «Все хорошо, что хорошо кончается» так и не была издана до 1623 года. Других серьезных мотивов для этого, кроме необходимости сохранять тайну авторства, я представить не могу.

3. f ✝ b. to make (one's) suit: to supplicate, petition; to sue to a person for a thing; also const. inf., to petition for something to be done. Obs. c 1430 Lydg. Min. Poems (Percy Soc.) 34 Now no man to me makethe ony sute! c 1513 More Rich. III Wks. 53/1 While some for their busines made sute to them that had the doing. Ibid. 58/2 This pore Lady made humble sute vnto y king, y{supt} she might be restored vnto such smal landes as [etc.]. 1530 Palsgr. 716/2, I sewe, I make sute for a thing, je pourchasse. 1556 Cheke in Lett. Lit. Men (Camden) 19 To favor such poore suts for my Libertie as M{supr} Dean shall make to your Ma{supt}{supi} in my behalfe. 1601 [Bp. W. Barlow] Serm. Paules Crosse 2 As I neuer made sute to preach anywhere.

4. Развитие этой гипотезы, напомним, изложено в гл. 4.