Какова мораль «Короля Лира»?

Смысл шекспировского «Лира» разгадан не в большей степени, чем смысл «Гамлета». Зачем Лир раздаёт королевство дочерям — это ещё как-то понять можно. Допустим, старик мечтает, как говорят, «выйти на пенсию», чтобы спокойно доживать свой век; а привыкнув к постоянной лести за долгое царствование, искренне верит в любовь дочерей и их желание лелеять его старость. Но вот Лир брошен дочерьми, с ним трагедия. Какая мораль выводится из этого? Та, что бывают бессердечные дочери? Это видели и без Шекспира. Знали и то, что не все дочери подобны Гонерилье и Регане, есть и другие, подобные Корделии. Может быть, мораль в том, что бывают слишком доверчивые старики, впавшие в маразм? И этим тоже никого не удивите. Трагедия Лира в любом случае обыкновенна и потому ничуть не интересна. Почему же пьеса «Король Лир» притягивает всеобщий интерес целые столетия? Это тем более не ясно, что, как заметил Лев Толстой, эта и без того неинтересная семейная трагедия, к тому же, мотивирована из рук вон плохо: всё преувеличено, неестественно. Во всех известных нам прежних литературных вариантах сказания о короле Лире (начиная от Джеффри Монмутского и кончая Р. Голиншедом) представлена лишь бытовая драма Лира, мораль которой очевидна, но потому и банальна. После шекспировской обработки хроники всё меняется: поступки героев становятся немотивированными (в этом Толстой совершенно прав), и простая, всем понятная мораль бытовой трагедии куда-то уплывает, а с нею исчезает и смысл самой пьесы. Можно ли искать смысл драмы вне морали и назиданий? Высокообразованные критики не хотели об этом и слышать: они уже знали Канта и видели свою цель только в одном — раскрыть скрытую Шекспиром «мораль». (Очевидно, им в голову не приходило задаться вопросом: а зачем Шекспиру требовалось глубоко зарывать мораль, если в ней и заключается смысл драмы?).

Так, некоторые критики (Гервинус) в поисках скрытой морали усмотрели вину старика Лира в том, что он прогнал от себя преданную дочь Корделию и верного придворного Кента. Хоть старческое самодурство тоже весьма часто случается, из него удалось извлечь полезную мораль: все последующие несчастья Лира — это наказание за его вину; торжествует принцип высшей, чуть ли не божественной справедливости.

Как ни хотелось пристегнуть «Лира» к некоему высокому принципу, у критиков такого рода это плохо ладилось. К большой их досаде, автор (Шекспир) ничуть не помогал им в этом. Если, согласно Принципу, вина должна быть наказана, то где вина у Корделии? Между тем, Корделия в финале трагедии наказана смертью. Где справедливость? Во всех без исключения дошекспировских обработках фабулы «Лира» Корделия нигде не погибает — наоборот, возвращает власть отцу, и зло оказывается побеждённым. Там «справедливость» налицо, а где она у Шекспира? Шекспир, как всегда, осложняет задачу и зрителям, и интерпретаторам, и, кажется, себе самому, потому что смерть Корделии не требуется сюжетом драмы, и еще менее она требуется в её финале, резким диссонансом нарушая логику развития действия.

Брандес попытался найти выход из щемящего душу затруднения. Он сказал: к чему горевать о гибели Корделии, если её можно отнести к обычной случайности? Это обычный приём критиков — звать на помощь случай, чтобы он подтвердил необходимость. Тогда, выходит, не следует горевать и о смерти самого Лира, последовавшей сразу же после гибели Корделии. Не следует горевать о страданиях брошенного дочерьми Лира, в ту страшную грозовую ночь, в степи, при завываниях бури, — там старик поделом был наказан за свою собственную вину. Есть некий общий непреложный закон, по определению справедливый, который каждому воздаёт по заслугам. Об этом ещё в древности учили стоики, которые умели относиться к жизни философски — с равным бесстрастием взирать как на удары судьбы, так и на её благодеяния. Поймёшь это — и утешишься: чего впустую убиваться? К чему бессмысленные вопли Лира? Кто их услышит? По Брандесу, трагедия Лира сводится к тому, что он (может быть, вследствие своего королевского своеволия и самодурства) не желает понять эту простую истину.

Однако Шекспир, не спросив Брандеса, заставляет Лира понять нечто противоположное — что его не спасут и не утешат никакие назидательные принципы (так же как никакая философия не может спасти Гамлета от его ада). Лир не собирается подчиняться принципу, который требуют моралисты: принимай зло так же, как добро, умей расплачиваться за свои грехи и ошибки, ибо таков нравственный закон, подобный закону природной необходимости. Лир вдруг увидел: ему не помогут никакие объяснения и утешения, никакие оправдания его бед с помощью ссылок на самый справедливый закон. К совершенной досаде всех критиков, Шекспир самого Лира поднимает на борьбу с тем нравственным принципом, который интерпретаторы тщатся найти в этой пьесе. Вместо подчинения природной необходимости, Лир зовет к ответу саму Природу, требует оправдания не для себя, а для Неба. Вместо подчинения нравственному закону, своей мерой определившему его вину, он восклицает: «Нет в мире виноватых!.. Я заступлюсь за всех...».