Счетчики






Яндекс.Метрика

3.2.7. «Сон в летнюю ночь». Любовник-осел

В комедии «Сон в летнюю ночь» тоже (как в «Гамлете» и «Укрощении строптивой») есть сцена на сцене: ремесленники — в прямом смысле слова, то есть актеры-любители (плотник, столяр, ткач, починщик раздувальных мехов, медник и портной), по формулировке Гамлета, «лепят людей, да так неумело», что у высокопоставленных зрителей Афин это вызывает добродушный смех. Интересно, что в пьесе показана не только сама сцена на сцене, сам вставной спектакль, но и процесс его подготовки, отрывки репетиций. Также интересно, что в этой внутренней подготавливаемой, а затем разыгрываемой сцене происходит смешение современного Шекспиру театра и театра античного (употребление маски).

Но сейчас нас еще больше интересует другое: будущий герой-любовник сцены на сцене неожиданно оказывается в основной пьесе пародийным любовником Титании (Основа с ослиной головой). Актер-любитель, таким образом, участвует в двух метаморфозах с мифической подоплекой: в качестве основы для ослиной головы в мифологической линии главной пьесы и в качестве героя-любовника во встроенной пьесе («Основа, ты должен играть Пирама», 1.2), той самой, где столяр-объединитель1 играет царя зверей («Миляга, столяр, ты получаешь роль Льва <...> А у вас роль Льва переписана?», пер. Т.А. Щепкиной-Куперник).

В первом случае актер — основа для низменного (осел = зад, низ), возможно, дурацкого, ослиного. Во втором случае актер — основа для возвышенного, то есть для влюбленного Пирама. Но в обоих случаях актер — знак чего-то другого, даже не знак, а носитель знака, материальная основа для знака.

Почему Шекспир вообще выбрал для вводной пьесы мифическую историю Пирама и Фисбы? К сюжету основной коллизии комедии она никакого отношения не имеет, типологических параллелей исследователям найти не удалось. Возможно, миф выбран только потому, что он очень короткий и подходит для миниатюрной пьески ремесленников? Но этот сюжет упомянут еще и в «Венецианском купце», где подобных задач миниатюризации драматургу решать не приходится. Значит, само содержание пьески несет какой-то особый смысл. Какой? Появление льва становится причиной трагедии влюбленных. Причем лев ничего плохого не сделал. Трагедией обернулся сам факт его появления. Значит, лев есть тот, кто своим появлением рождает трагедию. Вполне вписывается в нашу метасмысловую парадигму.

Но, повторяем, аллюзии на эту же тему существуют и в «Венецианском купце». Рассмотрим их.

Примечания

1. Подробнее см. гл. 4. с. 344—346.