А что это такое — «детство человечества»?

«Память культурного общества» (а это была аристотелевская память) оказалась слишком короткой: общество очень плохо помнило детство человечества, поскольку не придавало ему исторического значения. Это, несмотря на то, что детство как-то слишком уж затянулось: возраст современного homo sapiens — это десятки тысячелетий, тогда как в «зрелую» фазу жизни человечество вступило... когда? Если «детство» — это период мифического сознания и если уж нам хочется как-то определить «момент», когда человечество распрощалось со своим детством, то это тот момент, когда философская мысль впервые отмежевалась от мифологии, а это случилось никак не ранее IV века до н. э.

Тут, однако, начинаются всякого рода странности и недоумения. Долгое время я искал исток одного явления культуры — трагедии, заранее зная, что это явление относится ещё к «детству» человечества. Тогда придётся отнести к детству и всю греческую классическую культуру, расцветшую в V в. до н. э., — тот феномен, который называют «греческим чудом». В каком смысле он был «чудом» — это мы уточним позже, но чудом был уже один факт возникновения столь высокой культуры в недрах мифического сознания: культура возникает, не дожидаясь, когда человечество достигнет совершеннолетия, перейдет в свой «зрелый возраст», и потому, очевидно, в этой «зрелости» не нуждается.

Двигаясь назад во времени всё далее к истокам «детства», мы наталкиваемся на поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея», созданные гораздо ранее VI в., когда они были записаны, и отражающие мифологию ещё ахейской, т. е. крито-микенской Греции, существовавшей до дорийского вторжения XII века. Гомер — это новое чудо: гомеровская вершина мировой поэзии остаётся не разрешённой до сих пор загадкой. Лосев на первых страницах книги «Гомер» справедливо указывает, что «гомеровский вопрос» до сих пор не решён, ибо «только очень наивный читатель Гомера может относиться к "Илиаде" и "Одиссее" как к обыкновенным литературным произведениям». Их относят к эпосу, но в этот эпос проникает и лирика, и комедия (которой, как жанра, еще не было), и образы собственной гомеровской фантазии — его собственной мифологии. В каждой из поэм чувствуется единый собственный стиль, но что это за стиль — никто назвать не может: это единственный в своем роде гомеровский стиль. Поэмы вышли из мифологии, но как они из неё вышли — никому не ясно, потому что они отрицают ту самую мифологию, из которой вышли, и на этом основании многие исследователи называют их безрелигиозными. Понятно лишь, что эти героические поэмы порождены классической стадией мифологического процесса, характерной появлением антропоморфных богов и героев. Эта стадия развития мифологии привела к отделению от неё поэзии — к рождению поэзии как самостоятельного искусства. Как дитя отделяется от матери, так и эта возникшая поэзия уже дистанцирована от породившей её мифологии. Она автономна: в ней уже проявлено то, что Лосев назвал самоотрицанием мифологии. Это, конечно, не смерть мифологии, а лишь один из этапов её развития, который Лосев называет «художественной мифологией» (с упором на первое слово). Так, боги Олимпа совершенно подчинены у Гомера его художественному (а не религиозному) заданию. «Это совершенно такие же художественные персонажи, как и самые обыкновенные герои и люди» (Лосев), обладающие всеми переживаниями, а также пороками и слабостями людей. Относясь к олимпийцам иронически, весьма часто выставляя их в неприглядном свете, заставляя своих смертных героев грубо возражать этим богам, Гомер тем самым подрывает «наивную», т. е. народную веру в этих богов — выступает как разрушитель прежней мифологии. «Но отрицания мифологии здесь тоже нет» (Лосев, «Гомер»); здесь эпический художник лишь «расколдовывает» прежний миф, воспринимаемый уже как сказка и потому умирающий. Гомера вполне можно относить к исторически первому проявлению «самоотрицания мифологии», но это есть все-таки само-отрицание, а не отрицание, т. е. не уничтожение её.

Не слишком ли много исторически важных событий приходится на период «детства», в котором, по определению, никаких исторически значительных событий происходить не могло? Что можно считать более значительным для человечества, чем его культурные свершения?