Глава 73. Милорд, ведь это только театр, всего лишь розыгрыш¹

Давайте взглянем на Шекспира по-другому. Второго февраля 1602 года он неторопливо шел от причала на Темзе к Миддл-Темплу, стоящему на холме. Здесь «Слугам лорда-камергера» предстояло сыграть новую пьесу — «Двенадцатая ночь» — перед членами инна. Один из них, Джон Маннингам, записал в своем дневнике: «На нашем празднике² играли пьесу под названием «Двенадцатая ночь, или Что угодно», сильно напоминающую «Комедию ошибок» или «Менехмы» Плавта, но более всего она похожа на итальянскую пьесу «Плутовство». Дальше он описывает, как герои дурачат Мальволио. Эта короткая, но очень любопытная запись показывает, что публике всегда было интересно дознаться, откуда автор взял сюжет своей пьесы. Позволим себе и более смелое предположение: Шекспир, возможно, даже стремился к тому, чтобы осведомленный зритель обнаружил источник пьесы, и это входило в его сценический замысел.

Маннингам упоминает «Плутовство» Курцио Гонзага, итальянскую пьесу, не переводившуюся на английский язык. Получается, что Шекспир все же знал итальянский, хотя бы немного. Он подходил к чтению с точки зрения своего ремесла, а потому вряд ли заглядывал в книгу, если не надеялся найти в ней что-нибудь полезное для работы. Так или иначе, Шекспир, отталкиваясь от своих источников, далеко уходил от них всякий раз, когда полагал это необходимым; он развивал сюжет, превращая его в романтическую или фантастическую историю.

Маннингам сравнивает «Двенадцатую ночь» с «Комедией ошибок», и это означает, что зрители знали и высоко ценили Шекспира и его пьесы. Впрочем, подобных знатоков и ценителей среди публики было, возможно, не так уж много. В зале Миддл-Темпла собралась толпа народа, нетерпеливая и шумная, а может быть, даже нетрезвая. Если она жаждала непристойных шуток и грубого фарса, то от «Двенадцатой ночи» она получила полнейшее удовольствие. Название пьесы происходит от празднеств «двенадцатого дня»³, во время которых народ предавался буйному разгулу. Сценическое действо вполне под стать этому названию, ибо оно от начала до конца сопровождается искрометным весельем. История о сэре Тоби Белче и сэре Эндрю Эгьючике, о Мальволио и Фесте полна намеков и подсказок. Виола, которую играл мальчик, переодевалась юношей, и от этого в пьесе легкое сексуальное напряжение, которое конечно же не ускользало от почтенной публики. Благодаря тому что, по обычаю, женские роли исполнялись мальчиками, сценическая постановка давала широкий простор для непристойных намеков и шуток, коих не было ни в рукописях, ни в публикациях. Во всяком случае, сцены ухаживания и сватовства на сцене приобретали очевидный эротизм и, вполне возможно, сопровождались «неприличными» телодвижениями. Шекспиру доставляло удовольствие добавлять в пьесу оттенок извращенной сексуальности.

В «Двенадцатой ночи» было множество и вполне пристойных каламбуров и острот, и они тоже доставляли удовольствие зрителям. Если предполагать, что дата первого представления соответствовала названию пьесы, то оно состоялось днем 6 января 1602 года. Так что, по-видимому, представление в Миддл-Темпле первым быть не могло. Пьеса замечательно подходила для постановки в «Глобусе», для нее требовалось ничтожное количество реквизита.

Можно предположить, что играть Фесте поручили Армину, так как в этой роли появилось целых четыре песни, три из которых стали народными: «Где ты, душенька, гуляешь?»⁴, «Смерть, скорей прилетай, прилетай»⁵ и «Как я еще мальчишкой был»⁶. «Двенадцатая ночь» вся пронизана музыкой. Она начинается и заканчивается музыкой. Шекспир использовал приход в труппу Армина и акустические возможности «Глобуса» для создания новых театральных эффектов. Более чем вероятно, что драматург сам играл Мальволио; как уже предполагалось, желтые скрещенные подвязки Мальволио он мог задумать как пародию на собственный родовой герб. В «Двенадцатой ночи» много злободневных аллюзий, но самые явные из них прослеживаются в сценах, где появляются Фесте и Мальволио. Фесте — воплощение праздника и веселья, а мстительный Мальволио изображен суровым пуританином. Их столкновение — отражение одного из застарелых конфликтов того времени: пуритане выступали против пьес и театров, клеймя их как пособников дьявола.

Двенадцатая ночь

Пуритане не принимали театральную культуру ни в какой форме. Театры, обращаясь к аудитории, составляли конкуренцию проповедникам; по словам одного моралиста, «театры кишат людьми, а церкви оголились». Пуритане считали, что пьесы предназначены для увеселения бездельников и зевак и что зрители могли бы заняться в дневное время чем-то более полезным. Актеры будят в публике низменные чувства; они привлекают внимание к зрелищу, используя сексуальные намеки, особенно это хорошо удается, когда хорошенькие мальчики, переодетые девушками, изображают сладострастие. Роли все время меняются: актер представляет сначала принца, а в следующей сцене — простолюдина. Театр создает подделку образа, созданного Господом. Театр представляет собой форму первобытного идолопоклонства, в котором могут находить удовольствие лишь паписты.

Пожалуй, нам следует перейти от общего к частному. Исследователи полагают, что у Мальволио был реальный прототип, некий сэр Уильям Ноллис, королевский управляющий, однако определенных свидетельств тому не сохранилось. Тем не менее не приходится сомневаться, что Шекспир, создавая героев, часто представлял себе кого-то из современников: их актеры и изображали на сцене. Драматург никогда не упускал возможности позабавить лондонскую толпу.

Шекспир пользовался успехом, а значит, имел достаток. Возможно, его кошелек разбух после смерти отца; но откуда бы ни взялись у него деньги, точно известно: он купил в Стратфорде еще один участок земли, заплатив за него немалую сумму — 320 фунтов. Первого мая 1602 года он приобрел у Джона и Уильяма Комбов 107 акров плодородной земли и 20 акров пастбища близ деревушек Бишопстон и Уэлкомб. Он хорошо знал семейство Комбов и прекрасно понимал, что делает. Отныне он владел, говоря словами Гамлета, «обширным пространством грязи»⁷. Сомнительно, чтобы он относился к своей собственности с такой же иронией, как его герой. Тремя годами позже он прикупил еще кусок земли. Интерес Шекспира к земельным владениям обнаруживается раньше, в тексте «Гамлета», когда принц Датский поднимает череп и замечает, что, возможно, «этот молодец был крупным скупщиком земель, со всякими закладными, обязательствами, купчими, двойными поручительствами и взысканиями»⁸. Покупка земли в конце шестнадцатого века представляла собой сложный и утомительный процесс, и Шекспир в этой сцене невольно выразил свою досаду, пусть даже устами меланхоличного датчанина. Осенью 1602 года он также купил пол-акра земли с маленьким домиком и прилегающим садом на Чэпл-Лейн, как раз позади «Нью-Плейс». Домик, возможно, предназначался для слуги с семьей или же для садовника. А может, он служил местом уединения для самого драматурга?

Он явно ставил целью не только сколотить состояние, но и завоевать уважение у своих земляков. Между тем стратфордские власти, возможно, не были в восторге от источника его средств. В конце того же года в Стратфорде официально запретили играть пьесы и интермедии в здании ратуши. Так проявился провинциальный пуританизм, постепенно превратившийся в стойкую тенденцию не только в этом, но и в других районах Англии. Однако Шекспир все равно продолжал вкладывать деньги и тратить время на дела в Стратфорде, следовательно, все указанные выше соображения не очень-то его волновали. Жизнь Шекспира-драматурга протекала отдельно от жизни Шекспира-горожанина, и он никогда не пытался их объединить.

Примечания

1. «Укрощение строптивой», вариант 1594 г., акт V, сцена 1.

2. Праздник Сретения в Миддл-Темпл-Холле.

3. Праздник «двенадцатого дня» — Богоявление, приходившееся на двенадцатый день после Рождества. Празднование «двенадцатого дня» восходит к временам короля Альфреда (IX в.).

4. Акт II, сцена 3. Пер. А. Кронеберге

5. Там же. Пер. тот же.

6. Акт V, сцена 1. Пер. тот же.

7. Акт V, сцена 2. Пер. М. Лозинского.

8. Акт V, сцена 1. Пер. тот же.