«Выгода — уклон к подлости» или основа жизни? («Жизнь и смерть короля Джона»)

Хроника «Жизнь и смерть короля Джона» — историческая и сатирическая драма, в которой поставлены вопросы о движущих силах в политике и в жизни общества, о соотношении политики и этики, закона и насилия в истории. В этой пьесе, как уже давно заметили исследователи, содержатся намеки на политику европейских государств в конце XVI в., на отношения Англии и Франции, королевы Елизаветы и католической церкви, на судьбу шотландской королевы Марии Стюарт.

Общеисторический вопрос о том, что движет миром, освещен в сложном по содержанию монологе Бастарда (так называют Филиппа Фальконбриджа, незаконного сына короля Ричарда Львиное Сердце). Весь монолог метафоричен, он завершает вторую сцену второго акта и комментирует только что заключенный мир между Англией и Францией. Монолог известен как описание «Выгоды», господствующей, по мнению Бастарда, во всем мире, во всех делах людей и даже в жизни природы. В подлиннике стоит слово "commodity", которое уже в средние века было связано с торговлей и товарным обменом. В монологе слово многозначно: «выгода», «корысть», «расчет» — все эти понятия в более поздние времена стали называть «материальными интересами». Бастард называет выгоду пренебрежительно: «хитрый дьявол», «сводня», «посредник», «клятвопреступник», «джентльмен с приятным лицом», однако он вынужден признать, что Выгода правит миром, побуждает королей и нищих, старых и молодых изменять вере и клятвам, торговать честью, предавать друзей.

Монолог Бастарда можно разделить на три части. Первая — осуждение позорного для Англии мира, презрение к королям, способным ради Выгоды изменять вере и клятвам. Вторая, центральная, часть монолога — философское обобщение о путях развития мира — содержит загадочное для комментаторов рассуждение Шекспира о том, что мир сам по себе устроен хорошо, он «двигался ровно по ровному пути», но затем Выгода, этот «уклон, ведущий к подлости» ("vile-drawing bias"), отклонила мир от «незаинтересованности» ("indifference"), от первоначального направления. Некоторые комментаторы предполагают, что истоки этой идеи нужно искать в библейской идее «первородного греха». Между тем все рассуждения Бастарда в пьесе настолько свободны от каких-либо религиозных мотивов и идей, что подобное восприятие монолога не имеет основания.

Комментарии в новом арденнском издании пьесы еще более запутывают вопрос, поскольку связывают эти мысли с гелиоцентрической системой мироздания и с макиавеллистскими рассуждениями героев трагедии Чапмена «Бюси д'Амбуаз» (V, 1, 161—165), где два политика оправдывают преступления рассуждениями о том, что в бесконечной природе нет ни добра, ни зла, что законы природы — это законы необходимости, природа лишена этики, т. е. нравственного начала, и если человек следует велениям природы, он свободен от нравственных законов. Но эти рассуждения не имеют отношения к монологу Бастарда, в котором преобладает именно этическое начало и речь идет о явлениях нравственного порядка. Шекспир вводит мысль о какой-то древней гармонии в мире, которая была нарушена вторжением Выгоды в человеческое общество.

Возможно, что ближайшим источником для этой идеи, хотя и косвенным, послужила легенда об Артегалле, или Справедливости, в пятой книге поэмы Эдмунда Спенсера «Королева фей». В философских рассуждениях Спенсера, как и в монологе Бастарда, присутствует мысль о том, что мир уклонился от первоначального пути и становится все хуже и хуже, а также признание изменчивости человеческих понятий о добре и зле: ведь то, что в прежние времена называли добродетелью, теперь зовется грехом. Однако в отличие от Спенсера, Шекспир называет причину этого — во всем повинна Выгода, управляющая движением, меняющая направление пути, цель, намерение, побуждения.

Особенно важна третья часть монолога, где от всеобщих, космических законов Бастард переходит к социальным отношениям в обществе. Он признается себе, что возмущен господством Выгоды, скорее всего, лишь потому, что она еще не одарила его своим расположением, а не потому, что у него хватит силы «сжать руку в кулак, когда ее прекрасные ангелы захотят приветствовать его ладонь». В этой метафоре слово «ангелы» имеет двойной смысл: и посланцы милостивых небес и английская золотая монета в десять шиллингов, на которой была изображена фигура ангела. Такой неоднозначной и очень выразительной метафорой передано сомнение Бастарда в собственной нравственной стойкости, в способности противостоять искушению.

Монолог завершается сентенцией, говорящей о том, что этические представления человека определяются его положением в обществе: «Пока я нищий, я негодую и говорю, что быть богатым — грех; но когда разбогатею, моя добродетель скажет, что нет порока хуже нищеты».

Политические события, изображенные в хронике, подтверждают правоту Бастарда: все персонажи в политике следуют законам Выгоды. Посол римского папы кардинал Пандольф организовал мятеж против английского короля, спасая доходы церкви. Он требует, чтобы французский король нарушил только что заключенный мир, выгодный для Франции и снова объявил войну Джону. При этом Пандольф прибегает к угрозе, выраженной в метафоре, напоминающей о делах инквизиции: «Огнем охлаждают огонь в опаленных венах сжигаемого». Огонь костра охлаждает огонь ереси — таков смысл этой метафоры. Король Джон оправдывает свое вынужденное примирение с католической церковью метафорой: «Наше время поражено такой болезнью, что необходимо срочно принять сильнодействующее лекарство, чтобы предотвратить неизлечимый исход» (V, 1, 14—16).

Как только английский король примирился с Римом, Пандольф приказывает мятежникам сложить оружие, снова прибегая к метафоре: «Пусть дикая война, как укрощенный лев, уляжется у ног мира» (V, 2). Возмущенный Людовик напоминает папскому послу, что тот сам «разжег холодные угли войны», а теперь пожар слишком силен, чтобы его можно было легко погасить. В этот момент, когда мятежные английские лорды колеблются, к ним обращаются с речами посланец короля Джона Бастард и умирающий лорд Мелон. Оба политика, чтобы побудить непокорных сложить оружие, прибегают к риторике и образному языку и используют метафоры как средство убеждения.

Бастард умело скрывает слабости английского короля, изображает его крайнее презрение к мятежникам, которых он на самом деле боится: король с улыбкой смотрит на их «мальчишеские отряды», он дубинкой заставит их укрываться в своих домах, «нырять, как переполненные бадьи, в скрытые глубины колодцев», «заползать в стойла», «скрываться, как заклады в запертых сундуках», и Бастард называет мятежников «кровавые Нероны, вспарывающие чрево своей матери Англии».

Граф Мелон призывает предводителей мятежа «выдернуть нитку из грубого ушка восстания» и пасть к ногам короля Джона еще до наступления ночи, чье «черное заразное дыханье уже дымится вокруг пылающего гребня старого, слабого, измученного дневным трудом солнца». Мелон сообщает, что Людовик, одержав с их помощью победу, собирается предать их казни. И тогда лорды решают вернуться на путь покорности. Подобно укрощенному потоку, говорит Сольсбери, они снова вливаются в океан своей отчизны.

Итак, не только прямая эгоистическая Выгода руководит поступками политиков, но и необходимость идти на компромиссы ради спасения власти и жизни, выбирать из нескольких зол наименьшее, учитывать соотношение сил, положение государства и его отношения с другими странами — все эти моменты дополняют представления о господстве Выгоды в мире.

Кроме того, Шекспир подвергает сомнению и самый общий вывод Бастарда о всевластии Выгоды. В людях живет человечность. Например, страдания Констансы, которая, узнав, что ее сын принц Артур захвачен в плен, сходит с ума от горя, у всех окружающих вызывают сочувствие. Поэтическая метафора короля Филиппа говорит о сострадании: в распущенных волосах Констансы ранее были заметны лишь случайные серебристые нити, теперь к ним прибавились еще десять тысяч, как бы охваченных общим горем, — так верные неразлучные друзья держатся вместе, когда их постигает несчастье (III, 4, 61—67).

Сильнее всех доводов Выгоды и страха оказывается любовь Хьюберта к юному Артуру — он не выполняет приказа короля выколоть мальчику глаза и убить его. Когда король, предполагая, что Артур убит именно Хьюбертом, обвиняет его в поспешности, тот отвергает обвинение: «Вы оклеветали природу в моем облике». В этой сентенции содержится признание, что человеческая природа лучше, чем данная ей оценка в монологе Бастарда, что жестокая сила Выгоды не может подчинить себе весь мир.