Что такое философия мифологии?

Нуминозная интерпретация мифа безусловно полагает, что «дионисическое познание» раскрывает некую объективную реальность, скрытую от непосвящённых, но и тут нечто непонятно. О каком «познании» идёт речь, если все, кто оставил нам воспоминания о мистериях, говорят, что мистерии — это меньше всего поучения, это — совокупность ритуальных действий, та самая, которая положила начало греческой драме? Посвящаемый проходил через ряд предписанных состояний («дионисических состояний»), так что истина не рассказывалась, а показывалась ему. Точнее — непосредственно им переживалась. Все слова об истине ложны: мы имеем «знание», но это наше «знание» не откроет нам, что такое есть истина. Истина не выговаривается, а является. Иисус сказал: «Я есмь путь, и истина, и жизнь». Я, а не «Мои слова». Он и не говорит об истине — выражается притчами (символами). Истина дионисического мифа тоже не раскрывалась в словах, но непосредственно являлась мисту или эпопту.

Убеждаться в истинности мифа требуется нам — тем, кого многие века отделяют от мистерий. Нам, тем, кто, по словам Платона, лежат в «тине», в грязи «низких истин» рассудочного или эмпирического знания (я пока умолчу об Откровении — истине, принесенной в мир Христом).

Однако же любое знание (не истина!) рано или поздно находит свое выражение в слове — сначала поэтическом, а потом и философском. Мифическое знание о Дионисе нашло выражение сначала в поэтическом слове орфиков, а потом — в философии мифологии, созданной — на самом закате античности — неоплатониками. Орфики создали поэтику мифа о Дионисе, неоплатоники — его философию.

Любопытный парадокс античности — венец всех её парадоксов — состоял в том, что философия мифологии в наиболее явном завершении (а оно дано именно неоплатониками) возникла тогда, когда сам миф уже умер, т. е. когда никто из философов в него уже не верил. Какой же познавательный смысл имеет тогда философия мифологии? для чего она создавалась?

Ещё ранее Евгемера, с VI—V вв. до н. э. в Греции появляются т. наз. логографы и мифографы (Ферекид, Гекатей, Гелланик), предпринявшие первые попытки рационализации мифа. Они знаменовали окончательную утрату веры в материальных богов — веру, подорванную ещё Гомером. Их целью не было отбросить миф — они пытались «разумно» объяснить его. Разум не отрицал ценность мифа, но не мог принять его неразумную «логику». Такой «демифологизацией» мифа предполагалось «спасти» действительность легендарного мифического мира, включив его в область разумно понимаемых культурных ценностей. На самом деле это было началом отрицания истинности мифа в его содержательном существе.

Этому процессу противодействовал процесс встречный, начатый также с VI в. до н. э. религиозно-мифологической школой орфиков (от имени её легендарного основателя Орфея). Орфики боролись за утверждение самодовлеющей ценности мифа как истины, не нуждающейся в санкции разума. Этим, впрочем, совершенно не отвергалась возможность разумного осмысления мифа; оно наступило, правда, много позже, когда орфические гимны и сказания были переведены неоплатониками на философский язык. Неоплатоническая философия возникла как толкование орфических поэм, повествовавших о дионисовых мистериях. В XIX веке это дало возможность Шеллингу написать: «Значение и смысл мифологии заключается именно в мистериях... Мистерии, по существу, содержат в себе объяснение, истинную философию мифологии, равно как именно поэтому они должны быть для такой философии наивысшим подтверждением».

Лишь спустя 1000 лет после первых орфических гимнов, поэтически выразивших мифологию нового культа, было осмыслено, что «на деле боги всякой мифологии суть не что иное, как идеи философии, но лишь объективно и реально созерцаемые» (Шеллинг). Место материальных богов заняли нематериальные идеи и принципы, но был сохранён сам миф, т. е. то, что мы называем сейчас его нуминозным содержанием. Неоплатоники спасли миф от рационализации, которой его усердно старались препарировать древние логографы. Подлинная философия мифологии есть философия критическая: она ставит границы разуму в его разумном познании. Она устанавливает, что истина мифа выше того, что об истине может говорить разум. Философия мифологии только тогда отвечает своему подлинному назначению, когда она постулирует изначальную, вне всяких философских категорий стоящую идею существования богов и их творящей функции. Лишь на этой религиозной основе строится философия мифа. Так, неоплатоник второй половины III в. — начала IV в. н. э. Ямвлих (в трактате «О мистериях») создаёт философию теургии — мистериального опыта воссоединения человека с природой божества, используя для своей аргументации все тончайшие приемы эллинской философской диалектики.

Так на закате самого мистериального культа (Элевсинский храм был сровнен с землей в конце IV в. н. э., при императоре Феодосии) тайна мистерий нашла своё философское выражение. История мифа была написана и философия мифологии была создана в самый канун окончания мифологического процесса и в канун гибели античного мира. Лебединая песнь античности стала её эпитафией.