Еще кое-что о жизни и смерти сэра Джона Фальстафа

Патриотическая хроника «Генри V» не принадлежит к числу шедевров Шекспира. Она прославляет подвиги короля, одержавшего историческую победу над Францией в битве при Азинкуре. У современников, однако, она имела успех. Первое издание пьесы появилось уже год спустя после ее постановки. Кварто «Генри V» принадлежит к числу «плохих». Как и другие подобные издания, появившиеся на свет благодаря книжным «пиратам», эта пьеса короче текста фолио 1623 и менее удовлетворительна текстологически. Но и более совершенный текст фолио ставит внимательного читателя перед некоторыми загадками. К ним мы и обратимся, оставляя в стороне различия между двумя изданиями.

Как помнит читатель, перед I и II актами появляется актер, именуемый «Хором», который читает пролог. В прологе ко второму акту говорится о том, что вдохновленные своим молодым королем воины собираются на войну против Франции. Им предстоит сесть на корабли в порту Саутэмптона и переправиться через Ламанш. Пролог извещает зрителей:

Король покинул Лондон; и теперь
Почтенные, мы перейдем в Саутэмптон;
Там наш театр; там будете и вы.
Оттуда вас во Францию доставим,
Затем назад примчим для переправы,
Смирив пролив. Мы не хотим ни мало,
Чтоб вам от нашей пьесы тошно стало.
Но, лишь когда король свой путь пройдет,
В Саутэмптон наша сцена перейдет.

(II, Пролог, 34—43, перев. Е. Бируковой).

Пролог обещает точно осведомлять о месте действия, так как оно должно все время меняться. Но в этом монологе сведения даются неточные. Сначала сообщается, что король покинул Лондон, и поэтому действие переносится в Саутэмптон. Но стоит заглянуть в текст, как мы убедимся, что следующая сцена (II, 1) происходит не в обещанном Саутэмптоне, а опять в Лондоне. Правда, в конце, в противоречии со сказанным прежде, Хор вдруг говорит, что действие будет перенесено в Саутэмптон только после того, как король туда переедет.

Один из редакторов Шекспира в XVIII в., поэт Александр Поп обратил внимание на эту неувязку. Он придумал такое решение: переставить пролог на одну сцену дальше, т. е. после И, 1 перед II, 2, где действие в самом деле происходит в Саутэмптоне. Но вера в доброкачественность текста фолио была так велика, что другие редакторы вернулись к первоначальному расположению. Им было это тем более легко сделать, что в конце пролога говорилось: действие перейдет в Саутэмптон только после того, как туда прибудет сам король.

Тем не менее какая-то непоследовательность в этом месте текста не устраняется.

Заслуживает внимания еще одна деталь. Известно, что в театре шекспировского времени пьесы писали преимущественно белым стихом, но конец каждой сцены обычно обозначался рифмованным куплетом — двустишием.

Все прологи к отдельным актам этой пьесы содержат обращение к зрителям, также заканчивающееся рифмованным двустишием.

Перед I актом Хор говорит:

Я, как Пролог, прошу у вас терпенья,
Вниманья к пьесе, доброго сужденья.

Перед III актом:

    Игрой воображенья
Прошу восполнить наше представленье.

Перед IV актом:

    Сидите и смотрите,
— Что не покажем, то вообразите¹.

Перед V актом:

Простите сокращенья мне, и взор
Направьте вновь на Францию в упор.

Почему же перед II актом сначала одно двустишие:

Мы не хотим ни мало,
Чтоб вам от нашей пьесы тошно стало.

А потом еще двустишие:

Но, лишь когда король свой путь пройдет,
В Саутэмптон наша сцена перейдет.

Очевидно, что последний куплет был написан специально для объяснения неувязки. Но почему Шекспир не предусмотрел сразу, что действие еще не переходит в Саутэмптон? Потому что второй куплет добавлен позже! Такое предположение сделал впервые Лайонел Джекоб. Догадка правильная, но и она не дает еще полного ответа на вопрос. Если ее принять, это повлечет за собой далеко ведущие последствия.

Представим себе пролог без второго двустишия в конце. Тогда ясно, что действие переносится в Саутэмптон. Значит, после пролога сразу шла та сцена, которая в нынешних изданиях числится как вторая сцена II акта. В ней действительно изображается совещание короля с приближенными, происходящее в Саутэмптоне перед высадкой во Франции. А отсюда следует неожиданный вывод: первая и третья сцена, непосредственно связанная с ней, были написаны позже. Именно не одна, а обе, так как они тесно связаны по содержанию.

Напомню читателю эти сцены. В первой сцене II акта на лондонской улице встречаются капрал Ним, лейтенант Бардольф, затем появляются Пистоль и хозяйка трактира госпожа Куикли. Следует комическая сцена в духе «фальстафовского фона» в пьесах о царствовании Генри IV. В конце сцены вбегает мальчик паж и сообщает, что заболел его хозяин Фальстаф. В третьей сцене мы слышим рассказ хозяйки о том, как умер Фальстаф, а также видим, как его бывшие собутыльники отправляются в поход с английскими войсками.

Эта сцена знаменита великолепным рассказом хозяйки о том, как умирал толстый рыцарь; она принадлежит к числу лучших страниц, созданных Шекспиром.

Но здесь пора вспомнить об одном обещании Шекспира.

Как известно, в двух хрониках о царствовании Генри IV сцены междоусобной борьбы между королем и феодалами перемежаются комическими эпизодами, в которых главным лицом является бесподобный сэр Джон Фальстаф. Он сразу полюбился публике.

В конце второй части хроники «Генри IV» выходил актер-танцовщик, произносивший эпилог. Между прочим, он сообщал зрителям, что история толстого рыцаря будет продолжена: «Если вы еще не пресытились жирной пищей, то ваш смиренный автор предложит вам историю, в которой выведен сэр Джон, и развеселит вас, показав прекрасную Екатерину Французскую». Французская принцесса Екатерина, будущая жена Генри V, действительно появляется в следующей пьесе, но Фальстафа в ней нет. О нем только говорят, но сам он на сцену не выходит. А то, что о нем рассказывает хозяйка, едва ли можно назвать веселым. Умер Фальстаф «совсем как новорожденный младенец».

Почему же Шекспир не сдержал своего обещания изобразить Фальстафа в «Генри V»? Критики не без основания полагают, что Фальстаф своим комизмом помешал бы создать подлинный апофеоз короля-полководца.

Но Дж. Довер Уилсон напоминает о другом обстоятельстве. В 1599 г., когда был написан «Генри V», в труппе лорда-камергера, для которой Шекспир писал свои пьесы, произошел конфликт. Не поладил с остальными, может быть, с самим Шекспиром главный комик Уильям Кемп и ушел из труппы. Если он играл Фальстафа, а Уилсон полагает, что это была его роль, то надо было срочно найти выход из положения и спасать пьесу. Вот тогда-то Шекспир и написал сцены, где вывел не Фальстафа, а его собутыльников.

В этом предположении Уилсон не одинок. С ним заодно другой видный шекспировед-текстолог Иан Дафи. Но можно ли доказать, что первоначально Шекспир исполнил обещание и вывел Фальстафа? Оказывается, можно.

В первой сцене V акта хвастун и забияка Пистоль неожиданно сообщает: «Узнал я: от французской хвори Нелль / в больнице умерла». Нелль — это бывшая госпожа Куикли, ныне мадам Пистоль. Но если мы взглянем в текст фолио, то увидим там совсем другое, хотя и похожее имя. В шекспировском тексте от французской болезни умирает Долль — та самая Долль Тиршит, о чьем отношении к Фальстафу принц Генри сказал: «Она такая же ему родственница, как приходская корова городскому быку» («Генри IV», ч. 2, II, 2).

Уилсон и Дафи полагают, что эти полторы строки о Нелль — остатки реплики Фальстафа, перепавшие Пистолю после того, как толстый рыцарь был, что называется, выведен из пьесы. Уилсон даже допускает, что Фальстаф участвовал в битве при Азинкуре — наподобие того, как он «сражался» ранее в первой части «Генри IV».

Не пускаясь в догадки о том, что в нынешнем тексте является остатками фальстафовской линии, исключенной Шекспиром, заметим, что, во всяком случае, гипотеза ученых делает понятным, почему Шекспир дописал новые сцены, которых раньше не было.

Одна из новых сцен (II, 3), как сказано, содержит описание смерти Фальстафа — ничем не подготовленной и немотивированной. Означает ли это, что Шекспир дописал ее уже после того, как пьеса была готова? На это возможны два ответа.

Во-первых, он действительно мог внести это после переделки. Но допустимо и другое. В эпилоге второй части «Генри IV» обещано было показать не только продолжение истории Фальстафа, но и ее конец. «В этой истории, насколько я знаю, — говорит актер, — Фальстаф умрет от испарины, если его уже не убил ваш суровый приговор».

Если принять гипотезу о вставке комических сцен, то вместе с тем не исключено, что первоначально пьеса изображала какие-то, оставшиеся нам неизвестными приключения Фальстафа, завершающиеся его смертью. Смерть Фальстафа могла быть описана и в гипотетическом первом варианте пьесы, только где-то ближе к финалу. Можно допустить, что Шекспир просто переменил место рассказа госпожи Куикли, передвинув его почти в самое начало хроники.

Что пьеса переделывалась, видно и из сцены накануне битвы при Азинкуре.

В начале этой сцены король Генри V отсылает своих братьев герцогов Глостера и Бедфорда, прося их:

Мой утренний привет вы передайте
Всем принцам в нашем стане, а затем
Просите их в моем шатре собраться.

(IV, 1, 25).

Когда братья короля уходят исполнять его просьбу, Эрпингем спрашивает, остаться ли ему здесь, но Генри V отправляет и его, выражая желание остаться одному:

С моими братьями ступайте к лордам;
Совет с моей душой держать я должен,
И общества другого мне не надо.

(IV, 1, 30).

Явно, что за этим должен последовать монолог короля, оставшегося наедине со своей совестью. Но в этом месте монолога нет! Вместо этого происходит сцена, в которой король беседует сначала с Пистолем, затем он слышит разговоры воинов Флюэллена и Гауэра, оказывается среди солдат и узнает их мнение о предстоящем сражении. После ухода солдат Генри произносит монолог об обязанностях короля и тяготах его положения:

Все, все — на короля! За жизнь, за душу,
За жен и за детей, и за долги,
Я должен все снести. О тяжкий долг!
И за грехи — за все король в ответе!

(IV, 1, 243).

В этом монологе никакого сведения счетов с совестью еще нет. Затем король повторяет приказание собраться всем военачальникам в его шатре. Он ведь распорядился об этом уже раньше: «Просите их в моем шатре собраться» (IV, 1, 25), но так как в текст было вставлено почти триста строк, то королю приходится отдать приказ еще раз: «Вели им всем собраться в мой шатер» (IV, 1, 304). Король опять остается один и теперь произносит монолог о совести. За самим Генри V нет никаких грехов, но он опасается, как бы бог не покарал его за преступление отца. Генри IV, напомним, сверг законного монарха Ричарда II и убил его. Генри V считает, что он в ответе за отцовский грех, поэтому и старается сделать все, чтобы искупить вину отца.

Вот он, этот расчет с совестью:

      ...боже, позабудь
Про грех отца — как он добыл корону!
Прах Ричарда я царственно почтил,
И больше слез над ним я пролил,
Чем крови вытекло из жил его.
Пять сотен бедняков я призреваю,
Что воздевают руки дважды в день,
Моля прощения за кровь. Построил
Я две часовни; грустные монахи
Там поминают Ричарда. Готов я
И больше сделать, хоть ничтожно все,
Пока я не покаюсь сам в грехах,
Взывая о прощеньи.

(IV, 1, 313—325).

Этот монолог был вполне уместен в начале первой сцены IV акта. Вставив эпизоды встреч короля с воинами, Шекспир отодвинул его.

Новые эпизоды расширяют народный фон шекспировской хроники. Если предположения шекспироведов верны, то они лишний раз подтверждают намерения Шекспира раздвинуть рамки героической хроники о доблестном короле, показав его отношения и с народом, и со сбродом из фальстафовского охвостья.

Гипотезы, о которых здесь рассказано, имеют реальные основания и интересны тем, что позволяют заглянуть в писательскую лабораторию Шекспира; мы видим его за работой, наблюдаем, как он переделывает пьесу, приспосабливая ее к изменившимся условиям в театре.

Примечания

1. Все переводы из пьесы — Е. Бируковой, этот — мои.