6. Пушкин — мера, Пушкин — грань

Ясно, что упомянутые выше имена: Гораций, Ломоносов, Пушкин, Фет, Блок — не способны вызвать энтузиазм у желающих причислить Шекспира к кругу высшей аристократии. И, может быть, вреднее всех для нестратфордианских гипотез тот, кто был «аристократом по происхождению и воспитанию», — поэт Александр Пушкин, с детства приобщавшийся «к сокровищнице мировой культуры». В «Каменном госте» Лепорелло говорит: «Антоньев монастырь / Мне памятен. Езжали вы сюда, / А лошадей держал я в этой роще». Дон Гуан, вспоминая о поединке, произносит: «Когда за Ескурьялом мы сошлись...» А вот слова Лауры о мадридской ночи:

Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и тёмной —
И сторожа кричат протяжно: «Ясно!..»
А далеко, на севере — в Париже —
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идёт и ветер дует.

Ай да Пушкин! Ведь он же не бывал ни в Мадриде, ни в его окрестностях. И в Париже не бывал, а поди ж ты! — догадался, что там может идти дождь. Так же Шекспир: скорее всего, не бывал в Италии и, тем не менее, упоминает то поворот на Мантую по дороге из Милана в Верону, то стену святого Григория в Милане. Про стену, впрочем, говорится в «Игре»; в переводе «Двух веронцев» фигурирует фонтан св. Григория, а в оригинале «well» — колодец или источник. Далее. Персонаж Пушкина по имени Сальери весьма образован в том, что касается музыки; он в высшей степени прилежен и натренирован; он наделён вкусом; он почти безгранично компетентен в своей области. И он говорит:

Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?..

Мне представлялось, что автор «Игры» весьма твёрдо придерживается линии Шакспера-дельца. Но всё равно следовало проверить себя. И что же? Я полистала книгу и ещё раз прочла пересказ и толкование известного анекдота об Уильяме Завоевателе (как Шакспер «отбил» поклонницу у Ричарда Бербеджа). Затем нашла и перечитала упоминания об Уильяме Давенанте — человеке, называвшем себя Шекспировым крестником, но намекавшем, что он — родное, хоть и незаконное, дитя великого поэта. А выписать я решила вот какой фрагментик о легкомысленном Шекспире:

...заслуживает пристального внимания и рассказ о весёлом застолье с лондонскими знакомыми, послужившем причиной болезни и смерти Шакспера, — здесь определённо содержится какое-то зерно истины, ибо свидетелей такой встречи с приезжими гостями должно было быть немало, а значит, немало было разговоров и пересудов, когда она обернулась смертью хозяина.

Так стало быть, и то и другое: и расторопный накопитель, и безудержный гуляка? Это уже философия! Поскольку в ней я не сильна, вернусь к разговору о Пушкине. Совсем необязательно рекомендовать в качестве литературного противоядия произведения самого Шекспира, годятся и пушкинские. Тому, кто желает оценить, до какой степени вреден русский гений для нестратфордианства, предлагаю перечитать «Египетские ночи». Целиком. Я же приведу цитаты. «Вот вам тема, — сказал ему Чарский: — поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением». Итальянец засверкал глазами, «и пылкие строфы <...> стройно излетели из уст его...» В строфах этих имеется вопрос: «Зачем арапа своего / Младая любит Дездемона, / Как месяц любит ночи мглу?» А заканчиваются они утверждением:

Таков поэт: как Аквилон,
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно он летает
И, не спросись ни у кого,
Как Дездемона, избирает
Кумир для сердца своего.

Конечно, у Пушкина был свой, особый, интерес к арапам, но всё равно ясно, что автор «Египетских ночей», когда писал их, много думал о трагедиях Шекспира: об «Отелло», об «Антонии и Клеопатре». Чарский восхищён: «Как! Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха и уже стала вашею собственностию, как будто вы с нею носились, лелеяли, развивали её беспрестанно». Да. Одарённый человек способен мгновенно сделать своею даже чью-либо мысль. Стоит ли удивляться, что Шекспир знал, какие действия требуются от матросов во время шторма и как называются снасти парусного корабля? Недоумение по поводу того, что гениальный поэт употреблял те или иные термины, выглядит просто смешно. Приведу пример такого недоумения. «Откуда у Шекспира этот образ, это выражение, бывшее в обиходе у столь немногих, "the child of state" — "дитя государства"?» — спрашивает И. Гилилов. Могу дать комментарий, правда, не более ценный, чем утверждение Гамлета, что среди живущих в Дании нет ни одного мерзавца, не являющегося подлецом. Поэту не нужно зубрить слова и не нужно брать их из повседневности. Чтобы оснастить свою речь выразительным словосочетанием, ему вполне достаточно единожды услышать его. Теперь последняя цитата из «Египетских ночей»: «Неприятно было Чарскому с высоты поэзии вдруг упасть под лавку конторщика; но он очень хорошо понимал житейскую необходимость и пустился с итальянцем в меркантильные расчёты». В то время как аристократы: Пушкин и его герой — понимают житейскую необходимость вполне однозначно, автор «Игры» относится к ней то так, то этак: со всем непониманием, когда рассказывает о делах своего персонажа по имени Шакспер, и весьма сочувственно — когда сообщает нам о колоссальном разорительном штрафе, к которому был приговорен его герой, об уменьшении этого штрафа и вообще о финансовом положении графа Рэтленда. Пожалуй, я сказала всё, что нужно, о драме и прозе Пушкина. Поговорю немного о его лирическом и эпистолярном наследии. Уважаемые нестратфордианцы. Послушайте:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружён;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

И стратфордианцы тоже, пожалуйста, послушайте русского гения:

Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Всё это, видите ль, слова, слова, слова.

Да ещё после курсива стоит звёздочка и в сноске — примечание автора: «Hamlet». Это тоже противоядие. Или хотя бы предостережение против убого-социологического подхода к поэту и к его творениям. Какая неудачная мысль — кумиром Шекспирова сердца назначить простодушного Роберта Девере, второго графа Эссекса, прилежно (и чаще всего безуспешно) помогавшего королям друг с другом воевать. Надеюсь, мне понятно, что́ имел в виду Пушкин, когда предлагал своему другу и самому себе посмотреть на трагедию «взглядом Шекспира», а не быть суеверными и односторонними, как французские трагики. Не стану сравнивать масштабы личностей русского и английского поэтов или масштабы трагедии декабристов, о которой Пушкин писал Дельвигу в феврале 1826 года, и трагедии графа Эссекса и его родных и знакомых. Из того, что мне довелось узнать про молодого фаворита Елизаветы I, можно сделать такой вывод: он был не только неглубок, но и недалёк. Молодой человек злоупотребил вниманием к себе монархини, утомил её своею непочтительностью и своими неуклюжими интригами. Будь он умным или хотя бы хитрым, разве он мог бы так фатально ошибиться, оценивая ситуацию? Чтобы произвести подобную персону в кумиры, надо тоже быть недалёким. Для меня невозможно предполагать, что горькое и тяжкое настроение Главной трагедии вызвано казнью мятежного графа. Я поборолась со своим желанием задать вопрос и не поборола его. Задаю. Родимые, да за кого ж вы держите великого барда? Впрочем, российские стратфордианцы не были склонны думать, что Шекспир достаточно горячо сочувствовал не сумевшему повзрослеть вельможе. А Рэтлендианец непоследователен. Назвав в начале книги бунт Эссекса нелепым и чуть ли не театральным, в дальнейшем он всё же предлагает одну из «эссексовских теней» на роль ироничнейшего английского барда... Однако следует закончить главку про ироничнейшего русского барда. Самое приятное сообщение ещё не сделано. С 1956 по 1961 год в Москве издавался четырёхтомный «Словарь языка Пушкина». В конце каждого тома указано, сколько слов он содержит. Сложив четыре цифры, я получила сумму: 21290. Теперь цитата из «Игры»:

Шекспировские произведения свидетельствуют не только о гениальном художественном мастерстве их автора, но также об огромном, ни с чем не сравнимом богатстве языка Шекспира. Его словарь насчитывает около 20 тысяч слов, то есть в два-три раза больше, чем у самых образованных и литературно одарённых его современников и даже писателей следующих поколений и веков...

Дальше — о Мильтоне и Бэконе, у которых было по 8 тысяч слов. Да, конечно, если отнять от года рождения Пушкина год рождения Шекспира, получится 235 лет. За это время слов в их родных языках, должно быть, поприбавилось. И конечно, Александр Пушкин с детства приобщался «к сокровищнице». Но в университетах создатель русского литературного языка не учился. Образование у него было среднее или скажем так: среднее классическое. Соответственно, у человека из Стратфорда, если он обучался в тамошней школе, было начальное классическое образование. Думаю, это тоже немало. Добавлю, что с произведениями Шекспира аристократ Пушкин знакомился по французским переводам, английский язык учил самостоятельно и овладел им в достаточной степени, когда ему было около тридцати лет. Это — к вопросу о том, мог ли английский бард самостоятельно учить французский — что важно для Рэтлендианского автора — или итальянский язык. Второе очень важно для моих дальнейших построений.